«Любовь — испытание для того, кто её дождался, потому что её нельзя ни отдать, ни продать, ни убить...»
США, Калифорния, Лос-Анджелес. По-настоящему жаркие не утренние лучи солнца, ласкающие нагое тело, скрытое лишь лёгким белым одеялом, а сухие поцелуи, начинающиеся от забитого тату плеча к загривку со слегка отросшими волосами оттенка тёмной ночи. Нежные, но одновременно с тем уверенные касания то и дело обласкивают бока и мощные бёдра, а губы всё так же неторопливо распаляют загорелую кожу на белых простынях. От приятных касаний сон неторопливой поступью отходит на второй план. Каждое утро с любимым человеком начинается именно так. Чонгук несдержанно мычит, сжимая простынь в кулаках и ощущая, как от ключиц к соскам чужие губы оставляют свой след. Он глубоко вдыхает, чувствуя отдалённый аромат кондиционера на наволочке, а после — такой привычный, любимый запах одеколона. Он понимает, что та самая подушка принадлежит не ему. Кажется, ещё не отойдя ото сна, он утянул её, нагло разместив свою голову и продолжив дремать. Даже не обратив внимания на то, что за ним уже долгое время наблюдают, наслаждаясь его спящим лицом. Даже слюнка у губ не смущает. К подобному каждый из них уже привык. Потому и поцелуи с самого утра, даже не почистив зубы, не являются отталкивающими. — Ммм... дай поспать, — но сам же ёрзает под чужими руками, переплетая ноги. — Десятый час, милый, — шепчет в ответ, целуя в шею и вдыхая всё глубже, а затем игриво щипает правый сосок, перемещая руки вниз и сминая в руках ягодицы. — Ты что, собака? — Чонгук, не открывая глаз, чувствует, словно его и вправду хотят сожрать, целуя и облизывая кожу шеи. — Щеночек... — выдыхает, вплетая пальцы в волосы и сжимая те у корней, чтобы придвинуть ещё ближе, наслаждаясь мокрыми поцелуями. — Я не против игр, — доходя до паха и оглаживая утреннее возбуждение, — но не в зоофилию же, — и хмыкает в самое ухо, пару раз проходясь по длине всего члена, тем самым вызывая довольный стон у Чонгука. — Ким, блять! Ах... — недовольное мычание перебивается наслаждением с новым касанием меж ягодиц. — Всю романтику перебил, придурок, — цыкает, но не отстраняется, а напротив, потирается в ответ. — Гав, — только и отвечает и, не дав ответить на утреннюю глупость, мокро целует, прикусывая губу и вводя сразу два пальца в Чонгука, срывая новый стон. — Хозяин разрешит? — шепотом прямо в губы. Чонгук слегка бьёт по плечу, двигаясь ближе — было бы куда — к чужому возбуждению. Закинув ногу на талию, ждёт. Утренний стояк Кима уже истекает, но тот и не думает себя касаться. Сейчас он продолжает ласкать только Чонгука. Так и не насытившись им прошлой ночью, когда проснулся от чужих постанываний во сне и причмокивающих губ с тяжёлыми вздохами. Кажется, Чонгуку снился не просто сон. Теперь же Тэхён понимает, что утренний, размеренный, такой ленивый, но любимый секс входит в начало их выходных, как данность. Зачастую из-за отсутствия свободного времени с самого утра бывает лишь быстрая дрочка в том же душе. Но ближайший месяц, на который они взяли отпуск, теперь то и дело будут утолять голод по телам друг друга. Теперь это словно привычка — пробуждать с самого утра любимого неторопливыми, но распаляющими ласками, которые являются обоюдными и такими желанными. — Доброе утро, жизнь моя, — звучит заботливое уже более десяти лет. — И тебе, детка, — шепчет Чонгук в поцелуй, улыбаясь. Он чувствует умелые пальцы, растягивающие его совсем недолго. Пары минут достаточно, из-за прошлой не менее жаркой ночи подобное практически не требуется. Возможно, Чонгук хотел бы испытать небольшую боль, что лишь приносит наслаждение, но Тэхён не позволит себе ему навредить, не считая удушения в меру. От подобного Чонгук то и дело закатывает глаза, теряясь в эйфории и горячих, но таких умелых руках дорогого человека. Тэхён льёт побольше лубриканта, размазывая тот не только меж ягодиц Чонгука, введя пару раз пальцы, чем вызвал очередной тяжелый выдох, но и по собственному члену, а после плавно одним толчком заполняет сразу до конца. Позволяя привыкнуть к заполненности, начинает медленно двигаться, по-прежнему утыкаясь в изгиб шеи, и целует кожу, теперь наконец-то оставляя на ней следы. Чонгук не любитель маскировать те под тоналкой, да и сейчас в этом нет совершенно никакой необходимости. — Тебе хорошо? — спрашивает, и в ответ получает довольный стон. Тэхён не прекращает осыпать кожу поцелуями, наслаждаясь не только собственным удовольствием, но и чужим. В первую очередь он ловит кайф от тяжёлого дыхания и приглушённых стонов Чонгука. Тот не сдерживается, начиная самостоятельно пытаться двигаться, но лёжа на боку, получается не очень. Желая ещё ближе, глубже. Тянет руку к животу и переплетает пальцы, тем самым давая почувствовать, как член двигается ниже пупка. И, кажется, это становится отправной точкой. Тэхён дарит короткий поцелуй, выскальзывая и вызывая недовольное шипение Чонгука. Ким помогает тому перевернуться на живот и тут же целует в лопатку. Придвинув бёдра чуть выше и подложив