***
— И что ты, по-твоему, делаешь, Кихиро-тян? Фигура Тамаки выросла перед ним в лесу совершенно неожиданно, и невольно Кихиро остановился как вкопанный. И дело было не только во внезапности её появления; нет, Тамаки, которую он видел перед собой сейчас, была совершенно не похожа на ту Тамаки, с которой они с полчаса назад вместе веселились на фестивале. Та Тамаки была беззаботная, наивная и весёлая; эта же Тамаки... Глядя на Тамаки сейчас, Кихиро ни на секунду не усомнился, что перед ним — будущая глава семьи Сонодзаки, одного из Трёх великих родов Хинамидзавы. Её поза с ровной спиной и сжатыми кулаками была уверенной, а взгляд на лице — строгим и даже суровым. И этот-то суровый взгляд был адресован сейчас ему, Рюгу Кихиро. Тому самому Кихиро, который глубокой ночью нёс на руках через лес хрупкую бессознательную девочку. Кихиро закусил губу и опустил глаза. Его взгляд упал на безмятежное лицо Инори (будто бы просто заснувшей в его руках, а не вырубленной им же по пути в поселение Полярис), и он не смог не нахмуриться. "Похоже, Тамаки заметила, что я пошёл не домой, проследила за мной, а в конце вышла сюда коротким путём... — догадался он — и тут же задался вопросом: — А видела ли она, как я на Инори-сан?.." От последней мысли ему почему-то стало стыдно, словно его застал за чем-то преступным человек, безгранично более достойный, чем он, — кто-то, кем он восхищался. "Впрочем, пожалуй, именно так оно и есть..." — был вынужден признать он. Некоторое время поколебавшись, Кихиро, наконец, твёрдо объявил: — Инори-сан нельзя возвращаться в Полярис. Брови Тамаки приподнялись в удивлении от подобного ответа. Кихиро поспешил объясниться. — Они же используют её, чтобы шпионить за Кэйтаро! — воскликнул он, вскидывая голову. — Нельзя позволить им получить информацию, иначе... — Кихиро-тян, — серьёзно перебила Тамаки, и Кихиро не мог не замолкнуть при звуке её властного голоса. Видя, что её слова произвели эффект, Тамаки на секунду позволила улыбке смягчить её хмурое выражение — но уже в следующий миг выступила вперёд и сурово продолжала: — Мы точно об одной Инори-тян говорим? Той самой, с которой сегодня провели весь вечер? Да Инори-тян слишком чистая девочка, чтобы шпионить за кем-то! К тому же, она действительно привязалась к Кейтаро и ни за что бы не стала причинять ему вред... При упоминании Кейтаро Кихиро невольно скрипнул зубами. — Она сама — не стала бы, — согласился он — но тут же возразил: — Но это не значит, что они не могут убедить её добыть для них информацию так, что она сама не поймёт, что наделала! Ты же тоже понимаешь, что Куруру-сан нельзя доверять... На это замечание Тамаки также опустила глаза, пристыженная. Кихиро едва сдержал торжествующую улыбку — однако следующие слова Тамаки вновь разбил его надежды. Подняв глаза на Кихиро, Тамаки всё с тем же суровым выражением на лице кивнула. — Допустим, ты прав — я тоже считаю, что Куруру-тян достаточно подозрительная, и ей не стоит слепо доверять, — начала она — и тут же запрокинула голову назад, точно бы глядя на Кихиро сверху вниз, и поинтересовалась: — Но что ты собрался делать с Инори-тян? Отнести в ту лесную хижину и навещать время от времени с едой? Кихиро-тян, Инори-тян не котёнок — с человеком так обращаться нельзя! Ты вообще понимаешь это?! На последних словах в её строгий, учительский тон (Кихиро невольно задумался, как же иронично, что его отчитывает и взывает к его разуму именно Тамаки, — в конце концов, это он всегда возвращал её с небес на землю) преломился, и Тамаки пустила в голос все испытываемые эмоции: тревогу, шок, ужас, боль... Этот тон резанул Кихиро по сердцу: он никогда, никогда не хотел ранить друзей. И всё-таки даже так, его решимость не пошатнулась. Кихиро одарил Инори долгим взглядом, гадая, не очнётся ли она посреди этой "дружеской" беседы. Наконец, он с тяжёлым вздохом прикрыл глаза и невозмутимо ответил: — Понимаю, конечно. И