То, чего нельзя коснуться

Стоял пятый день нового года. В это время все еще отдыхали — праздники ведь. И тем более все отдыхали в одиннадцать часов утра, когда солнце только-только начинало медленно карабкаться вверх над горизонтом. Но Панталоне никто отпуск не дал: фактически, он должен был сам себе его назначить и одобрить, но делать этого не собирался. Как можно отдыхать, когда год только начался? Панталоне нужно было составить планы по месяцам и кварталам, потом общий план на год, потом несколько расчетов и прогнозов экономики в целом (уже в основном для себя), потом... Слишком долго перечислять, на самом деле. Он должен был работать, но думал совсем не о том, о чем должен был. Капитано. Панталоне плохо понимал этого человека. Возможно, Предвестник был лучше, чем он о нем думал. Возможно, хуже. Панталоне сравнивал свое общение с ним со всем своим предыдущим опытом и не мог вспомнить никого, кто был бы также... добр. Капитано помогал ему, присматривал за ним, и, Архонты, он просто взял и уложил человека, управляющего всеми финансами Снежной, абсолютно пьяного, спать. Просто спать. Нет, правда, на памяти Панталоне, Капитано был первым, кто даже не попытался воспользоваться ситуацией. И хотелось Капитано отблагодарить. Хоть как-нибудь, может быть, даже не говоря слов благодарности. Просто сделать что-то приятное, не воспринимать доброту как должное. Хотя Панталоне думал, что лучше бы так это и воспринимал, а не считал нормальными приставания и невежливые попытки сблизиться, пока он пьян. Панталоне хотелось, чтобы Капитано почувствовал его признательность, но не слишком явно. Пожалуй, он одновременно хотел и засыпать его благодарностями и не рассказывать о предыдущем неприятном опыте. Но одно без другого не было бы искренним. Он не знал, что ему делать. Возможно, ему стоит... Взгляд Панталоне внезапно остановился на строчке в в финансовой отчетности. Он допустил ошибку, рассчитывая суммы моры для различных подразделений Банка на следующий месяц. Он допустил ошибку. В самом простом расчете. Панталоне помотал головой, отгоняя лишние мысли, и сжал в руках кисть так, что костяшки пальцев побелели. Он не должен был отвлекаться. Он должен думать об этом в другое время. Но когда это другое время наступит? Панталоне легонько стукнул себя ладонью по голове, словно стараясь вытрясти все эти бессмысленные рассуждения из своей головы. Он не должен допускать ошибок. Он не должен отвлекаться. Он должен работать. *** Когда Капитано пришел навестить его в обед, Панталоне был невероятно задумчив, найдя, наконец, время для своих переживаний. Предвестник даже побеспокоился о его здоровье, но Банкир несколько раз пропустил эти слова мимо ушей и почти ничего не съел. Последнее не было редкостью — Панталоне вообще мало ел, даже новыми палочками, которые хранил теперь в одном из ящиков стола. Но он всегда внимательно слушал и поддерживал беседу. Капитано, не заметив никаких признаков недомогания, решил, что у Панталоне какие-то проблемы с работой, и старался его не слишком отвлекать от его мыслей: только попросил выпить стакан воды в конце обеда, и тихо ушел. Панталоне машинально опустошил стакан, потом заторможенно кивнул, заметив, что Капитано уходит, и снова погрузился в свои мысли. Он не мог решиться. Он не хотел, чтобы доброта Капитано осталась без должной благодарности, но и не хотел, чтобы Предвестник понял, насколько важной и приятной была эта самая доброта. Он просто не мог представить ситуации, в которой Капитано спокойно принимает какой-нибудь вариант выражения признательности и не начинает расспрашивать за что. И даже если Панталоне будет готов отвечать, как отблагодарить? Подарком? Нет, это не совсем то, чего он хотел. Эта внимательность со стороны Капитано вызвала доверие и именно доверие нужно было проявить в ответ. Когда Капитано снова пришел к нему в три, у Панталоне уже был готов план действий. На самом деле, он даже потратил минут пять рабочего времени, чтобы расписать все на бумаге, результат того стоил. Он даже почти не нервничал. Только руки тряслись совсем чуть-чуть. — Я хотел бы тебе кое-что показать, — Панталоне улыбнулся и встал из-за стола. Вслед за ним с кресла поднялся Капитано, который до этого размышлял о чрезмерной задумчивости Банкира в течение