подушку, целует в загривок, тем самым давая понять, что возьмёт его, как они любят. Медленно заполняя Чонгука, чувствует, как тот его сжимает до закатывающихся глаз. Вбиваясь с каждым разом всё резче, Тэхён сжимает чужую шею и слышит, как тот шепчет только его имя, выпрашивая больше. Хлопки влажных тел разносятся по спальне, а спёртый запах общих ароматов и секса впитывается в кожу. И вправду пёс, желающий пометить «своё». — Хочешь кончить? — наваливаясь всем телом, даёт ощутить приятную тяжесть, вбиваясь максимально глубоко, но всё медленнее, словно играет, мучая и оттягивая удовольствие. — Отвечай, мой мальчик, — шепчет в ухо, утыкаясь носом в разгорячённую кожу виска. — Д-да... — хрипит Чонгук. — Дай мне кончить, Тэ. — Что-что? — тут же отодвигается, делая упор на одни колени, сжимая любимые бока и согревая член в утопающей горячей узости. Как же, чёрт возьми, эта задница правильно смотрится в его руках. — Плохо слышу, малыш. — Пожалуйста, детка, а? — умоляюще доносится в ответ. — Дай мне кончить, и я так же трахну тебя этой ночью, — Чонгук заплывшим взглядом скользит по загорелой коже, прослеживая за капелькой пота, скатывающейся по крепкой груди Кима. — Сука, — выплёвывает и, не сдерживаясь, начинает вколачиваться в излюбленную дырку. Настоящее наслаждение — это наблюдать, как тело под ним изгибается, не имея возможности коснуться члена, желая кончить без рук. Он знает, как Чонгук это любит, кайфуя от невозможности дотронуться до себя. Вслушиваясь в несдержанные стоны и хрипы, вперемешку с шлепками и хлюпающей смазкой, что вдоволь пенится меж бёдер, стекая по медовой коже, и в конце концов впитывается в простыни, он и сам сходит с ума со своим мальчиком. Сегодня хотелось нежного секса, но получилось, как и прошлой ночью: излюбленно и с толикой несдержанности, что проявляется в отметинах на мягкой коже. — Малыш, кончай, — приказывает, отпуская шею. Тэхён наблюдает, как тело под ним содрогается, сжимая его внутри себя до белых бликов перед глазами, отчего и сам вскоре изливается в презерватив. Падая на широкую спину, целует Чонгука в лопатку. — Что за чёрт... — Блять, хер я встану жарить тебе яйца, — хрипит Чонгук. — Да ты уже, — хохочет Тэхён, вновь получая пинок в бок и скрючиваясь рядом на влажных простынях. — Я тебя тоже люблю... — и сгребает в объятия, зацеловывая всё лицо. Добро пожаловать во взрослую осмысленную жизнь.***
Однажды ты перестаёшь суетиться и что-то кому-то доказывать. Смотришь с улыбкой на окружающий мир со всеми его безумиями. Не спешишь нравиться людям, не спешишь раздавать советы и кого-либо судить или спасать. Перестаёшь отвечать на звонки людей, которые давно не восхищают и не интересуют. Больше смотришь на небо, чем на то, кто чем занят и как живёт. Вспоминаешь то, что вдохновляет вне зависимости от обстоятельств. Не извиняешься. Не поясняешь. Не споришь. Не тратишь время на неинтересное и временное. И обнаруживаешь невероятное спокойствие, а также множество вещей, которые не замечал раньше в погоне за тем, чтобы подходить под чьи-то представления или соответствовать чьим-то ожиданиям. Уют внутри дороже, чем любые соблазны временного удовольствия. Дороже, чем любые временные люди и временные вещи. Всё, что тебе нравится — это личное. А личное принадлежит только тому человеку, которого ты видишь в зеркале. Остальное — пустые домыслы и догадки тех, кто пытается видеть в тебе что-либо иное. Ты — лучший себе единомышленник в том, как в этом безумном мире быть собой и быть счастливым. Тэхён плывёт по течению реки под названием «жизнь и реальность». Прошлое осталось в прошлом, но никогда не будет забыто и стёрто, как что-то ненужное. Так, отложено в дальний ящик, который время от времени попадается на глаза, но так и остаётся в стороне из-за понимания, что это есть, и осознания, что будет, сделай ты неправильный шаг в сторону ошибок прошлого. Тэхён знает и помнит. Никогда не забудет и, честно говоря, молча благодарит за шанс. Шанс вернуть и спасти. Понимая, какова будет его расплата. Их жизни, любовь и будущее. — Моя хозяюшка, — Тэхён укладывает подбородок на чужое плечо, руками окольцовывая любимую талию. Пара капель воды спадает с его волос на кожу Чонгука, смачивая чёрную майку, отчего тот слегка вздрагивает. — Которой ты сваришь кофе? — буднично в ответ. — Конечно, жизнь моя, — даря сухой поцелуй в оголённое плечо, Тэхён отходит к кофемашине, намереваясь сделать две чашки американо. Чонгук посмеивается, переворачивая румяный панкейк на другую сторону. Их привычное утро начинается с поцелуев, иногда — утреннего секса. После каждый принимает бодрящий душ. Завтрак, зачастую приготовленный Чонгуком, незамысловат, но от того не менее вкусный, ведь приготовлен с душой. Тэхён же каждый раз не забывает упомянуть, насколько Чонгук ему дорог. А ещё тот смотрит по утрам так, словно Чонгук вот-вот исчезнет. Потому и касается всё чаще, пытаясь уверить самого себя, что всё это — настоящая реальность. Он думает, что делает всё незаметно. Но Чонгук не глуп, всё