всё-таки, — продолжал он, серьёзно взглянув на Тамаки, — я не отступлюсь, Тамаки: Инори-сан нужно держать подальше от Полярис — иначе под угрозой окажется Кэйтаро, наш друг! Тамаки смотрела на него в неверии. Кихиро слабо улыбнулся: он догадывался, что друзья не поймут его порыва; именно поэтому он и решился действовать в одиночку. Наконец, Тамаки медленно покачала головой и заявила: — Кихиро-тян, ты говоришь очень странные и жуткие вещи... одумайся, пока не поздно, пожалуйста... Взмолившись так, Тамаки взглянула на него с болью (у Кихиро по спине прошла волна мурашек от этого взгляда) и, протянув к нему руку, сделала пару шагов в его сторону. "Она хочет помешать мне защитить Кэйтаро!" — пронеслась у него неожиданно враждебная мысль — мысль, отдавшаяся зудом на коже головы. Охваченный чувством опасности, Кихиро дёрнулся прочь от Тамаки — и, кое-как перехватив Инори одной рукой, второй оттолкнул её протянутую ладонь с криком: — Нет, это ты говоришь странные вещи, Тамаки! Разве не нормально пытаться защитить своих друзей от угрозы?.. Тамаки ничего не ответила — от удара Кихиро она отшатнулась, а затем, прижав отвергнутую руку к груди, и вовсе отступила назад. Пятясь, она, конечно, не смотрела, куда именно идёт, — и потому, когда её нога внезапно не нашла опоры, она только и могла, что удивлённо вскрикнуть. А затем она под полным ужаса и запоздалого раскаяния взглядом Кихиро полетела в пропасть.***
Закончив свой путаный рассказ о событиях той роковой ночи, Кихиро отрывисто вдохнул. Кейтаро молчал, слишком поражённый всем произошедшим за этот день, чтобы комментировать услышанное... и чтобы осуждать друга. Ведь всё это была просто случайность, роковая случайность. Да, произошедшая из-за слишком серьёзного подхода к защите друзей, но... Нет, решительно, у Кейтаро больше не было сил обо всём этом думать. Кихиро же уже не лежал на полу — теперь он сидел на коленях с опущенной головой, тупым взглядом смотря в одну точку перед собой. Рассказ точно выжал из него все соки, не оставив и капли жизни. Не двигаясь, словно бы даже не дыша, он не издавал ни звука, так что с улицы особенно громко доносился стрёкот цикад, будто поющих реквием их прошлой, беззаботной и безгрешной жизни. Той, где Кихиро не запятнал себя грехом убийства, а Кейтаро — грехом отведения глаз... ведь мог же он раньше заметить, что с его другом что-то не так, верно? В какой-то момент очередной отрывистый вздох вновь нарушил эту мучительную, полную раскаяния тишину. Кейтаро одарил Кихиро растерянным взглядом (так непривычно всё-таки смотреть на него сверху вниз — в последний раз Кихиро был ниже в далёком детстве!), но тот даже не шелохнулся, не говоря уж о том, чтобы поднять на него глаза. Всё так же неподвижный, Кихиро бесцветным тоном заговорил: — И всё-таки Сакико была совершенно права: для того, чтобы убить кого-то, кто пытался тебе помочь и поддерживал тебя, надо быть настоящим чудовищем. Знаешь, Кэйтаро, — Кихиро всё-таки поднял глаза, и Кейтаро невольно содрогнулся, настолько безжизненный у него был взгляд, — когда мы с мамой только вернулись в Хинамидзаву после её развода с отцом, Сакико, Тамаки и все взрослые вокруг поддерживали меня. Однако, пожалуй, из всех... ближе всех мне всё-таки была именно Тамаки, — он горько усмехнулся. — Да, конечно, взрослые... но это ведь взрослые — это не то, в чём нуждается ребёнок. Да и Сакико, хоть она всего на год старше, тоже казалась мне взрослой — эдакая старшая сестра, ну ты знаешь, какая она, Сакико... Именно поэтому я и сам не заметил, как особенно сблизился с Тамаки. Кихиро опустил глаза, и на его губах появилась слабая улыбка. — Тамаки, как бы это сказать, была для меня равной. Да, может, теперь это не так заметно, но на самом деле так было всегда... и поэтому я так это ценил. Правда ценил. Ценил, как она делала всё, что в её силах, чтобы помочь мне подружиться с детьми в Окиномийской школе; чтобы напомнить, какие