Six sins

Отсмеявшись, девушки зашли в открытую усилиями Мишель комнату. Мишель тоже не валялась долго: резво вскочила на ноги и бросилась за подругами. Они попали в детскую; причём, судя по стоящей у окна колыбели, в обитель самого младшего ребёнка. Окно в комнате не было заколочено. Дневной свет свободно лился сквозь мутное стекло. Помимо кровати в комнате стоял небольшой шкаф и огромная деревянная коробка с игрушками. Все предметы были в таком хорошем состоянии, что подруги снова изумились, хотя казалось, что их уже ничего не удивит. – Мне мерещится? – Маша подошла к колыбели, с приоткрытым ртом рассматривая мягкие пелёнки, наполняющие лежбище малыша. Возле небольшой подушки лежал плюшевый зайчик; он был совсем небольшой, светло-коричненый, глазами служили чёрные пуговицы. Точнее, одна пуговица. Второго глаза почему-то не имелось. – Может, здесь всё-таки кто-то живёт? – с усмешкой спросила Кира, подходят к коробке. Чего в ней только не было... плюшевые зверята, тряпичные куклы, деревянные человечки, игрушечная посуда и прочие предметы детской радости. Они, конечно, были пыльные, мало что сохранилось в идеальном состоянии, но для заброшенного дома всё это было очень странно. Лиза тоже подошла к ящику, беря в руки немного жутковатую тряпичную куклу со спутанными чёрными волосами из шерстяных нитей и глазами-пуговицами. Лицо её было сшито из некогда белой ткани, придавая мертвенную бледность, одеждой служила грязно-серая тряпочка, кое-как обмотанная вокруг туловища. Лиза несколько секунд оглядывала игрушку, а потом вдруг услышала рядом с собой тихий щелчок камеры. – Кира! – возмутилась она, вытягивая руку, чтобы отвесить подруге поучительного леща. Та со смехом увернулась. – Вы с ней похожи, – сообщила девушка. – Вот особенно сейчас, когда ты с таким злым лицом. Хватит гундеть, нам нужны памятные снимки. – Не нужны нам памятные снимки с этим чудовищем, – запротестовала Лиза, укладывая игрушку обратно в ящик. Кира лишь посмеялась и ещё раз сфотографировала свою нервную подругу. – Дура, – только и проворчала девушка. – Будешь нарушать весёлую атмосферу – мы закроем тебя в этом гробу, и ты останешься там на весь день, – сказала Кира, подходя к шкафу и бесстрашно дёргая на себя ручку. Хлипкая дверца с печальным скрипом отворилась, и девушек вдруг обдало чем-то холодным: будто волна зимнего воздуха вышла из темноты старой мебели. Внутри шкаф был пуст. – Отличное жилище, – пожала плечами Крис. – Для Лизки – вообще прекрасно: мрак, пауки, тишина, и никто трогать не будет. Лиза это высказывание невозмутимо проигнорировала. Подруги ещё какое-то время осматривали комнату младенца, а потом, поняв, что ничего интересного здесь им не найти, отправились «ломать другие двери», как красноречиво назвала это Тихая, выразительно глядя на Мишель. Девушки дружной гурьбой вышли из помещения и огляделись по сторонам. Кира подошла к двери комнаты, расположенной рядом, и без особой надежды дёрнула за ручку. Но дверь, на удивление, легко поддалась. – Мишка, разжимай кулаки, твоя помощь тут не нужна, – сообщила она, сдавленно смеясь. На этот раз девчонки попали в уютную комнату, чем-то также напоминавшую детскую. Только она была побольше, с двумя узкими, но очень симпатичными кроватями, стоящими у стен друг напротив друга. Свет из широкого окна ударил в глаза, ослепляя после темноты коридора. Возле каждой кровати стоял небольшой платяной шкаф. Вроде ничего странного... однако и в этом помещении обнаружилось нечто удивительное: постели были заправлены. На каждой из них лежало цветастое покрывало, под которым ясно выделялась форма подушки. Всё было покрыто пылью, но ощущения, что эта светлая комнатка пустует, не было. Казалось, будто здесь живут люди, которые просто давно не пробирались в своей обители. – Меня это напрягает, – сказала Крис. – Помните, когда мы летом перед десятым классом на даче у Кирюхи полезли на заросший участок, а оказалось, что там живёт старушка, которой невмоготу полоть сорняки? Вот у меня сейчас дежавю. – И у меня, – согласилась Маша. – Ладно, мебель осталась, такое ещё может быть. Нот вот заправленные кровати, игрушки... Всё это странно. – Ну... думаю, объяснение есть. Просто нам лень думать, – Кира беспечно пожала плечами, подходя к кровати и осторожно садясь на краешек. – Да и какая разница? Мы здесь пару часов побудем и рванём обратно. Хотя мало ли, вдруг вы хотите остаться до темноты?.. – Нет! – в один голос взвизгнули Маша, Тихая и Лиза. Остальные же трое, кажется, совсем не были против