Filipéndula

      Тигнари бегает глазами по лицу Сайно, который смотрит на него сверху вниз нежно-серьезно, и готов разлететься тысячами шариков пыльцы только от этого. Хвост отчаянно пушится, кокетливо обвивает бедро – живёт своей жизнью, в наглой форме демонстрируя хозяину, как надо. Уши жмутся к голове, фенек немного ежится, внезапно стесняясь своего почти оголенного тела. Матра отмечает каждую мелочь, каждую песчинку чужой реакции: он хочет запомнить, он хочет быть настолько аккуратным, насколько сможет.       – Можно? – Сайно подносит ладонь к макушке Тигнари и почти касается кончиками пальцев поджатого уха.       Лис в непонимании округляет глаза: разве мог он не позволить? Однако, подобное обращение льстит фенеку, в груди разливается приятное тепло от чужой заботы и предупредительности.       Тигнари кивает, не в силах что-то из себя выдавить, когда расстояние между ними вновь стремительно сокращается. Сайно ловит его в поцелуй, ладонью слегка сжимая и попеременно поглаживая хрящик в основании чужого уха. Фенек непроизвольно вздрагивает от такого простого, но такого личного действия, ощущая от него больше интимности, чем даже от поцелуя, ведь его ушей не касался почти никто, а уж в таком контексте – совсем. С губ лиса срывается то ли вздох, то ли стон, который он пытается заглушить, подаваясь вперёд и плотнее вжимаясь в чужие губы. Он обнимает пустынника за шею и нетерпеливо привстает на коленях, прогибаясь в спине: хвост делает пару плавных взмахов и замирает, касаясь кончиком чужого колена. Тигнари инстинктивно тянется за рукой, гладившей его, когда та отстраняется.       Сердце заходится быстрее, стоит фенеку осознать, как Сайно его сейчас держит. Аккуратно, словно самый редкий и хрупкий цветок, боясь сломать: ладонями под поясницей и лопатками, нежно и почти невесомо. От еле уловимых касаний чужой ладони к своим волосам Тигнари вздрагивает, непроизвольно отстраняясь, и тут же оказывается одарен обеспокоенным взглядом.       – Всё в порядке?       Звучит слишком мягко, слишком непривычно заботливо от кого-то вроде генерала махаматры, но так правильно от Сайно. Эта короткая фраза позволяет снова уловить блестящую в глазах напротив искренность и заставить сердце трещать по швам.       Фенек слишком увлекается чужими радужками: не замечает, как его укладывают на подушки; отмирает, когда горячее дыхание начинает ощущаться слишком близко, а потом объект его пристального наблюдения исчезает, скользя ресницами по шее.              Губы Сайно шершавые и сухие – многочисленные песчаные ветра первее Тигнари прикоснулись к смуглой коже генерала махаматры. Даже сквозь нежный розовый запах, оставшийся от мыла, белые волосы пахли пылью, а кожа – дымом костра и терпким сандалом.       Щеки фенека рдеют, а сам он кусает губы все сильнее: его шея чувствительна почти так же, как уши, особенно её основание, где Сайно сейчас один за другим оставляет поцелуи. Чтобы хоть как-то сдержать эмоции, Тигнари приходится закусить кожу на тыльной стороне своей ладони.       Сайно же опускается ниже, скользит губами по нежной светлой коже, заставляя парня вздрагивать. Тело фенека, ещё не знающее чужих ласк, реагирует на каждое прикосновение слишком ярко, Тигнари даже становится стыдно за собственную реакцию: он уже далеко не подросток, но таким занимается впервые.       – В-возьми там, – слова даются тяжело; лис кивает в сторону тумбочки, на которой привычно располагаются несколько флаконов с маслами, которые сейчас будут использованы непривычным образом.       Сайно слушается, выбирая одну из стеклянных бутылочек, в которой оказывается очень нежного аромата и текстуры масло с добавлением цветочного эфира – кажется, падисары. Он перекатывает блестящую влагу по пальцам, подносит к носу, вдыхает – будто оценивает, а после поднимает взгляд на Тигнари, смотря все с той же серьёзной нежностью, что и пару минут назад.       – Скажи мне, если что-то будет не так, хорошо?       