«Когда дверь закрывается, то открывается окно, — и это действительно правда. Но не нужно зацикливаться на закрытой двери, нужно искать окно».
— Судьба и обстоятельства вернули нас в тот момент... — хриплым басом звучит от Тэхёна. — Когда губы впервые разбились, — произносится сбоку осипшим голосом. И Тэхён был согласен как никогда. — И ты думаешь, что они никогда бы больше не сумели зажить? — выдыхает густой дым, лёжа на голых бёдрах Чона, чувствуя липкость и жар его кожи. Тот так же ловит кайф от какой-то палёной травы в тёмной комнатке третьего этажа борделя, который находится под руководством Намджуна. Кажется, эта партия дури та ещё дрянь. Но они и дальше делают затяжки, не заботясь, проснутся ли к утру. — Только если успеть выставить кулак в ответ, — чтобы губы не оказались разбиты на мелкие осколки под их окровавленными ступнями надежд. — Только если ты захочешь, Ким... Это был их последний разговор. Это был последний момент их безмятежного времяпровождения под травой, алкоголем и отчаянным сексом. Без поцелуев. За время их отношений, они ни разу не ощущали вкус губ. Они вытворяли многое, доходящее до безумия: потому что давно сошли оба с ума. Но не было ни единого раза, даже мысли, чтобы поцеловаться. Но, может, если Тэхён припомнит, то поймёт, что в глазах Чона была надежда. Которая в конце концов погасла, как и его жизнь на холодном асфальте между борделем и заброшкой. — Это просто секс, — всегда говорил Тэхён. — Просто скажи, что я тебе***
— Тебе уже хватит, ребёнок, — забирая опустевшую бутылку от пива, Тэхён прикусывает губу, сдерживая смешок. — Ты что, моя мамочка? — сам Чонгук сидит в ярко розовой толстовке, потому что свои вещи загадил, опрокинув банку пива на себя. И только Хосок посмеивается, не сдерживаясь: — Всё-таки оставляй себе, розовый прям твой цвет, — Хосок, как бы ни любил яркие вещи, понимает, что носить её не будет, да и не вспомнит, откуда эта ядрёно-розовая толстовка в его (Намджуна, у которого он часто ночует) шкафу. — Хён, не прикалывайся, — вымученно тянет и снова обращается к Киму: — Раздражает... — Что? Розовый для хорошего мальчика? Или то, что я могу быть твоей мамочкой? — не может удержаться от поддразнивания Чона, наслаждаясь, как тот пыхтит словно разгневанный котёнок. — Как не папочкой, — огрызается Чонгук, облизывая пивные губы. А Тэхён засматривается. Опять. Сглатывает, но всё же переводит взгляд к глазам. — И перестань уже называть меня мальчиком! — Тогда, девочкой? Может, детка? Или кроха? — только и делает, что дразнит, а Чонгук рябеет и синеет одновременно, а потом, не сдерживаясь, лупит его по рукам. — Айгу, маленькая штучка стесняется? — и ржёт, словно наблюдает за маленьким рассерженным ребёнком. И только Намджун с Хосоком уже привыкли к подобному и по-доброму наблюдают за усмехающимся Тэхёном и бросающим молнии Чонгуком. Старшие и не поняли, как Тэхён, а через пару недель и Чонгук, которого привёл Ким, стали неотъемлемой частью их вечерних посиделок за игрой в карты, а по выходным — банкой пива. Чон с Кимом младше всего на пару лет, но даже так Намджун может заметить, насколько же Тэхён помотанный жизнью. Наблюдая за ним, Намджуну думается, что перед ним сидит не мелкий пацан, а мужчина, который успел отыграть своё. Знал бы он, насколько прав. Потому как Ким Тэхён, являясь старшеклассником, время от времени и ведёт себя, словно ему плевать на все проблемы в виде экзаменов и прочей подростковой лобуды, но даже так всё равно имеет этот глубокий взгляд. Намджун заметил это сразу. Тэхён, сколько бы не дразнил Чона, не забывает наблюдать за ним, словно коршун, охраняющий своего птенца. Не только взгляд, даже сейчас, когда Чонгук, успокоившись, уткнулся в свою банку пива, разговаривая с подсевшим к нему Хосоком, словно не замечает руки Тэхёна, которую тот уложил на спинку старого диванчика, на котором они и сидят. Стережёт, не говоря и слова. — Так... — тянет Намджун, заметив поплывший взгляд Чонгука. — Ребятки, пора по домам. Вам ещё завтра в школу, — при этом долбанув Хосока по ноге под столом, двояко кивая в сторону школьников. Хосок только прищуривается и тянет улыбочку. Чонгук тянется, похрустывая пальцами, и чуть ли не стонет, когда Тэхён разминает его заднюю часть шеи, при этом вплетая пальцы в отросшие волосы, массируя и там. Чонгук и сам не понял, когда успел привыкнуть к постоянным незначительным касаниям Кима. Тэхён словно и сам не замечает, как берёт его за руку, когда они стоят у прилавка в магазине, и тянет его в другой отдел. Или, когда они идут к нему домой, а Тэхён идёт быстрее, нежели сам Чонгук, поэтому и тащит его за собой. Только вот в школе он не такой тактильный, потому что вечно летает в своих мыслях. Сейчас же Чонгук не сдерживается и стонет в наслаждении, — Тэхён массирует его мочку уха, и это... — Блять, — шипит Тэхён, отбрасывая сигарету. Та спалила его пальцы, догорев в руках. И только сейчас Чонгук открывает глаза, замечая ехидную усмешку Хосока, сидящего напротив, и пристальный взгляд Намджуна. Чонгук опускает взгляд к своим джинсам, потому что Хосок невзначай кивнул именно в ту сторону. И теперь он понимает, что кое-кто встал раньше, чем они с