когда ночи не будет конца
пой прямо боли в глаза
Докторов теперь боятся даже генералы и самые высокие начальники, после весьма понятных объяснений Чонина и тихих угроз Чана, что с ними будет, если именно их не возьмут в состав выездных медиков. Впервые Чан рад, что не смог рано заснуть и случайно повернул голову к вибрирующему телефону. Чонин даже глаза до конца не разлепил, поэтому для сотрудников вокруг выглядит еще страшнее, чем на самом деле, отчего Чан хихикает. Его муж прекрасен и в злости и в спокойствии, и в убитом и в самом бодром состоянии. Это маленькое гнездо на его голове умиляет до невозможности. Чан пытается пригладить его рукой, заодно отвлекая Чонина от прожигания взглядом спины начальника Феликса. О, этому человеку теперь мало не покажется. Судорожный вздох вырывается у обоих. Кажется, это конец. И где же Ли Минхо со своей фирменной бестактностью? “Спускательный аппарат появился на радарах” — это стало для них будильником и причиной порвать всех, лишь бы узнать всё самостоятельно. — Как такое вообще могло произойти? — говорит сам себе под нос Чан, — они же буквально пропали со всех радаров и… — Звезды берегут своих фаворитов, — задумчиво отвечает Чонин. — Ты же никогда не верил в них? — Да тут в кого хочешь поверишь, — фыркает и смотрит в иллюминатор вертолета, — уже и Хенджин сумасшедшим не кажется. Стоит перед ним извиниться… — Хенджин… лучше его вообще сейчас не трогать, — размышляет Чан, вспоминая последнюю встречу с их другом, — если он даже нам на звонки и сообщения уже сколько не отвечает. Он будто просто существует. Думаю, ему нужно подняться самому. — Святые просветители, лишь бы он не наделал глупостей и был живой, — Чонин лезет в объятия мужа, словно они могут защитить его и вообще весь мир от всех бед, — я боюсь увидеть Феликса в виде… — голос начинает подрагивать. — Тише-тише, — Чан проводит рукой по волосам и целует в макушку. В глазах Чонина нескончаемый холод, но лишь для тех, кто не знает его лично. Он хочет рвать и метать за своего друга, он хочет взглянуть на него в последний раз и… даже не думать о том, что сейчас происходит с Хенджином. Убитая напрочь, его душа не восстановится. Она выжжена таким дорогим когда-то солнцем, поверх ожогов лег холод полной луны в его жизни. Звезды сыпят соль на раны, а Хенджин, глотая слезы, пытался вновь и вновь доказать свое право на жизнь и любовь. Эта история завораживает до мурашек на руках, Чонин бы уже давно сдался. Ночь встречает их ледяным ливнем и сильнейшим ветром, что даже себя не слышно. Чонин старается закутаться в тонкий дождевик как можно плотнее и так сильно не махать фонариком в разные стороны. Тьма поглощает все попытки разглядеть что-либо. Чан остался сзади для подстраховки и сооружения специальной палатки. В такую бурю обратно не вернуться. Чонин старается не отставать от сотрудников научного центра, те и так поглядывают на него косо, словно ожидая малейшего неверного шага. Зачем? Ну нельзя же быть настолько отбитыми, чтобы видеть во враче угрозу? Он останавливается перед аппаратом, разглядывая едва заметные силуэты. Стоило бы спросить у Хенджина, каким звездам он молился, когда собирал Феликса по частям, ведь события могут повториться снова. — Открыли! Чан не может скрыть свое волнение, когда видит бледного Феликса на носилках. Синяки под глазами вот-вот почернеют, а поверх милейших веснушек десятки мелкий ссадин и царапин. Да, техника не жалеет людей, выполняя свои команды. Хотя он в глубоком сне, Чан всё равно видит страшнейшую усталость. Феликс не хотел, чтобы его мечта исполнилась так. А черный блеск протезов остается таким же идеальным и нетронутым. Никто не смеет разрушить созданное Хенджином. Свист ветра вырывает Чана из мрачных мыслей и напоминает о том, что они здесь так-то для осмотра прибывших, а точнее только одного из них. Другими займутся врачи из злосчастного центра, которым теперь даже дышать рядом с Феликсом вряд ли дадут. Поскорее дождаться бы рассвета и улететь домой вместе с ним. Их битва подошла к концу, осталось лишь подарить лучик солнца павшим героям.***