такого опыта. – Хотите – хоть жить здесь оставайтесь, – отрезала Лиза, садясь рядом с Кирой. Кровать жалобно скрипнула под весом их тел. – А мне отсюда уже свалить охота. Странное место. Пока они пререкались, Мишель подошла к шкафу и резко открыла дверцу. – О господи! – перепуганного взвизгнула она, отскакивая в сторону. Стоящая рядом Маша в ужасе отшатнулась от шкафа, падая в объятия геройски подскочившей к ней Крис. – Что там?! – воскликнула Тихая, не решаясь сдвинуться с места. – Там... там... – лепетала Мишель с выражением совершенного ужаса на лице. – Да что?! – Тихая всё же осмелилась и подскочила к подруге, заглядывая в совершенно пустой шкаф. Ровно полсекунды она стояла молча. – Девки, вас развели, – констатировала она с плохой скрываемой угрозой в голосе и повернулась к Мишель, которая, кажется, едва сдерживалась от смеха. – Идиотка, – выдохнула Маша, утыкаясь лбом в плечо Крис. Тут уж Мишель не выдержала и засмеялась в голос. – Надо было видеть ваши лица... – кое-как выговорила она сквозь смех. – Знаешь что?! – с негодованием фыркнула Крис. – Что? – невозмутимо переспросила Мишель, сгибаясь пополам, чтобы не завизжать от радости, вызванной удачным розыгрышем. – Бросайте с Кирой свою историю и идите в театральное – там таким клоунам, как вы, самое место! – заявила Тихая. Кира и Мишель одновременно захохотали ещё громче. Лиза в очередной перепалке не участвовала. Сидела на пыльной кровати, подогнув под себя ногу, и украдкой глядела на смеющуюся Мишель. Как-то девушка сравнила её улыбку с лучами утреннего солнца: улыбка эта неизменно была наполнена детской наивностью, беспечной надеждой и безудержной радостью; она дарила окружающим тепло – такое же мы чувствуем, когда стоим и ловим на своём лице шаловливые солнечные зайчики; а ещё, она абсолютно всегда была искренней. Мишель не улыбалась, когда не хотела этого. Она не любила фальшивить. Наверное, за эту искренность и за эту солнечную улыбку её любили все вокруг. – Второй шкаф открывать будем? – спросила Крис, отойдя от лёгкого испуга. – Нет, только не ты, – заявила Тихая, видя, что Мишель уже тянется к ручке. Девушка сама подошла к дверце, немного неуверенно распахивая её. – Обалдеть... – протянула Тихая секунду спустя. Она запустила руку в шкаф, послышалось шуршание ткани, а потом девушка вытащила на свет старинное платье. Выглядело оно, как мечта каждой девочки, которая хочет стать принцессой: нежно-кремового цвета, с тонким пояском вокруг талии, рукавами по локоть, кружевами и оборками. Конечно, платье, как и всё вокруг, давно запылилось, износилось, но всё равно выглядело невероятно изящно. – Ого... – Маша подошла к подруге, несмело касаясь неровной ткани. – Красота... Оно... просто висело в шкафу? – Да. Тут горизонтальная палка прибита, платье болталось на ней. Как думаете, кто жил в этой комнате? – Если верить байкам Киры, то та девушка, которая повесилась на дереве, – встряла Мишель, тоже рассматривая платье. – Чем вы восхищаетесь? Неудобно же. – Это ты у нас одни джинсы уже четыре года носишь, – съязвила Маша. – А нам, может, и другая одежда нравится. – Говори за себя, – фыркнула Мишель, кидая выразительный взгляд в сторону Тихой, которая последний раз надевала юбку во втором классе. – Но, посмотреть на эту прелесть, девочка была ничего такая, с фигурой. – Одни девочки на уме, – подошедшая Кира отвесила подруге поучительный подзатыльник. – Идём дальше? Следующие две комнаты довольно легко впустили любопытных девушек. Это были такие же спальни: одна очень похожая на ту, где подруги обнаружили платье, вторая – с двуспальной кроватью. Все четыре комнаты не сильно отличались друг от друга, так что в последний двух исследовательницы надолго не задержались. Они решили осмотреть помещения с другой стороны коридора: дверей там было меньше, а значит, комнаты должны были быть больше. С первой дверью справиться было нелегко: втроём пришлось навалиться, чтобы она поддалась. Но на этот раз, к счастью, не упала. Подруги уже совсем без опаски вошли внутрь, и застыли на пороге, устремляя изумлённые взгляды в сторону дальнего угла. Это была просторная, светлая и почти совершенно пустая зала. Единственным предметом, находившемся в ней, был блестящий в солнечных лучах рояль. Он и привлёк их внимание. Изящно изогнутая крышка была опущена, клавиши – закрыты гладким клапом. Перед роялем стоял низкий табурет. Это одинокое убранство залы словно сошло с картины печального художника, пытавшегося выразить свои чувства через изображение