Верхом на радуге

      Эррор терпел. Эррор пытался забыть, пытался занять себя чем-то другим, пытался отвлечься. Он вязал, ходил в магазин, смотрел Андерновэллу, готовил, гулял по альтернативам и даже пробовал сходить в гости к Найтмеру. Это была уже совсем крайняя степень отчаяния и, к сожалению или, может быть, к счастью, этот шаг принёс совсем не те результаты, что ожидались разрушителем. Субтильная фигура Кошмара неожиданно кидалась в глаза даже через килограммы покрывающего его негатива, и Эррор видел знакомые черты лица, узкие берцовые кости, что выглядывали из-под чёрных бриджей; видел, кажется, те же изящные пальцы, что недавно ласкали его так трепетно, но уверенно, что гладили и сжимали… Только эти пальцы были словно измазаны в тёмной болотной глине. Их хотелось вымыть, пройтись дотошно жёсткой губкой, оттереть, и, неожиданно для самого себя, поцеловать тоненькие хрящики, аккуратные сочленения… что должны были отливать золотом. Обязательно золотом, не болотистым аквамарином.       Эррор помотал черепом из стороны в сторону, вновь отгоняя от себя навязчивые мысли и напоминая себе, что перед ним совсем не Мечтатель. И недовольное ворчание: «Шёл бы ты отсюда, раз нечего сказать. Я не собираюсь тратить на тебя свой запас чаю», стало подтверждением и своеобразным толчком.       А они потратили бы. Дестрой шагнул в сторону, брезгливо поджимая губы и разворачиваясь к Найтмеру боком. Они были готовы тратить на него и чай, и время. Дрим говорил тогда. Дрим приглашал в гости. Просто так, поговорить… нет, даже не так, он предлагал стать третьим. Третьим!       Разрушитель покрылся мелкими лагами на открытых частях тела, душа застучала, колотясь о дуги красных изнутри рёбер, отдаваясь зудящим гулом в висках. Что он вкладывал тогда в это понятие? «Третий»… «Принять в семью»… Это что? Дружба? Общение? Поддержка? Или… Эррор помотал головой ещё раз. Вряд ли Дрим имел в виду близость. Это только во сне всё так просто и легко — не успел захотеть, как перед тобой прогибают позвоночник; не успел подумать, как шепчут твоё имя с придыханием; не успел попросить, и твою плоть облизывают сразу с двух сторон. В реальности так не бывает.       Эррор выдохнул судорожно: — Нахрен мне твой чай сдался.       Шагнул в глючащий портал, теряясь в облаке шумящих тихо лагов и утопая одновременно с этим в мыслях: они тогда держались за руки; они сплетали пальцы; Дрим обнимал художника так нежно, сильно и в то же время ненавязчиво; в золоте его взгляда играло то же лукавство, что он видел и во сне. «Будешь третьим?»… Что же это значило? — Я сойду с ума. Мне нужно поговорить с кем-то, мне нужен совет. Чёрт! Впервые в жизни мне нужен совет! Что же я должен с этим делать? — стопы в лёгких вьетнамках приминают изумрудную траву, и Эррор хмурится. У него в Антипустоте нет травы, у него… куда он открыл портал? О чём он думал? Куда хотел попасть, раскрывая червоточину в пространстве, раздвигая для создания прохода код бывшего Хэвентейл? — Я… конечно, не специалист в советах. Но раз уж ты пришёл… я… мы выслушаем тебя и попробуем разобраться в твоей проблеме. — Поставить чайник?       Эррор вздрагивает, понимая наконец, где он. Понимает, пытается выровнять дыхание и унять страх… и стыд; и боится поднять глаза. Два голоса будто возвращают в сон, окуная в жаркие воспоминания с головой, словно в холодную воду. Мягкая обеспокоенная растерянность и такая тягучая внимательная нежность, даже заинтересованность, заставляют щёки пылать. Может, разрушителю показалось… неужели его действительно рады тут видеть? Хочется проверить, и он, едва заставив себя, поднимает глаза. И давится вдохом.       Оба скелета полу-сидят в тени пышного дерева с разлогой кроной на соломенной плетёной циновке. Босые. В лёгких летних широких плиссированных штанах один, и в коротких алладинках второй. Инк путается пальцами в наскоро накинутом на плечи тонком пледе, что прикрывает голые рёбра, Дрим лениво встряхивает жёлтую футболку, не спеша почему-то натянуть её на себя. — Фруктовый, облепиховый, чёрный? Или, может, ты предпочитаешь кофе? — Мечтатель щурит довольно глаза, ныряет в жёлтую ткань, проталкивает череп в эластичный ворот, играет тонкими пальцами, опуская футболку ниже, пряча от зависшего на бесконечную секунду разрушителя яркое яблоко души, что тот успел заметить и проводить жадным, горящим предательски взглядом, за частоколом почти идеально белых рёбер.       «Что он предпочитает?» Разрушитель сглотнул шумно. Он предпочитает смотреть. Он предпочитает молчать. Он предпочитает прямо сейчас вернуться в тот сон и продолжить с того самого момента, на котором он закончился. Он предпочитает самого Дрима. Прямо сейчас. Вот эти его отливающие жёлтой облепихой губы вместо чая, мелкие, едва видимые веснушки вместо сахара, и Инка к нему в виде десерта. Тоже… предпочитает… — Кофе устроит, — почти шепчут пересохшие губы, и разрушитель моргает часто от того, что в сказанном с улыбкой «Хорошо… сладкий» не сразу улавливает вопросительную интонацию, так невнятно вложенную в последнее слово. — Да.       