После дождя

Боль в руке заставляет проснуться, и первое, что я вижу, открыв глаза, его голова на моём плече. Утренние блики, падающие на точёные скулы, пляшущие мелкими рассыпавшимися искорками в волосах и опускающиеся на чёрные слегка изогнутые ресницы, пробуждают во мне что-то невероятно трепетное и нежное. Это чувство для меня совсем новое, незнакомое, и всё же мне оно нравится. Это нечто иное, чем то волнение, которое я испытывал, когда украдкой смотрел на него, сталкивался с его испытующим взглядом или наблюдал, как его губы растягиваются в ироничной ухмылке. Я пялюсь на спящего Ома, и тепло пронизывает каждую клеточку моего тела. Возможно, в силу тех обстоятельств, что вчера мы перешли определённую черту, я чувствую, что могу быть более смелым и думать о нас, как о чём-то большем.  Я хочу, чтобы этот парень, спящий рядом, был мне не только коллегой и не только другом. Мне хочется стиснуть его крепче в своих руках, пройтись лёгкими поцелуями по его оголённой коже, почувствовать её вкус, текстуру и сохранить этот момент в  неформатируемый архив моей памяти. Я тихонечко поднимаюсь, чтобы не потревожить его сон, и бреду в сторону ванной комнаты. Стараюсь не тратить много времени на душ. Вчера, стоя здесь, я не мог решиться на большее. Ха. И это после того, что было на диване. Но там, в темноте, смущение и стыд куда-то делись, а наше прерывистое дыхание и звуки, заполняющие комнату, только подстёгивали. Оказавшись в ярком свете ванной, я ощутил свою наготу, и смущение разлилось по моим венам, а Ом выжидал, давая мне возможность самому сделать первый шаг. Это не было плохо. Это было даже приятно. Тот трепет, который я испытал, та растерянность и в то же время томительное желание, вязкое и тягучее. Сейчас я бы не упустил возможности спуститься руками ниже, почувствовать под своими пальцами упругость и округлость его мышц, обхватить его напряжённую плоть и довести его до разрядки, зная, что он кончит для меня. Мне можно действовать решительно.  Я хочу наслаждаться тем, что мы вместе, что можно всё наладить. Я буду более внимателен. Я хочу, чтобы он понял, что то, что произошло вчера между нами, это не ошибка, не ревность, не действие алкоголя. Хочу опять отвоевать его доверие и его любовь. В этот раз я не оттолкну его и не спрячусь. Я покажу, как он важен для меня. Я выхожу, заканчивая просушивать волосы и пожирая взглядом парня в моей постели.   Скидываю полотенце на изголовье кровати и ложусь рядом с ним. Ом ещё спит, будто, как и я, стараясь продлить этот момент. Каждый раз, когда он делает вдох, я стараюсь делать это вместе с ним, подстраиваясь под ритм его дыхания. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Через какое-то время у меня получается, и наше дыхание сливается в одно. Я наблюдаю за тем, как поднимается его грудная клетка, когда в его лёгкие попадает новая порция кислорода, и это успокаивает. Я касаюсь его щеки, слегка потирая её большим пальцем, улыбаясь тому, как он морщит нос, и не могу удержаться, чтобы не обнять его, прижимаясь ближе. Перебираю пряди его волос, пропуская их через свои пальцы, его глаза приоткрываются, и от одного вида сонного Ома меня накрывает с головой.  Мне нравится серьёзный, заботливый и сильный Ом, такой, что иногда я теряюсь. Такой, каким он был вчера в баре и после, когда я, не в силах сопротивляться сам себе, дал волю эмоциям, выплеснув на него всё своё отчаянье.  