— Еще пять минут тишины и я сойду с ума, — Джисон никак не может сидеть ровно в кресле перед монитором, пока Минхо судорожно едва ли не взломать пытается новостные порталы и аккаунты коллег Феликса. — Я думаю, до утра ничего ждать не стоит. Святые просветители, лишь бы жив остался… — Минхо нервно откидывает руки от стола, не находя себе места. Их солнечный друг стал слишком дорогим за всё время. Они стали бы конкретными идиотами, если бы не подорвались по первому зову странной статьи про приземление пропавшей без вести научной экспедиции на Землю. — Ну, как ты обычно говоришь, Феликса, думаю, звезды постараются поберечь, — Джисон слабо улыбается и лезет под руку к Минхо, пока тот вырисовывает непонятные круги на его спине. — Они слишком противные злодейки, никогда не догадаешься об их следующем шаге, — говорит Минхо и устало прикрывает глаза. В объятиях близкого сердцу человека хорошо. Они словно защищают от всех проблем и сами делают абсолютно все финалы счастливыми. Минхо не верит во всю эту чушь, но тайно загадал звездам остаться рядом с Джисоном до самого конца. Счастливого конца. Их путь не заслуживает другого финала. Он забывает про шум мониторов и прислушивается, как бьется сердце, напоминая, что он жив, это реальность, они правда победили всех кошмариков и остались вместе. На лице появляется легкая улыбка, когда Джисон перебирает кольца на его пальцах. Очень вовремя Минхо забывает про глюк мониторов, который он всё никак не может исправить. На колонке, телефоне, компьютере и едва ли не на чайнике вылезает сообщение от незнакомого номера… — Это ж Ян Чонин, — вдруг оживляется Джисон, — его номер и номер Чана я в следующей жизни не забуду. Минхо реагирует мгновенно, открывая сообщение. Ян Чонин: живой я знаю что вы следите я позвоню когда вы сможете прийти Пищит ли это от счастья Джисон или он сам непонятно. Минхо бесконтрольно смеется, не обращая внимание на скопившиеся слезы в уголках глаз. В какой момент они с Джисоном превратились в непонятный радостный комочек он не скажет. Вспомнит лишь, что это был первый за долгое время момент, когда они смогли спокойно уснуть. — Интересно, как там Хенджин… — шепчет Минхо, закрывая глаза. — Не знаю… надеюсь, он однажды будет в порядке.***
Тихий шорох медицинских приборов достает его из крепких объятий звезд. Феликс различает в темноте силуэты предметов вокруг, чувствуя себя словно в тумане. Сейчас для него не существует ничего кроме маленькой комнаты в больнице. На крик просто нет сил, вместо него выходят лишь звуки страшного монстра из детских кошмаров или последние слова умирающего человека. Вот только различные провода, подсоединенные к его телу, говорят обратное. Феликс жив и, видимо еще будет жить. Это все еще прошлое? Авария на космической станции была сном? Время для него давно перестало быть верным ориентиром, оно лишь путает и заставляет сильнее волноваться. Его придумали весьма озабоченные и жестокие люди. Звезды тоже сделали свой вклад, подговорив солнце на смену дня и ночи, чтобы еще сложнее было. Феликсу хочется простонать от всех этих мук сознания, но ничего громче предсмертного хрипа из горла не вырывается. Всё вокруг будто замерло, дало ему немного времени на передышку, от которой Феликсу не хорошо не плохо. Для себя внутри он уже мертв, ну, или пытается притвориться таковым. Ему ничего не надо, ни космоса, ни призвания, ни славы, лишь здорового тела и чужого тепла очень хочется. Но на них надеяться ой как глупо. Для себя Феликс предпочел бы плохую, но быструю концовку. Глаза постепенно привыкают к темноте. В палате он один, а из развлечений только наблюдение за загорающимися окнами в соседнем здании. Нарисованные на стенах рыбки вот-вот уплывут от неразговорчивого пациента, чтобы сообщить о его приходе в сознание. В кафельных стенах, кажется, отражаются его мысли или воспоминания… святые просветители, он уже запутался в том, что было в его жизни, а что лишь в голове! Он всё еще в прошлом? Какие же события ждут его в