Кимом собирались по домам. Он тут же тянет толстовку, которая раздражает своей яркостью глаза, не обращая внимания на взгляды напротив. Но даже так пытается дышать глубже. Потому что чёртов Ким Тэхён тянется к его руке, чтобы взяться за ту и пойти домой, но Чонгук оттягивает ею край своей толстовки. И только Тэхён касается его пальцев, Чонгук тут же подрывается, чувствуя, как начинает кружиться голова и ослабевают ноги. Но он всё равно сбегает из ангара к выходу, кинув скомканное: — Спокойной ночи, хёны. Я это... — Домой, Чонгук-и? — приподняв бровь, уточняет Тэхён, также собираясь уходить. — А? Да, да... — прислонившись к стене у входа, дожидается, когда Тэхён приобнимет старших, прощаясь. — Давай домой, Ким! — и тут же скрывается за углом. Намджун только тянет уголки губ, а Тэхён останавливает взгляд на его ямочках. Хосок не сдерживается и пьяно ржёт на всё помещение. Именно сейчас можно заметить, как Чонгук словно подстраивается под человека, с Намджуном и Хосоком он ведёт себя вполне сносно, рассудительно, хоть моментами и задаёт глупые вопросы. Но только с Тэхёном он по-настоящему расслабляется, подставляя ему свою шею, и позволяет касаться себя. И знай старшие, что ещё месяц с хвостиком назад он вёл себя, как тявкающая собачка за спиной хозяев, не поверили бы. Возможно, всё это из-за отсутствия Минхо и потери с ним связи, но тот придёт в школу только завтра. Тэхён старается жить, а не просто выживать, как это было раньше. Может, та же квартира и отсутствие дяди в жизни стали его спасением. А может, и «Хамелеон», которых приструнили братья, что время от времени напоминают о себе. Но как бы он ни пытался не влезать в передряги, это не имеет смысла. Потому что тот же Чимин чётко дал знать, что всем привычное добро и зло, Ад и Рай, давно имеют размытые границы. Даже будучи чистейшей души человеком и твори он лишь одно добро, он скорее попал бы в Ад, став лакомым девственным кусочком для чертей. Потому что в Раю не осталось добра, а жизнь — та ещё несправедливая сука, в которой нет никакого смысла. — Живи так, как хочешь. Не смотри на других и не сравнивай себя с ними. Но не забывай, что с тобой может случиться, если ты будешь таким же отбитым наркоманом, как это было с тобой к тридцати, — однажды сказал ему Чимин. — После смерти ты всё равно не будешь помнить свою жизнь смертного, поэтому не трать её впустую. Именно поэтому он живёт теперь с пониманием, что будет в будущем, соверши он ошибку. — Ты же драться умеешь? — спокойно спрашивает после того, как они зашли в магазин купить выпить и теперь стоят под навесом. — Чего это так? — ухмыляется Чонгук, наблюдая за слишком спокойным Кимом, которого он облил колой, которую до этого тряс внутри магазина. — Беги, если не хочешь оказаться без штанов и светить задницей на весь район, — слизывает каплю газировки с губ и тут же делает шаг. Чонгук, сверкая пятками, сбегает в сторону его подъезда. Они снова не заметили (или не хотели), как пришли в дом Кима. А всё потому, что здесь спокойно, нет матери Чона с новым ухажёром, бутылками от вина и скрипом кровати в её комнате, и нравоучениями её новых мужиков. Потому что в квартире Тэхёна чувствуется присутствие жизни, а не холодная пустота со стерильными поверхностями в помещении, которую нервно наводит сам Чонгук. — Йя! Ну всё, хватит! — орёт и бьётся в чужих тисках Чонгук, но Тэхён не останавливается и продолжает тянуть его под душ. Холодный, но недостаточно, чтобы заболеть, а Чон вопит ещё сильнее. — Нет! Не вздумай, ирод! — Время охладить плохого мальчика, — и льёт холодную воду на лицо, умывая, посмеиваясь с плюющегося Чонгука. Руки крепко удерживают уже не сопротивляющееся тело. Увеличив температуру, Тэхён помогает стянуть чужую толстовку, кинув ту под ноги, и только после того, как Чонгук тянется к брюкам, он может взяться за свои вещи. Чонгук слегка дрожит, поэтому Тэхён быстро споласкивает их под тёплой водой и обматывает того большим полотенцем, сам же тянет его за руку в спальню, усаживая и укрывая одеялом по макушку. Чонгук, разморенный и выпивший, почти засыпает, но сквозь приоткрытые веки наблюдает за Тэхёном, ищущим вещи у открытого шкафа. Внезапно звонит телефон, и Тэхён выходит в коридор, — именно там остались их куртки. Чонгук улавливает короткие фразы и по голосу Тэхёна понимает, что этот кто-то будет посерьёзнее того же Намджуна. Но не проходит и трёх минут, как Тэхён возвращается, уже в одних штанах в серую клетку, кажется, единственную вещь помимо чёрного гардероба. Его рука касается лба, проверяя Чонгука, на что тот вздрагивает, так и сидя на краю кровати под одеялами и в полотенце. Он и не припомнит, когда именно Тэхён позволил ему спать в его кровати, а не на неудобном диване. Кажется, это было в одну из гроз, когда Чонгук чувствовал, что сходит с ума, а Ким сам вышел к нему и потащил с собой в комнату, так ничего и не сказав. Как будто знал, что Чонгук терпеть не может грозу... — Заболею из-за тебя, — тихим голосом, почти засыпая от теплоты. — Я согрею, — имеет в виду одеяла и обогрев, который увеличил ради него, но Чонгук думает о другом. Снова эти мысли, что не дают покоя. — Так ты будешь моим папочкой? — Да