Но его другая сторона, милая и трогательная, нравится мне не меньше. - Привет, – немного хриплый голос Ома моментально пробуждает во мне рой бабочек. - Привет, тэр, – вижу удивление в его глазах. - Давно ты так меня разглядываешь? – произносит он. Я слышу нотки смущения, и мне это чертовски нравится. - Ммм... достаточно, чтобы захотеть сделать это, – я наклоняюсь и чмокаю его в нос,  закрепляя эффект от утреннего приветствия. Его брови взлетают, после чего на лице появляется по-детски открытая, счастливая улыбка, а у глаз расходятся морщинки. Ничего особенного. Просто улыбающийся Пават. Такой, каким он часто бывает в кругу семьи и друзей, но у меня щемит в груди. Будто я открываю эту его сторону по-новому. Вижу больше и чувствую. Не могу оторвать взгляд от того, как смуглая кожа контрастирует с белой футболкой, в которой он спал. Как натягивается её мягкая ткань, когда он, закинув руки над головой, вытягивается, чтобы окончательно прогнать сон. Как прорисовывается его грудь, и маленькие соски становятся более заметны. Хочу ощутить их упругость, вобрать в себя, сжать губами, провести по окружности, оставляя языком влажный след, почувствовать, как сбивается его дыхание, и услышать своё имя. - Как спалось? – мне действительно хочется знать это. - Хорошо. А тебе? - Ну... как сказать, – нарочно растягиваю слова, добавляя в голос важности и себе времени, чтобы хоть немного унять охвативший меня жар. – Ты периодически похрапывал, закидывал на меня свои конечности, пускал слюни на мою подушку и захватил мою руку в заложники, – еле сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться, видя, как лицо Ома становится обеспокоенным и виноватым, будто он пёс, которого отчитывают за очередную шалость, и он выжидающе смотрит большими чёрными глазами, ожидая прощения. – Но, – я делаю паузу, и дыхание Ома замирает, – я в первый раз за долгое время смог выспаться, мне было тепло, спокойно, и тревожность ушла, – он счастливо улыбается, будто я похвалил его. Какой же он... Будто ребёнок, который доверяет тебе настолько, что можно считать каждую эмоцию. Открытый и трогательный. Именно таким он был со мной до того вечера. Какой я был дурак, что не замечал важность всего этого. Я думал, что так будет всегда, что бы я ни сказал или ни сделал, он останется рядом. Пока почти не потерял его. Думал, что потерял. Сможет ли он простить меня за это? - Твоя бессонница опять вернулась? – спрашивает он осторожно. Я так изголодался по его заботе, вопросам, которые считал назойливыми: как я себя чувствую, нормально ли я поел, хорошо ли отдохнул? Я ощущал укол ревности каждый раз, когда они были адресованы не мне. Я жаждал их слышать и видеть на экране телефона. Я ждал. - Была некоторое время, но сейчас, думаю, всё будет хорошо. - Если это благодаря мне, – вкрадчиво произносит Ом, – готов быть твоим снотворным столько ночей, сколько потребуется. Сердце замирает, когда я задумываюсь о возможности, малейшем шансе, что Ом может  хотя бы иногда просыпаться рядом.  Всё внутри сжимается, будто завязываясь в тугой клубок. Я чувствую, что становлюсь настоящим собственником, хочу монополизировать этого парня и навечно привязать его к  себе. - Потом не жалуйся, если станешь моим единственным лекарством. Я задерживаю взгляд на его губах, слегка припухших и манящих, моя рука уверенно ложится на крепкую шею, притягивая Ома.  Тепло и запах его кожи опьяняют, кружат голову, вытесняя любые мысли кроме желания прижаться к этому рту. Его губы тёплые и уже немного влажные после того, как я подчинил их. Наше дыхание смешивается, и из моего горла вырывается чуть слышный стон. Он проводит рукой по моему плечу, поднимается выше и запускает пальцы в мои растрёпанные волосы. Наши губы становятся более требовательными, а желание более явным. Я перекатываюсь, уперевшись локтем по другую сторону от Ома, наваливаясь на него. Чувствую под тонкой тканью футболки, как напрягаются мышцы Ома, как его тело под моим весом вдавливается в матрас, разгорячённое и такое отзывчивое на ласки. Моя рука, пробирается к его крепкой груди, нежной гладкой коже, заветным горошинам. Его бёдра делают неосознанно движение мне навстречу. Мой пах касается его, ощущая то же напряжение, и я, больше не в силах сдерживать себя, врываюсь языком в его горячий рот, оглаживая всё, до чего можно достать. - Прикоснись ко мне, – умоляю и требую одновременно.  