Пролог
9 января 2023 г. в 19:16
"Я любил Хинамидзаву. Любил эту землю, её жителей, своих друзей... Я был счастлив, когда ты сказала, что тоже её любишь".
Ночью здесь очень тихо. Хинамидзава — это вам не большой город, где отдалённый гул машин не прекращается даже в самый глухой и тёмный час; нет, ночи в Хинамидзаве — спокойное время. Разве что цикады иногда трещат оглушительно громко в этой мрачной, иссиня-чёрной тиши. Их стрёкот подчас бьёт по барабанным перепонкам — а подчас кажется тихой, ненавязчивой музыкой.
Прямо как этот треск огня, с которым сейчас переплетается неустанное "цвирк-цвирк". А ещё к их дуэту примешивается чьё-то монотонное бормотание...
...Кажется, кто-то просит прощения. Снова и снова. За что же этот человек извиняется?
Ночной воздух Хинамидзавы также не чета городскому. Там один вдох — глоток пыли, запаха асфальта, уличных забегаловок и дыхания сотен, тысяч людей; здесь — глоток свежести. Он такой вкусный, что, кажется, его можно пить, как воду или ароматный чай. Да, ароматный — ведь он пропитан вкуснейшими запахами живой природы...
...Ещё бы его не портил этот ужасно городской запах бензина. Того самого, лужа которого стремительно растекается по полу, пропитывает половицы и неустанно приближается к ногам.
А извинения ни на секунду не затихают. Перед кем же извиняются? Кто бы то ни был, ему уже давно следовало этого человека простить. Не может же он извиняться вечно?
Уже даже злость берёт на того, перед кем так упорно извиняются, а он всё никак не простит. Не могло же случиться ничего непоправимого? Неисправимых ошибок не бывает. Просто в следующий раз надо быть осторожнее.
Да, осторожнее. А то ведь так и до настоящего пожара недолго — огонь, вон, уже застилает глаза, так что почти ничего не видно. Лишь маленькая, хрупкая белая фигурка за столпами пламени. Такая далёкая и одновременно близкая, буквально руку протяни — и схватишь...
Вот только пошевелиться не получается.
И всё же кто-то продолжает извиняться... Неужели его проступок всё-таки нельзя исправить?
Я не знаю, что такое приключилось, но если этого не поправить, то человека тем более надо простить. Потому как независимо от того, сколько раз он попросит прощения, ничего уже не изменишь.
А дышать уже как-то трудновато. Голова кружится, к горлу подступает тошнота, конечности охватывает слабость. Это из-за долгого сидения без движения? Или это от удушающего, заполненного пламенем раскалённого воздуха, давным-давно вытеснившего ночную свежесть? Кто знает. Одно лишь можно сказать точно: белая фигура по-прежнему там, никуда не бежит от этого пожирающего всё на своём пути огня. И, кажется... нет, не кажется.
Глаза, которые недавно смотрели с такой робкой доверчивостью, теперь глядят с холодным, стеклянным равнодушием.
Ещё и этот душераздирающий голос, продолжающий извиняться...
Эй, ты, у кого просят прощения. Давай, прости уже, наконец. Уж больно... несчастный голос...
"Я любил Хинамидзаву. Любил эту землю, её жителей, своих друзей... Я был счастлив, когда ты сказала, что тоже её любишь.
Не знаю точно, но, кажется... я любил тебя".