хоть святым отцом, — стягивая одеяло и растирая волосы полотенцем. — Почему? — и смотрит в глаза напротив. Почему он чувствует то, что не следует? Почему именно к Тэхёну? К парню... — Не смотри так, ты похож на бездомного щенка, — снова увиливает от вопроса. Чонгук нервно хохочет, но Тэхён улавливает нотку обиды. И... боли? Сам не в состоянии понять, потому укладывает Чона, ложась рядом, и пытается уснуть. Но спустя недолгие пару минут чувствует, как чужое тело касается его груди. Чонгук спиной прижимается к его голому животу, греется. А Тэхён сжимает кулаки. Потому что понимает: это не его сломанный мальчик, это Чон Чонгук, который пока что ещё не в состоянии понять и принять самого себя. Но Тэхён понемногу помогает ему дойти к своему я, потому что иначе Чон пойдёт по наклонной. Потому что в свои двадцать два Чон Чонгук, которого он знал, просто потерялся. — Почему у меня возникает чувство, что ты путешественник? Как в фильме Эффект бабочки, — шепчет, словно не желает, чтобы его услышали. Потому что теперь уж точно понимает, что этот Ким Тэхён кардинально отличается от того мальчика. Серости. Но Тэхён слышит и так же тихо отвечает: — Тогда бы я не позволил тебе умереть... Вот только Чонгук этого не слышит и только бормочет сквозь сон: — Холодно, Ким, — холодно телу, сердцу и кончикам пальцев на ногах, что так дрожат. Но он чувствует чужие ноги, переплетённые со своими. Тэхён, как и обещал, греет его своими руками со сбитыми костяшками и мелкими ранками, которые обвивают его грудь в полотенце. Касаясь указательным пальцем кожи, он вырисовывает незамысловатые линии на теле Чонгука. А тот прикусывает губу, потому что чувствует чужое дыхание у затылка и то, как перед самым сном чужие губы касаются его шеи. Ким Тэхён согревает, как и обещал.***
— Ты не обязан нравиться всем. Но что бы ни произошло, не забывай оставаться человеком, — как-то сказал ему Юнги. И Тэхён вспоминает об этом именно сейчас, когда Минхо плюнул ему в лицо. Густая слюна оказалась на его щеке. Он притрагивается к лицу, а после переводит взгляд на руку и, кажется, до него доходит только сейчас, что именно сделал этот пацан. Тэхён усмехается и тут же, не сдерживаясь, хватает блондина за лицо и вминает его затылком в стену, как когда-то приказал сделать Чонгуку. Выставив ногу меж колен, он зафиксировал Минхо и, пользуясь его растерянностью, сжал щёки. И теперь же сам смачно харкнул в чужой рот. Второй рукой в этот же момент дал под дых, а губы зажал ладонью. Та, казалось, налилась свинцом, не позволяя выплюнуть горькую от сигарет слюну. Лицо Минхо краснеет, а из глаз непроизвольно вот-вот покатятся слёзы. Как забавно. — Когда собираешься бить со спины, не забывай, что есть и те, кто наблюдают со стороны, — потому что наблюдать за тем, как Минхо тыкает своим омерзительным пальцем в грудь Чонгука, было просто невыносимо. Потому что Чон, блять, просто терпел, вылупившись на асфальт. Он начинал верить в его оскорбления. Слушал о том, какой он пидор, подставляющий свой зад кому попало. Подставившийся неудачнику Киму. Просто потому, что повёлся с Тэхёном. — А-а-а, ручная сучка прибежала по зову хозяина? Так кто кого потрахивает, а, ребятки? — и смотрит за спину Тэхёна, пока Ким ослабил хватку на губах. Туда, куда за поворот Чонгука утащил Джин. Но Тэхён понимает, зная Чонгука, он подозревает, что тот стоит там и выслушивает все эти помои, льющиеся из гнилой пасти избалованного и недолюбленного ребёнка. Но Тэхёну плевать на этого пацана, главное, чтобы уже сам Чонгук не поверил во все эти бредни, которые всю жизнь родители вбивали ему в голову, а Минхо, падаль, закрепил, подловив сегодня после занятий. — Ян, — усмехаясь, — кажется, ты всё ещё не понимаешь, в каком положении находишься? Блондин хмурится, месяц домашнего ареста не был сказкой, и повторять по новой желания не возникает, но отомстить Киму он обязан. Его эго задето, а личная шестёрка перескочила к Киму. — Скажу по секрету, — шепчет на ухо, так, чтобы слышал лишь Минхо, — уже через год ты пожалеешь. Потому что в середине мая следующего года, когда ты будешь наблюдать за новыми акционерами компании Дэлим, ты очень удивишься одному знакомому тебе лицу. А твой отец только и будет делать, что сравнивать тебя всю жизнь с другими, — знает, что так и будет. И в итоге Минхо попадётся на употреблении наркотиков и сядет на семь лет в свои двадцать три, отец же откажется от подобного позора, сделав вид, словно он не знает этого человека по имени Ян Минхо. В конце концов он сошлёт его в провинцию, удалив из семейного регистра. Словно у него и не было сына, а на его место возьмёт в преемники своего племянника со стороны родного брата. Но Тэхён, как и говорил до этого, не является святым человеком, потому ни словом не обмолвится и просто будет наблюдать за тем, как Минхо похерит собственную жизнь. Потому что он не намерен вытягивать из этого дерьма абсолютно каждого. — Ты ещё пожалеешь, — шипит блондин, отмахиваясь. — Ага, — как же ему насрать на этого маленького ублюдка. Знал бы Минхо, через что Тэхёну пришлось пройти не только в тюрьме, но и в жизни, то тут бы и обосрался. Минхо отшатывается и тут же сплёвывает на