видит, но пока что молчит. — Твой кофе, — ароматная чашка напитка оказывается на столе, там же и тарелка панкейков, которые Тэхён, закатывая глаза, смакует, запивая горячим кофе. — Превосходно. Может, тебе нужно было не на адвоката, а в повара? — Работал бы в ресторане Мишлен? — посмеивается Чонгук, совсем не обижаясь. Он любит свою работу. Вот уже четвёртый год работая востребованным адвокатом в Лос-Анджелесе. В то время, как Тэхён ещё лет шесть назад смог открыть один из своих главных финансовых офисов вне Кореи. Теперь они уже почти пять лет живут здесь, без колких взглядов, как это было на родине. Здесь можно спокойно держаться за руки, не беспокоясь, что о них подумают. — Ни за что. Готовил бы только для меня. Желательно... — внимательно скользит по загорелой груди в одной майке, смачивая губы, — в одном фартучке. — Придурок, — по-доброму хмыкает Чонгук и всё же не сдерживает улыбки. А в глазах напротив он видит целый мир.***
Время не лечит, оно лишь приглушает боль, оставляя после себя рубцы, чтобы каждый помнил, что бывает, ступи ты в те или иные сети. В их жизни бывали ссоры, разногласия с криками и битой посудой, даже драки. А после перекись, шипящая на ранах, и поцелуи, словно те способны залечить собственноручно нанесённые синяки. После гнева наступало сожаление в глазах, взгляд которых обращался в пол с тихим: «Прости, я такой дурак». Но обида не была долгой. Им иногда следовало выпустить пар. Зачастую Чонгуку, в то время как Тэхён мог разбить собственные костяшки о стену, но не о лицо Чона. Всякое бывало и прощалось почти сразу. Они прошли через многое и по-прежнему вместе, что бы не произошло, какие бы слова не звучали, а обиды держались в течение нескольких часов. После чего всё проходило, решалось, обговаривалось. По-взрослому, с разговорами и обсуждениями корня проблем, что да как не нравится. Хоть до этого и были крики и импульсивные поступки. Тэхён понимал и принимал, а вскоре и Чонгук вырос из импульсивного подростка в сознательного мужчину. Моментами Чонгуку, напротив, казалось, что Тэхён слишком отличается: он взрослый и рассудительный, а он словно глупый ребёнок. И от этого было ещё хуже. Чонгук чувствовал себя идиотом. Но он начал наблюдать и осознал, что проблемы и вправду можно и нужно решать через рот, словами, а не просто психами и разбитыми чашками. Иногда губами. Которые он после целовал, чувствуя, словно это у него губа лопнута. Он и вправду совсем скоро понял, что время от времени ведёт себя, как дурак. Тэхён же молча кивал, говоря, что всё в порядке, и просил всё обсудить, сидя за чашкой зелёного чая. Но даже так иногда Чонгук замечал, как венка нервно пульсировала на чужой шее. Потому как Тэхён никогда не бил в ответ, дожидаясь, когда он успокоится. Но однажды он лично стал свидетелем его гнева. После этого он понял, что Тэхён тоже может выбить всю дурь одним хуком, но, благо, не его. — Мог и мне по морде дать, чтоб в себя пришёл, — однажды вырвалось обидное, скорее на самого себя за очередную вспыльчивость. — Никогда, — всегда был ответ Тэхёна. Так прошло больше десяти лет. Пять лет назад они уехали из Кореи. Поначалу снимали квартиру и, наконец, два года назад купили свой просторный дом вдали от шумного города. Здесь тихо, поблизости такие же семейные домики с детьми и собаками. По выходным во многих двориках можно заметить свет от костра и запах мяса с громкими голосами и детским смехом. Но у них тоже есть собака. Молодой доберман, которого они и не думали купировать, не видя смысла затрагивать хвост с ушами. Теперь тот крутится под ногами, виляя любопытным хвостом и тыкаясь мокрым носом в хозяйские ладони в поисках лакомств. Возможно, вскоре и у них во дворе будет звучать детский смех. Если честно, подобная тема не затрагивалась слишком глобально. Но Чонгук не раз видел, с какой тёплой улыбкой Тэхён наблюдает за детьми, будь то соседская кроха или случайная встреча на улице. Не так давно соседский мальчишка лет семи забросил на их территорию мяч, Тэхён же не сразу отпустил того. Перед этим подолгу о чём-то говорил с ребёнком и в конце концов, дав с собой конфет, потрепал того по макушке и отпустил к матери, с которой также был в хороших отношениях. Даже будучи внешне скорее задумчивым, иногда холодным, Тэхён по-прежнему является добродушным человеком. — Ты бы хотел ребёнка? — вот так просто спрашивает Чонгук, стоя у прилавка в супермаркете и выбирая мясо к вечерним посиделкам с друзьями, что наконец приезжают в гости. — Я люблю детей, но не думаю, что из меня получится хороший отец... — в его взгляде проскакивает лёгкая скорбь. — Нет, — Чонгук не может не взять за руку, показывая, что всегда будет рядом, всегда поддержит. — Твои слова отличаются от твоих действий. Ты был бы отличным отцом, — согревая кожу, поглаживает ладонь. — Мы... — Ты бы хотел? — это действительно было неожиданно, но приятно. — Не прямо сейчас. Через год-второй, да? — улыбка в ответ вызывает собственную. — Ты моя семья, а маленький человечек рядом был бы продолжением нашей