Лучшее применение флейте во время войны

      Они снова появились посреди тронного зала из волны ослепительного золотого света. Должно быть, снаружи это выглядело довольно впечатляюще, потому что их встретил хор вздохов.       — Чифэн-цзунь? — спросил изумленный ученик Цзинь. Вокруг были только ученики Цзинь, они дотошно изучали стены и пол тронного зала. Минцзюэ был рад этому: если бы среди них был кто-нибудь из Не, он бы ожидал, что его внезапное появление они встретили бы с большим стоицизмом.       — …и Старейшина Илина…— пробормотал один из тех, кто был сзади.       В следующее мгновение Минцзюэ почувствовал, как четыре следящих заклинания пытаются зацепиться за его ци. Они были из тех, что обычно использовались союзниками — очевидные и легко устраняемые, если ты не хочешь позволять им следить за тобой, и не похоже было, что здесь остались Вэнь, которые могли бы представлять угрозу, поэтому он позволил им проникнуть внутрь. Он сразу же различил в них характерные особенности ци: все они принадлежали его собственным ученикам, включая Цзунхуэя и Хуайсана.       Судя по свету, проникавшему через разрушенные двери тронного зала, была уже середина утра. Упс.       — Чифэн-цзунь, откуда вы тут взялись? — недоверчиво спросил один из учеников Цзинь, а когда Минцзюэ бросил на него взгляд, тут же перепугался и поправил: — Если этот недостойный может спросить…       — Не можешь, — проворчал Минцзюэ и протянул руку, чтобы ненавязчиво поддержать Вэй Усяня. Он напустил на себя суровый, запрещающий вид, который, судя по всему, действовал не хуже, чем оскал Минцзюэ. Но Минцзюэ заметил бледность его лица. Они проторчали в хранилищах всю ночь, да еще и занимались сексом… и вообще, он только что очнулся от комы.       «Я действительно не подумал», — извинялся Вэй Усянь, а потом с сожалением это повторял, пытаясь продумать как выбраться оттуда, сколько бы Минцзюэ ни просил его перестать винить себя. Ведь Минцзюэ тоже не думал.       — Однако вы можете сообщить Цзинь-цзунчжу, что я хочу срочно с ним поговорить, — сказал Минцзюэ и, опустив руку, направился к правому коридору, который вел к временным покоям, отведенным Не. Вэй Усянь следовал за ним по пятам, чуть позади и сбоку, не обходя его, как это мог бы сделать Цзунхуэй. Если Цзунхуэй искал его… нужно было найти кого-нибудь из своих учеников, кто охранял бы Вэя Усяня от таких вот случайных прохожих, и вернуть его в крыло Цзян.       — Без Печати он теперь бессилен, — пробормотал кто-то, и Минцзюэ резко обернулся. Вэй Усянь приостановился, в руках у него неожиданно появилась Чэньцин. Он бездумно крутил флейту, темнеющую, как чернильная клякса, в залитом золотом зале, и чернота его одеяний, казалось, приобрела еще более глубокий оттенок ночи.       Его смех был тихим, но этого звука было достаточно, чтобы заставить всех зрителей замолчать.       — Не-гэгэ, — сказал он ненамного громче. — Что-то мне кажется, что ученики секты Цзинь слишком глупы, чтобы иметь чувство юмора.       Минцзюэ бросил на него равнодушный взгляд.              — Ты пытаешься выглядеть как можно более зловещим?       Ответ был однозначно «да». И это сработало. Все ученики Цзинь вздрогнули, но ни один из них не был достаточно смел или глуп, чтобы сказать что-то еще. Цзинь Цзысюня среди них не было, заметил Минцзюэ.       Вэй Усянь пожал плечами и встал рядом с ним. Чэньцин по-прежнему бесконечно крутилась в его пальцах.       — Стоит напомнить им о том, что у меня есть зубы, сейчас, а не потом, как ты думаешь? Да и вежливее — предупредить заранее! Вежливость важна между союзниками, не так ли? — его улыбка определенно принадлежала Старейшине Илина.       Он не ошибался, учитывая все слухи, поэтому Минцзюэ подождал, пока они выйдут в коридор, и никто из Цзинь не сможет увидеть его лицо, и только потом закатил глаза.       Через несколько секунд появился Цзунхуэй, а за ним Не Мэйлань и Не Инфэй. Все трое слегка запыхались — они замедлили бег, когда заметили Минцзюэ в коридоре.       — Цзунчжу, — поклонился Цзунхуэй, вежливость его тона не соответствовала званию первого ученика: «Где вас носило?!». Его недовольный взгляд скользнул и по Вэй Усяню, замечая его, но не заостряя на нем особого внимания.       — Мне нужно как можно скорее встретиться с главами кланов Цзян, Цзинь и Лань Цижэнем, — сказал Минцзюэ, Цзунхуэй пристроился по другую сторону от него, а два других ученика отступили назад, чтобы занять позицию в тылу. — Почему вы искали меня?       — Ханьгуан-цзюнь проснулся незадолго до полуночи, — ответил Цзунхуэй, и, не обращая внимания на вскрик Вэй Усяня «Лань Чжань!», добавил :— Лань пытались послать вам бабочку, она отскочила, они уведомили нас, но мы не смогли вас найти, ни одно из наших заклинаний слежения не сработало. — Его глаза сузились. — Как будто вы вошли в его комнату, а потом исчезли.       — Мы вроде как сделали это, да? — задумчиво произнес Вэй Усянь. — Но, Лань Чжань проснулся! — он ускорил шаг. Минцзюэ легко поспевал за ним, и Цзунхуэю волей-неволей пришлось последовать его примеру.       Однако Цзунхуэй привык идти в ногу с Минцзюэ, и это не сбило его с толку, так как он смотрел на Вэй Усяня.       — С тех пор Не и Цзян искали вас обоих.       — Ах, — сказал Вэй Усянь с дрожащей улыбкой. — Думаю, Цзян Чэн мог волноваться…       — Вэй-гунцзы, если ваш шиди не сдерет с вас шкуру, то только потому, что ваша шицзе доберется до вас первой.       Вэй Усянь вздрогнул.       К сожалению, у Цзян Ваньиня было не так много времени, чтобы освежевать Вэй Усяня. К сожалению, потому что это также означало, что у Минцзюэ было мало времени, чтобы провести его с Лань Ванцзи, и совсем не было времени, чтобы провести его с ними обоими вместе. Он вообще едва успел выразить свою радость от того, что Лань Ванцзи проснулся — Лань Цижэня, к счастью, не было в комнате, но там были Лань Сяоли и еще один ланьский целитель, и Минцзюэ не сомневался, что ему не позволены те же вольности, против которых ранее протестовал Цзян Ваньинь. В любом случае… были вещи, которые Лань Ванцзи должен был узнать первым. Но времени на признания не было: ему пришлось покинуть их и провести слишком много времени в обществе Цзян Ваньиня, Цзинь Гуаншаня и Лань Цижэня. Сначала с первым, который был не слишком доволен тем, что Минцзюэ сбежал с его первым учеником, но, как надеялся Минцзюэ, не собирался возражать после объяснений и извинений, а затем со всеми тремя, что было не менее неприятной встречей по тем же причинам, чем все остальные.       — Никто из нас не заглядывал ни в какие записи, — резко оборвал его Минцзюэ, когда Цзинь Гуаншань попытался намекнуть, что некоторые секреты уже раскрыты. — Я готов поклясться в этом, а также в том, что Вэй Усянь все это время находился в поле моего зрения, так что, если бы он посмотрел, я бы знал. Большую часть времени мы пытались выбраться, а не проводили опись.       — Но как он узнал, как попасть внутрь? — спросил Цзинь Гуаншань. Он многозначительно посмотрел на Цзян Ваньиня. Конечно, Вэй Усянь должен был сначала сообщить о подобном открытии главе ордена, а не любовнику.       Минцзюэ подавил раздраженный рык.       — Мертвые говорят с ним. Он экспериментировал и обнаружил это место, это не было запланировано.       Если бы они могли пропустить всю эту часть, он бы так и сделал, но слишком много людей заметили отсутствие Чифэн-цзуна и Старейшины Илина этим утром. Пока Цзян Ваньинь может сохранять хладнокровие, все будет в порядке. Или, по крайней мере, не так плохо, как было бы, возникни союз между Цзинь и Лань.       — Такая неортодоксальность вполне могла бы закончиться катастрофой, — предостерегающе вскинул брови Лань Цижэнь.       Цзян Ваньинь все же попытался возразить:       — Если Вэй Усянь говорит, что не читал эти записи, значит, так оно и есть! — Цзян Ваньинь был настроен весьма оптимистично, но, по крайней мере, у него были благие намерения. Однако Минцзюэ заметил, как Цзян Ваньинь слегка сжал губы. Ха, ладно, он действительно достаточно хорошо знал своего шисюна, но он был обязан защищать своих.       Однако взгляды, которыми одарили его Цзинь Гуаншань и Лань Цижэнь, ясно говорили о том, что они считают его наивным. Минцзюэ сделал все, что мог, чтобы поддержать разговор.       В любом случае результат был неизбежен. Цзян Ваньинь был вспыльчив, но не безрассуден, и Минцзюэ решил, что Вэй Усянь, должно быть, провел его через те же расчеты, что и Минцзюэ. После того как Цзинь Гуаншань и Лань Цижэнь еще несколько раз резко охарактеризовали Вэй Усяня, а разговор принял несколько неловкий оборот, Цзян Ваньинь заявил: — Вэнь в долгу перед Цзян за знания. Они могут начать расплачиваться этим.       