Анатоль

Запись 194а. Это первая запись с новой камерой и правильно проставленной датой: 04.01.2000. Сидя под столом, Анатоль первым делом показывает язык, а затем выныривает, показывая, что за этим самым столом собралась вся семья: Берилл и Анна с левой стороны, Фома и Арсений с правой, и во главе стола на инвалидном кресле восседает сам А.Е. Кручинин. Аккурат напротив него, на другом краю стола, стоит пустое место, куда садится Анатоль. Предложенные блюда не отличаются изысканностью, будто их слепили из того, что было, и только праздничный торт выглядит более менее презентабельно. Тем не менее, у всех тарелки почти полные, кроме Фомы, и на его лице читается пренебрежение к такому простецкому меню, как и явное нежелание быть здесь, что легко объяснялось наличием второй семьи, с которой он скорее хотел бы провести зимние каникулы. «Пап, это же дорого», — шепчет Фома отцу, но тот только отмахивается. «Пусть дитё тешится, режиссером будет». «С чего бы?» — Анна чуть ли не давится от такого заявления. «Да он как ко мне не приедет, всё в камере сидит. На улицу не выгонишь!» «Я не хочу на улицу, там одни умственные инвалиды!» «Вот именно», — поддерживает Толю мать, — «И микробы сплошные». «Не говори так, Толик, это плохое выражение», — Фома хмуро глядит на сына. «Но ведь дедушка так говорит! Ему можно, а мне нельзя?» «Дедушка много лет учился и работал, ему всё можно», — объясняет Анна. «А ты что, снимаешь?», — внезапно Фома оживляется, — «Вырубай камеру, я не причёсан». «Ну что ты как баба, ей богу», — встревает его отец. — «Лия так с ума по красоте не сходит, как ты». «Анатолия», — ёмко поправляет А.Е. Кручинин. «Аня», — возражает женщина, и тут же жмурится, будто ей не сорок с хвостиком, а десять лет, и папа замахнулся ремнём. «Ты меня в могилу свести хочешь, да? Тебе напомнить, из-за кого я сейчас не могу ходить?» «Из-за меня». «Вот именно. Ещё хоть раз при мне назовёшь это имя — я не знаю, что со мной станет». Берилл чувствует, что у взрослых назревает конфликт, и потому хочет скользнуть под стол, но мать в последний момент хватает его за волосы и не даёт это сделать, приказывая не вертеться. Анатоль отворачивает камеру так, что мы видим только его скучающее лицо: похоже, привык. «Ну Толя Евгенич, ну не наговаривай на дочку. Пусть в паспорте другое имя стоит, ничего же не меняется». «Её назвали в честь отца, потому что на неё возлагались большие надежды!» — Толя вновь повторяет губами все слова деда, наизусть выучил. — «А она от этого титула отказывается. Какой из неё первенец!» Анатоль прекращает шлёпать губами, наклоняется к микрофону и говорит тихо-тихо, не перебивая ссору: «Это мой день рождения». «Ну Евгенич, ну не будь таким категоричным. Она взрослая, в конце-концов…» — эти слова были полностью проигнорированы. «А теперь она назвалась в честь кого? Ещё раз услышу про эту погань — переведу тебя в Новосибирск». «Не правда! Меня все так зовут уже давно, ещё до того, как Ани вообще поступила!» «Заметь, я не сказал, кого имею в виду, ты сама поняла». «Можно пожалуйста не сегодня, а? В любой другой день тритесь сколько хотите, пока меня рядом нет. Вот я завтра в Ниццу уезжаю, вот тогда и обсудите свои обиды». «Зачем тебе эта Ницца? Нет бы на Байкал съездить. И отца отвезти…» «Будет тебе Байкал, десять Байкалов будет. Дайте сына поздравить, и я пойду». «Нет! Не уезжай, папа! Ты на новый год не пр-р-риехал!» — Берилл рычит букву «р» с особой гордостью в голосе, наверное потому, что только-только научился её выговаривать. «Я занят, Берчик, я занят. Папе нужно работать». «В Ницце». «Да, в Ницце, пап, что ты привязался как банный лист?» «Да то, что ты о семье не думаешь вообще, мальчишек только по дням рожденья видишь!» «Не надо, пожалуйста. Ты-то прекрасно знаешь, почему так». «Почему, пап?» «Ты ещё маленький, чтобы такое знать». «А я? А я!» — внезапно подает голос Анатоль, — «Я ведь уже совсем взрослый, мне можно узнать?» Фома смеётся. «Ты тоже маленький, Толик». «Анатоль», — быстро поправляет А.