любви. — Спасибо, Гук, — он действительно благодарен. — Пойдём. Нам ещё алкоголь взять. Джин тот ещё алкаш, — усмехается. — Не меньше Хосока с Намджуном, — но даже так те остаются их друзьями. В супермаркете они находятся ещё около получаса, подолгу выбирая вино, хотя дома есть пара бутылок. После закупа, загрузив весь десяток пакетов в машину, наконец-то едут домой, проводя в дороге ещё около сорока минут, потому как дом находится вне шумного центра. Как бы много времени каждый не проводил на работе в городе, дома хочется тишины и покоя. Поэтому выбор и пал на частный просторный двухэтажный дом с собственным бассейном и территорией, застеленной газоном. Как бы им не нравилась их прошлая квартира, шумные соседи моментами выводили из себя. Добравшись, Тэхён отпирает автоматические ворота и паркует машину под открытым навесом, пока Чонгук заносит все пакеты и раскладывает продукты. Тэхён успевает погладить собаку, насыпать той корма и поменять воду. До прихода друзей есть ещё пара часов, поэтому вынести пару дополнительных подушек и пледов, а также подготовить посуду времени предостаточно. Бросив последний взгляд на уличные фонарики, Тэхён делает мысленную пометку позже зажечь те, а после направляется на кухню, переходящую в просторную светлую гостиную. Тэхён не сдерживается от поцелуя, заметив Чонгука у кожаного дивана, пока тот пытался переодеть другую футболку, чтобы разжечь костёр. Однако запутавшись в ней, Чон только и может, что бубнить, чувствуя, как целуют кожу груди и сжимают бока, оглаживая широкую спину. Чонгук, наконец отбрасывая надоедливую ткань в сторону, хватает Тэхёна, плюхаясь вместе с ним на диван, усаживает того на собственные бёдра и берёт инициативу на себя, кусая в ответ за щекотку, которую так ненавидит. Тэхён же не может не ущипнуть вновь, посмеиваясь в поцелуй и массируя кожу головы. Оба тонут в пучине чувств и тепла.***
Пламя свечи сверкает в отражении зеркала, мелко вздрагивая каждый раз, как разгорячённый воздух колышет её. В просторной спальне приятный глазу мрак. Лишь с помощью свечения луны можно рассмотреть происходящее в покоях двух хранителей. И пока светловолосый юноша в одной лишь белоснежной блузе с оголёнными и такими утончёнными плечами тянет тонкую сигарету, внимательно прослеживая за своим воздыхателем, второй мужчина не отрывается от личного боготворения своего возлюбленного супруга. Не пропуская ни сантиметра кожи, мужчина обласкивает щиколотку. Он держит его ногу так, словно в его руках хрусталь. Так он и считает, а иначе себе же язык откусит. — Сокровище моё, позволь?... — с мольбой в голосе, потираясь щекой о ногу, вновь целует пальчики. — Ты не заслужил, — спокойно отвечает Чимин, нагибаясь к лицу напротив, и выдыхает густой дым со словами: — Опять бросил меня, променяв во служение этой чёртовой суке! — тут же отодвигается и ступнёй давит на лицо, но Юнги не смеет даже двинуться или же коснуться собственного колом стоящего члена. Разозлённый супруг действует похлеще любого адского возбудителя, отчего он не имеет сил скрыть довольную улыбку. — Ты что, смеёшься? — и тут же убирает ногу прочь и, ухватив пальцами чужой подбородок, внимательно всматривается в потемневший взгляд напротив. — Отвечай, — видит, что мужчина готов вот-вот кончить. — Это был новый архангел Ханыль... Я должен был посвятить его в ведение дел нового офиса и... — левая нога Пака давит на член, — представить перед младшими. Дорогой... — уже хрипит. — Это мог сделать и Лухан. Но вместо того, чтобы вовремя прийти на ужин, ты побежал к той течной суке. При этом опоздал на час и заставил меня ждать, дорогой, — особо выделяя последнее слово. — Это была ошибка, подобного не повторится. Только позволь коснуться, не отталкивай, Чимин-а... — Какой хорошенький у меня муженёк, — ласково касается губ. — Сядь на кровать. Руки по швам. Юнги тут же усаживается, как и было велено, внимательно наблюдая, как медленно спадает белоснежная ткань с молочной кожи, оголяя ту. Во рту собирается слюна, что тяжело проглатывается. Взгляд не сводится с горячо любимого мужа в их личной спальне. Чимин же замечая всё и лишь усмехается, довольно облизываясь. Рубашка оказывается на полу, теперь же нагое тело не скрывают ненужные тряпки. Пальцами он медленно скользит по коже, довольно постанывая. Наслаждается измученным супругом, что так желает взять его, а сам не позволяет этого сделать. Игра слишком затянулась. — Не смей двигаться, — усевшись на бёдра, наконец берёт сочащийся смазкой член, отчего Юнги мычит, рефлекторно дёргая бёдрами, за что получает шлепок. — Ужасное поведение, — и сдавливает член. — Прости, дорогой, — ощущая, как собственная плоть оказывается в горячем нутре. — О мой... — Не смей упоминать отца, — сквозь стиснутые зубы шепчет Чимин, понимая, что тот чуть не ляпнул «Бог». — А теперь двигайся и трахни меня хорошенько, — наконец отпускает контроль, доверяясь мужу. Юнги теряет голову, перехватывая бёдра удобнее, и начинает вколачиваться, не имея более выдержки на неторопливость. Переворачивает