больнице? Феликс тратит едва восстановившиеся силы на маленький поворот головы и видит отражение огней из окна в черном металле руки. Чистом, но с несколькими маленькими царапинами, зато наклейки с цыплятами не пострадали. Один из желторотиков весело машет ему крылышком. Он вернулся в реальность и, видимо, выжил. Только от этого ничуть не легче. Что его ждет здесь теперь? Оставаться в научном центре не вариант, Феликс слишком слаб и физически и морально, чтобы быть готовым проходить через подобные испытания судьбы вновь. Да и он уже запомнится всем слабым посмешищем, выжившим из-за стечения обстоятельств в лучшую сторону. Насколько же он ничтожен, да и всегда был, когда хотел прыгнуть выше головы. Он и не заметил как пелена слез снова помутнила картинку, а страшные мысли съедали остатки его разума. Вот уйдет в наставники под другим именем, уедет жить в маленький городок на берегу моря, и пусть только попробуют помянуть его имя лишний раз. Феликс и не думал, что окажется в медицинском центре Чонина и Чана так скоро и в таком плачевном состоянии. Становится стыдно за отношение к своему здоровью и безвозмездным трудам над ним друзей. Да даже жив он второй раз благодаря доброй руке Создателя. Для Хенджина это наверняка было слишком сильным потрясением, если он до сих пор не постарался забыть его имя. Нет, он не мог. Не мог так легко отпустить, хоть и пытался. Утром Феликса ждут теплые слова и объятия Чана и слезы от нервного срыва Чонина. Хочется услышать его жалобы на седой затылок как можно скорее, лишь бы не оставаться в этой давящей тишине еще несколько часов. Уснуть он точно не сможет. За приоткрытой дверью эхом отдались чьи-то очень быстро приближающиеся шаги. Это смерть отставала от расписания и вынуждена забирать Феликса откуда попало? Он надеется, что это кто-то из ночных дежурных решил провести обход, и скоро заметит, что человек из одиночной палаты стал подавать признаки жизни, а там и до веселых допросов недалеко. Но чем ближе становились шаги, тем больше чувствовалась в них некая убийственная аура, будто человек растопчет в прах первого попавшегося ему под руку. Ох, если бы Феликс мог хотя бы сползти с койки, то закрыл бы дверь на замок, чтобы страшное ночное чудище больницы сунулось к ниму в последнюю очередь. Но он станет первым. Дыхание сбивалось через раз, а глаза прожигали дверь, будто ее можно закрыть силой мысли. Надо как-нибудь создать проект насчет реальности телепатии, кстати. Вот и занятие в его новой тихой жизни появилось, если он, конечно, переживет эту ночь. Человек с силой распахивает дверь и замирает в проходе, осматривая Феликса. Вся спесь с него внезапно пропала, а в глазах потух огонь невероятной злости. Силуэт сжимался и боялся лишний раз моргнуть. Вцепившиеся в дверной косяк руки ослабли и затряслись. Не хватало для полноты картины, чтобы чудище еще и заскулило. В секунду из страшного и непобедимого оно превратилось в жалкого и ничтожного. И оно видимо готовилось, но глаза Феликса, привыкшие к темноте, узнали его раньше. Взгляд Хенджина бегал из стороны в сторону и изредка попадал на лицо напротив. Он наверняка хотел разглядеть его во всех подробностях, может даже расцеловать, но что-то его останавливало… Неизвестность реакции. Готов ли Феликс после долгих лет пропасти между ними принять его любовь? Не посчитает ли его за сумасшедшего идиота? Когда он собрался духом и задержал взгляд на пару секунд, то, кажется, засомневался в своих действиях еще сильнее. Но его не отталкивали. Стоило бы попробовать сделать два шага вперед. Хенджин прощупывал границы дозволенного, едва не срываясь. В слабом свете видны его жуткие синяки под глазами. Сколько он не спал? Руки потряхивало от любого движения, а губа не в первый раз за последний час закушена до крови. Он похож на того самого Хенджина из прошлого без всех глупых масок и тайн. Да, Хенджин до сих пор боится сделать что-то не так, боится сломать нынешнего Феликса своей любовью. Жаль, что технологии еще не дошли до способности читать чужие мысли, в которых