Я разжигаю этот огонь, распространяющийся по всему моему телу, и вижу искры этого пожара в глазах напротив. Его рука протискивается между нами.  От каждого прикосновения его пальцев к выпирающему бугорку меня пробивает дрожь. Он не торопится опустить резинку моих штанов, лаская член через ткань.  - Ом... пожалуйста... – я почти умоляю, представляя, как его тонкие пальцы обхватывают меня, как натягивается кожа и скользит под рукой, стремящейся дать выход моему желанию. - Сделаешь для меня то же? – его голос, сбивчивый и охрипший, сносит голову.  Тепло наших ладоней. Лёгкие, а после уверенные прикосновения к оголённой плоти. Вздох. Его палец, поглаживающий увлажнившуюся головку при каждом движении руки вверх, подгоняющий мой подступающий оргазм. Моя ладонь, скользящая по его члену. Стон. Его запрокинутая голова и приоткрытый рот в момент наивысшего удовольствия, пальцы, впившиеся в мою спину... Я больше не могу... Я больше не в силах... Тело дрожит, я хватаюсь рукой за простынь, сжимаю её, прижимаясь лбом к плечу Ома, будто сейчас он –моя единственная опора. Закрываю глаза от пронизывающей меня кульминации и выливаюсь в его руку. - Люблю... – слова сами вырываются, не давая мне шанса сдержать, спрятать, застраховать свои чувства.  Он замирает. Секунды складываются в бесконечность в ожидании ответа. Дыхание холодит вспотевшую кожу, когда он делает глубокий выдох. Молчание. Сердце будто сжимает невидимой хваткой, до невозможности набрать в лёгкие воздух, произнести слова, которые я должен сказать, видя как его глаза наполняются слезами. "Мне жаль", – застревает в моём горле. "Мне жаль, что я ранил тебя. Что был трусом".  Боль и нежность. Я больше не вижу ничего, кроме этих тёмных радужек, не чувствую ничего, кроме его руки, касающейся моего лица. Я растворяюсь в этом потоке чувств, уже не различая, мои они или Ома. Вместо слов он целует меня. Мягко касаясь моих губ, медленно сминая. Я отвечаю, растягивая эту сладкую пытку. "Люблю"... Мы растворяемся в этом поцелуе, забывая о времени, пока вязкая сперма, пропитавшая нашу одежду и подсыхающая на коже, не начинает вызывать дискомфорт. - Липко, – улыбается он смущённо, и я протягиваю руку за полотенцем, чтобы убрать с его тела результат нашей близости, а потом и с себя.  Внезапный звук голодного урчания из живота Ома, удивление, и из меня вырывается смешок. - Сколько времени? – смотрю на часы и вспоминаю, что у Ома режим. Мы проснулись довольно поздно, чтобы его организм мог требовать позаботиться о нём. Сегодня это сделаю я. Я хочу проявить свою заботу. Возместить и вернуть с процентами за те моменты, когда меня не было рядом. - Я приготовлю нам завтрак. Образы тут же всплывают в голове, и то, что меня до этого пугало, разливается приятным теплом. Пран тоже готовил для Пата. Я вдруг понял, что Пран и его чувства, которых я так боялся, уже были частью меня. Именно я сделал его таким. Мы расстаёмся на несколько непродолжительных минут, которых хватает на то, чтобы Ом принял душ, а я спустился на кухню и изъял из родительского холодильника продукты для приготовления завтрака. Оставшись ненадолго наедине с собой, я