Е.Кручинин. «Да-да, хорошо», — пожимает плечами Фома, — «Анатоль — значит Анатоль». Воцаряется тишина, прерываемая только стуком вилки и пустую тарелку: Берилл балуется. «А можно я уже задую свечи и пойду?» — спрашивает Толя. «Да, я хочу торт!» — поддакивает Берилл. «Хорошо», — вздыхает Анна и протягивает руку, чтобы достать спички с полки. «А вы знали», — внезапно вырывается у Анатоля, — «Что зажигалку придумали раньше спичек?» На этот любопытный факт никто будто не обратил внимания, и глаза Толи, уж было засиявшие, вмиг тускнеют. «Давай я подержу», — Арсений берёт камеру из рук Толи и направляет на торт, — «А ты давай загадывай желание». Анатоль встаёт на стул, чтобы дотянуться до свечей — ровно семь штук — и приготовился уж было дуть, но Арсений его останавливает: «А желание ты загадал?» Этот вопрос сопровождается раздражённым цоканьем со стороны Анны. «Не несите чушь, Арсений Петрович, может ещё про деда мороза им расскажете?» «А они у вас в деда мороза не верят? Отнимаете у мальчишек детство, ей богу». «Ты там загадал желание, Толь- Анатоль?» — нетерпеливо спрашивает Фома. «Я желаю…» — Анатоль тянет с растерянным лицом: похоже, никогда до этого такого не делал, — «я желаю… Желаю, чтобы в Югославии всё стало хорошо». Воцаряется тишина. Всё, кроме уставившегося на торт Берилла, с недоумением смотрят на то, как Толя почти задувает свечи, но Анна останавливает мальчика в последний момент. «Маленький, а почему ты такое загадал? Откуда ты вообще об этом знаешь?» «У дедушки по телевизору видел. У них там летом всё очень плохо было, я хочу, чтобы стало хорошо». Камера медленно ложится на стол, снижаясь прямо пропорционально появлению злобы на лице Анны. «Кто ещё тут детство отнимает?» — недовольно шипит она. «Да я что, специально что ли? Я просто новости включил, а он рядом оказывается был». «Я к вам больше детей не пущу! Это такой мрак, боже мой, такой мрак!» — она повышает голос. С такого ракурса плохо видно, но она, похоже, хватается за голову. «Мам, я ведь пожелал, чтобы мрак закончился!» «Да не в этом дело, маленький». «Толик, задувай свечи быстрее, и я пойду. То есть Анатоль». «Нет пап, не иди!» «Всем молчать». А.Е. Кручинин говорит это очень тихо, но абсолютно все слушаются. «Твоё стремление похвально, Анатоль, но я не… Мне бы на твоём месте… Я бы лучше думал о том, что ты…» — похоже, в ситуации, где у него нет заготовленных слов, А. Е. сыплется. — «Нельзя загадывать то, что от тебя не зависит. Загадай удачно поступить в МГУ». «А можно-» «Загадай удачно поступить в МГУ!» «Хорошо», — понуро отвечает Анатоль. — «Я желаю удачно поступить в МГУ». Он быстро задувает свечи, судя по звукам, после чего хватает камеру и бежит в свою комнату. «Эй, а торт?!» кричит Арсений вслед. «Я не хочу, отдайте мою долю Бериллу!» Толя громко хлопает дверью и хихикает, как нашкодивший ребёнок, коим он и являлся: «На самом деле я пожелал стать учёным, как деда. Только ему не говорите, а то он разозлится». Конец Записи. Запись 195а. Анатоль первым делом после включения записи поправляет очки. Он в своей комнате, за ним стоит детская чёрная доска для рисования мелками, на которой нарисован кривенький круг и какие-то точки. «Итак», — Анатоль уже давно отбросил обращение «потомки», ведь оно было как бы само собой разумеющимся, — «теперь, когда у меня есть камера получше, я могу нарисовать свой план. Я смог придумать, как защитить магнитное