того на живот и наслаждается стонами супруга, его дрожащим разгорячённым телом. Не теряя времени, не забывает ласкать любимые ягодицы и пухлые губы. Чимин же, закатывая глаза, выгибается, сходя с ума от трения собственного члена о ткань постельного белья. Понимая, что долго не продержится, ведь до этого уже сходили с ума, сейчас же готовы кончить от любого движения. И Чимин, не сдерживаясь, сдавливает плоть, чувствуя, как в него кончают, и лишь после заканчивает сам, пачкая постель под собой только от пары движений руки супруга на собственном члене, всё так же продолжая дрожать. Он тычется в губы напротив, получая грубый поцелуй с лёгким рыком. Довёл Юнги до искупления, до крайней точки невозврата, откуда вернуться тяжело. Почти невозможно. Но он сумел достать его, при этом не забыв напомнить, что любит не менее пылко в ответ. И лишь затем чувствует, как его тело обтирают тёплой тканью, а после целуют грудь, соски и губы. Оба засыпают с пониманием, что их смертные наследники выбрали правдивый путь искупления. Потому даже после смерти в глубокой старости оба сумеют встретиться на той стороне и так же в паре продолжат свой путь жнецов, будучи наследием главного архангела и жнеца — супругов Пак и Мин. Ким Тэхён и Чон Чонгук сумеют превзойти даже их. Но это будет не менее, чем лет через пятьдесят. А пока что можно насладиться жизнью, не заботясь о смерти. Потому как сумели доказать свою ценность и исправить собственную жизнь, следуя рука об руку по тропе испытаний.***
Дрова давно прогорели в угли, сочное мясо готово, как и овощи. Солнце уже зашло за горизонт, но холод так и не наступил, потому можно спокойно сидеть у костра на мягких диванчиках и наслаждаться бокалом полусладкого вина или банкой пива вместе с компанией незамолкающих друзей. Теперь можно быть уверенными, что это те самые люди, которым ты можешь довериться, не скрывая ни отношений, ни положения. Хосок приехал первым и тут же вызвался помочь Чонгуку на улице, пока Тэхён доставал все тарелки и готовил закуски, которые вскоре те вынесли к столу, попутно пытаясь не споткнуться о пса, что всё пытался запрыгнуть на Хосока. А вот к шести приехали, как ни странно, Намджун вместе с Джином. Тэхён сразу заметил, что между ними давно что-то изменилось, но те всё не кололись. И только глупый не заметит их частых переглядок. Но самое главное — рука Намджуна, сжимающая бедро Джина. Тэхён же, зная старого друга, догадывается, какие отношения связывают двух Кимов, но по-прежнему молчит, и только с улыбкой наблюдает за компанией. Хосок в последние три года разъезжает по Европе. Его небольшой салон начал набирать популярность, теперь же известные модели байков тот продаёт и за границей. В то время как Намджун не отстал от Хосока, но в отличие от него открыл сеть салонов авто, где выставлены спорткары. Также он имеет не одну сеть СТО, где крутятся неплохие деньги. Оба мужчины имеют стабильный заработок, а самое главное — любимое дело. Тэхён гордится ими. Неожиданно, скорее для самого Чонгука, чем для Тэхёна, в их жизни так же появился Джин. Хотя тот и не пропадал надолго. Постоянно писал Чонгуку, частенько утягивал того на обеденный перерыв между парами, когда тот ещё учился в Корее, так как и сам учился неподалёку, но в институте искусств, на актёрском. Теперь он уже как пару лет востребованный актёр и модель. Только закончив школу, он понемногу начал сниматься в рекламе. Джин сам по себе является лёгким, неординарным, но понимающим человеком. Кажется, он был единственным, кто принял Чонгука, так и не оставив его. Тэхён рад, что у Чонгука есть такой человек. И даже если Чон вечно жаловался, что Джин достаёт его, присосавшись, словно пиявка, Тэхён видел, как он смеялся с глупых шуток Кима, пока тот звонил ему или писал. Джин словно не воспринимал иногда обидные слова Чонгука в школьное время, продолжая держаться рядом, показывая, что тот не один. Потому как знал, что Чонгук — просто обиженный на окружающих подросток. Но однажды, лет восемь назад, Тэхён поздним вечером наткнулся на Джина в не особо благоприятном районе. Тот был необычайно поникшим, и Тэхён, кажется, впервые не увидел его улыбки. Тогда он понял, что этот человек не робот и тоже имеет чувства. С того момента он и сам начал приглядывать за***