Феликс приласкал и успокоил его уже раз сто, лишь бы больше не видеть многолетней боли на таком красивом лице. — Могу ли я… — Хенджин кончиком пальца касается его руки, спрашивая разрешение, и, получая его едва заметным кивком, берет ее полностью в свои ледяные и дрожащие. Сейчас точно середина осени, а не январь? Секунда, две, три… Хенджин огрубевшими подушечками пальцев проводит по его ладони, как цыганка, гадающая его судьбу, однако не видящая в ней ничего хорошего. Что-то в нем надрывается вновь, Феликс замечает странный блеск в его глазах, прежде чем целиком и полностью оказывается окутан чужими объятиями, похожими на попытки утопающего захватить кого-то еще с собой на дно… чего? У Феликса нет сил представлять, была бы еще возможность ответить взаимностью. Хенджина трясет, ужасно трясет. Словно звезды продолжают бить его в спину, потому что устали ждать продолжение. А его и не будет! Феликс станет самым надежным щитом, лишь бы больше не видеть слезы в чужих глазах. Он правда старался ненавидеть, быть против Хенджина, но что-то непонятное каждый раз останавливало его от неисправимого в самый последний момент. А Хенджин был лишь жертвой звезд и обстоятельств. Кто бы другой вообще выжил на его месте стиснул зубы и пошел дальше? А тот резко подрывается и что-то нажимает в системе у его виска. По телу стало расползаться приятное напряжение. — Тише, не торопись, твое тело еще слишком слабо для резких движений и… — Хенджин перестает говорить, когда чужая рука пробирается в черные волосы, а на губах напротив расползается улыбка хитрая-хитрая. От нее хочется плакать в голос. — Да я и не собирался, когда у меня есть такой замечательный ты, готовый носить меня на руках. Не правда ли? — голос Феликса на грани слышимости, однако каждое его слово въедается в сознание и остается там. Хенджин не верит происходящему, — мой милый герой… останешься хоть ненадолго со мной? — Но вот-вот должны подойти Чонин и Чан… — И пусть подходят, а ты оставайся здесь, — тон Феликса просто не терпит отказа, хотя Хенджин с самого начала не мог сказать этому чуду “нет”. — Не знал, что всю мою систему можно отключить одним нажатием. — Сильно тебе было нужно это знание, — фырчит Хенджин. Когда в нем нет той наигранной ненависти ко всему вокруг, Феликс действительно думает, что готов влюбиться в него по уши и больше не отпускать (и не уходить самому). — Неужели всё… закончилось? — он кладет голову на грудь Феликсу. — Думаю, для нас всё только началось, — он улыбается сам себе, — вот только больше не превращайся в злюку инженера, а то я тебя покусаю. — Это значит да? — говорит Хенджин, не поднимая головы, — ты… простил меня? — Я никогда по-настоящему на тебя и не злился. На больничной рубашке расползается мокрое пятно от чужих слез, а Феликс лишь пропускает сквозь дрожащие пальцы мягкие черные пряди и слишком много думает. Им предстоит узнать друг друга снова, снова влюбиться и пройти через все стадии отношений. Возможно, некоторые они пропустят или пройдут слишком быстро, но факт, что теперь они совершенно другие люди, будет продолжать мешать еще долгое время. Они больше не те мальчики, витающие в мечтах о звездах и спасении человечества. Звезды оказались жестокими тварями, а спасать людей не так уж весело и законно. Да, они всё-таки остались друг у друга, но какими? Пока Хенджин собирал себя по кусочкам заново в эти годы, Феликс, с помощью его рук, буквально родился заново. Хенджину вот-вот будут открыты абсолютно все пути в науке, о которых он не мог и мечтать. Все те, кто унижали его и называли убогим смогут лишь тяжело вздыхать и бросать злобные взгляды, пока он будет показывать миру свои гениальные работы. О чем еще может мечтать ученый? О счастье человека рядом. У Феликса из планов полностью выйти из космической сферы и уехать далеко-далеко, где его любимой работой станет помощь детям в учебе с техникой. — Нет, Ликси, ты все тот же. Я столько раз пытался найти в тебе что-то новое и еще неизведанное для меня, но максимум, на что я натыкался, это на вредные