места в Хинамидзаве самые весёлые. Да что там, Тамаки, чтобы поддержать меня, из кожи вон лезла, пытаясь найти миленькие вещи, — не поверишь, даже таскала их маме, чтобы она их покритиковала и заранее забраковала те, которые меня не порадуют. Это мама мне несколько лет спустя только рассказала... Улыбка Кихиро стала теплее от этих воспоминаний. Однако очень быстро его выражение омрачилось тенью отчаяния, когда он вновь схватился за голову и, дав волю слезам, просипел: — И вот этого-то замечательного друга, Тамаки, я, своими руками!.. И Кихиро с очередным стоном согнулся пополам. Проникнувшись к нему жалостью (он видел, что Кихиро убивается совершенно искренне), Кейтаро сделал было робкую попытку утешить его: — Но ведь ты же не специально её толкнул... это был всего лишь ужасный несчастный случай... С губ Кихиро сорвался нервный смешок. — А какая разница? — поинтересовался он, отнимая руки от головы и вновь поднимая полубезумный взгляд на Кейтаро. — Случайно, нарочно — результат-то один — Тамаки мертва! И мертва по моей, не чьей-то ещё, вине... Знаешь, Кэйтаро, — вдруг ускорил темп речи он, и его взгляд рассеянно заблуждал по пространству где-то за плечом Кейтаро, — знаешь, каково это — держать в руках холодеющий труп человека, который умер по твоей вине?.. Конечно, не знаешь... и хорошо, что не знаешь... Но, — он вдруг резко посерьёзнел и, сложив руки на коленях, объявил: — после такого, если подумать, ты уже всё равно убийца. Тогда, — его рот растянулся в безумной улыбке, — нет больше нужды переживать, устраняя "врага", правда? И тут Кейтаро наконец-то всё понял. Да, всё наконец-то стало предельно, кристально ясно: убитый чувством вины из-за смерти Тамаки, Кихиро окончательно лишился рассудка и человечности. Глядя на его странную улыбку, на нездоровый блеск в его глазах, Кейтаро слишком хорошо представил, что произошло в опущенной части его рассказа: как Кихиро спешно спустился вслед за Тамаки в овраг по более-менее безопасной части склона; как убедился, что она мертва; как, закончив оплакивать её, вернулся к оставленной им наверху Инори; как заметил её движение — видимо, она начинала приходить в себя; как его взгляд упал на ленту на её воротнике; как, взяв эту ленту через кусок ткани, который носил на поясе, он обернул её вокруг тонкой шеи Инори; и как затянул... Да, переводя взгляд с обезумевшего друга на труп Инори, на чей шее, как он теперь заметил, красовался тонкий синяк, Кейтаро во всех красках представил случившееся той ночью. От этих картин его живот скрутило, и он с трудом сдержал рвотный позыв. Однако в конце концов он всё-таки сумел немного прийти в себя. После этого в его голове родился закономерный вопрос. — Эй, Кихиро... — хрипло заговорил он. Кихиро одарил его заинтересованным взглядом, и в его выражении было столько невинности, что Кейтаро едва не скрутило вновь. — Я всё-таки кое-чего до сих пор не понимаю... То, что случилось с Тамаки, и то, что ты сделал с Инори-тян... как это соотносится... с тем, что происходит сейчас? С этими словами Кейтаро красноречиво кивнул на себя, как бы напоминая, что он всё это время был привязан к стулу в богами забытой хижине в лесу. После этого он напряжённым взглядом впился в Кихиро. Тот же... После своей исповеди Кихиро точно бы окончательно лишился душевных сил и теперь только и мог, что улыбаться, как слабоумный. Некоторое время он сидел и смотрел на Кейтаро с этим странным, тревожащим выражением. Наконец, он склонил голову набок и, причудливо растягивая слоги, переспросил: — Как это со-о-отно-о-осится? Ну-у-у... Возможно, я надеялся, что, поделившись с тобой своим грехом, смогу немного облегчить свою ношу? — неожиданно просто заявил он. Кейтаро аж поперхнулся от такого ответа — вернее, от невозмутимости, с которой он был сказан. А Кихиро, наблюдая за ним, усмехнулся — и, чуть подумав, наконец-то поднялся на ноги. Заложив руки за спину, он взглянул