землю у кроссовок Тэхёна, уходя прочь. Забавно, что его собачки по имени Ёнсу Тэхён так и не заметил за сегодня. Он провожает его холодным взглядом, понимая, что жизнь ничему не учит таких маленьких заносчивых ублюдков. Тэхён собирает всю волю в кулак, делает первый шаг и направляется к Чонгуку. Тот, как он и предпологал, сидит на бордюре сразу за углом. Джина рядом нет, скорее всего ушёл, так и не переубедив Чона уйти вместе по домам, чтобы не слушать эти бредни. Чонгук же слышал всё, а может, и видел. Но Тэхён знает, что Чон должен был открыть глаза, а он только помог снять розовые очки и показать, какие на самом деле люди его окружали. Тэхён присаживается и, закурив, выдыхает дым в сторону. Только после этого он тянет ладонь к чужой щеке. Чонгук вздрагивает, но не отталкивает руку, совсем не двигается. Смотря глаза в глаза, оба одновременно приоткрывают рты, собираясь сказать те самые слова, что так долго мучают каждого. Но Тэхён устал ждать, и первым тянет за чужой затылок, касаясь губами лба, словно говоря: «Я рядом, всё будет хорошо». У Чонгука кожа горит, а грудь ходит ходуном. Глаза так и не закрыл, только и чувствует, как его губы дрожат. Потому что это сильнее, чем простой поцелуй в губы. Он понимает, что те малозначительные касания к рукам, затылку и шее повлияли на него сильнее, чем поцелуй с девчонкой на одной из вечеринок у Минхо. Это не просто вторгаться без зазрения совести в рот и терзать губы. Поцелуй в лоб опаляет кожу, а с тем он признаёт: Ким Тэхён не просто его знакомый, друг или сосед. Потому что именно с Тэхёном он может отпустить себя. Он может забыть о словах отца, проклятиях матери и их чёртовом мнении, что любви между двумя мужчинами не бывает и всё это лишь болезнь, которую нужно лечить в психушке или более — «истребить всех пидорасов», — как они любили говорить. А ему приходилось всё это выслушивать, при этом думая о том самом тихоне по имени Ким Тэхён, которого он встретил в первом классе старшей школы. Или о поцелуе в щёчку ещё в садике. Тоже мальчика. Но выслушивая ежедневные нравоучения родителей и их скандалы, ему приходилось им верить. Потому что это мама и папа. Теперь же, отец и мать, — просто люди, благодаря которым ты родился. — Мой мальчик... — шепчет Тэхён, собираясь заглянуть в глаза напротив, но Чонгук хватает его за куртку, притягивая к себе, впиваясь в губы. Так и кричит сквозь жадные касания: не отпускай меня! Прикусывая и зализывая нижнюю, сминая и лаская, но так и не вторгаясь в рот. И только после пары секунд заминки Кима Чонгук чувствует, как чужие руки притягивают его за талию, окольцовывая в тисках. И мысленно тот отвечает: «Конечно, не отпущу». Потому и целует с напором. И Чонгук понимает только после того, как его крепко удерживают, не позволяя упасть, что он в руках надёжного мужчины. Того, кто не отпустит в случае падения. И именно Ким Тэхён поможет встать, подав руку. Чонгук чувствует, как будто Тэхён давно мечтал об этом. Ведь ещё ни разу не испытывал подобного. И всё-таки Чонгук сдаётся, расслабляясь в***
Весь вечер Тэхён чувствует чужой взгляд. Чонгук буквально сканирует его с того самого момента, как они покинули пределы заднего двора школы. Сейчас же Чон попросил размять ему спину. Обычно Тэхён делает это пару раз в неделю, потому что у Чонгука организм того самого старика с остеохондрозом. Сидя перед Тэхёном у дивана на полу, Чонгук то и дело, что постанывает от удовольствия. Руки Тэхёна ещё не имеют такой силы, как прежде, но даже так он может хорошенько размять затёкшие мышцы и косточки. Взгляд то и дело цепляется за выпирающий седьмой позвонок. Спина Чонгука не слишком большая, потому как тот не особо занимается спортом, но иногда побоксировать грушу с Тэхёном не против. Тэхён проводит руками в массажном масле по лопаткам, и вот снова — Чонгук выдыхает, а потом стонет в удовольствии. Блять. Тэхён, конечно, понимает, что Чонгуку нужно время. Тот мимолётный порыв пару часов назад можно объяснить: Чонгук начинает принимать себя и свои ощущения. Возможно, в какой-то степени чувства. И Тэхён не торопит, даже не лезет первым. Хотя очень хочется. Просто до безумия. — Бля-я-ять... — снова тянет, прикрыв глаза. — Не кончи там, — хмыкает от подобной реакции. Но Чонгук не реагирует, а только бросает: — Если только с тобой, — вот, блять, шутник хренов. Тэхён шумно выдыхает, прикрывая глаза, проскальзывает руками к тёплой груди и целует те самые позвонки. Снова и снова вдыхая запах кожи и своего же геля для душа, потому что Чонгук опять остался у него и только недавно помылся. Теперь распаренный и уставший сидит перед ним на ковре в позе лотоса и принимает невесомые поцелуи. С этим Чонгуком Тэхён не хочет просто секса, грубости и несчастного финала, как было тогда в переулке. — Несносный мальчишка, — прикусывая загривок. — Кажется, я схожу с ума? — сам не понимает, что творит, но чувствует себя как никогда хорошо. И всё это рядом с Ким Тэхёном. — Все мы отчасти сумасшедшие идиоты, — утыкается лбом между лопаток, прикрыв глаза, чувствуя, как стучит чужое сердце под пальцами. — Будешь сходить со мной вместе? — медленно касается пальцев Кима на собственной оголённой груди. Пальцы переплетаются, и ладони сжимаются. — Давно уже, мальчик мой.***