вспоминаю, как начиналось вчерашнее утро, и как сильно оно отличается от того, что сейчас. Мог ли я об этом мечтать? Могло ли мне быть более комфортно, чем сейчас? Может ли быть кто-то ещё, кроме Ома, с кем будет так же просто и в тоже время так трепетно? Другой? Другая? Нет. Это может быть только Ом. Всегда Ом. Будто собранный из тех кусочков, которые никак не мог подобрать, рядом с ним я становлюсь целым. Всё будто встаёт на свои места и становится таким, как надо. Ни пустоты, ни давящего одиночества. Я разбиваю несколько яиц в миску и взбиваю их, чтобы сделать омлет. Пават, принесший на себе запах моего шампуня и геля для душа, внимательно наблюдает за процессом из-за моего плеча. - Давай, помоги мне нарезать овощи для салата. Он встаёт рядом, и я пьянею от этого аромата. Раньше я не обращал внимания на то, как пахнут мои средства, но сейчас, смешанные с запахом его кожи, они будоражат и вызывают желание вдохнуть как можно глубже. Я выливаю всё, что намешал, на сковородку, и жду, когда приготовится. Ом протягивает мне ложку с содержимым и после моего одобрения, довольный, несёт салат на стол, помогая расставить столовые приборы. Этот парень знает, как позаботиться не только о себе. Его родители всегда жили скромно и научили его всему, что могло бы понадобиться для самостоятельной жизни. Разложив готовый завтрак по тарелкам, я смотрю, с каким аппетитом Ом уплетает еду, мычит от удовольствия и нахваливает мои кулинарные способности. - Завтра концерт, – произношу, перебирая куски в тарелке. - Угу, – жуя, произносит Ом, тут же откладывая вилку в сторону. – Волнуешься? - Да. Есть немного, – я вру. Мой желудок сжимается при мысли о завтрашнем дне. Ом протягивает ладонь, накрывая мою руку, поглаживая пальцами, что помогает мне немного расслабиться. - Нон, послушай. Я знаю, ты волнуешься. Я тоже переживаю. И это нормально. Ты репетировал, ты готовился, ты знаешь каждую деталь номера, каждого человека, причастного к концерту. Ты справишься. Я слышу слова, интонации, которые мне были так необходимы, хочу, жажду большего. - Ты всегда это говоришь. Как бы я ни лажал во время наших выступлений. - Нет, Нон. У тебя настоящий талант. Я точно знаю, что у тебя всё получится. - У нас всё получится, – сжимаю его руку, и тревога отпускает. Хотя мой перфекционизм снова напомнит о себе при первой возможности. Есть ещё кое-что. То, что беспокоит меня даже больше, чем волнение перед выступлением. - Ом, та тема, про которую говорил директор, тот случай, который мы должны обсудить... – я мнусь, не зная, как продолжить, и благодарен Ому, что он перехватывает инициативу. - Знаешь, не придавай этому большого значения. Это уже в прошлом. У нас нет сценария. Я могу просто сказать то же, что и в прошлый раз. Усталость и недопонимание, я был виноват. Пары этих слов будет достаточно. Доверься мне. - Хорошо, – я рад, что мне не придётся объяснятся на публике и играть. - Думай о выступлении и настраивайся, – мягко улыбается он. – Как подумаю, что завтра на нас придёт столько народа, мурашки бегут. У меня куча приготовленного мерча. Хочешь, и тебе прикуплю футболочку? Две вместо тех, что мы испачкали? - Придурок, – не могу сдержать улыбку. После завтрака Ом уезжает, чтобы разобраться с парой незавершённых дел, а я пытаюсь привести дом родителей в порядок, заметая следы нашего присутствия. И всё же меня не отпускает его молчаливый ответ. Я не ожидал, что для меня будет так важно услышать его "люблю". После того, как в прошлый раз я обесценил его признание, наверное, на его месте я бы тоже не торопился. Я знаю, что он любит меня, как и то, что ранил его чувства. И эта рана ещё не затянулась.