Сильный духом, сильный сердцем

      Куоритч часто раздражается без ведомой и определённой на то причины. И мысли часто заходят дальше, чем это вообще возможно.                         — Ненавижу! Ненавижу каждой частью своего разума и тела! — Куоритч стоит и вновь держит парня за шиворот, пока тот, орущий и царапающийся не перестанет двигаться.                         — Наш отряд во многом продвинулся, но скажу откровенно, меня до сих пор удивляет это чересчур большое, но быстрое и прочное тело, — а вообще, у них идёт заседание и Паук им ну очень мешает. — Из хороших новостей, язык На’ви не так сложен, как казалось до этого и наш мальчуган-хулиган очень нам помогает, из плохого — Джейк Салли с семьёй покинули свой клан и теперь даже этот обезьян не знает их местоположение. — Куоритч сейчас раздражён. Вся эта ситуация его вымораживает, так почему он, чёрт побери, взял это орущее нечто с собой и так неиронично показывает его своему начальству — ответ очевиден и в то же время совершенно полностью сомнителен: Пауку не нравятся здешние, а учёные и Аватары очень жестоки с ним.                         — Это было совершенно точно предсказуемо и понятно, однако, можно ли задать вопрос, отвлечённый от темы? — Человек с солдатской выправкой, узкими глазами и вытянутым лицом был грозен, но Паук был настолько зол, что даже этот мужчина был несколько встревожен. — Почему вы постоянно с этим мальчишкой возитесь? Не логично ли было отдать его учёным? Он слишком агрессивен! — Куоритч ухмыляется и смотрит на Паука таким взглядом так, будто впервые видит эту раскачивающуюся и орущую блоху.                         — Этот ребёнок не ладит с нашими, вот и приходится таскаться с ним как с младенцем, — на его слова, Паук начинает злобно шипеть и, наконец достав до руки Куоритча начинает раздирать синюю кожу до крови.                         — Прекрасно понимаю, почему он никому не нравится, — усмехается мужчина по ту сторону от экрана, — что ж, думаю, пора завершать звонок — иначе это животное пальцы вам оторвёт, — не дожидаясь согласия Куоритча, мужчина выключает видеосвязь.             Куоритч опускает парня на пол и тот, наконец ощутив под ногами уже привычную металлическую «прослойку», начинает понемногу приходит в себя.       В том месте, где его держал Майлз старший, виднеется кровоточащая рана.                   Куоритч знает, что парень не даст залечить рану — скорее он откусит ему «достоинство».                         — Пойдём, — полковник всё же позволяет себе коснуться плеч парня, мягко подталкивая к выходу из застеклённого помещения.       Паук дёргается, но уже из-за привычки, а не из-за неприязни. Здесь он всего неделю, однако, Аватары скорее равнодушны к его присутствию, нежели злобно настроены.             Куоритч — вот к кому они пристали будто мошкара на болоте, всё время задавая вопросы — какого это встретить сына и чувствует ли он какие-нибудь человеческие чувства к этому недочеловеку.       Майлз старший всегда говорит что нет.                   Никакого желания быть рядом с этим ребёнком, который больше На’ви, чем все Аватары включая его.       Даже ест Паук как На’ви, ходит всегда осторожно, неосознанно думая о том, что под ногами может быть гнилой корень или же незаметная глазу ложбинка, он хорошо ориентируется в их штабе, лучше Аватаров, оправдывая это тем, что леса Пандоры в сто крат запутаннее и опаснее.             Он с ухмылкой смотрит за тем, как Аватары, еще не привыкшие к телу На’ви, едят как дети, не знающие банальнейших правил этикета На’ви. Он смеётся когда смотрит за тем, как Аватары вязнут в грязи и как неумело карабкаются по скалам, как боятся любого шороха, думая, что это Танатор, как не могут отличить крики птиц от зова банши.       Он смеётся над ними, зная, что духовно намного сильнее них, что Пандора для него — родная земля, что даже Танатор будет ему роднее отца в теле Аватара.                   А Аватары даже возразить ему не могут.       Куоритч смотрит на ребёнка и задаётся всё одним и тем же вопросом — «почему?».             Почему именно его ребёнок сдружился с коренным народом Пандоры?       Почему этому ребёнку какое-то дерево роднее, чем отец?                   Почему этот ребёнок знает о На’ви больше всех тех учёных в их штабе?       Почему именно его сын?             И почему ему вообще вселили эти тупые отеческие чувства к ребёнку, которого он по-настоящему и не видел никогда!       Паук говорит мало, а если и говорит, то лишь на языке На’ви.                   