Назови цену

      В Замке Волшебника Таддеусу всегда было холодно. Чадящие факелы порождали пробиравшие до озноба тени чудовищ, завывавший в узких окнах ветер заставлял кровь леденеть в жилах. Сам гигант Замка, выдолбленный прямо в скале, напоминал бездушного монстра с заледеневшим от вечного стояния в горах сердцем.       Для любого другого волшебника, даже для его отца, Замок Волшебника был домом. Но Таддеус с трудом мог назвать его хотя бы уютным пристанищем. Тем более теперь, когда старое поколение волшебников медленно умирало, а заменить их было некому.       Таддеусу казалось, что Замок медленно превращался в кладбище.       Во дворце Исповедниц Таддеусу всегда было куда комфортнее: его беломраморные башни с сиявшими на солнце шпилями были воплощением изящества, плавные линии его манили любого путника. А уж с какой щедростью были обласканы коридоры дневным светом, бившим в высокие стрельчатые окна — м-м! Душа Таддеуса радовалась каждый раз, как его нога переступала ворота обители Исповедниц.       Кроме того, уж там Таддеусу никогда не следовало опасаться травивших душу шёпотков.       «Сын того самого Зорандера? Ренниуса, Первого волшебника?»       «Как он в столь юном возрасте получил место при Исповеднице Делайле? Никак отец постарался».       «Не пойдёт ему помощь отца на пользу: Ренниус Зорандер знает цену своему имени — он-то всего добился сам. Нехорошо это для волшебника — пожинать плоды чужой славы».       Таддеусу оставалось только поджимать губы и молча идти мимо косых взглядов старших магов. Иногда Таддеус говорил себе, что ему стоило радоваться, что его всё ещё сравнивали с отцом. В последние месяцы Ренниус Зорандер выглядел так, словно совсем скоро сравнивать Таддеуса будет не с кем.       Что он будет делать, когда отца не станет?       Таддеус не представлял себе жизнь без присутствия отца. Всё, что у него было, было заработано руками Ренниуса. Громкое имя, уважение при дворе, место подле Исповедницы Делайлы. Иногда Таддеус был безмерно благодарен отцу за всё, что тот для него сделал. Иногда его душу тяготило осознание, что у него не было ничего своего. Но чаще всего Таддеус хотел просто всё бросить и уйти, и лишь одна мысль о строгом отцовском взгляде не давала ему скрыться в неизвестном направлении и заставляла продолжить молча исполнять свои обязанности.       Обязанности защитника Исповедницы, обязанности её сопровождающего. Обязанности соучастника убийств.       Каждый раз, уезжая с Исповедницей Делайлой для подтверждения очередного смертного приговора, Таддеус после мучился от кошмаров.       Сколько он всего услышал за те полгода, что был подле Исповедницы Делайлы! Люди, на вид хорошие, всем в своей жизни довольные люди, признавались в убийствах соседей, жён и даже собственных детей. Один раз им пришлось выслушать исповедь мужчины, издевавшегося над приютскими мальчиками. Таддеус тогда, представив мучения малышей, был готов спалить чудовище заживо сам, не дожидаясь подтверждения смертного приговора от своей Исповедницы. Но после устыдился своих мыслей. Нести справедливость — работа Исповедниц. Под их бдительным взором никто не получит незаслуженного наказания и никто не избежит карающей руки бесстрастного закона. Задача же волшебника — всеми силами защищать Исповедниц, оберегать от злых невежд, что отказывались верить словам своих исповеданных близких и предпочитали иллюзию, что это не их родные люди — монстры во плоти, а гнусная магия извратила их души. Работа Таддеуса — молча стоять в стороне, убеждаясь, что истина сделала своё дело. Не ему вершить суды.       Но знал бы Создатель, как тяжело это давалось Таддеусу!       Отец не понимал этого. Он прожил всю свою жизнь, вкалывая не хуже кузнецов, находя удовольствие в работе. Самостоятельно вышел из тени Торана Рала, самостоятельно добился места волшебника при Матери-Исповеднице. Получил звания волшебника Первого ранга и Первого волшебника за самый короткий срок в истории. Он был героем войны с Исповедниками. И Таддеусу всю жизнь казалось, что он не имел права быть чем-то меньшим, чем его великий отец. Жаль, что в глубине души Таддеус знал, что он действительно был куда меньше прославленного Ренниуса Зорандера. Потому, пока мог, хватался за любую помощь отца, заталкивая поглубже чувство, что сам он никогда и ни за что таких успехов бы не достиг. И потому Таддеус с ужасом наблюдал, как тело Ренниуса дряхлело всё больше, всё быстрее приближаясь к своим последним минутам. Потому что кем на самом деле был Таддеус без своего отца?       Он коснулся металлической пластины у входа в Анклав Первого волшебника. Первый волшебник уже почти не выходил из него: ноги не позволяли. Раньше всегда в идеальном порядке, теперь это место было памятником хаосу: книги валялись по всему полу, на столах и на стульях; множества магических предметов, точное назначение и половины которых Таддеус даже не решался назвать, были нагромождены кучами то там, то тут. Только шкафы со снадобьями и травами неизменно стояли в аккуратнейшем виде, где всё и всегда было на своих местах. Отец говорил, что горе тому целителю, который не сможет найти верное снадобье для страждущего среди собственных завалов.       — Отец? — позвал Таддеус.       Было темно. Только могильный свет полной луны заглядывал в окно, словно то чудовище из детских сказок: так и ждал, пока жертва забудется, чтобы утащить её в царство Владетеля.       Неужели отец снова уснул за столом? Такое стало происходить всё чаще: силы у Ренниуса Зорандера были уже не те.       Что-то под ногами Таддеуса хрустнуло. Он прикусил язык, чтобы не приведи Создатель не выругаться: отец не терпел сквернословия, считая, что образованные люди должны уметь изъясняться нормальным языком. Таддеус зажёг на ладони шарик слегка пританцовывавшего пламени. Его свет нравился юному волшебнику гораздо больше света луны. Он был теплее.       Таддеус застыл, покрывшись холодным потом.       Под его ногами были осколки склянок со снадобьями отца.       Он медленно перевёл взгляд дальше, к столу, за которым Ренниус Зорандер особенно любил сидеть. Говорил, что похожий был у него во времена ученичества.       И увидел то, от чего едва не лишился чувств: взор медленно застилала темнота, дрожь прошила колени, едва удерживавшие вес норовившего обмякнуть тела. Подступавшая к горлу тошнота скрутила желудок.       Таддеус даже не сразу понял, что именно он увидел. Нет, не отца точно. Груду из утонувших в крови остатков одежды, переломанных костей и вывернутых под совершенно нечеловеческими углами конечностей — да.       — Отец! — сорвался Таддеус, подбежав к тому, что осталось от единственного дорогого ему человека.       А осталось чудовищно мало. Великий Ренниус Зорандер лежал на полу собственного Анклава, превратившись лишь в дряхлый мешок мяса и костей с лицом, навсегда застывшем в уродливой маске ужаса с выпученными покрасневшими глазами, и ртом, распахнутым в отчаянном крике, который уже больше никто и никогда не услышит.       Зато вопль Таддеуса Зорандера был слышен хорошо. Его услышала половина Замка Волшебника.