фразочки из словарного запаса Чонина. Его влияние на тебя губительно, — Хенджин нервно усмехается, стараясь разбавить обстановку. — Не правда, я совершенно другой человек, как я могу хранить в себе память прошлого Феликса? — Ты бы оттолкнул меня еще в самом начале своего нового пути. И черт, Хенджин оказывается прав. Как бы не пытался отрицать Феликс, он, это его точная копия из прошлого, иначе быть не может. Возможно, немного другой из-за влияния Чонина и Чана, но не более. Иначе все старые знакомые не видели бы в нем того же самого человека, да и Хенджин не сдался бы в его руки во второй раз. Стоит прекратить делить себя на до и после аварии. Он это он, а с остальным он разберется по мере поступления. — Жаль, что не мне тебя также судить, потому что слишком долго ты передо мной дурачка играл. — Да ну, откуда ты знаешь меня настоящего? — Хенджин хитро прищуривается, хотя понимает, что стоило этот вопрос задать еще при входе. — Ты сто процентов знал о моих теориях насчет того, что находится за черными дырами. И какая из них была самая безумная?... — Что человек может попасть во временную петлю между мирами, из которой не будет выхода, пока он в идеале не повторит события прошлого или будущего? — спросил Хенджин, словно наизусть заучивал, а потом остановил себя с таким смешным выражением лица, которое совершенно идеально описывало сейчас всю ситуацию, — погоди… ты же сейчас не серьезно? — Джинни, я сама серьезность, — но Феликс всё равно улыбается. — Святые просветители, как много ты видел? — Хенджин хотел немного отстраниться, чтобы спрятать свое краснеющее лицо, но даже самое легкое напряжение рук в его волосах не дало ему этого сделать. — Хм-м достаточно. Хенджин не успевает попросить у него доказательства, как чужая проворная рука опустается ниже и уже ведет по согнутой на матрасе ноге точно в месте расположения протеза. Шок в его глазах с каждой секундой становится все больше и больше. — В нынешнее время я долго не мог понять, почему ты то готов ногами горы растоптать, а то не мог и лишний шаг до соседнего кабинета сделать, посылая работников пониже статусом за нужными тебе предметами, а оказалось вот оно что. Кто-то первые эксперименты на кроликах проводил, а кто-то совсем отчаянный на себе, — он слабо щелкает его по лбу, мол, дурак. — Какой кошмар… — лишь может выдавить из себя Хенджин и немного поджать ногу подальше от проворных ручонок. — Он же его теперь как облупленного знает, — размышляет Чонин, молясь, что их не раскроют по ехидному хихиканью мужа. — И правда, хуже Хенджина в универе ничего о нем увидеть невозможно, потому что потом это хоть героизмом прикрыть можно. До сих пор не понимаю, чем он такого милого светлого прекрасного мальчика зацепил, — Чан уже не слышит разговоров в палате, но вот слова Чонина может спокойно читать по губам. — А я прям подарком был в начале отношений да? — Ты и сейчас самый лучший подарок, что был в моей жизни, — совсем невинно говорит Чан, подбираясь к мужу и целуя его в щеку. — Так, — щеки Чонина в секунду покраснели, — можно хотя бы не здесь? Почему ты такой романтичный, когда не надо… — А ты всегда упрямый и ворчащий, хотя я старше тебя. — Возраст только в паспорте, — говорят они одновременно и беззвучно усмехаются. — Испытываешь хоть немного стыда за подслушанный разговор наших замечательных друзей? — спрашивает Чонин. — Ни капли, — да с такой улыбкой Чану не в протезисты надо было идти, а в рекламу зубной пасты и стоматологии. — Почему я не удивлен? — цокает Чонин и лезет в планшет, — кажется, у нас новые гости подошли.. — Дай угадаю, — перебивает Чан, — начинается на Ли Минхо, заканчивается на Хан Джисон… — Вот их сейчас только не хватало, — Чонин, к счастью, весьма догадлив, — а еще слишком много человек пострадает, если они сейчас придут сюда… — Пора, видимо, прерывать милую беседу наших голубков, — разочарованно вздыхает Чан и без стука врывается в палату. Заставать Хенджина в компрометирующих ситуациях уже дело привычки. — Утро доброе! Ой… Феликс шипит на него, глазами