Они решают поехать на море. Тэхён разбудил его ещё затемно с неожиданным: — Поехали к морю? И они поехали. Чонгук не был пьян, даже не чувствовал головной боли и похмелья от двух банок пива, но даже так Тэхён не дал ему вести машину. И, пока весь дом спал, а доберман проводил их до ворот, до этого улёгшись на второй половине кровати с Хосоком, Чонгук с Тэхёном покинули пределы дома, отправившись по пустой трассе к рассвету у кромки воды. Лучи солнца начинали пробираться из-за горизонта, освещая пустую дорогу. Но Тэхён не готовил кофе и не улыбался, как это бывает по утрам. Только после того, как разбудил Чонгука, подарил тому сухой поцелуй в лоб. А это значило одно — он нервничает. Подобное бывало редко, и Чонгук не привык к несобранному Тэхёну. Тот словно находится не здесь. Не говорит, а просто держит путь к берегу, куда им ехать не больше десяти минут. Но даже так Чонгук замечает всё. И, наблюдая за ним не первый год, он может понять, что разговор будет серьёзный. Если Тэхён так спонтанно решил что-то совершить, значит, его мысли в максимальном беспорядке. Такое уже было шесть лет назад, когда ему позвонила соседка его дядьки и сообщила, что тот умер. Как позже оказалось из-за цирроза. Алкоголь сделал своё дело с и так не здоровой печенью. В тот день Тэхён сказал, что в порядке, но это было не так. Смерть того, кто, казалось, испортил ему жизнь, знатно успела потрепать и оставить свой след. Чонгук понял, что после смерти дяди у Тэхёна больше не осталось родственников. Потому тот ещё с неделю ходил словно в воду опущенным. Возможно жалел, что не сумел поговорить и обсудить все недосказанности. А может, на то были свои причины, о которых Чонгуку не известно и вовсе не следует знать. Всё же ему не понять Тэхёна на все сто, не имея возможности влезть в его голову, дабы узнать о всех переживаниях. Тогда он бы помог их решить. По сей день он так и не возобновил прежнего общения с матерью. Та пишет пару раз за месяц, но так и не находит времени на встречу. Чонгук и не просит о ней. Зная, что женщина занята своей личной жизнью, не особо горя узнать, как её единственный сын. Отец же только шесть лет назад решил ему позвонить, сухо узнав, как он. И только два года назад лично приехал в их ещё не до конца обустроенный дом с бутылкой коньяка и просьбой поговорить. Говорили они долго, но старший наконец попросил прощения. Чонгук и не держал зла, хоть обида и была. Теперь временами созванивается с ним, чувствуя, что отец хоть немного, но принял и оттаял к нему и его отношениям с Тэхёном. Это действительно радует. — Ты помнишь нашу первую встречу? — машина остановилась, и теперь Тэхён наконец задаёт волнующий его вопрос. Не отрывая взгляда от водной глади, где солнце только начинает показываться. Они так и сидят в машине, не решаясь выйти на прохладу. — В классе, да? — Чонгук видит, как сначала брови хмурятся на любимом лице, а после глаза нервно бегают по его лицу. Ким словно пытается отыскать верный ответ. Да, Чонгук ждал этого и готов его выслушать. — Но это же было на школьном дворе, — или нет. Он не может точно вспомнить. — Я разлил на твою рубашку кофе. Или чай... Чёрт с ним, — уже под нос. — Это был конец октября тринадцатого года. Не помнишь? — видит, как рука сжимает руль, что вот-вот заскрипит. — Тогда я и познакомился с тобой. — Говоришь так, словно я не Тэхён, — нервно улыбается, не имея сил сдержать дрожь рук. Он впервые настолько растерян и неподготовлен. Хотя всё всегда наоборот. — Даже если и так, — легко в ответ. — Ты мой Тэхён. Мой Тэ. Мой человек, а я твой мальчик, — и тянется к руке, сжимая ту в своей, согревая. Но та не перестаёт дрожать. — Я Тэхён, — отмахивается, прикусив губу. — Но не совсем тот. — Я понимаю, хоть и не до конца. Но всё в порядке, ты можешь говорить. Я хочу тебя выслушать, хорошо? — и сжимает сильнее, чтобы дать понять, что рядом. Не бросит. Не посмел бы, чтобы ни произошло и какие слова ни прозвучали в это утро. — Я всегда буду с тобой, Тэ. Поэтому, пожалуйста, не бойся говорить. Страх, что не присущ ему, не скрывается в этот момент. — Мне было около двадцати шести, когда мы встретились, — но Чонгук не перебивает. — Это был какой-то кабак. Я напился и курил на втором этаже, а затем заметил у бара тебя. Ты... ты смотрел на меня в ответ и улыбался. Был обдолбанным какой-то дрянью, что там толкали. А потом пришёл ко мне, и мы выпили ещё. Говорили, курили и нюхали что-то. Было чувство радости, лёгкости, хотя это было совсем не так. А потом ты полез целоваться сквозь слёзы, говоря, что устал от всего, — рукой прикрывая глаза. — Моя жизнь не была сахаром, — тихо в ответ, принимая, всё так же слушая и удерживая руку в своей. — Наша прошлая была дерьмом ещё тем. Мы скатились, но искали утешения. И нашли его, — глаза в глаза, чтобы увидеть поддержку. И Тэхён находит её. — Нашли его друг в друге. Мы трахались каждые выходные больше года. А потом я потерял тебя... — он не думал, что это будет так тяжело. — Мы расстались? Но Тэхён молчит, и в его молчании больше слов, чем было до этого. Чонгук понимает, принимает. Всё сказанное не ложь. Тэхён никогда не врал ему, мог не договорить, чтобы сберечь, но не соврать. И он это, блять, понимает. На душе паршиво. Но не от признания и, сказал бы другой, бреда, больно от понимания, что всё это время Тэхён держал всё в себе и в одиночестве тянул это бремя. Чонгук не смеет отпустить его руку даже тогда, когда Тэхён тянется приоткрыть окно. Душно. — Тот мальчик, — не Чонгук, теперь нет, — он лежал на асфальте и последнее, что он видел — это рассветное небо, — кажется, боль Тэхёна передаётся и Чонгуку. — Я обещал ему поездку на море. — Но не успел, — понимает Чонгук. Тэхён замолкает, стискивая зубы, и тяжело выдыхает, продолжая: — В ту же ночь меня повязали. В