поле Земли. Я предлагаю следующее: нужно взять Землю», — он проводит ещё одну окружность поверх уже нарисованной и останавливается строго наверху, — «и разместить на полюсах очень мощные магниты. Такие мощные, чтобы их магнитные поля покрыли всю планету…» — он рисует два больших кружка сверху и снизу, затем стирает и рисует квадратики; из нижнего в верхний выходят схематично изображённые магнитные линии. Затем Анатоль как-то странно жестикулирует — применяет правило правой руки — и находит направление магнитной индукции, правда не совсем правильно, как мне подсказали, но семилетнему ребёнку простительно недопонять тему из старшей школы, в которой он разбирался самостоятельно. «Остаётся только рассчитать мощность магнитов, их массу, и… А магниты делают или добывают?.. Погодите, щас спрошу». Он берёт камеру и бежит из комнаты, подходит к двери с говорящей надписью «Не влезай, убьёт», и стучится: «Мам, мам! А откуда берутся магниты?» «Маленький, не сейчас, я занята». «Ну ма-а-а-ам, это же быстро!» — возражает Толя, после чего из-за двери слышится какое-то химическое шипение. «Я же говорю, что занята!» «Понял», — без лишних слов Анатоль бежит к другой двери и без спроса заходит в комнату Берилла. Она светлая и такая же скучная, но все обои изрисованы цветными карандашами, попытки смыть которые не увенчались успехом, судя по разводам. — «Бер, откуда берутся магниты, не знаешь? Бер, ты где?» Мальчик вываливается из шкафа с испуганным выражением лица. В руках он держит какую-то коробочку, которую он суёт за спину, как только встречается глазами с объективом камеры. «Можешь не прятать», — Анатоль хихикает: явно знает, что в коробочке лежит. Берилл краснеет от ушей до носа и прячет лицо в локте. «Тебе чего?» — спрашивает он приглушённым голосом. «Ты не знаешь, откуда берутся магниты?» — весьма уважительно со стороны Анатоля обратиться с таким вопросом к брату, которого полтора года назад считал чуть ли не умственно отсталым. «Не знаю, спр-р-роси у мамы», — предлагает мальчик и прячет коробку под кровать. «Уже спрашивал…» — Анатоль вздыхает. — «Пойду спрошу у дедушки». «Не надо», — Бер в панике машет руками, но Анатоль неприклонен в своём желании добраться до истины: «Ладно, как скажешь. Тогда я сначала в книжках поищу», — находит он компромисс, но, вернувшись на изначальное местоположение, признаётся: «Я их всех уже прочитал, ни в одной не написано», — и что же делать в такой ситуации? Ответ быстро находится на книжной полке, но не в комнате Анатоля, а в коридоре — да, книжные шкафы не стоят разве что в ванной, и то, только потому, что могут отсыреть. «Магнитс эдн тхер пропертес: популар сциенсе фор кидс» — читает он вслух. — «Что-то умное, тут должно быть написано, только я вот английский не знаю», — он вертит тоненький, но аккуратный учебник в руках, выдерживает паузу и думает, — «Папа знает английский, только он далеко… Дедушка знает, у него спрошу». Анатоль тянется к камере, чтобы выключить её. Конец записи. Запись 196а. Тот же самый день, та же обстановка, тот же рисунок на доске. «Я так и не договорил. Это только первый способ и самый реалистичный. Вообще, по-хорошему нужно вставить большой мангитный стержень, как в глобус, чтобы он создавал единое поле, но такое вряд ли получится». После этих слов Толя переворачивает доску и показывает рисунок с другой стороны: узнаётся ракета, на борту написано «Кручинин-1». «Но есть другая идея. Можно построить большой-большой космический корабль, чтобы увезти людей на другую планету, подальше от Земли и от Солнца. Это будет сложно, но так мы точно избежим всех проблем. Осталось только найти планету, куда улететь. Планет много, хотя бы одна хорошая найдётся», — он говорит