Так проходит ещё практически два месяца. Чонгук привыкает и постепенно притирается, теперь же сам первым касается Тэхёна, при этом не комментируя свои действия. Тэхён позволяет. Ещё, кажется, Чон почти не бывает у себя дома, а часть его вещей постепенно оказывается в квартире Тэхёна. В ванной уже давно стоят две зубные щётки и бритва с лосьоном после бритья для чувствительной кожи, бельё висит на сушке, а футболки и верхняя одежда заняли добрую часть шкафа. Ещё его гитара отобрала угол в гостиной. Тэхён не дурак и всё замечает, хоть в последнее время и приходит домой только поспать и поздно поужинать в компании Чонгука. Но даже так, пока что он не решается начать тянуть слова из Чона. Он ждёт, когда маленький птенец окончательно поймёт, что такое настоящая свобода, и решится первым. Потому что иначе нет никакого смысла вытягивать из скорлупы того, кто этого не желает самостоятельно. Пусть Чонгук и открыл глаза на Минхо и Ёнсу, теперь же и не говорит с теми, слышит редкие издёвки и усмешки. Но Тэхён, бросая взгляды на тех, сразу затыкает им рты. Тот же отец Минхо подсобил во многом. Однако Тэхён ещё не один раз вступал в стычки с Минхо, но только после того, как тот переходил границы. Потому что видел и понимал, что Чонгук должен разобраться с этим самостоятельно. И Чонгук ещё с месяц назад разбил тому все губы. Тэхён слышал их ссору, и, стоя в стороне, так, чтобы его не заметили, прикрыв глаза, выслушивал всё. В тот момент он понимал лишь одно: Минхо и тот же Ёнсу — это нелюбимые дети родителей, пытающиеся хоть как-то привлечь внимание старших. И Тэхён лично был горд за Чонгука, потому что тот, хоть и стоял всё это время за спинами Минхо и Ёнсу, сумел выйти из их тени. Тэхён ощущал себя чёртовым родителем, сумевшим правильно взрастить своё дитя. — Ты съел мой йогурт, — прилетает очередная предъява от насупившегося Чонгука. Ну вот, снова этот недовольный тон мальчишки. — Я не пью йогурты и покупаю их только для тебя, — Тэхён даже не обращает внимания на недовольство младшего, продолжая рыться в многочисленных бумагах, окутавших его со всех сторон на мягком ковре у низкого столика в гостиной. — Ах, ну да. Как я, такой идиот, сразу не понял, — сарказм так и льётся с его рта. — Именно так, мальчик, — ещё два месяца назад он бы послал Чона, как минимум, на хер. Но он заметил, что стал ругаться бранью значительно меньше. В его окружении никто не поймёт его зековского базара, да и в последнее время сил совсем не осталось — подготовка к экзаменам и завал с документацией, которая поможет ему в будущем, отнимают слишком много сил. — Что ты... — не сразу понимает Тэхён, потому что совсем не пушинка усаживается к нему на бёдра, придавливая, и выводит из раздумий над очередным графиком биржи. — Пытаюсь найти твою совесть, — хмуря брови и слегка прижав губы. Тэхён, конечно, не против напора, но он никак не мог ожидать подобного от этого мальчишки. — Но, кажется, та съебалась вместе с твоей наглостью. Вот только загвоздка в том, что Тэхён и не думал напирать на него. — Тебе удобно? — потирая переносицу и кивая на свои оккупированные бёдра. — Ну, если сижу, значит, удобно, — серьёзно звучит в ответ. — Логично, — руки медленно пробираются к кромке домашних штанов по бокам. Кажется, те принадлежат ему же. Или принадлежали? Оглаживая впадинки у копчика, смотрит в глаза оттенка чёрного шоколада и решает начать первым: — Ты не думаешь, что нам пора поговорить? — И о чём же? — Чонгук гулко сглатывает слюну, чувствуя, как властно и надёжно его удерживают, словно он может упасть. Но Тэхён не позволит. — О наших отношениях. Или и дальше будем играть в игры? Я люблю конкретику, Чонгук, — имя звучит с некой теплотой, но Чонгук может проследить, насколько же Ким серьёзен. — Ты мальчик взрослый, сечёшь? — И что ты хочешь услышать? — сам понимает, что пора признаться, но думать и говорить — вещи совершенно разные. Тем более, когда этот глубокий взгляд прожигает до самого нутра. — Что я ещё три года назад понял, что меня зацепил пацан с первого взгляда? Тот самый сын маминой подруги, как любят говорить. Вот только моя мать гомофобка, и мне с детства долбили в голову, что подобная... — замолкает, нервно облизывая губы, — ...связь неправильная, отвратительная и противоестественная всем семейным ценностям и устоям? Или то, что я избивал этого самого пацана, чтобы взрастить к нему ненависть, но каждый раз, чувствуя его кровь на своих кулаках, ощущал, что сдыхаю сам? — его начинает трясти, но Тэхён не перебивает, а лишь второй рукой тянется к лицу, поглаживая за ухом, успокаивая. — Продолжай, — шепчет, задерживая взгляд. — А потом увидел, что мои друзья и не друзья мне. Просто пользовались моим кошельком, а я был их шестёркой. Но в один день я понял, что так больше не может продолжаться. Но те слова родителей... — слишком глубоко засели в его голове. Словно проклятье. — Они выедали мне мозги. Но одновременно меня тянуло к той самой причине в виде этого мальчишки, который оказался совершенно другим человеком, словно его подменили? — и Тэхён лишь сильнее впивается в бок Чонгука, потому что