итоге я отсидел три года. После этого мой друг встретил меня, и мы поехали праздновать моё тридцатилетие. Только вот на следующее утро я не проснулся в окружении алкоголя, наркоты и голых проституток. Я оказался здесь, Чонгук, — произносит Тэхён и видит в чужих глазах понимание: ему верят, не считают поехавшим на голову. — Я проснулся на школьной парте, в своём классе. Думал, это отходняки, но я встретил тебя. Встретил того, кого однажды потерял. — Мне понадобился не один месяц, чтобы прийти в себя. Привыкнуть, что я не влиятельный дядя, а простой пацан без ничего. Потерявший всё, но обрёвший свою жизнь. — «Жизнь моя»? — вспоминает, как Тэхён любит его называть. — Ты только ответь честно, ты полюбил меня или его? — понимает ведь, что это и был он, но немного другой. Хотя даже так почему-то немного больно. — Ты и есть моя жизнь, Чонгук. Тот парень и ты — совершенно разные. Глупо, да, знаю. Но ты должен знать, что я полюбил тебя. А тот человек был так же сломан. Между нами не было любви, мы даже не целовались, понимаешь? — второй рукой накрывает их переплетённые. — Я всё думал, что это, ну, может, тот свет. Ад или Рай, да? — хмыкает скорее горько, чем весело. — Решил, как придурок, тебе подрочить в душевой в нашу новую встречу. Думал, хоть после этого Боженька явится и скажет, что я наказан за подобное богохульство. Но никого не было, кроме этой реальности, где мне снова двадцать и я никто. Правда, появились двое, но о них знать не обязательно. Может, позже, но не сейчас. Если Чонгук захочет, он расскажет всё. Абсолютно, не утаив ни детали. Даже то, что то самое письмо из жестяной банки он сжёг после признания в любви. Уже как десять лет прошло, и он давно отпустил своё прошлое. Того сломанного мальчика, которого не сумел отгородить от этого дерьма, потому как и сам был не лучше. Но теперь у него есть то, ради чего он готов жить. Ради самого себя, ради своей любви к человеку напротив. — Теперь картинка складывается, — не шокирован, обдумывал подобное не один год, но всё равно удивлён признанием. — Только дурак бы не заметил, как ты изменился. Я сначала думал, что это из-за травмы головы. Потом, что в твоё тело что-то или кто-то вселился. Но ты не хотел меня убить, поэтому идея со злым духом отпала. Я думал о версии с параллельным миром, но версия с временем более подходящая. — Ты не удивился, — понимает, каким был дураком, раз решил, что сумеет скрыть самого себя. — Я прожил с тобой больше десяти лет, Тэ, — мягко произносит, успокаивая. — Я знаю тебя: хмурого, задумчивого, серьёзного, надежного, иногда плачущего, как мальчишка, ответственного, любящего в конце то концов. Мне не важно, что было тогда с моей версией. Не важно, что ты дядька. Аджосси, да? — уже открыто усмехается. — Ты — мой Тэ. И тот Чонгук это не я. Понимаешь? Я не умру и не брошу тебя, смотря на небо. Я не принимаю наркоту и не закончу свою жизнь раньше седины и бубнежа в свои семьдесят с чем-то. Я один из лучших адвокатов, мой любящий человек — моя опора. Ты тот, кто ты есть. И я рад, что ты окончательно смог мне открыться. Я подозревал, что ты непростой человек. Но я благодарен, что ты доверяешь мне настолько. И я клянусь, что сохраню это в своём сердце. Поэтому... Тянет за руку, помогая выбраться из машины, и снимает обувь, как свою, так и Тэхёна, утягивая за собой к кромке воды. На пляже заметно прохладнее. Отросшие волосы треплет ветер, вызывая мурашки на коже, но это совсем не раздражает. Тэхён только и может, что открывать рот, как рыба, наблюдая за улыбкой любимого человека. Тот отдаёт в ответ не только тело и душу. Теперь же и сердце, которое вот-вот выпрыгнет из груди. У Тэхёна так точно. Он словно тот самый мальчишка. Прямо сейчас стоит и шагу сделать не в состоянии, наблюдая за Чонгуком, что стоит перед ним с чёрной бархатной коробочкой в руках. — Я должен был сделать это давно, но всё боялся, что ты недостаточно мне доверяешь. — Чонгук... — золотое кольцо без излишков камней оказывается перед распахнутой душой. — Ким Тэхён, ты — лучшее, что случалось в моей жизни. Мы прошли через многое и, если ты позволишь, пройдём ещё через все жизненные препятствия, которые нам уготованы. Будь то погрызенный диван нашим псом или спор, кто будет менять памперс нашему малышу. И я хочу, чтобы эта жизнь стала нашей до конца нашего века. С сединой и ворчанием. Подзатыльниками и ещё одной собакой под боком. Как минимум двумя детьми и твоими ежедневными улыбками, которые я буду вызывать. Я желаю разделить эту жизнь с тобой. И спрашиваю у тебя, готов ли ты к этому? Готов окольцевать свой безымянный палец и получить статус женатого мужчины? Ты станешь моим мужем, Тэ? Моим человеком? — Мой мальчик... — его драгоценность. — Да, я хочу разделить эту жизнь с тобой. Ноги дрожат, но Тэхён находит силы сделать маленький шаг навстречу. Он протягивает руку, и Чонгук надевает кольцо на его палец, касаясь сухими губами кожи, что начинает мёрзнуть. Всего миг — и оба тонут в таком долгожданном поцелуе. Таком требовательном и забвенном. Словно