указывая на только-только заснувшего Хенджина. Действительно, друг выглядит мягко говоря помято и совсем слабо, зато уже успел восстановить работу протезов Феликса. Чан всегда поражался его приоритетам и решил больше так не шуметь. Они разложили для него кресло рядом и накрыли пледом из своего кабинета, зная, что здоровый сон продлится не так уж и долго. — Просим прощения за опоздание, — в палату влетает две потрепанных макушки. Чонин рефлекторно вздрагивает от голоса Минхо, хотя бояться его уже нет смысла. — Так, еще одно слово… — шипит на них Чан. — Поняли-поняли, — Джисон тут же вспоминает про правила приличия и ждет, пока ему разрешат войти внутрь. Чан цокает, но всё же пропускает их. Минхо заходит следом и не понимает, на кого стоит обратить большее внимание. На Феликса, улыбающегося Джисону, или на тот спящий комочек на кресле рядом? У Минхо слишком много вопросов, на которые ему явно в ближайшие пару часов не дадут ответа. Время на передышку. Для Феликса закончился один из самых ярких этапов жизни. Вероятно, для него деятельность, связанная с космосом, подошла концу, хоть и продлилась она не так долго. Ему нужен лишь покой и тепло, чтобы собрать себя по кусочкам заново и решить, что же делать дальше. Пока его прекрасные глаза вновь не заблестят, не стоит оборачиваться назад. Шорох пледа привлек к себе внимание. Хенджин… ему тем более пришлось не сладко. Минхо тоже считал легенды про звезды чем-то не серьезнее детской сказки, но таких шрамов, как у Хенджина и Феликса, он больше не видел ни у кого. Они раскрываются вновь в первую же полночь, и старые раны вновь напоминают о себе с удвоенной болью. Хенджин боролся до последнего за право залечить все болячки и маленькими шажочками пойти дальше, но боль не прекращалась, сбивала его с пути, и в конечном итоге снова сбрасывала на дно. Его душа разорвана так, что не зашьешь никакими нитями светлой судьбы. Остается лишь создавать новую. Такую, которой побоятся звезды. Нет, звезды всё-таки страшные игроки. Хенджин пытается открыть глаза, но при первом же взгляде на Минхо прячется под одеяло с головой. Он в домике. Правда, от такого ребячества как-то не смешно никому. Чонин что-то сверяет в своем планшете и разворачивается к ним: — Если хотите, можете поболтать еще где-то час. Хотя, кажется, сейчас они оба никому не рады. Не переживайте, Феликс скоро пойдет на поправку, и тогда идите с ними хоть на все четыре стороны, а мы пока заполним необходимые бумаги и морально подготовимся к кому-то хуже вас и их раза в три, — Чонин тянет за собой Чана с фирменной улыбкой, прикрывая за собой. — Инженер Хван, — начинает Джисон, — мы так-то не кусаемся. Из под пледа слышится недовольное ворчание. Социальная батарейка Хенджина много лет была на нуле, а сегодня, видимо, решила уйти в минус, если даже ноющая боль в ноге с протезов не заставит его встать с кресла и пойти попросить помощи. Ему не надо ничего и никого кроме Феликса. Только Феликса. А эти двое только все портят своим присутствием. Он обязательно когда-нибудь в необозримом будущем поговорит с ними за чашечкой кофе, вот только не сейчас. — Думаю, такие официальные обращения уже лишние, — хихикает Феликс, — спасибо вам за беспокойство. Вы всегда были рядом. Спасибо, — в конце его голос на грани слышимости, но от каждого слова сердце Минхо ликует. Теперь у Феликса и Хенджина все будет хорошо. Минхо кивает им с улыбкой и всё же сдается под напором злобной ауры Хенджина. — Ждем твоей скорейшей выписки, Феликс. И ежедневных отчетов Хенджина о твоем самочувствие. А у нас пока тоже есть дела. Звоните, если что, прилетим оп первому же зову. — Вы лучшие ребята, я рад вашей маленькой победе, — “над звездами” хотел добавить Джисон, но отчего-то воздержался. О них не говорят так вслух. За вновь закрывшейся дверью Хенджин пододвигает кресло прямо к койке и берет ладонь Феликса в свою, продолжая молчать. Он все еще о чем-то беспокоится, не может просто так отпустить. Его глаза блестят, а губы подрагивают. Но он не может показать свою слабость