дня. Волновался. Панталоне направился к шкафу и, слегка поразмыслив, жестом подозвал к себе Капитано. Потом осторожно провел пальцами по книжным полкам, словно выискивая что-то. — Вот здесь... — У вас расположена потайная дверь, — Капитано внимательно следил за движениями чужих рук и сказал это, как только Панталоне провел пальцем по корешку одной из книг. — Как ты... — Панталоне удивленно и даже немного обиженно посмотрел на него. Он так старался, чтобы про эту комнату никто не знал! Он даже пыль там сам протирал, а Капитано так просто его раскусил. — Это должна была быть тайна, вообще-то. — Это и есть тайна, — Капитано подошел к нему, встал рядом со спины, так близко, что касался одежды Панталоне своими рукавами. Чуть-чуть наклонился, чтобы можно было говорить тише, на ухо. — У меня просто глаз наметан, вот и все. Позвольте угадаю, дверь открывается вот этой, — легкое нажатие на корешок, — книгой? — Почти угадал, — отвечает Панталоне через пару секунд, когда становится понятно, что ничего не произошло. С довольной улыбкой поворачивается к Капитано, чуть не задевая головой острый край чужой маски: они стоят слишком близко, а Банкир даже не заметил. — Я попросил Дотторе сделать что-нибудь поинтереснее. Так что дверь открывается, если этой книги касается определенный вид элементальной энергии, — он медленно, почти нежно проводит пальцами по темному переплету. — Мой. Часть книжного шкафа — не такая уж и большая, на самом деле — медленно отодвигается в сторону. Панталоне просто ждет, пока проход откроется на достаточную для него ширину и входит. С Капитано проблем побольше: слишком широкие плечи никак не дают ему протиснуться, да и проход совсем не высокий, для роста Панталоне — идеально, но не для двух с половиной метров, которые представляет из себя Капитано. Банкир, уже стоя внутри комнаты, еле сдерживает смех, наблюдая, как Предвестник пытается протиснуться в дверной проем. В итоге ему это удается, хоть и с трудом, и он радуется, что хотя бы стены и потолок нормального размера. Дверь за ними закрывается, а Панталоне зажигает парочку светильников на стенах. Капитано осматривается. Для небольшого потайного убежища комната обставлена, пожалуй, слишком дорого. Мягкий ковер (Панталоне снял обувь, когда вошел), большой расшитый золотом диван с кучей подушек у стены, книжный шкаф, набитый старыми свитками и тяжелыми книгами в потемневших от времени переплетах. Рядом шкаф поменьше — для одежды, откуда выглядывает пара чистых рубашек и запасные ботинки. Капитано не удивляется, когда видит в комнате еще одну дверь, и точно также не удивляется, когда узнает, что за ней почти полноценная ванная комната. Панталоне говорит, что когда он слишком устает, чтобы дойти до своих покоев, он остается здесь на ночь, поэтому здесь всегда есть все необходимое. Кроме еды и хотя-бы одного кувшина с водой — это напоминает ему Капитано, а Панталоне лишь отмахивается от этих слов. Не самая большая необходимость. — Почему вы решили показать мне эту комнату? — они провели внутри уже некоторое время. Капитано нашел в одном из шкафчиков чайник и заварку, так что Панталоне теперь сидел на диване с чашкой теплого сладкого чая в руках. Капитано не мог не отметить, что он слишком мало съел в обед, и это надо чем-нибудь восполнять. — На самом деле, я... — Панталоне делает паузу, чтобы собраться с мыслями. Нет, правда, он полдня потратил на то, чтобы придумать ответ. Но пауза затягивается и тянется, тянется дальше, потому что внезапно кажется, что все его идеи абсолютно неподходящие. И звучат глупо. Он снова погружается в свои мысли, пытаясь как-то сформулировать то, что уже решил рассказать, но не может найти правильных слов. Что, если его неправильно поймут? Что, если после рассказа Капитано станет по-другому к нему относиться? Что, если... — Если вам сложно рассказать, не нужно этого делать. Капитано садится на диван, совсем близко к Панталоне, а потом осторожно забирает из его рук чашку, потому что пальцы, ее держащие, начинают тихонько подрагивать. Панталоне не знает, что ему с этим делать, потому что дрожь и легкие судороги в руках с ним с самого детства. Он уже привык к этому и к постоянно падающим, разбивающимся вещам. Он нервничает слишком много. А может быть, наоборот, слишком мало? Руки