на Кейтаро сверху вниз — и тот невольно поразился тому, насколько мягким было его выражение. Ласково улыбаясь, Кихиро прикрыл глаза и вкрадчиво начал: — Помнишь, Кэйтаро, что ты говорил до того, как потерять сознание?.. Кстати, — вдруг резко переключился он на оживлённо-встревоженный тон, — я, между прочим, тогда подумал, что у меня сейчас сердце остановится, — ну не шутка ли, второй друг погибает по моей вине так же, как первый! К счастью, обошлось, и... о чём я? Ах да, твои слова до падения, — Кихиро кивнул сам себе, и Кейтаро поразился тому, как быстро он вернулся к прежним мягким интонациям. Кихиро невозмутимо продолжал: — Так вот, ты, кажется, сказал, что я уже не Кихиро — я "демон"? Что ж, — он вновь прикрыл глаза и вздохнул, — пожалуй, думаю, я могу с тобой согласиться. Я — демон... С этими словами Кихиро развернулся на пятках и прошёл пару шагов. Половицы громко скрипели под его ногами. Остановившись перед дверью, он вновь усмехнулся и, не поворачиваясь к Кейтаро, заявил: — Знаешь, Кэйтаро, пожалуй, я всё-таки немного разовью твою мысль. Убийцей, на мой взгляд, стать очень просто: для этого достаточно убить человека. "Врага", может, убить и справедливо, но всё-таки это делает тебя убийцей. Демоном же... — Кихиро одарил Кейтаро взглядом через плечо, — демоном становишься, если убиваешь кого-то, кого любишь. С этими словами Кихиро развернулся и вновь улыбнулся. И, хоть эта улыбка на первый взгляд походила на его обычную улыбку, в ней было что-то фундаментально неправильное. Что-то искажённое. Настолько нечеловеческое, что Кейтаро пробрала дрожь. "Он и правда... демон..." — подумалось ему. А Кихиро тем временем стал вновь медленно приближаться к нему. — И всё-таки, Кэйтаро, — произнёс он, — я и правда хотел тебя защитить. И, может, мне бы это удалось, не упорствуй ты так в поисках Инори-сан... но что теперь об этом говорить? В этот момент Кихиро остановился и, вымученно улыбнувшись, с сожалением взглянул на Кейтаро. Тот напрягся: что-то в этой улыбке говорило, что ничем хорошим этот диалог не закончится. А Кихиро неожиданно склонился к нему и, взяв его за плечо и заглядывая в глаза, объявил: — Но знаешь, я всё же рад, что до того, как я стал демоном, мы были друзьями, Кэйтаро. Правда рад. Хотел бы я, — он отвёл взгляд и, выпрямляясь, кончиками пальцев коснулся щеки Кейтаро, — чтобы и в следующей жизни мы ими были. И, больше не говоря ни слова, уверенно прошёл вглубь помещения, куда-то за спину Кейтаро. Напрасно Кейтаро пытался вертеть головой, чтобы рассмотреть, что именно Кихиро собирается делать, — слишком крепко он был связан; да и вопросы, которыми он засыпал Кихиро, словно бы улетали в пустоту. Кейтаро сам себе не мог этого объяснить, но он просто знал: ему нужно выяснить, что собирается сделать Кихиро, и выяснить прямо сейчас. ...Потому что, когда Кихиро вытащил на середину помещения две небольшие канистры бензина, было уже поздно. Заметив, с каким ужасом потерявший дар речи Кейтаро смотрит на его ношу, Кихиро усмехнулся. — В чём дело, Кэйтаро? Кажется, именно так решают проблемы в Полярис — а ты же хотел с ними сблизиться, верно? Кейтаро невольно задрожал всем телом. — О-о ч-чём ты, Кихиро?.. — заикаясь, пролепетал он, всеми силами отрицая очевидное. Широко распахнутыми глазами, с ужасом он следил за каждым жестом друга. Тот же, прежде чем отвечать, спокойно раскрутил крышку одной из канистр и уверенно, точно так было и нужно, облил из неё весь пол и всю стену с дверью... а также белое платье Инори. Лишь когда бензин в канистре закончился (Кейтаро был буквально вне себя от счастья, когда к стрёкоту цикад перестал примешиваться этот ужасный плеск), Кихиро развернулся к Кейтаро и, взяв вторую канистру с пола, произнёс: — Как о чём? Конечно же, — он со спокойной улыбкой открутил крышку и невозмутимо отбросил её в угол, — я об уничтожении демонов. И решительно вылил бензин на себя. Уже от одного этого