Дрим вспыхивает довольством на это «Да», увивается вокруг усыпанной мелкими заламливающими свет лагами фигуры, прикусывая краешки ногтевых фаланг, и улыбается, кажется, даже глазами, что мешают в себе дерзкий канареечный и глубокий янтарь. Ведёт мизинцем вдоль руки, практически на грани, цепляя невесомо лишь самый край исполосованной крупными стежками ткани, и показывает спину, спеша догнать ушедшего уже в дом художника. — Эррор, ну же, смелее, иди к нам, мы ждём тебя… — озорная улыбка играет на веснушчатом лице. Эррор сводит бровные дуги от чувства дежавю… «Иди к нам, мы ждём тебя» — и две пары рук на графитных матовых, бархатных на ощупь костях. Его костях.       Но надо ведь двигаться, надо отмереть, оторвать от земли будто примёрзшие стопы, ведь его приглашают в дом; и Эррор идёт, словно послушный барашек за стадом. С каким-то непонятным трепетом внутри переступает порог и крутит головой, отчаянно вылавливая взглядом совсем не детали интерьера, а фигуру закутанного в плед Инка, вертящегося почему-то рядом и до сих пор не накинувшего на себя верхнюю одежду.       Плед сползает с плеч, стоит ему взять в руки чашки, открывает плоские лопатки с дугами чёрных узоров рисунков, провисает вниз свободным краем, оттопыриваясь парусом и позволяя скользнуть взглядом и по гнутым ключицам и изящно срощенным спереди в солнечное сплетение дугам рёбер с тонкими плёночками хрящиков посредине. Радужный прозрачный перламутр. Так хочется коснуться — пальцы уже горят, фаланги покалывает помехами. В ушах бьётся в такт зашедшейся душе белый шум. — …ема. Эррор? Слышишь? О чём ты хотел поговорить? Что у тебя за проблема?       Поговорить? Проблема? Эррор уже потерялся. В мыслях, в пространстве, в тёплом уюте, что окутывает тут, словно вязаный из тёплых шерстяных нитей кокон. Какая у него есть проблема, о которой можно было бы сказать, не сгорая от стыда перед этими монстрами? Ну не кричать же им в глаза, что они ему снились, что он скучает, что хочет… что Эррор до безумия хочет поцеловать их обоих прямо сейчас; хочет коснуться… коснуться: — Г-гаптофобия. Мне…       «…Она мешает, потому что я хочу, чтобы ты обнял меня так же, как сейчас обнимаешь Дрима, художник. Мне она мешает так же, как жуткая неуверенность в себе, как стеснительность и страх быть отвергнутым…» — остаётся несказанным, но Дрим кивает понятливо, словно услышав, уловив, прочитав по глазам; толкает Инка плечом будто нечаянно: — Надоело? Хочешь избавиться, но не знаешь как? Тут нужен не совет, а помощь. Так ты… позволишь тебе помочь с этим? — Да, — Эррор не помнит, когда последний раз давал столько утвердительных ответов за один день. Эррор не понимает, почему и когда всё так поменялось, что ему с этим всем делать, и… что же там такое шепчет Дрим на ухо скосившему глаза вниз Инку. — Нам бы понять для начала, на что она распространяется у тебя, эта гаптофобия. Определённые части тела? Возможно, только руки? Что, к примеру, будет, если на тебя сядут или попробуют укусить? — Кто-то получит по зубам, — буркнул разрушитель привычно, и Дрим фыркнул в чашку, цокнув зубами о кремовый фарфор. «…Потешный…»       Инк же словно оживился, выставил из-под пледа руки по локти и, вперившись в Эррора любопытным взглядом и удивляя своей заинтересованностью, принялся загибать пальцы, сыпя возможными потенциальными раздражителями, будто носил этот список в голове дни, а то и недели: — Массаж? Всякий? И акупунктура тоже? То есть не только руки, а и предметы также… Натуральная кожа? Атлас? А если руки, но через ткань? А если перед этим намочить? А температура влияет? А количество точек касания? А всюду реакция одинаковая, или есть части тела более и менее чувствительные? А латекс? Перья? Мех? Резина? Силикон? Эктоплазма магии?       Разрушитель поначалу пробовал кивать головой в ответ, но на третьем же пункте застопорился, понимая, что и сам не знает ответов на эти вопросы… — А если закрыть глаза? — в конце концов выдал художник, и они с Дримом внимательно посмотрели сперва друг на друга, а потом и на Эррора, что только и смог, округлив глазницы, пожать нервно плечами. По позвоночнику прокатилась волна дрожи. — Будем экспериментировать, — кивнул уверенно Мечтатель, и к Эррору подвинули тарелочку с чёрным шоколадом. Будто маленького ребёнка или и вовсе дикого зверя задабривая и отвлекая, чтобы не испугался… и не убежал. — Хочешь начать сегодня? — шафрановые глаза притягивают внимание, гипнотизируют цветом тёмного расплавленного золота. — …Д-да…       Инк закусил губу, резко поднимаясь, уперев руки в стол и моментом роняя плед на пол: — Я… я принесу шарф.