не может сказать, что так и есть. Незачем ему забивать этим голову. — А потом... — дышит всё тяжелее. — Потом понял, что это не болезнь, и я имею право любить. И быть... любимым? — потому что не знает ответа. Потому что Ким Тэхён ни разу не сказал это громкое — «Люблю!» Но с самого начала пытался исправиться, показать, что может изменить их жизни... — Ты не заслуживаешь этого гнилого мира, знал? — и Чонгук вздрагивает от впервые настолько уверенного голоса, заставляющего верить. — Потому что ты имеешь право на лучшее. Этот мир окончательно прогнил, но... не твоя душа. Чонгук, мой мальчик, ты всегда был тем, на кого я смотрел украдкой, хотя этого ты никогда и не видел. Оно и к лучшему. Ты думаешь, я бы пустил в свой дом, сердце, того, кто мне безразличен? — а глаза напротив дрожат, Тэхён же продолжает: — Я люблю тебя даже больше, чем ты можешь себе это представить. Ведь их прошлая жизнь оборвалась так скоротечно. — Тэхён... — Я вижу, что боль сделала с тобой. И я чувствую то же, но в разы сильнее, веришь? Чонгук дрожит. Верит... Верит, блять. Потому что Ким Тэхён даже после всех издёвок принял его в свой дом. В свою жизнь, сердце. — Ты моя Вселенная, — на грани слышимости. И не верить не получается. — Мой мальчик, — и эти слова становятся отправной точкой. Чонгук окончательно принимает себя. Чонгук считал, что умеет целоваться. Думал, что достаточно опытен в данном незамысловатом деле, ведь не раз заводил интрижки на вечеринках у Минхо. Но сейчас его уверенность в этом даже не трещала по швам, а мгновенно развалилась на мельчайшие кусочки. Потому что Ким Тэхён целовал так, что у Чонгука ноги становились ватными, голова пустела, а кончики пальцев, еле отыскав его волосы, сжимали их. Сердце заходится в сумасшедшем ритме, а руки подрагивают. Тэхён же ладонями оглаживает его поясницу и переминает бока, слегка сжимая. А когда переместил руки на бёдра, медленно подбираясь к ягодицам, не сдерживаясь, смял и их. Чонгук несдержанно застонал в зацелованные губы. — Тэхён... — прерываясь и вновь отдаваясь во власть жадных губ, искусывающих его, и рук, что так остервенело мяли его зад, но не переходили грань, не лезли под бельё. А хотелось. Очень. — Тэхён... прошу, — и сам не знает о чём. Но чувствует невообразимое желание. — Мальчик мой, — и вновь поцелуй, не скрывая улыбки. Сейчас же Тэхён понимает, что окончательно отпустил того Чонгука. Потому что их жизни в том мире давно прервались. Да, там они не были счастливы или вместе. Редкие встречи по выходным, секс, наркотики и алкоголь с сигаретами — всё это лишь заглушало боль. Ведь никто из них так и не сумел признаться, что желает большего. Не просто секса, а человека рядом. Своего человека. Того, кем стал Чонгук для Тэхёна, а Тэхён для Чонгука. И теперь же Тэхён ни за что не оставит этого мальчика. Своего мальчика. Несносного парнишку, нелюбимого сына своих родителей. И просто брошенного в этом жестком мире парня. — Тэхён, я хочу, — разрывая поцелуй и прижимаясь к чужой шее, жадно вдыхая. — Хочу, Тэхён... — Чего ты хочешь? Скажи мне, и я сделаю всё, что пожелаешь, — поглаживает спину. Знает, как он любит, когда разминают мышцы, и оттого расслабляется, доверяясь. Чонгук недвусмысленно потирается о низ его живота своим нарастающим возбуждением. Тэхён чувствует напряжение в чужих штанах и довольно усмехается. — Блять, просто трахни меня! — наконец отлипнув от шеи, выкрикивает. — Какой несдержанный, — довольно тянет, оглаживая щёку. — Хорошо, но сначала помоешь свою красивую попку, — похлопывая дважды по заднице, словно поощряя. Чонгук кривится, тут же слезая с чужих бёдер, чувствуя, как затекли ноги. — Давай без этих тупых фразочек, — сбегая от Кима, и уже перед самой дверью в ванную слышит: — Ты же знаешь, как всё это делать? Или мне помочь? — а Чонгук только посылает его на хрен, Тэхён же смеётся. Потому что знает, ведь сам заметил незакрытую вкладку, забытую Чонгуком, с объяснениями анального секса и всеми его мельчайшими подробностями, что да как.***
Тэхён закручивает кран и, наспех вытеревшись после душа, повязывает только полотенце на бёдра. Единственный халат, который он обычно никогда не надевает, конечно же, набросил Чонгук. Тот уже дожидается его в спальне. Только сейчас он может насладиться румяными щеками Чонгука после кипятка, а не спокойного душа. Как только тот помылся, Тэхён тут же отправился следом. Теперь он наконец-то может внимательно рассмотреть каждый участок молочной кожи с лёгким намёком на мышцы. Тэхён сглатывает накопившуюся слюну, переводя взгляд с длинных ног к лицу. Эти оленьи глаза смотрят в самую душу, словно пытаются отыскать там все ответы. И Тэхён не медлит, усаживаясь на колени перед Чонгуком. Кончиками пальцев оглаживает чужую ступню и, взяв в руку, целует щиколотку, смотря в эти затягивающие бездонные глаза. Он видит, как Чонгук прикрывает веки, выдыхая, и подрагивающими пальцами тянется к его лицу. Тэхён тут же потирается щекой о мягкую горячую ладонь, словно щенок. С Чонгуком нужно быть осторожным, как никогда. Напоследок целует запястье и, забираясь на кровать, усаживается под стенку, притягивая Чонгука спиной к собственной груди. — Доверься мне