Притворись, что это не больно

      Уэнсдей Аддамс ощущает раздражение. Эмоциональные осадки скорби мрачно окропляют её школьную форму вместе с холодными каплями первого осеннего дождя: сперва несмело, позволяя почувствовать незнакомую боль, не приносящую в следствии удовольствие, как персональная пытка, выведенная новой особенной формулой специальное для неё, и будь она химиком, назвала бы этот элемент — Тайлер, затем сильнее: превращая осадки в настоящий ливень.       Все действия Уэнсдей были последовательны, спланированы, не подталкиваемые эмоциями, когда эмоциональный диапазон у тебя размером со спичку — бояться нечего, но списать на последовательность появления в палате Тайлера с заветным номерком «0666» Уэнсдей никак не могла. Нужное уравнение не составлялось, выкинутый за ненадобностью эмоциональный корень уравнения делал его нерешаемым, разрушая полностью целостную область.       — Уэн-сдей, — он тянет её имя, смакуя на кончике языка, так же сладко, как освежевал свою первую жертву: с жадностью и вожделением. — Я всё ждал, когда ты придёшь.       Уэнсдей не подает вида, как подавлена. Первый парень: монстр и убийца, дядя Фестер снял бы перед ней шляпу, блеснув начищенной лысиной, и назвал бы её своей любимицей. Подумать только, отдать первый поцелуй Хайду — серийному убийце, да она станет настоящим поводом для зависти безумных родственничков, но подобная жестокость — была слишком даже для неё.       — Решила увидеть своими глазами, что ты наделен всеми удобствами, — тёмные глаза мазнули по смирительной рубашке, обрамлённой толстыми цепями, соединявшими его со стулом. «Электрическим» — в надежде мелькает мысль в голове у Уэнсдей.       Галпин улыбается в стиле Хайда, демонстрируя ряд белых зубов, и выпускает звериные клыки, обнажая остроту лезвий. Кончик языка скользит по уродливым клыкам, царапая, и Тайлер закрывает глаза, втягивая аромат Уэнсдей: готическая барби на запах напоминала могильную землю с собственной усыпальницы, и Тайлер с сожалением едва ли не скулит, омраченный единственной мыслью: он так и не освежевал Уэндей, не надорвал клыками шею, не оторвал голову, чтобы посмотреть, как булькает и бьёт фонтаном её алая кровь. И одно только представление об этом заставляет Хайда внутри биться в закрытые ставни, ограничившие препаратами его истинную сущность, несправедливо вопя о том, что он не успел закончить начатое.       Лицо Уэндей остаётся пустым: безэмоциональным. Словно ластиком затертые до грязи, лживые тёплые чувства к Тайлеру заставляют Уэнсдей едва слышно скрипнуть зубами. Честность, пожалуй, была единственным, что уважала Аддамс в людях, и как иронично, что Галпин не справился даже с этим, скрывая за тёплым взглядом марионеточного монстра в руках психички.       Галпин открывает глаза, впиваясь взглядом в Уэнсдей, и губы снова тянутся в улыбке. Первый шаг её внутреннего отчаяния, подтолкнувший её к нему в палату — было ровно тем, что он ждал. Психически ненормальная, помешанная на пытках, Аддамс даже не замечает, как тянет себя глубже в захлопнувшуюся ловушку по имени Тайлер.       Уэнсдей готова принять то, что идея навестить Тайлера была отвратительной. Оправдывая себя, пренебрегая собственной истиной, требовательно затыкая лживые эмоции, напоминавшие о первых чувствах, Уэнсдей уверена, что пришла сюда за ответами.       Уложить в голове доказанные факты: Тайлер Галпин — Хайд, Хайд — это Тайлер Галпин, казалось чем-то невозможным. Все доказательства, разложенные стерильной истиной, как её набор юного патологоанатома, раздражают своей неоспоримостью. Чертово качество — умение оправдать любого монстра, особенно когда оправдать хочется.       Противоречивость чувств, приводящая Уэнсдей, кажется, к такому же раздвоению личности, как у Тайлера, легко читается в чернильных глазах, и Тайлер злорадствует. Вот она — в таком же положении, как был он: безвыходном и обреченном, разбавленным лишь какой-то извращённой монсторским ликом симпатии.       Уэнсдей поднимается слишком резко, несмотря на предостережения лечащего врача Тайлера: никаких резких движений, и уходит прочь, обессиленная спонтанным визитом к парню, которого, скрепя зубами, Уэнсдей признаёт — даже никогда и не существовало.       Он — не больше, чем хорошая театральная кукла. А Уэнсдей не любит театр.       — Уэнсдей, — Галпин останавливает её уже у самой двери, и, замерев, сжимая цепкими пальцами дверную ручку, Аддамс напрягает острые плечи. — Следующий визит за мной.