Лань, по крайней мере, удалось спасти огромную часть своей библиотеки. Пристани Лотоса повезло меньше. Но Лань и сами гораздо больше заботились о подобном, по крайней мере, публично. Однако если Лань Цижэнь хотел претендовать на большую долю библиотеки Вэнь Жоханя, то ему следовало бы попытаться подтолкнуть Цзян Ваньиня к тому, чтобы он завладел той большей территорией, которую Цзинь Гуаншань пытался навязать Цзян. Невозможно было поспорить с тем, что, взяв Илин, можно было получить награду, а не бремя, и если Цзинь Гуаншань мог быть достаточно бессовестным, чтобы попытаться сделать это, то Лань Цижэнь — нет. Цзинь Гуаншань попытался было заикнуться об опасности такого доступа для Вэй Усяня, но Минцзюэ и Цзян Ваньинь сочли это вмешательством во внутренние дела другого клана, и Цзинь Гуаншань, стоя во Дворце Солнца и не имея вокруг себя многочисленных приближенных, быстро отказался от этой позиции.       Решение, которое Минцзюэ предложил Вэй Усяню, было приемлемым компромиссом: копии записей Вэнь Жоханя для каждого крупного клана. Оставшаяся часть библиотеки будет поделена между Лань и Цзян.       Гораздо больше времени заняло согласование точных протоколов: кто будет допущен, кто будет заниматься копированием, как они будут копировать и как в это время будет проводиться инвентаризация остального хранилища.       — Мы не можем договориться о справедливом распределении и не ожидаем, что это сделают малые ордена, пока не будет проведена полная опись! — сказал Лань Цижэнь. Не говоря уже о том, какие из предметов следует уничтожить, и как это будет решаться. Там целая стена была уставлена ядрами демонических зверей, гуй побери, и Минцзюэ съел бы один из вееров Хуайсана, если бы Цзинь Гуаншань не попытался присвоить себе некоторые из них. А когда они наконец закончили, Лань Цижэнь и Цзинь Гуаншань сразу же захотели, чтобы Вэй Усянь отвел их обоих в хранилища сокровищ.       — Это может подождать до завтра, конечно, — сказал Цзян Ваньинь с тем нейтральным хмурым видом, который, казалось, навсегда закрепился за ним на этих встречах. — Мне нужно сначала посоветоваться со своим старшим учеником по внутренним вопросам, а потом ему нужен отдых.       — Это нельзя откладывать, — сказал Лань Цижэнь.       Минцзюэ поднял бровь.       — Они уже давно лежат там без присмотра. Сжальтесь, Лань-сяньшэн, Вэй Усянь только что вышел из комы и всю ночь не спал, пытаясь перестроить заклинания перемещения.       По лицу старика было видно: он вспомнил, что у Вэй Усяня больше нет золотого ядра, чтобы поддерживать себя бессонными ночами. Лань скорчил гримасу и отвел взгляд.       — Тогда Цзян нужно позаботиться о том, чтобы он не сбежал, украв половину записей.       — Учитель Лань, — сказал Цзян Ваньинь сдавленным, полным обиды голосом. Оба бросили друг на друга тяжелые взгляды.       — Мы должны оставить Цзян их внутренние дела, — категорично заявил Минцзюэ, очень уставший от этого разговора. — Цзян-цзунчжу. Цзинь-цзунчжу. Лань-сяньшэн.       Он поднял руки в отрывистом приветствии. Возможно, глубина его нетерпения наконец-то проявилась, но после минимальной дополнительной суеты они, наконец, договорились встретиться завтра. Встреча благополучно закончилась, они разошлись в разные стороны.       Минцзюэ лишь ненадолго заглянул к Цзунхуэю, а затем направился обратно в крыло Лань, потому что, гуй побери, он хотел поговорить с Лань Ванцзи. Или… не хотел, не совсем так, не об этом, но ему нужно было знать.       Целая жизнь, проведенная в ожидании смерти, выработала в нем определенную стойкость перед приближающейся гибелью, но, тем не менее, было очень приятно оказаться в этот момент в комнате Лань Ванцзи, где никого больше не было. Цзян Ваньинь утащил Вэй Усяня, лекарей, которые могли бы им помешать, не было, и Минцзюэ не знал, как начать объяснять. Он открыл рот, подыскивая слова.       Лань Ванцзи, сидевший на полу рядом с кроватью с гуцинем на коленях, потянулся к прикроватной тумбочке и что-то взял. Он протянул его, немое подношение. Это был гребень.       Минцзюэ растерянно посмотрел на него.       — Поможешь мне? — тихо спросил Лань Ванцзи. Его волосы были скреплены только лобной лентой, которая, правда, служила для того, чтобы они не лезли в лицо, но он явно когда-то мыл их, и они не выглядели слишком запутанными. Тем не менее… Возможно, он был прав, и разговор пошел бы легче, если бы им не приходилось смотреть друг на друга.       Минцзюэ устроился на кровати позади него и, когда Лань Ванцзи снял лобную ленту, постарался не вздрогнуть от прикосновения шелка к своим рукам. Вместо этого он сосредоточился на стоящей перед ним задаче, сначала работая пальцами, пока волосы Лань Ванцзи не рассыпались аккуратным каскадом по спине. Тем временем Лань Ванцзи вернулся к своему гуциню, перебирая струны так медленно, что это можно было принять за праздность. Похоже, он все-таки не собирался ничего говорить. На прикроватном столике стояла бутылочка с маслом для волос, Минцзюэ взял ее, отмерил небольшое количество и принялся расчесывать волосы Лань Ванцзи. Он не мог придумать, что сказать. Иногда занятие рук помогало ему думать, но не в этот раз.       Лань Ванцзи заговорил первым.       — Вэй Ин сказал, что божество что-то показало тебе.       — Да.       — Ты сам себя боишься.       — Это не… — отвержение намека на страх было рефлекторным. Но это была правдой, верно? Медленно, делая паузы в движениях, Минцзюэ сказал: — Я увидел, что у меня есть опасные желания. А мой самоконтроль… недостаточен. Возможно, мне не хватает силы воли, чтобы даже желать контролировать себя. Я хочу причинить ему боль, Ванцзи. Я могу… действительно причинить ему боль.       Лань Ванцзи не вздрогнул и не отпрянул, а просто продолжил медленную игру, а Минцзюэ, прервавший работу, снова провел расческой по его волосам.       — Он неискренен, — предположил Лань Ванцзи.       При этом Минцзюэ был убежден, что Вэй Усянь был совершенно искренен: он действительно получал удовольствие от боли. Ему даже нравилось, когда ему указывали, что делать, при определенных обстоятельствах и в отношении определенных действий. Минцзюэ не считал, что Вэй Усянь лжет по какой-то извращенной причине. Он и сам этого не понимал, но… что-то здесь должно быть. И все же: «Есть вещи, которые ему не нравятся. Вещи, которые… ты не видел, когда я душил его, но он ушел куда-то в себя, и это было не очень хорошее место. Вещи… ах, ты знаешь, о чем я. Когда его душат… на твердой поверхности, когда он контролирует ситуацию… может быть, рядом с собаками», — он никогда не ассоциировал это с сексом, но это был еще один пример того, что в мозгу Вэй Усяня есть какой-то переключатель, о котором Минцзюэ не знал и невольно на него наткнулся. Могло быть и много других примеров, которые всплыли бы в том или ином контексте.       Лань Ванцзи недовольно и озадаченно хмыкнул, и Минцзюэ понял, что он тоже думает об этом.       — Я видел… в этом, в обмене воспоминаниями, или как там это было, я подтолкнул его к тому, что он перешагнул этот рубеж. Далеко. Я хотел этого, это было… Я знал, что это неправильно, чувствовал, что это неправильно, но… но видеть, как он ломается вот так… Какая-то часть меня хочет видеть его сломленным. — Другими? — спросил Лань Ванцзи, и этот вопрос казался совершенно неожиданным. Мысль об этом ударила Минцзюэ, как пощечина. Если бы кто-то другой сделал это с Вэй Усянем — Минцзюэ разложил бы их на составные части и оставил бы умирать в медленной агонии, а потом собрал бы Вэй Усяня и…       Может, только в этом была проблема от воспоминаний бога? Что это не он контролировал ситуацию все это время? Если бы это был он сам, он все равно захотел бы взять Вэй Усяня на руки, обнять его, пока тот плакал, и унять его слезы поцелуями. Он уже делал это раньше. Каким же больным он был, чтобы наслаждаться этим?       — Мной, — сказал Минцзюэ.       Лань Ванцзи слегка повернул голову в сторону, не совсем в профиль.       — А я?       А он…       Образ Лань Ванцзи, стоящего на коленях на его месте, прижимающего к себе Вэй Усяня и заставляющего его плакать, — они и раньше так делали. И тогда, как и сейчас, Минцзюэ жаждал их обоих.       Грубым голосом он добавил: — И тобой.       — Ты хочешь сломать его и исцелить, — резюмировал Лань Ванцзи и добавил: — Чтобы это сделали мы. Чтобы он не хотел делать что-то, и чтобы его заставили это сделать. Противоречивые желания могут существовать одновременно. — Он повернулся к Минцзюэ лицом, чтобы встретиться с ним взглядом. — Ты считаешь эти желания неуравновешенными и сожалеешь об этом. Так ты понял, что это не истинное желание причинить ему боль без всякой осторожности. Это не тебе не хватает равновесия. Тебя заставили сделать это против твоей воли. Кто-то другой причинил вам боль.       Это… не было… нет, это не имело значения.       — Сегодня я снова сделал это с ним, — сказал Минцзюэ.       — Нет.       — Я прижал его к земле — он не смог бы вырваться, и я не обращал на него внимания — я бы проигнорировал все, что он попытался сделать…       — Ты не можешь этого знать. Он не подавал тебе таких знаков. Минцзюэ-гэгэ. Ты смотрел в пропасть. Ты не прыгнул. — Он потянулся и схватил Минцзюэ за запястье, крепко сжав пальцы.       — Я должен.       — Нет. Ты знаешь, что там, на дне. — Лань Ванцзи впился в него требовательным, непоколебимым взглядом. — Ты не единственный, кто смотрел.       Что ж… возможно, в этом есть смысл. Учитывая то, чем они занимались. Но…       — Как ты можешь быть так уверен в себе?       — …Время. Я хотел ужасных вещей и вещей менее ужасных, но которых я все еще не мог иметь. Когда я попытался сказать ему… тогда он не ответил взаимностью.       Когда…       — В Погребальных курганах…       Нет, это не имело смысла, к тому времени Вэй Усянь уже…       — В пещере Сюань-У, — поправил Лань Ванцзи. — Он и тогда забыл. Я не понимал, пока ты не объяснил мне.       Черепаха Сюань-У…       — Как давно это было, — вздохнул Минцзюэ. Он понял, что немного расслабился, и, потянувшись за запястьем Лань Ванцзи, наклонился вперед. — Ты ведь любишь его с тех самых пор, как побывал в Облачных Глубинах, верно?       — Мгм, — Лань Ванцзи колебался. — Это было непросто, тогда… позже… Я хотел… пересилить, заставить его вернуться к Гусу. Он не стал бы. Я желаю много того, что считается нарушением правил. Но он хочет этого. Если бы я тоже этого не хотел, то я мог бы принять это решение для себя. Но решить, что я знаю, что для него лучше, когда мы оба этого хотим, значит отвергнуть его выбор.       Минцзюэ вдохнул и выдохнул.       — Ты действительно давно думал об этом. Лань Ванцзи кивнул. Он провел пальцами по запястью Минцзюэ и взял его за руку, а затем сжал и вторую руку. Больше он ничего не говорил, просто ждал, не выказывая ни малейшего ожидания или нетерпения. Лань Ванцзи, казалось, уже все обдумал и позволил Минцзюэ догнать себя.       Вот это поворот… или казалось им. Ведь Лань Ванцзи никогда не сомневался в том, что они делали вместе. Он сразу же взялся за дело, как только Вэй Усянь проявил желание. Возможно, должно было быть очевидно, что дело было не только в естественной склонности, но и в гораздо более длительном времени, потраченном на взвешивание его темных желаний.       Возможно, он даже думал об этом до того, как увидел Вэй Усяня. О, может быть, не о сексе, а контроле. Об отсутствии выбора. Лань Ванцзи был сыном Цинхэн-цзюня, и об истории этого брака говорили шепотом. Мадам Лань совершила ужасное, неназванное преступление — Цинхэн-цзюнь женился на ней, чтобы спасти ее жизнь, а затем запер их обоих в уединении в качестве наказания — на что это похоже, думал Минцзюэ, расти в тени такого контроля?       — Расскажешь? — спросил Минцзюэ.       Лань Ванцзи склонил голову в бессловесном вопросе.       — Когда ты впервые подумал обо всем этом.       На мгновение Лань Ванцзи заколебался.       — На лекциях для приглашенных учеников. Он был… раздражающим. Пленительным.       Ха. Вэй Усянь и сейчас был сорванцом; Минцзюэ мог только представить, что четыре года назад он был еще большим проказником.       — Ему было назначено наказание, которое он должен был выполнять в течение месяца. Мне было приказано следить за ним. Это было… трудно. На вторую ночь мне приснился сон. Он дремал, а не переписывал, как это часто бывало. Потом он начал дразнить меня, и я перестал контролировать себя. Я повалил его на стол и поцеловал, он сопротивлялся, но… во сне я был сильнее. Я одержал победу и прижал его к себе, а затем навалился на него. В этом плане сон не был особенно подробным… Я никогда не читал весенних книг и не представлял, чем могут заниматься двое мужчин вместе, но я потерся об него и кончил ему на спину, и это заставило его заплакать и извиниться за свое плохое поведение. Я проснулся от того, что мой член был тверд. И ужаснулся.       