Фенек кивает, и тут же чувствует чужие пальцы там, где его не трогал ещё никто, кроме него самого. Сайно аккуратен: плавно размазывает вязкое масло по промежности, другой рукой отводит чужую ногу в сторону, придерживая, перехватывает под коленом.       Щеки Тигнари горят ещё сильнее прежнего от этого действия. Он осознает, насколько открыт перед Сайно – и физически, и душевно; а матра, кажется, это понимает и дорожит такой тонкой материей. Фенек закрывает лицо ладонями и поджимает губы. Кончик хвоста не перестает ерзать по постели в нетерпении.       Тигнари не сдерживает внезапного стона и отнимает руки от лица, тут же хватаясь за простынь, стоит Сайно начать с одного пальца. Чужие прикосновения ощущаются по-другому, сильно по-другому, нежели свои. Фенек не раз проделывал с собой такие действия, думая о Сайно, но вот так ещё не чувствовал никогда. Даже стыдно где-то на краю сознания за издаваемые звуки, но сейчас у Тигнари нет времени об этом думать.       – Больно? – пустынник выглядит обеспокоенным, замирает на секунду; ловит чужие эмоции – каждую; гладит по бедру, целует в коленку – кажется, Тигнари готов сойти с ума даже от этого.       – Н-нет, – выдыхает фенек, смущённо глядя на матру из под опущенных ресниц.       Где вся твоя гордость, лисенок?       Дальше становится более неприятно, чем до этого, и Сайно смягчает ощущения, как может – наклоняется к Тигнари, целует в губы, в шею, в трепещущую вздохами ямочку; фенек подставляется под каждое действие пустынника, старается не смотреть в его горящие желанием глаза – сильно смущается.       Сайно же знает, что делает. Он проникает пальцами глубже, делая внутри несколько скользящих движений в разных направлениях, и наконец находит нужное.       – Сай...но! – почти вскрикивает фенек, в конце срываясь на стон, приподнимает корпус, упирая локти в кровать, и широко распахнутыми глазами сталкивается с завороженным взглядом партнера.       Ещё несколько движений рукой в этом направлении, ещё несколько громких стонов и просьб продолжить уже наконец, и у матры темнеет в глазах. Он слишком влюблен в Тигнари, он слишком влюблен в такого Тигнари. Внутри пылает все так, что чувства отдаются обжигающими разрядами на кончиках пальцев. И он, Сайно, сомневался в том, что его и ученого связывает что-то большее, нежели дружба? Сомневался, и даже не мечтал, не думал о возможности той, чтобы фенек лежал перед ним вот так, как сейчас. Совершенно открытый, доверяющий.       – Готов? – матра спрашивает осторожно, почему то готовый принять отказ, хотя и знает, что он вряд ли последует.       – Давай уже, – торопит фенек, а сам сжимает простынь в руках, ведь он не знаком с предстоящим ощущением. Несмотря на возраст, Сайно его первый.       У фенеков такая особенность – выбирать партнёра на всю жизнь. И Тигнари, кажется, выбрал. Ещё давно, несколько лет назад, когда впервые столкнулся с этим белокурым недоразумением.       Сайно входит неторопясь, аккуратно, стараясь не причинить лису боль, или свести её до минимума. Он морщится от того, как сильно сжимает его Тигнари, и кусает губу, стараясь сосредоточиться на своём партнере, а не на себе.       – Сайно! Стой, пожалуйста, – фенек громко сглатывает из-за сбитого дыхания, и выставляет ладони вперёд. Он правда думал, что сможет с первого раза принять Сайно, но все же ему необходимо немного времени.       – Что такое? Больно? – матра останавливается, хмурит брови и бегает глазами по чужому лицу.       – Н-нет, просто... Да, немного, – все же соглашается Тигнари, немного морщась. Ощущения не из приятных, но надо немного потерпеть.       – Может, остановимся? – Сайно втайне боится услышать положительный ответ на этот вопрос.       – Нет, – фенек улыбается, но получается как-то вымученно. – Мне просто нужно немного привыкнуть. Я никогда не занимался этим раньше, и...       – Правда? – пустынник удивляется искренне, словно ребёнок, услышавший, что родители верят в его рассказы об аранарах.       – Да, Сайно, – Тигнари пропускает смешок, глядя на удивлённо-серьёзного матру. Ох, как же легко его вывести на эмоции. На любые эмоции. – Ты первый, с кем я... в постели, – фенек отводит взгляд. Почему-то становится неловко.       – Я... Я буду осторожнее, – Сайно не находит, что ответить, однако явно дорожит той информацией, которую сейчас услышал.       С согласия Тигнари Сайно продолжает. Вновь останавливается, когда входит полностью, чтобы фенек привык; постепенно, медленно набирает темп, одновременно с этим наклоняясь к Тигнари и целуя его в шею.       От багровых пятен, оставляемых на коже, лис дрожит сильнее и стонет громче, хватается за плечи матры, запрокидывает голову, подставляясь ещё больше, кусает губы, пока Сайно не завлекает его в поцелуй; но внезапная мысль как молния пронзает затуманенное сознание.       – С-сайно, – Тигнари упирает ладонь в чужую грудь, призывая остановиться. – Твоя рана!       – Что такое? – матра отстраняется и осматривает бинты на предмет крови на них, но ничего не видит.       – Если ты перенапряжешься, швы могут разойтись.       – Да ладно, не разошлись же ещё, – пустынник пропускает смешок, но шутка как всегда не удаётся. – Это просто царапина.       – Сайно, – Тигнари звучит строго, матра знает этот тон. О нет, только не нотации и только не сейчас. Приходится бросить на стража умоляющий взгляд, который тот верно истолковывает. Со вздохом фенек выбирается из-под партнёра, заставляя того лечь на спину, откинувшись на подушки, а сам опускается сверху на чужие бедра.       – Так должно быть безопаснее, – предполагает Тигнари. – Я не для того тебя зашивал, чтобы делать это ещё раз, просто потому что какой-то глупый молодой человек снова забыл о себе.       – Ну, полно тебе, – отвечает матра с улыбкой и обнимает фенека за талию, притягивая ближе для поцелуя.       Тигнари берет инициативу, но все ещё немного смущается своей открытости. Он целует импульсивно, иногда прикусывая чужие губы, пальцами зарывается в белые локоны, а другую руку заводит назад, направляя в себя член Сайно.       От поцелуя с громким стоном приходится оторваться: сейчас, в таком положении, все чувствуется совершенно по-другому. Слишком ярко, слишком тягуче приятно, так, что собственное смущение уходит на задний план. Ладони матры на талии ощущаются как нечто настолько правильное, будто они здесь и должны были быть с самого начала. Тигнари всегда мечтал...       – С-сайн...а-ах! – голос фенека срывается, мысли скручиваются в хаотичный клубок, стоит пустыннику начать двигать бедрами в такт движениям Тигнари.       Поджатые уши, метающийся из стороны в сторону кончик хвоста – Сайно может смотреть на это вечно, однако отвлекается очередным стоном. Фенек смотрит на него сверху вниз жадно, упершись ладошками в грудь и немного царапая кожу короткими коготками, время от времени задирая голову наверх в переизбытке чувств. Матра тянет руки чуть выше, надавливает на поясницу и между лопаток, заставляя Тигнари лечь на него. Сайно не убирает руку, проходясь ей вдоль спины и обратно, против короткой шерстки на пояснице, которая переходит в хвост – от этого фенек вздрагивает и издаёт какой-то неестественный слуху пустынника звук, видимо, призванный выказывать недовольство у них, фенеков. Матра коротко посмеивается и помещает обе руки на чужой талии. С каждым толчком Тигнари звучит все громче, и чтобы хоть как-то сдержать всю бурю эмоций, кусает Сайно за основание шеи, смыкая зубы все плотнее, пока острые клыки не прокалывают кожу.       – Прости, я.. – фенек поднимает голову, смотря немного испуганно в чужие глаза, но пустыннику некогда и незачем слушать его извинения.       – Смотри на меня, – просит, нет, командует Сайно вместо ответа.       И Тигнари слушается, опираясь на предплечья, смотрит в чужие глаза, рубиново-алые, подернутые пеленой наслаждения; чувствует прохладные ладони на своих ягодицах, а секундой позже выгибается дугой, вжимаясь в тело партнёра сильнее, стоит тому плотно обхватить ладонь вокруг основания хвоста.       – Сайно! Что ты... – фенек внезапно прерывается, роняя голову на плечо матры и протяжно выстанывая чужое имя, когда чувствует, как ладонь, все ещё сжимающаяся там, тянет немного вверх.       Сердце Сайно пропускает несколько ударов, когда он слышит собственное имя, произнесенное вот так... И, кажется, крышу срывает совсем. Тигнари даже близко не знает, какое влияние имеет на генерала махаматру. Ладонь его оказывается в смольных волосах на затылке, сжимает крепко, почти до боли; Сайно приходится вот так приподнять чужую голову, чтобы заглянуть в глаза. Сейчас у фенека очень-очень широкие зрачки, почти перекрывающие радужку: реакция на происходящее, сильно для него приятное. Матра знал об этой "особенности", но никогда не видел живьём. И очень длинные ресницы, которыми Тигнари щекочет чужую щеку, когда вновь склоняется ближе. Сайно лишь немного жмурится.       Толчки становятся хаотичнее, грубее; фенек отклоняется назад и опирается руками о бедра партнёра, кусает губы и стонет вперемешку со вздохами. Пока не чувствует внутри резкий импульс, колючей вспышкой пробегающийся по телу, отчего чуть ли не вскрикивает. Хвост мгновенно распушается, а уши становятся прямо, после чего вновь поджимаются, кончиками чуть ли не касаясь шеи.       – С-сайно.. стой.. п-пожалуйста, остановись, – молит фенек, пока по всему телу прокатываются волны дрожи.       Матра прекращает немедленно, обеспокоенно глядя на партнёра.       – Что случилось?       Тигнари не отвечает, только лишь прячет лицо в чужом плече и тоненько скулит, всхлипывая.       – Нари?       – Всё в порядке, Сайно, просто это слишком... н-наши глаза Бога.. где-то рядом, и...       До пустынника все доходит быстро. Он, видимо, не сдержал поток энергии электро, который тут же нашел свободные дендро-частицы в теле Тигнари, и из-за этого получилась резкая вспышка стимуляции. Сайно знает, это не больно – дендро смягчает электро, но тогда... приятно? Выходит, слишком?       – Я понял, сейчас, – матра осторожно снимает с себя фенека и встаёт, чтобы убрать глаза Бога подальше от себя и друг от друга.       Ох, Сайно даже не думал, что такой эффект в нынешней ситуации реален. Но тогда, получается, если вы, допустим, в одежде... как тогда? Ладно, он подумает об этом позже. Он возвращается к Тигнари, который лежит бездвижно, только глаза его следят за матрой.       – Ты в порядке? – Сайно садится рядом и осторожно убирает упавшие на лицо чёрные пряди, проводит рукой по спине, все ещё чувствуя слабую дрожь в чужом теле.       Ответом служит кивок и протянутые в сторону пустынника руки – Сайно тут же берет фенека за талию и под лопатками, чтобы переложить на спину на подушки.       – Сайно, не так... – начинает было возмущаться Тигнари, намекая на их позу, но оказывается вынужден замолчать из-за чужих губ на своих.       – Всё в норме, ладно? Видишь, я даже не опираюсь на эту руку, – заверяет пустынник, демонстрируя "безопасное" положение своей больной руки, на что фенеку остаётся лишь вздохнуть. Генерал махаматра упертый, как вьючный як.       Тигнари кусает губу, когда движения возобновляются в прерванном темпе. Руки гладят чужую шею, сжимают плечи; хвост обвивается вокруг бедра Сайно – желание быть ещё ближе, хотя они уже и так слишком близко, хочется ещё, ещё, так, чтобы до нестерпимой сладости, до звёздочек в глазах...       Фенек вздрагивает и протяжно стонет каждый раз, как Сайно задевает внутри чувствительную точку. Он даже сейчас старается быть аккуратным, Тигнари это чувствует.       – С-сайно, пере.. ах! перестань осторожничать, – шипит фенек, надеясь, что пустынник поймёт его правильно.       И он понимает, буквально впечатывая тело под собой в кровать, ускоряясь до максимума; дыхание через рот мало помогает, воздуха катастрофически не хватает. По вискам скатываются капли пота, срываясь вниз на чужую грудь.       