уже дрожат сильно, заставляя его сжимать кулаки, чтобы хоть как-нибудь их унять, а мысли бегают по кругу внутри головы, как белки в колесе, повторяясь, повторяясь, не давая никакого решения ни одной из проблем. Он мало воспринимает реальность, только те несколько навязчивых идей, о которых он не может перестать думать с самого утра. Что, если... Что, если... Он должен быть прав, он должен быть увереннее в себе, но он скорее всего снова ошибется, он боится, ужасно боится, что... — Прошу вас, успокойтесь, — до него через шум в ушах кое-как доносится спокойный, мягкий голос. Он чувствует тепло чужих слов, а может быть, чужих рук, которые осторожно накрывают его ладони, медленно разжимают его судорожно сжатые кулаки, пока ногти не поцарапали кожу до крови. — Не нужно так переживать, пожалуйста. Это не слишком важный для меня вопрос, вы можете не отвечать. Вы не должны так переживать из-за мелочи. Я понимаю, что вам тяжело рассказать мне, поэтому не отвечайте, если вас это так сильно беспокоит. Мне достаточно знать, что вы захотели показать мне эту комнату, вам не нужно говорить мне о причинах. Все в порядке. Панталоне слышит. Он даже почти понимает. Чувствует рядом с собой тепло, такое необходимое, такое приятное. Он хватается своими ледяными пальцами за мягкую кожу чужих перчаток, сжимает эти большие ладони, не хочет отпускать. Присутствие Капитано успокаивает. — Прости за это, — Панталоне где-то в глубине души знает, что совсем не должен извиняться, что не сделал ничего плохого или стыдного. Но он не может перестать это делать, словно чувствует вину за то, что отнимает чужое время, за то, что заставляет других волноваться, за то, что кто-то видит его таким слабым. Он кое-как выплывает из этих мыслей обратно в реальность, еще крепче цепляясь за руки Капитано, словно только они одни удерживают его от полного ухода в бесконечный круговорот размышлений. — Я... я просто хотел поблагодарить тебя. Ты помог мне и... вот это благодарность. Спасибо, что не просишь говорить больше. Хотя, если честно, мне очень сложно не называть тебе ни одной причины, я чувствую, что мне нужно рассказать тебе еще хоть что-нибудь. —Тогда придумайте что-нибудь забавное или нелепое в качестве причины, — Капитано не пытается отодвинуться или убрать руки, только начинает кругами гладить чужие ладони большими пальцами. И, кажется, на Панталоне это действует успокаивающе. — Я показываю тебе эту комнату, чтобы ты мог прятаться в ней от Аякса, — Панталоне улыбается. Он смотрит прямо перед собой, расфокусированно, только краем глаза улавливая движение рук Капитано. Ему сейчас все равно, что он делает, главное, чтобы эти теплые ладони продолжали накрывать его собственные. — Приходи в любое время. Заодно потренируешься проскальзывать в маленькие двери. Капитано тихо смеется. Панталоне это слышит и улыбается шире, наконец-то поднимая глаза и глядя куда-то в чужую маску. Ему бы хотелось узнать, как выглядит лицо Капитано, но он никогда не будет настаивать на этом. Ему хватает собственного предположения (верного, на самом деле), что у Капитано очень добрые глаза. Он был в этом уверен, иначе как мог Предвестник так счастливо смеяться, улыбаться всегда с тихим довольным фырканьем, как кот? Панталоне бы не удивился, если бы под маской обнаружил пару больших пушистых ушей, но это было уже скорее забавной шуткой, а не серьезной мыслью. — Прости, что я себя так вел, — ладони Панталоне осторожно выскальзывают из чужих рук, а когда Капитано замирает, пытаясь понять, что вдруг случилось, Банкир не находит ничего лучше, чем натянуто улыбнуться. Ему стыдно. За то, что он за весь день заполнил всего две пачки документов, забыв о работе, за то, что слишком много думал о глупых вещах, за то, что вел себя, словно он совсем не умеет сдерживать свои эмоции. А он же умеет, он всю жизнь прекрасно это делает. — Все в порядке, это случается со всеми, — Капитано убирает руки, теперь сцепив их в замок на своих коленях. Его поражает внезапная перемена, от открытого Панталоне, который проявил слабость, до обычного замкнутого состояния, в котором Банкир находится большую часть времени. Словно он постоянно боится, что сделает ошибку. — Мне кажется, вы просто очень сильно устали. Вы работаете в праздники, хотя вам даже Царица