утопают друг в друге, желая раствориться и поглотить ароматы общей любви. Тэхён впервые дрожит, всё не может успокоиться от осознания, что его не только приняли, но и готовы разделить жизнь. Но Чонгук не отпускает. Больше никогда. Он давно решил, что это его человек. Принял с его повадками и благодарен за терпение Тэхёна, когда его эмоции выходили из себя. Он рад, что именно Тэхён стал его маяком в этой глуши страхов и непринятия семьи и окружения. Если бы не Ким, он так и закончил бы эту жизнь, как та сломанная оболочка. Всего лишь кукла без души и желания жить. Но Чонгук давно решил, что готов к любым испытаниям. Теперь же стирая слёзы с щёк Тэхёна, что всё не заканчиваются, и сам не замечает своих. Тэхён тянется навстречу, целуя мокрые дорожки. Слёзы от счастья бывают не такими, как в кино. Здесь же красные щёки, икота и сопли с дрожащими руками и улыбкой сквозь слёзы. Поцелуи всё не заканчиваются, но Чонгук находит силы оторваться и утягивает Тэхёна в машину. Понимает, что холод пробирает до косточек, а болеть им не к месту. Вскоре они подадут документы в местный ЗАГС. Здесь это не проблема, потому и температура с простудой им не нужна. Только жаркие касания и поцелуи. Только их любовь и улыбки, сидя в машине в объятиях друг друга. А потом поездка домой, друзья и собака. Через пару лет дети, за которыми они будут наблюдать, пока те будут расти, желая подарить свою любовь не только друг другу, но и своему продолжению любви. Сейчас же оба нервно пытаются стянуть одежду друг с друга. Пока Чонгук откинул переднее сидение поудобнее усевшись, Тэхён стягивает с него спортивные штаны. Сам же в пижамных, которые без особого труда откидывает на соседнее кресло. Оба без белья, потому как поездка была слишком незапланированной и внезапной, Чонгук не успел переодеться, поехав, в чём спал. Тэхён, смотря на Чонгука, замечает его улыбку при виде своего полу вставшего члена, потому, не медля, усаживается на его бёдра, скользит по животу руками, наслаждаясь горячим телом под собой, вызывая мурашки по коже и тяжёлый вздох. — Кажется, где-то в машине была смазка? — не отрывая взгляда от тяжело вздымающейся груди, шепчет Тэхён. — А ещё презервативы, да? — сжимая бока. — И, возможно, я пытался расслабиться в душе с утра... — Вот как? — в бардачке и вправду находится бутылёк лубриканта и пачка контрацептивов. — Я очень нервничал и мне нужно было сбросить стресс. — Да что ты? — разогревая густую жидкость, касается сжимающейся дырочки, вызывая ответный стон. Два пальца свободно входят, потому вскоре неспешно добавляет третий, второй рукой медленно надрачивая член Тэхёна и любуясь заломанными бровями и прокусанной губой. — Поцелуй и не смей отрываться. И пока Тэхён выполняет сказанное, Чонгук медленно входит одной головкой. Дразнит. Но чувствуя, как тот качает бёдрами, желая самостоятельно насадиться до конца. Чонгук шлёпает его по заднице, вызывая довольный стон. Всё так же в губы с укусом в ответ. Недолго мучая, входит до шлепка яиц о промежность. Теперь же стонет сам от того, насколько Тэхён сжимается — мстит. Специально, чтобы почувствовал, каково это. Но долго не держится, расслабляясь и доверяясь. Потому Чонгук больше не терпит, выходя почти до конца, и резко входит с общим стоном на весь салон. — Это твоё наказание, — рычит в губы, но не целует, а только в глаза смотрит. Такие пьяные и вовсе не от алкоголя. — Сам игрался с дырочкой, пока я спал. Да, детка? Тэхён только тяжело дышит, терзая губу. — Отвечай! — и вновь два шлепка подряд, вколачиваясь по самые яйца. В очередной раз убеждается, что мерседес был не зря куплен. Места предостаточно, но всё же дома лучше. — Да-а... — впивается пальцами в плечи и уже сам насаживается, но не отказывается от рук Чонгука, которые придерживают его под ягодицами, пока сам Чон долбит его простату. — Ударь ещё... — молит. — Гук... — и Чонгук шлёпает ещё раз, сжимая ягодицы до пятен. На коже останутся его следы в знак доказательства этого утра. — Я скоро кончу, как чёртов подросток, — шипит сквозь зубы, наблюдая за стонущим Тэхёном. — Ты скоро, детка? Тэхён кивает, впиваясь в губы, пока его член дрочат, доводя до финиша. Вскоре чувствует, как пачкает ладонь Чонгука собственной спермой, сжимается сильнее и дрожит от чужого довольного стона и ладони, притягивающей поясницу ближе. Тэхён понимает, что Чонгук так же кончил, выскользнув и стянув презерватив. Он наконец может улечься сверху, расслабившись от бессилия и лёгкой боли в ногах, уткнуться во взмокшую шею и глубоко вдохнуть смешанный аромат одеколона и пота, вперемешку с самой кожей любимого человека. — Теперь ты окончательно мой человек, — Чонгук разминает его поясницу, наслаждаясь долгожданным теплом, притягивая ещё ближе. — А ты навсегда мой мальчик, — целует в ответ, прикрывая глаза. В переплетённых пальцах греется обручальное кольцо.«Исправлять свои ошибки не всегда просто, но именно на них мы учимся. Я обязательно всё исправлю, чтобы ты смотрел на мою протянутую руку без страха и сомнений».
Конец.