Кончик хвоста стучит по матрасу, Тигнари ловит на себе чужой взгляд и больше не может оторвать глаз, будто снова получил приказ смотреть только на него. Фенек молит о поцелуе, и Сайно соглашается, резким движением подаваясь вперёд и впиваясь в чужие губы. Они больше кусаются, чем целуются, ведь сейчас не самый подходящий для этого момент.       – С-сайно.. мх.. – Тигнари не хватает больше ни на какие слова; он тянет одну руку вниз, чтобы помочь себе, а вторую вплетает в серебристые локоны, с силой сжимая ладонь.       Всё ясно и без лишних слов; Сайно сам чувствует, что уже близок, но изо всех сил старается держать темп. Ох, даже сражаться порой бывает гораздо легче. Однако матра все же замирает, глядя завороженно, когда фенек несколько раз подряд стонет его имя, в конце чуть ли не вскрикивая – кажется, в его ресницах даже влага поблескивает. Он обмякает в руках Сайно, закатывая глаза.       – Мне нужно ещё немного, – но матра даже не успевает договорить, как получает одобрительный кивок. Он восстанавливает движения и уже через несколько мгновений заканчивает, и тяжело дыша, успевая лишь бросить на секунду взгляд вниз, падает рядом с Тигнари.       – Прости, я немного испачкал твой хвост, – Сайно посмеивается, все ещё прерываясь от сбитого дыхания. Фенек, кажется, тоже до сих пор не отдышался.       – Будешь вытирать сам, – хихикает в ответ Тигнари и придвигается ближе к пустыннику. Его все ещё потряхивает, а вязкая сладость скручивает внизу, заставляя смыкать колени.       – Понял, – Сайно целует его во влажный лоб и заключает в объятия.       Тигнари уже почти проваливается в сон, но расплывается в усталой улыбке, когда чувствует, как по его телу проходятся полотенцем и накрывают одеялом. Он сворачивается клубочком у чужого бока, а непослушный хвост продолжает еле заметно ходить из стороны в сторону.       Сайно же ещё долго не может уснуть. Он перебирает чёрные прядки, вглядывается в чужие мягкие черты, много, много думает. О том, как все это получилось – внезапно, но вместе с тем абсолютно осознанно: они оба долго к этому шли. Он не знает, насколько давно влюблен в него Тигнари, даже и осознать пока не может, как это – любить такого человека, как он. Для начала, как вообще фенек смог с ним подружиться, ведь из мнения многих людей у Сайно сложилось "стороннее" представление о себе: лучше не подходить, иначе не оберешься проблем. Не смотреть, не заговаривать. Он не держит зла попусту, да и не в его стиле вообще быть обиженным, однако все же удивительно, что Тигнари нашёл в нем, суровом генерале махаматре, который "кроме своей работы больше жизни не знает". Эту фразу он как-то случайно услышал в Доме Даэны, когда был там по служебной надобности; сначала мысленно подтвердил, а потом разуверил сам себя: как же так? Кроме своей работы у генерала махаматры есть ещё парочка старых друзей, целый ворох интересных книг, которые он ещё не прочёл, Священный Призыв Семерых, и, в конце концов (самых главных!), Коллеи и Тигнари. Тигнари, который за несколько последних лет стал значить для Сайно много, запредельно много, стал тем, за кого парень без сомнений бы отдал свою жизнь, если это потребовалось. Потому что влюблен в него, влюблен до беспамятства – хотя такое сравнение, наверное, и не вяжется с его образом суровости и расчетливости, однако других слов Сайно подобрать не может. Осознание этого накрывает его с головой, только сейчас он, перебирая все это в памяти, может чётко назвать чувство, охватившее его сердце и ускорившее пульс донельзя, при этом отдаваясь в солнечном сплетении мягко и размеренно.       – Я люблю тебя, лисенок, – шепчет он тихо-тихо, боясь потревожить чужой сон, и осторожно целует Тигнари в лоб, на что тот совсем по-лисьи фырчит, дергая ушком, но прижимается к Сайно сильнее.

***

      На следующее утро буквально каждый житель Гандхарвы, с которым ни встречался учёный, был чрезвычайно вежлив и скромен, почему-то не смотрел в глаза, иные вообще краснели. А слух о том, что генерал махаматра Сайно вновь гостит в деревне, слухом быть перестал – эту новость через час после рассвета знали все; и даже те, кто не слышал.