и попробуй максимально расслабиться, хорошо? — шепчет на ухо, жадно вдыхая аромат с волос, касаясь пояса халата и медленно развязывает тот. — Если что-то не понравится, говори сразу, пожалуйста. Чонгук кивает и внимательно следит за руками Тэхёна. Заметив, насколько тот нетороплив и заботлив, он понемногу расслабляется, теперь уже полностью укладываясь на чужую грудь. Тем временем Тэхён, развязав пояс, отбрасывает тот на пол и так же медленно, дразня, распахивает сам халат, но не снимает до конца. И, проскользнув от соска к паху, останавливается и шепчет: — Подай смазку, — кивая на полку у кровати. Чонгук захватывает бутылёк и уже собирается отдать его, но Тэхён останавливает его, раскрывая собственную ладонь. — А теперь вылей мне на руку, — и Чонгук льёт. Тэхён разогревает густую прозрачную жидкость, а после касается самого паха, подметив, что Чон абсолютно гладкий. Хмыкнув, второй рукой касается соска и, услышав довольный выдох, наконец-то подбирается к члену. Тот ещё не встал, но Тэхён видит, как Чонгук, полностью расслабившись и прикрыв глаза, даже не замечает, как его собственный член начинает понемногу твердеть. Тэхён оглаживает внутреннюю часть бедра и только потом медленно тянется к головке. Проходится влажной рукой по всей длине и щекочет уздечку. Чонгук стонет, но Тэхёну этого мало. — Какой хороший мальчик, — хвалит и видит, как Чонгук начинает тяжело дышать. Тэхён медленно двигает рукой по всей длине, не забывая ни про головку, ни про уздечку. Перекатывает яички в руке и видит, как Чонгук закатывает глаза, выгибаясь в его руках. И, отпусти он его, Чон бы свалился с кровати. Но крепкие руки держат уверенно, чувствуя дрожь наслаждения, отчего не может сдержаться от посасывания мочки. Кажется, это теперь новый фетиш Чонгука. Густая смазка громко хлюпает, в то время как Чонгук сдерживает стоны удовольствия. Но Тэхён видит всё. Он знает всё и шепчет: — Отпусти свой стыд. Со мной ты можешь быть собой. Здесь только мы, стесняться некого, мой хороший. И Чонгук отпускает всего себя. Стонет и закусывает губу. Ещё чуть-чуть, и капелька крови окажется на коже. Поэтому Тэхён поворачивает его лицом к себе и целует, не позволяя причинять себе боли. Ким продолжает двигать ладонью по возбуждению, ощущая жар чужого тела, влажность кожи и такое огромное количество смазки, которая так развязно хлюпает и вскоре превратится в пену. Он понимает: Чонгук течёт. Течёт из-за него. — Блять, — не сдержавшись, толкается в спину Чонгука, отчего тот всхлипывает, тут же кусая его губу. И Тэхён чувствует, что они оба почти на грани. Но он не даст ему кончить так быстро. Зажимая до лёгкой боли основание члена, и шепчет: — А теперь поворачивайся. Чонгук взглядом размыленным глядит в ответ. — Что? Но это же я... Ты меня, или что?... — он чувствует, как тянет яйца, отчего готов постыдно завыть. Это больно, но, блять, так приятно. — Не один я буду работать сегодня, — усмехается Тэхён и, коротко целуя в губы, опускается чуть ниже на подушках, помогая Чонгуку перевернуться и оказаться сверху лицом к нему. — Знаешь, что главное в анальном сексе? — он берёт презерватив с полки, распечатывая тот. Собственный член давно стоит, а яйца тянет до лёгкой боли. — Это хорошенько подготовить свою попку, но не перестараться. Боли никогда не должно быть. Никогда, слышишь? Может быть немного неприятно от растяжки, всё-таки член не каждый день туда пихаем. И, главное — использовать презерватив. Даже когда растягиваешь себя. И, тем более, с кем-то трахаешься. А ещё, как бы это не было круто в порнухе — не кончать внутрь, — натягивает прохладный латекс на чужой член, при этом не отрываясь от взгляда. — Потому что ты же не хочешь потом три часа себя чистить и мучаться от болей в желудке? — и говорит так, словно это не они сейчас собираются трахнуться. — Да ты спец, — подмечает Чон. — Надеюсь, ты понимаешь, что я не профан в этом деле? — кивая в сторону члена. — Анальный секс отличается от обычного, да и тебя же нужно... — Я прекрасно растянут, малыш. А твою попку я всё равно позже буду растягивать, — и окольцевав его ногами, скрещивает щиколотки на пояснице, притягивая ближе. — Так что не медли. Мои яйца сейчас лопнут. — Не обижайся, если я кончу через минуту, — приставляя два пальца к дырочке, понимает, что Ким растянут даже слишком хорошо. Внутри у того уже и так смазка течёт. Тэхён успел подготовиться ещё в ванной. — Если я буду не раньше, — и в этот же момент чувствует, как головка касается входа и, медленно проталкиваясь, заполняет со всех сторон. Тэхён хватает Чонгука за шею. Его так хорошо заполняют. Он не чувствует ни намёка на боль, лишь лёгкий дискомфорт от размера. И Чонгук, делая толчок до конца, касается его простаты. Тэхёна передёргивает, не ожидая подобной реакции собственного тела, он вскрикивает и тут же хватает собственный член, сжимая его. Понимает, что кончит тут же. Слишком хорошо стало ещё в тот момент, когда ласкал Чонгука. Вот только сам Чонгук не сдерживается, сначала медленно двигает бёдрами, но уже через некоторое время вбивается в дырку Тэхёна. И, как же, чёрт возьми, он хорошо стимулирует его простату. Тэхён узкий, горячий, дико дрожащий в