Он много спрашивает у учёных и уже умеет писать, говоря, что английский ему такой же родной язык как и язык На’ви, так как Джейк Салли часто смешивает эти два языка, которые схожи с диалектами горных На’ви.       Куоритч бесится.             Этот ребёнок весьма смышлёный, быстрый и сильный для человека и образ его мыслей и действий походят на черты поведения уже сформировавшегося взрослого.       Он так же немного знает испанский и язык общения птиц.                   Ещё он знает все растения Пандоры, кроме тех, что находятся лишь на глубоком морском дне.                         — Куоритч, ну как дела с этим человечком? — Один из солдат, морда которого Пауку очень не нравилась, облокотился о плечо полковника и не стесняясь, задал весьма нелепый по мыслям Паука, вопрос.                         — Как обычно: не ест, орёт и раздирает мне кожу на руках, — беззлобно усмехается Куоритч показывая на обозрение окровавленную руку.                         — Ух, жёстко он тебя, но ты тоже не отстаёшь, во какая ссадина кровоточащая на загривке, — солдат указывает на саднящую плоть и прикрывает рот рукой, дабы приложить маску к лицу.                         — Заслужил, — усмехается Майлз старший и вновь касается спины Паука, чтоб продолжить путь.       В комнате Паука на потолке вместо металла прозрачное непробиваемое стекло, видно Полифем и звёзды, но Паук почти что не поднимает голову вверх. Будто бы если посмотрит — предаст свой обет.             Свою клятву, заключающуюся в том, что лишь когда он сбежит он сможет взглянуть на это небо, полное звёзд и почти наполовину заполненное газовым гигантом.       Дверь автоматически отворяется перед Куоритчем и Пауком и второй молча входит в комнату.                         — Ты знаешь, что если будешь портить оборудование, тебя ждёт лаборатория, так что веди себя прилично, понял меня? — Паук выгибает бровь и Куоритч понимает — страх Паук не испытывает. Несколько раз Сокорро срывал с его груди дыхательную маску и несколько раз лишь с помощью персонала Куоритч мог вернуть маску на законное место.                         — Ага, понял, но знаешь, мне уже всё равно. — Парень непринуждённо садится на койку и самодовольно смотрит на названного отца, — мне слишком хочется воссоединиться с Великой Матерью, что я уже жду, когда ты даруешь мне чёртову смерть. — Паук ложиться на спину, закрывая глаза, — это было бы избавленьем, от тебя и всех этих Аватаров, что не способны даже есть как На’ви. — Сокорро зевает и потягивается, — так что я буду крушить всё вокруг, буду орать, царапаться и кусать провода, буду блевать прямо на пол, буду рвать книги, буду ломать оборудование, буду делать и всё, дабы ты, своими собственными руками задушил меня. — Паук резко встаёт и хищно скалится.                   Куоритч стоит не шевелясь.       Ребёнок, не доживший ещё до совершеннолетия, уже грезит о смерти, желает умереть за тех, кто бросил и не считает его полноценной семьёй. Слишком самоотверженный, самодовольный, возвышенный, опьянённый самим воздухом Пандоры, этот ребёнок — истинный На’ви, подобных которому встретишь не во всех кланах этой страшной неизведанной планеты. Вот он — уже стоит перед ним, готовый в любой момент откусить лишний палец или вцепиться в само лицо и вырвать Куоритчу глаза, дабы те, кто потом найдут тело полковника, смогли понять — это сделал мальчик-обезьяна чтоб показать свою преданность Великой Матери.                   Потому что смерть такого как Куоритч — была бы священной смертью, была бы смертью, которую ждали многие и Паука, этого пятнадцатилетнего ребёнка приняли бы в клан, называли бы братом и даже сама Мо’ат позволила ему называться На’ви.       В Пауке есть сила и могущество, которого лишены все люди, в нём есть вера и смысл, которому он предан. Его дом — единственно важное для него, сама Пандора представляется ему священным местом, а его жизнь — благословеньем, которое дала ему сама Эйва. Поэтому он не смеет убить себя, поэтому-то ведёт себя так, чтобы кто-нибудь ненароком от гнева придушил его.             Он жаждет мести, смерти и избавленья, и уже неважно в каком порядке это произойдёт и с чего начнётся его бойня.                         — Истинный На’ви, — Куоритч смотрит пристально и произносит слова размеренно, так, будто это неизвестная никому молитва.                         — Истина в Великой Матери, а не во мне, моли о прощении Эйву, иначе, когда-нибудь, ты познаешь вкус смерти, — Паук выплёвывает фразу, смотря на Майлза исподлобья.       Он спокоен.                   Он жив.       Он — На’ви.