Если он никогда не видел развратных картинок… это должно быть ужасающе на многих уровнях. Но сейчас он говорил об этом с такой горячностью… Минцзюэ не был уверен, что когда-либо слышал, чтобы Лань Ванцзи говорил так долго и без пауз.       — Под конец наказания он подменил одну из моих книг, — продолжал Лань Ванцзи. — Там было изображение двух мужчин… Я взглянул на него лишь на мгновение, но никогда не забуду. Я подумал, что он понял все про меня. Я был унижен. Я разорвал рисунок на части и набросился на него с мечом там, в библиотеке, — это было позорно с моей стороны, но то, что я хотел с ним сделать, было еще более позорно. Вскоре после этого я поймал его на контрабанде спиртного после комендантского часа, он перехитрил меня и свалил со стены. Я чувствовал, как все его тело прижимается к моему. Мне хотелось прижать его к себе и укусить. Когда я притащил его обратно для наказания, он указал, что я тоже вышел за ограждение, и мне так захотелось взять ферулу и применить его к нему. Я хотел сорвать с него одежду, чтобы увидеть красные следы на его теле — я хотел быть тем, кто их нанес. Я хотел, чтобы он плакал, а потом лежал у меня на коленях и просил прощения. Я так многого хотел, но знал, что не могу. Я сказал им, чтобы они вместо этого били меня, и он был в шоке, но это был единственный способ вынести, что кто-то другой бьет его, если я буду рядом с ним.       — Однажды я его отшлепал, — сказал Минцзюэ и помрачнел. — Он сказал, что хотел и не хотел этого.       — Я знаю, — сказал Лань Ванцзи, и в его взгляде появился жар. — Я видел следы, после. Он описал… он был смущен, заинтригован. Он расхаживал взад-вперед по моей палатке, болтая об этом, а я так ревновал, что не мог говорить. Мне хотелось перекрыть синяки розгами и вывести линии. Он бы заплакал.       О, гуй, он бы заплакал. Минцзюэ представил себе это: Вэй Усянь, его задница в синяках, а розги… держит Лань Ванцзи? Он сам? Не все ли равно?       — А захочет ли он этого, — пробормотал Минцзюэ, наполовину удивленно, наполовину вопросительно.       — Ему нравится, когда в таких вопросах у него нет выбора. Мне не нужно понимать это, чтобы поверить ему. Но есть способ убедиться. Когда я предложил ему это, он был… в восторге.       Минцзюэ приподнял бровь.       — Сюань-У охотилась на звук. Для борьбы с ней мы использовали заклинание связи мыслей, так что нам не нужно было говорить вслух. Оно рассчитано на поверхностные мысли, но можно прочесть и более глубокие. Мы могли бы обмениваться наблюдением.       Кто-то из них мог быть в курсе… Минцзюэ позволил себе представить это. К его стыду и возбуждению, воображение быстро придумало ему куда больше вариантов использования, чем просто в качестве запасного средства. Если бы он знал, что Вэй Усянь чего-то хочет (или хочет чего-то не хотеть, как бы это ни работало), то ему не пришлось бы беспокоиться о том, что он пропустит какой-то знак. А если Лань Ванцзи будет знать и готов обезопасить их обоих, то Минцзюэ сможет прижать Вэй Усяня к стенке и…       О, он хотел этого с такой силой, что это вызывало боль не только в его слишком нетерпеливом члене. Он хотел переписать все воспоминания, которые божество вложило в его голову; он хотел завалить Вэй Усяня, заставить его принять все и понять, что это хорошо, что это не просто чудовищное выражение его собственных желаний. Если бы это действительно сработало, он мог бы быть уверен, что Вэй Усянь действительно этого хотел, что все, что давал ему Минцзюэ, было ему нужно, независимо от того, как сильно он сопротивлялся или плакал. Минцзюэ мог бы разобрать его на части и никогда не сомневаться. Он мог быть так же уверен в своем желании, как и..... как тот гребаный бог воды, и от этой мысли его затошнило, только… это было бы по-настоящему.       — Звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой.       — Я так и думал, — сказал Лань Ванцзи, — когда ты говорил со мной после Чунъяна. А потом еще раз, в постели, когда ты сказал, что он хотел, чтобы было больно.       — Так и было, — вспомнил Минцзюэ. — А ты, похоже, почти не переживал.       — Это было похоже на сон, — сказал Лань Ванцзи, а затем, признавшись, добавил: — Я не ожидал услышать от тебя. Вы сделали это реальностью. — Он поднялся, опустившись на колени, и его глаза оказались на одном уровне с глазами Минцзюэ, сидевшего на низкой кровати. — Ты сделаешь это со мной?       — Да, — ответил Минцзюэ и наклонился вперед, чтобы поцеловать его, жестко, не пытаясь доминировать — просто поцелуй ради поцелуя, и потому что Лань Ванцзи поцелует его в ответ, встречая его с той же силой; он не уступит Минцзюэ, и Минцзюэ почти поверил, что это нормально. Если уж Лань Ванцзи, будучи молодым, справился с этим за четыре года, то Минцзюэ и подавно справится.       — Сначала ты его отшлепаешь, — сказал Лань Ванцзи, вдыхая слова. — Держи его на коленях. Я буду держать его руки прижатыми. Он будет пытаться вырваться, а я буду успокаивать его, не отпуская.       Минцзюэ застонал и потянулся к нему. На Лань Ванцзи было надето меньше слоев одежды, чем обычно, он вообще не был одет должным образом для появления на публике — их было легко снять. Минцзюэ точно мог себе представить: «Я бы поднял его, чтобы ты мог его выпороть». Идеальная нефритовая кожа и длинные черные волосы, он стоит прямо и уравновешенно, обрушивая ивовый прут на покрасневшую кожу.       — У него действительно идеальная задница для этого. Он худой, как жердь, казалось бы…       Лань Ванцзи в ответ занялся своей одеждой, глаза его горели интересом.       — Я хочу связать его.       — Ты можешь связать ему руки своей лобной лентой.       — Более того. Я свяжу его так, чтобы его ноги были раздвинуты, и он не мог ничего спрятать. Я пройдусь прутом по его входу, чтобы он закричал.       Раскрыть его, окружить, прижать к земле, как тот бог… но это будет действительно он, а не галлюцинация, наложенная на воспоминания; и он действительно будет этого хотеть. Он мог умолять или плакать, но Минцзюэ знал, что так надо. Лань Ванцзи мог бы высечь ему зад, а потом трахнуть его — ему было бы так больно. Ему было больно после того, как его отшлепали, а потом трахнули; после этого ему будет еще больнее. Он будет плакать и пытаться вырваться, а Минцзюэ будет держать его, трахать — нежно, сильно, все будет правильно, это будет то, чего он действительно хочет, Минцзюэ знает…       Минцзюэ отчаянно хотел этого, этой уверенности в своем знании.       Они оба теребили одежду друг друга, торопливо стаскивая брюки, а потом Лань Ванцзи встал ровно настолько, чтобы забраться на кровать, и они продолжили возню. Мысли Минцзюэ складывались в полусвязные предложения, Лань Ванцзи — гораздо более связные… Некоторые из них они уже делали, многие — в воображении. Они могли держать его между собой — заставлять его стоять, заставлять его оставаться в сознании настолько, чтобы выдержать все, что они с ним делали. Они могли перевернуть его, оставить отметины на всем его бледном теле… скрыть его шрамы (Лань Ванцзи зарычал на это).       — Твои ногти, — сказал Минцзюэ, тяжело дыша, когда рука Лань Ванцзи легла на его член. — Ты почти никогда ими не пользуешься… — и Лань Ванцзи сжал его крепче, а Минцзюэ сделал то же самое, быстро поглаживая его.       — Я думал, — сказал Лань Ванцзи, перекатываясь на него, не настолько, чтобы прижать его, но достаточно, чтобы он оттолкнулся, — о нефритовом столпе из настоящего нефрита.       — О, — сказал Минцзюэ, широко раскрыв глаза, — такой есть в сокровищнице Не. Я даже не знаю, зачем, он… он в два раза больше тебя, это просто абсурд…       Минцзюэ перевернул их, чтобы впиться ртом в шею Лань Ванцзи, представляя, как Лань Ванцзи стоит нагишом, заставляя Вэй Усяня стоять на коленях над тем членом, а самого Вэй Усяня при этом душит своим. Они были невероятно красивы вместе.       Они менялись позициями, то туда, то сюда, вырывая контроль друг у друга так же неистово, как и обменивались фантазиями. Минцзюэ в своей жизни уже связывал одного или двух партнеров, но никогда не задумывался об этом. А вот Лань Ванцзи определенно задумывался.       — Все эти сдерживающие ленты, — пошутил Минцзюэ, и Лань Ванцзи в ответ укусил его, но не так сильно, как Вэй Усяня, — от этого Вэй Усянь застонал бы. А шлепки, или розги, или палки…             — Подошвы его ног такие чувствительные, — пробормотал Лань Ванцзи, более взволнованный, чем Минцзюэ когда-либо видел его во время секса, и стал терзать бедро Минцзюэ, а Минцзюэ в ответ терзал его. Похоже, он многое сдерживал. — Нужен изысканный контроль. Я бы справился.       — Он не сможет… ходить.       — Возможно, целый… день. Ты мог бы носить его. Мы могли бы привязать его к кровати, — сказал Лань Ванцзи, и в голосе его прозвучало необычайное удовольствие, вплоть до одышки. — Нужно будет отвлечь его, занять его мысли.       — У нас будет время, — пообещал ему Минцзюэ, погрузившись в мечты. У них будет время — у одного из них, у обоих, и они смогут пролежать в постели весь проклятый день. — После того как разберутся с этим дурацким городом… Они могли бы вернуться домой. Минцзюэ снова сделает предложение, и на этот раз все будет правильно, и привезет их обоих жить к себе, и они просто проведут там неделю. Им не нужно будет беспокоиться о том, что Вэй Усянь погрузится слишком глубоко в себя, они будут рядом, смогут разобрать его и собрать, сделать ему больно, а потом заключить его в свои объятия, собрать все недостающие и побитые части воедино, пока он снова не станет целым, таким, как он хотел.       Минцзюэ кончил в руку Лань Ванцзи, слушая его сухое, прямолинейное, совершенно грязное описание того, как он сначала погрузит нефритовый столп в ледяную воду, а потом заставит Вэй Усянь взять его, и…       — Он будет цепляться за тебя, дрожа, не в силах заставить его остановиться, — пробормотал Лань Ванцзи на ухо Минцзюэ. Мозоли на руках, рожденные фехтованием и музыкой, вновь прошлись по члену Минцзюэ, и этого оказалось достаточно, слишком много: он выгнулся и погрузился в воспоминания и фантазии о Вэй Усяне, держащем его в объятиях, и Лань Ванцзи, неумолимо возвышающемся над ним.       — Мы могли бы взять его вдвоем, после, вместе, — задыхаясь, сказал Минцзюэ. — Он был бы так свободен, и нам было бы так жарко в нем, как во льду, мы бы заклеймили себя на нем, в нем…— И этого было достаточно, чтобы Лань Ванцзи последовал за ним. После этого они лежали бок о бок на спине, тяжело дыша и глядя в потолок, переплетя руки и пальцы.       — Неужели ты думаешь, что он пустит нас к себе в голову? — пробормотал Минцзюэ.       Лань Ванцзи утвердительно хмыкнул, что показалось ему чуть более музыкальным, чем его обычное сухое «мгм».       — Он сказал, что хотел бы иметь возможность полностью войти в роль. Чтобы можно было… по-настоящему бороться, и чтобы это не имело значения. Его беспокоит, что ему придется постоянно держать это в своих мыслях. Но заклинание можно использовать, чтобы сосредоточиться на определенных мыслях и эмоциях. Желания. Другие можно отделить. Ему это нравилось.       По позвоночнику Минцзюэ пробежала дрожь. Для такого замкнутого человека, как Вэй Усянь, хранившего неизвестно сколько секретов, это было… все равно многовато, сколько бы мыслей он ни скрывал.       — Полагаю, для этого потребуется практика.       Лань Ванцзи сказал:       — Мы с тобой можем потренироваться. Мне нет разницы, буду я первым или вторым. Я подумал, что тебе будет приятно узнать, что это… возможно. Я так и сделал, когда ты меня учил.       Научил его всем основным приемам, которым его учили или которые он сам понял и которые Вэй Усянь научился использовать в гораздо большем количестве ситуаций, чем он когда-либо мечтал. Теперь они действительно перешли этот уровень, если стали применять заклинания мысленной связи. Минцзюэ едва не захотелось фыркнуть. Когда-то в его жизни парное совершенствование было вершиной запредельного секса, и он был поражен, узнав, как это может работать за пределами весенних книг. Теперь же они собирались представить эту технику, и… честно говоря, парное совершенствование казалось очень скромным по сравнению со всем остальным, что Минцзюэ хотел попробовать.       — Ты остановишь меня, если я зайду слишком далеко.       — Ты сам себя остановишь. — Лань Ванцзи был невозмутим. — Я дам тебе знать, если понадобится.       — Ты способен верить в себя. — Он не мог прогнать все сомнения.       В ответе Лань Ванцзи их не было.       — Ты заново научишься доверять себе.