зрелища Кейтаро поперхнулся — а уж в сочетании с жуткой улыбкой Кихиро и маниакальным блеском его глаз, точно бы сияющих в полумраке помещения, его и вовсе заколотило. Точно бы, чтобы согреться, он физически нуждался в этом огне... том самом, для розжига которого Кихиро как раз взял спички, всё это время лежавшие подле Инори. Из горла Кейтаро вырвался протяжный полухрип-полустон. — По-по-погоди, погоди же, Кихиро! — наконец, сумел выкрикнуть он. Кихиро в этот момент держал в руке зажжённую спичку и сосредоточенно смотрел на её пламя. Когда Кейтаро обратился к нему, он скосил на него ленивый взгляд. В его зрачках в этот момент плясали оранжевые огоньки, придавая его глазам особый, сверхъестественный вид. Кейтаро понадобилось всё его мужество, чтобы зажмуриться и выпалить: — Ладно я, но подумай хотя бы о тётушке Рэне! Разве она будет счастлива, — продолжал он, — если ты сожжёшь себя? А Сакико? Ты хочешь бросить Сакико одну после того, как у неё исчез отец и умерла подруга?! Кихиро, — взмолился Кейтаро, видя его колебания, — пожалуйста, Кихиро, подумай... искупи свои грехи законным путём, чтоб тебя, а не плоди новые! Ты же... ты не такой человек, верно? Кихиро пару секунд молча смотрел на него с непроницаемым выражением лица. Затем он перевёл задумчивый взгляд на спичку в своей руке: та уже практически догорала. Кихиро улыбнулся. — Ты говоришь хорошие, разумные и справедливые вещи, Кэйтаро, — согласился он — и, разжав пальцы, заключил: — Но уже слишком поздно. Ведь я, — он обернулся к Кейтаро, — демон. В горле Кейтаро застрял крик, в то время как он, словно в замедленной съёмке, в ужасе наблюдал, как падает на пол спичка. Он молился всем богам, чтобы она успела погаснуть до того, как коснётся пола, — однако его мольбы были тщетны: спичка упала прямо в лужу бензина, и пламя тут же в десять раз ярче вспыхнуло на его поверхности. Стоя в кольце огня, Кихиро, чьё лицо было освещено оранжевым снизу, улыбался — но глаза его при этом влажно блестели. — Знаешь, Кэйтаро, — шёпотом заговорил он, и Кейтаро пришлось напрячь слух, чтобы услышать его голос за треском огня и стрёкотом цикад. — Я ведь правда хотел, чтобы все мои близкие были счастливы. А в результате я лишь сделал всех ещё более несчастными... И... — Из его глаз вновь полились слёзы. — Жить со своими грехами, да ещё и знать, что с этим знанием живёшь ты... Я больше так не могу... С этими словами он закрыл лицо руками — и, отступив назад, прямо в огонь, вновь принялся извиняться. Точка невозврата была пройдена. С этого момент Кейтаро только и мог, что наблюдать, как сгорает в очищающем пламени отчаянного, безумного раскаяния его лучший друг — и как это же пламя стремительно подбирается к Инори, безвинно погибшей из-за этого самого друга... и к нему самому, Кейтаро, тоже. Тщетно пытаясь хоть немного отсрочить миг, когда его сожжёт вместе с этим местом, Кейтаро думал лишь о двух... нет, пожалуй, трёх вещах. Сквозь разъедающий глаза жар и дым наблюдая, как прямо перед ним заживо сгорает "демон", он задавался вопросом: мог ли он вовремя заметить эти ужасные метаморфозы, в конце концов приведшие его друга к подобного состоянию? В его ли силах было не отводить глаза — и правда ли именно в этом его грех? Впрочем, даже сейчас он не смог не отвести взгляда — не метафорически, а буквально. По-прежнему слыша надрывные мольбы о прощении, Кейтаро смотрел теперь только Инори — на слепяще-белую на фоне ярко-оранжевого огня Инори, чьи глаза давным-давно остекленели, и теперь могли лишь отражать это безумное пламя... Мог ли он как-то предотвратить эту ужасную судьбу, в которой она сгорает стремительно, точно лист бумаги? И, если подумать, мог ли он хоть кого-то спасти? Не просто друзей — всю деревню... Где же он ошибся? "Я любил Хинамидзаву. Любил эту землю, её жителей, своих друзей... Я был счастлив, когда ты сказала, что тоже её любишь. Не знаю точно, но, кажется... я любил тебя".