сказала, что это необязательно. Хотите зайти ко мне сегодня вечером? Вы отдохнете и вам станет лучше. — Я думаю, что по такому поводу я даже могу уйти с работы чуть-чуть пораньше, — Панталоне снова улыбается, теперь искренне. Он устал, это правда, так что будет рад немного расслабиться. Конечно, на пару секунд его останавливает чувство вины — он и так работает меньше, чем нужно. Но он справляется с этим, думает, что просто останется подольше на следующий день. Или, может быть, полностью отработает какое-нибудь воскресенье. — Я зайду за вами в шесть? — получив довольный кивок в качестве ответа, Капитано радуется сам: ему еще ни разу не удавалось вытащить Панталоне с работы раньше девяти. Вот только он не совсем уверен, чем они могли бы заняться. — Я надеюсь вы будете не против немного поучиться выпечке? — Буду только рад. *** Солнце быстро возвращалось к своему дому за горизонтом, а Панталоне — к неприятным мыслям. Архонты, он уже жалел, что согласился на предложение Капитано. Да, ему невероятно хотелось уйти с работы пораньше, отдохнуть и провести вечер спокойно, наслаждаясь приятной компанией. Да, Капитано был самой приятной компанией в его жизни. Но у Панталоне есть работа. И это отвратительное грызующее чувство где-то в грудной клетке, это навязчивое мешающее жить ощущение, что он ошибается. И в Капитано ошибается, и выбор неправильный сделал, решив ненадолго освободить себя от обязанностей казначея Снежной. Как будто он не заслужил ничего из того, что хотел, ни приятной компании, ни отдыха. Ничего. И чувство это там с самого детства у него живет, и никак не лечится, ни работой, ни развлечениями. Но он же обещал. И по опыту знает, что если обещание свое нарушит, это давление из груди переселится под кожу, начнет там колоть его, донимать каждую секунду напоминаниями о том, что он безответственный, не может держать слово. И честно, Панталоне даже не знает, что хуже. А если он сейчас просто возьмет, и скажет, что работы оказалось больше, чем он рассчитывал и времени у него совсем нет, Капитано же даже не обидится. Не рассердится, не потребует объяснений. И это Панталоне почти до дрожи раздражает и одновременно трогает до глубины души. Ну как можно быть таким... хорошим. Даже слова другого не подберешь. Как можно быть постоянно внимательным и понимающим, поддерживащим, вечно счастливым от встреч и времени, проведенного вместе? Особенно к нему самому, к Панталоне, который даже не способен принять одно единственное решение. В конце концов он устает сидеть вот так, погрузившись в мысли и не приходя ни к какому выводу. Он же знает, что как только увидит Капитано, все его сомнения исчезнут. Так что он решительно покидает кабинет, стараясь не думать об оставшихся там документах. Он собирается отдохнуть, и это правильное решение. Правильное. Теперь главное не забывать об этом. Он сталкивается с Капитано в одном из коридоров жилой части Дворца. Тот, кажется, удивлен, но виду не подает, только радостно приветствует Панталоне, спрашивая, почему он так рано. — Просто я побоялся, что если останусь в кабинете чуть подольше, мне принесут еще пару пачек документов, и я не захочу уходить, — Панталоне улыбается и еле-еле удерживается от того, чтобы взять Капитано под руку. Как тогда, в Ли Юэ. — Пойдем? Капитано в ответ кивает и разворачивается в сторону своей комнаты. Оглядывает Панталоне с ног до головы. Банкир выглядит невероятно уставшим, хоть и ушел пораньше. Капитано не сомневается, что сегодняшний вечер был бы именно тем нередким случаем, когда в девять вечера он находит Панталоне спящим на своем столе в свалившихся на бумаги очках. Но вместе с тем, Банкир словно чем-то воодушевлен, да так, что улыбается постоянно и смотрит на него глазами яркими-яркими. — Вы не хотите сначала зайти к себе и переодеться? — Капитано думает, что лишь напоминает об этом, но Панталоне, кажется, озадачивается. — Я боюсь, это сильно не поможет, — Банкир выглядит чуть смущенно, оглядывая свою дорогую одежду, расшитую золотом, украшенную кружевами. — Нет, вряд ли. Честно сказать, это один из моих самых... Простых нарядов. — Ничего, я отдам вам фартук, — в этот момент они подходят к комнате, и Капитано, открыв дверь, пропускает его вперед. Панталоне уже был здесь, но в тот раз почти не осматривался — не до того было. Да и сейчас... Капитано провожает его на кухню, усаживает на стул и просит подождать немного, пока он сам переоденется. — Вы можете трогать или рассматривать, что вам захочется, но это кухня, так что будьте осторожны, пожалуйста. Вы можете случайно открыть специи, и это будет не очень приятно. Капитано уходит в другую комнату, а Панталоне остается сидеть. Теперь он остается наедине со своими мыслями, которые до этого так удачно отгонял чужим присутствием, разговором, чем угодно. Он, конечно, может воспользоваться разрешением и осмотреть комнату, но то, что Капитано ему позволил, не означает, что он должен перетрогать здесь все. И вообще ему не хочется, он чувствует себя немного не на месте, сидя здесь так, в одиночестве. Он не любит быть один и без занятия, он не любит слишком много думать о себе, о своих чувствах и поступках. Ему проще продолжать погружаться в работу, когда кажется уже глубже некуда, и оставлять все свои эмоции где-то на втором плане. Он боится чувствовать слишком много. И также он боится оставаться наедине со всеми своими мыслями, со своими сомнениями и виной за каждый редкий момент, что он отдыхает. Он почти чувствует, как его пальцы снова начинают дрожать, и старается это прекратить, как может. Так что вернувшийся Капитано застает его за тщательным осмотром ничем не примечательной вазы в углу. — Идите сюда. Он подходит, и Капитано протягивает ему фартук. Пожалуй, он немного великоват, но Панталоне думает, что так даже лучше. Больше площади закрыто — меньше одежды испачкается, ведь так? Он возится с узлами на талии, а Капитано осторожно завязывает те, что на шее, случайно касаясь кожи, и Панталоне от этого словно кипятком обжигает. Он вздрагивает, надеясь, что это не слишком заметно, судорожно заканчивает узлы, а потом быстро отходит, стараясь выглядеть непринужденно. Хотя бы чуть-чуть. — Вам нужно завязать волосы, иначе мешать будут. В голосе Капитано звучит нотка беспокойства, словно он все-таки понял, что что-то не так. Панталоне улыбается и кивает в ответ, лишь спрашивая, чем. У него у самого нет резинок, только несколько шпилек, которыми он иногда закрепляет простые прически. Он старается, правда старается делать вид, что все в порядке, сам еще не понимая, что его так беспокоит. Он же доверяет Капитано, и тот уже касался его раньше. Он пытается докопаться до своих истинных чувств, но никак не может. Руки дрожат чуть-чуть, пока Капитано усаживает его на стул и начинает плести ему косу. Чужие пальцы быстро, но осторожно, почти нежно скользят по его волосам, перебирая пряди, формируя простую прическу, и Панталоне, кажется, почти понимает, чего он испугался. Вот такой простоты. Доверия. Капитано слишком близко к нему, так близко, как еще никто, наверное не был. После этой мысли у него где-то в сознании как будто щелкает маленькая кнопочка, и выключается свет. Или включается. Он не понимает. Просто встает, резко, быстро, дрожащими пальцами расплетает себе косу. — Что-то случилось? Я сделал вам больно? — Мне жаль, правда, я просто... Панталоне так и не заканчивает. Он не знает, что он «просто». Просто слишком нервный, просто в жизни не имел друзей, просто сомневается, является ли Капитано для него другом? Голос дрожит, и руки — еще сильнее, пока он снимает фартук, почти порвав завязки, раз за разом повторяя какие-то извинения, срывающиеся на шепот. Капитано что-то спрашивает, а его голос звучит так ужасно испуганно, что Панталоне становится стыдно. И в глазах стоят слезы, не давая хоть что-то из происходящего воспринимать нормально. Капитано, кажется, осторожно, мягко, берет его за запястье, просит подождать немного, извиняется за что-то, а Панталоне руку вырывает, почти не встречая сопротивления, отходит подальше, к двери, и дергает за ручку, где-то в глубине души желая, чтобы она не поддалась. Ведь если дверь закрыта, он не сможет уйти. Капитано его снова возьмет за руки, и будет держать так, пока он не успокоится, говорить, что все хорошо, не будет ни в чем его винить. И в то же время он этого боится. Именно этого. Поэтому когда дверь открывается, и он почти падает назад, кое-как удерживаясь на ногах. Где-то в размытом окружающем пространстве мелькает Капитано. Панталоне только качает головой. — Прости. Он уходит.