его руках, и запах его тела кружит голову похлеще любой дури или выпивки. Тэхён словно наркотик. Его личный дурман, помогающий раскрыться и не позволяющий и мысли допустить, что делает что-то не так. — Блять... Блять, Тэхён, я готов умереть. Как же... — тут же впивается в губы. Кусает те, но сразу зализывает и посасывает язык, оглаживая соски, но, понимая, что Ким не так чувствителен, опускает руки к низу его живота, и... давит. — Хорошо... — Сильнее! — Чонгук давит сильнее, ощущая очертания собственного члена, и Тэхён тут же кончает на собственный живот, сжимая Чонгука так, что и тот почти сразу наполняет презерватив. — Ха-а, блять... — шепчет с закрытыми глазами. И слышит, как завязывают презерватив, отбрасывая тот у кровати. — Я сейчас сдох и родился заново. — Это было слишком, — всё-таки произносит. — Я чуть коньки не отбросил. Тэхён же тянет Чона и целует. Ночь только началась, а он уже дико хочет курить и продолжать целоваться.***
Густой дым обволакивает лицо напротив. Тэхён крепко затягивается и, немного погодя, тянет Чонгука на себя, отчего тот стонет. Тэхён выдыхает тому в рот и тут же целует. Чонгук хмурит брови из-за едкого запаха. В другой ситуации он бы ругался из-за этого чёртового дыма от сигарет. Но не сейчас: сидя на бёдрах Тэхёна, снова и снова приподнимаясь и громко шлёпаясь о взмокшие бёдра и лобок. Тот слегка щекочет чувствительную кожу, потому что Ким предпочитает оставлять короткие волоски только на паховой зоне, в остальном же тот гладкий. От этого Чонгук заводится пуще прежнего. Ноги уже не держат, но он продолжает двигаться, оседлав Кима. Наблюдать за курящим человеком в постели не приносит никакого удовольствия. Но не когда это растрёпанный Ким Тэхён с сигаретой в одной руке, второй придерживающий его член и ласкающий слух поощрениями, медленно надрачивающий и смотрящий прямо в глаза, при том постоянно твердящий: — Не отводи взгляд, — в приказном тоне. — Смотри только на меня, мой хороший. Да, Чонгук готов кончить только от одних его слов. — Тэхён... Я хочу кончить, — но рука не ускоряется на члене, а наоборот останавливается, слегка сжимая. — Ещё минуту, — всё же решает прекратить пытку, затушивая бычок в пепельнице. Для первого раза и так слишком много всего для Чонгука. Но Тэхён слишком изголодался, особенно когда тот сам попросил взять его. — Я помогу. Приподними попку. Тэхён хватает его бёдра, которые усыпаны мелкими укусами и парочкой засосов. Местами можно заметить сперму, а от пота вся кожа горит и липнет. Удерживая дрожащее тело, Тэхён приподнимает его, такого уставшего и на грани, и тут же вбивается в растраханную дырку, которую ласкал до тех пор, пока Чонгук не начал умолять. Но даже так не забывает, как бы хорошо он его не растягивал, Чонгук может испытать боль уже к утру, поэтому сильнее давит на простату, чтобы тот понял, каково это — получать оргазм не только от заполнения кого-то, но и от проникновения. — Тэхён, дай, — хочет коснуться собственного члена, зажатого между животами, но рука останавливает его, и Тэхён тут же целует в пульсирующую венку на запястье. — Нет. Ты кончишь без рук. Я верю в тебя, так что постарайся, хорошо? — и целует уже в губы, проникая под другим углом, словно ещё глубже. Даже хлюпающая на всю комнату смазка не слышна, настолько громко Чонгук кричит и кончает, пачкая тела. Он дрожит и мычит, мотая головой из стороны в сторону. И на мгновение вырубается в тот самый момент, как Тэхён уже укладывает его на влажное постельное, которое Тэхён обязательно заменит, но позже. Чонгук почти засыпает, но чувствует чужие пальцы, ласкающие его грудь и, приоткрыв глаза, наблюдает за тем, как Тэхён слизывает его собственную сперму, которую собрал с тела. — Я же сейчас снова... ...кончу от одного взгляда. — Ты слишком сладкий, — и не так важно, что вкус в его рту совсем не такой. Но его мальчик напротив почти засыпает, зная, что здесь он может быть собой. Здесь он в безопасности. Рядом с Кимом он может спокойно уснуть. — А теперь нужно отмыть твою не менее сладкую попку. — Дурак ты... Оба идут вместе в душ, желая поскорее лечь спать и проваляться как минимум полдня в кровати. Вот только знакомая для Тэхёна фигура в светлых одеждах, которую не увидит ни один человек, заглянувшая в квартиру буквально на минуту, тут же довольно улыбается и перемещается в собственное поместье, где, уперев руки в боки, гордо сообщает: — Любовь сосёт, настоящая — глотает! — на полном серьёзе констатирует Чимин, только заметивший Юнги, сидящего за столом и читающего книгу. Мин лишь закатывает глаза. Только Чимин может по пять раз на день бегать к своему подопечному Киму и проверять, что с ним могло стрястись, но каждый раз прибегать обратно и в точности описывать, как они с Чонгуком держались за ручки, а Чон после этого дрочил в ванной, при этом матерясь, а затем остервенело намыливая тело. И Юнги соврёт, если скажет, что его не радует любопытная натура Пака подглядывать за чужими задницами. Но это Пак Чимин — и в этом его особенность.«Пусть тебе на жизненном пути встретится побольше такого, что остаётся в памяти и что делает нас богачами даже тогда, когда нам кажется, будто мы владеем немногим».