это с такой уверенностью, что сам начинаешь верить. — «А корабль можно построить. На земле много железа и много людей, если каждый что-то сделает для общего дела, то очень быстро его сделаем. Я скажу маме об этом, пускай они на работе такой вариант рассмотрят. Я вырасту и буду работать с ней, мы вместе спасём всех от инверсии». Конец записи. По поводу этой записи хочется отметить две вещи. Первое: дети очень впечатлительные, и что для взрослого просто глупая отговорка, то для ребёнка впечатление на всю жизнь. В следующий раз, когда будете врать своему малышу, задумайтесь, какие последствия это может принести. Второе: уже здесь видно зачатки политических и философских идей Анатоля. Действительно, если бы все люди стали работать ради общего блага, то мы бы победили, например, климатический кризис ещё в зародышевом состоянии. Если бы все люди забыли про свои мелочные сиюминутные интересы, всё было бы так хорошо, так замечательно — это и ребёнку понятно, вот живой пример, хоть и не самый репрезентативный в силу повышенных умственных способностей. Жалко только, что вылилось такое благородное суждение в такую токсичную, не побоюсь этого слова, идеологию. Запись 205а. Запись начинается нестандартно, с того, что Берилл закрывает лицо руками, а Толя из-за кадра показывает на него пальцем и тычет в камеру. «Повтори! Повтори что ты сказал!» — смеётся толик. «Ничего я не говор-р-рил!» «Сказал! Сказал!» «Нет!» «Ты сказал, что женишься на Саймоне, когда вырастишь!» — а затем поясняет нам, невеждам: «Саймон это наш учитель английского, он по средам и субботам приходит». «Ничего такого я не говор-р-рил!» «Бестолочь! Правильно говорить не «женюсь», а «выйду замуж»! Стыдно должно быть!» Берилл смотрит испуганными глазами поверх камеры, в лицо Анатоля. «Ну, что встал? Это безграматно!» «Так ты из-за этого смеёшься?» «Ну да, а с чего ещё-то?» «Ну, то что мне Саймон нр-р-равится…» — Бер отводит взгляд и прячет руки за спину. «Ну что значит «нравится»? Мне он тоже нравится, он умный, не жениться же теперь- ОЙ! Я хотел сказать выходить за муж!» «Ага, попалс-!» Конец записи. Запись 212а. Толя смотрит куда-то мимо камеры, сидя за столом с самым задумчивым видом. «Мне нужно спросить кое о чём, но никто не может говорить», — он хватается за плечи, будто ему неловко. — «Я иногда выглядываю в окно и смотрю, какие там мальчики ходят», — он делает глубокий вдох, — «Смотрю на них, и мне становится как-то странно. Не знаю, что это, но оно очень мешает. Я поэтому не хочу на улицу ходить, только маме не говорите. Пусть лучше думает, что я микробов боюсь», — затем он поправляет сам себя: «Я не боюсь мальчишек! Я просто не хочу к ним подходить, они всё равно тупые. Я когда в садик ходил, вот с девочками ещё хоть как-то можно было разговаривать», — странно, ведь ни в одной старой записи такого не прослеживалось: вероятно, самовнушение, — «а вот мальчики все бестолочи. Не хочу с ними дружить. Вот у нас мама умная, а папа — папа какой-то ерундой всё время занимается. Вот все мальчики такие. Кроме меня, я не такой, поэтому я с ними гулять не хочу. Я лучше их, вот и всё тут. Были бы они ещё хорошие, тогда можно было бы поговорить с ними, а о чём с ними говорить? О машинках? Они даже не знают принцип работы двигателя сгорания! Просто туда-сюда их катают, врум-врум! И думают, что крутые. Мальчишки меня бесят». Он берёт камеру в руки, встаёт и подходит к окну. Во дворе группа парнишек десяти-четырнадцати лет поделилась на две команды и целятся друг в друга палками. Ради сохранения конфиденциальности на опубликованных кадрах их лица замазаны. «Вот смотрите, ещё хуже! Они в войнушку играют. Только мальчишки так могут, тупые мальчишки, бе!» Конец записи.