снова. — Джинни, отпусти себя и свои эмоции. Мы справились, правда. Представляешь, нам теперь не страшны даже они, — на улыбке Феликса держится весь его хрупкий мир, — давай дадим себе второй шанс, чтобы быть рядом, пожалуйста. Да, да, да и еще раз да. Хенджин уже готов пойти в холодный ад под руку с ним, лишь бы не отпускать вновь, лишь бы не терять. Он не обращает внимания, как лицо Феликса расплывается перед глазами, а горячие слезы падают на руки. Святые просветители, как же он устал. Звезды бросили их, или же дали им небольшой отдых? Плевать, пока они дышат в унисон, он расцелует каждый сантиметр тела Феликса, зароется пальцами в его мягкие волосы, покажет всю свою любовь. И Феликс готов подарить ему тоже самое. Они готовы на всё ради друг друга. Кто потянулся за таким желанным поцелуем первым, никто вам не ответит. Потому что ощущение тепла такого родного человека после жутких лет разлуки не сравнится ни с чем. Но теперь они загадали звездам, чтобы это не прекращалось никогда.***
Про вечное счастье в невечной жизни впервые человеку рассказали звезды, а он как дурак им поверил и стал рассказывать о нем другим. Вот только есть один нюанс. Счастье не может существовать без боли. Она будет преследовать его, потому что какое это счастье, если ты не знаешь ничего кроме него? Оглянись еще раз, вокруг тебя предатели и страшные люди, намного страшнее тех восставших роботов из любимых детских страшилок. А страшилки правда могут оживать, только совершенно другие, тебе даже не нужно их придумывать, ты отличишь их обязательно по их верному спутнику с самым острым в мире кинжалом, способным ранить кого угодно. Этот спутник раскидал по песку невидимые осколки, чтобы каждый следующий шаг Хенджина отличался от другого силой боли, но он просто не может остановиться. Сегодня будет шторм. Как бы не заболеть и дать ветру пройти через каждое ребро одновременно? Смыть воспоминания… а может лучше самому броситься в объятия злых волн, чтобы больше никто не пострадал от его рук? Нет, он не может. Больше не может. Странное это чувство, когда с минуты на минуту тебя провозгласят едва ли не богом, а у тебя нет сил пережить сегодняшний день. Хенджин резко останавливается, понимая, что не видит границу между чернеющим небом и морем. Он сошел с ума? Нет, к этому точно вопросов нет. Мир размыл перед ним ту самую грань жизни и смерти? Он не знает. Когда в душе утихает смертельная буря, он уже не хочет знать ничего. Лишь пробирающий до дрожи холод держит его на плаву. Кажется, все наконец закончилось. Хорошо ли это или плохо Хенджин разберется потом. Он ужасно устал, но, превозмогая стреляющую через всю ногу от протеза боль, продолжает идти, чтобы обнаружить себя потерянным, убитым, слишком жалким для человека, обманувшего смерть два раза. Вот только она всё оказывается сильнее его. Огромная рубашка и свободные брюки скрывают его истощенное тело и уродливую железку на ноге. Он хвалился ей столько лет и теперь мечтает вырвать плоскогубцами. Больной на голову, сумасшедший, ненормальный… как еще его не называли люди. Удивительно, ему подходит всё. Легкий смешок срывается с губ. Хенджину уже плевать, он обрел свое спокойствие и хрупкое счастье. Слеза, а затем еще две, невольно скатывается по холодной щеке. Их убирает огрубевшая подушечка большого пальца самыми нежными движениями, какие только могут быть. И холод выжигается из его души вместе с корнем, освобождая место всепоглощающей любви. — Снова всю ночь напролет сидел за своими исследованиями? Дай себе немного отдохнуть, у нас есть всё для жизни, — ворчит Феликс. — Прости, когда достаю ручку и бумагу, то забываю про существование всего остального, — Хенджин задерживает его руки на своем лице. — Даже меня? — Феликс в притворной обиде дует губы. — Нет, про тебя теперь мне не дадут забыть даже звезды, — его улыбка будет самой прекрасной на свете еще очень долго. Вините звезды во всех своих ошибках, вините их в ужасах своей жизни, но не забывайте себя и не отпускайте из рук такую нежную любовь и золотые нити судьбы.