расстроенного, покинутого всеми инструмента. – Машка, ты же ходила в музыкальную школу, иди вспоминай свою карьеру, – Кира несколько раз назойливо дёрнула Машу за рукав, восхищённо глядя на рояль. – А правда... Тут всё такое... не заброшенное... Вдруг и рояль работает, – Маша подошла к инструменту, поднимая клап и несмело надавливая на пожелтевшую от времени клавишу. Жалобно-протяжный звук разлетелся по зале, отражаясь от голых стен и отдаваясь в головах девушек печальным звоном. – Не, расстроен, – уныло констатировала Маша. Попробовала наиграть лёгкую мелодию, но из-под пальцев её тут же полилась такая какофония, что подруги зажали уши руками. – Хватит, пожалуйста, – Крис со смехом подбежала к девушке, обнимая её за талию и оттаскивая от рояля. Девушки с облегчением вздохнули наконец отводя глаза от загадочного музыкального инструмента и оглядывая комнату целиком. И едва взор их упал на противоположную стену, по спинам невольно пробежал табун мурашек. Во всю стену алой краской была выведена красивая, но довольно устрашающая фраза: «Мы спим, когда светло. Наступит тьма – беги». Девчонки какое-то время удивлённо хлопали глазами, а потом дружно засмеялись. – Звучит, как чей-то статус в ВКонтакте, – сказала Кира, подходя ближе к стене. – У Мишель в восьмом классе похожий был, когда она подсела на фильмы ужасов. – Заткнись уже, господи! – потребовала Мишель, присоединяясь к созерцаю надписи. – Как думаете, это написано кровью убитых подростков? – Звучит неплохо, – пожала плечами Маша. – Здесь будто побывал доморощенный поэт с баллончиком краски. – Но жутковато, скажи, – Лиза с усмешкой пнула её в плечо. – Со светом не страшно, – отозвалась Маша, смущённо хихикая. – Однако едва сгустится тьма, сюда налетят призраки, растерзают нас на куски и напишут нашей кровью ещё какие-нибудь стрёмные лозунги, – завела свою шарманку Кира. – Если они захотят выбрать одну жертву, мы отдадим тебя, – уведомила её Крис. – Ну что... Здесь вроде больше ничего интересного. Идём дальше исследовать спальни? – Скукота. Давайте на чердак, – предложила Тихая. – Лестница в начале коридора. – Поддерживаю, – отозвалась Мишель. Крис и Кира с не меньшим энтузиазмом восприняли эту идею, Лиза и Маша уныло кивнули. Окинув напоследок красноречивую надпись на стене шестью пристальными взглядами, девушки вышли в коридор, возвращаясь туда, откуда пришли. Там, за большой красивой лестницей, располагалась совсем узенькая, хлипкая лесенка, ведущая на чердак. Честно, выглядела эта картина устрашающе: деревянные ступени, поросшие плесенью и потемневшие от времени, круто уходили вверх; проходом на чердак служило небольшое квадратное отверстие, из которого лилась непроглядная тьма. А ещё веяло холодом. – Погнали, – выдохнула Мишель, самоотверженно ступая на лестницу первой. Поняв, что ступени не проваливаются под ногами, девушка с готовностью начала подниматься дальше. – Я не понимаю, у неё в голове реально отсутствует центр, отвечающий за страх? – Тихая нервно хмыкнула. Никто пока не решался последовать примеру бесстрашной подруги. – Он, видимо, перестал функционировать, когда она в шестом классе ударилась бошкой об сваю, – пожала плечами Кира. – Хватит трепаться, идите сюда! – позвала Мишель, уже юркнув в проём. Следом за этой фразой послышался глухой грохот и отборный русский мат. – Что там у тебя? – сразу же всполошились девочки. – Я обо что-то споткнулась. Возможно, об чьё-то тело, не знаю, – крикнула Мишель в ответ. – Фонарь включи, дура! – дружелюбно посоветовала Крис. – У меня телефон сел... Ай! Да чтоб тебя! – и снова звук падающего предмета. – Ничего нового, – развела руками Кира. – Обо всё спотыкается, телефон разряжен... – Сверху послышалось очередное «Медведева, заткнись!», а потом радостное «Нашла!» – Что нашла? – поинтересовалась Крис, несмело ступая на нижнюю ступеньку. – Тут окно зашторено тряпкой какой-то, – вслед за оповещением послышался звук отодвинутой шторы, и на чердаке явно стало светлее. – Обалдеть! – донёсся восторженный голос Мишель. – Идите скорее сюда! Девочки переглянулись и одна за другой поднялись наверх. Чердак был до того пыльным, что некоторые закашлялись. Мягкий свет лился сквозь мутное стекло, делая воздух желтоватым. В этом помещении хранился разнообразный хлам: коробки, сундуки, старые шкафы, строительный мусор по типу досок, камней и вёдер и так далее. Посреди комнаты покоилась перевёрнутая коробка. Видимо, именно об неё споткнулась Мишель. Рядом с коробкой валялось её содержимое. А именно – старые фотоальбомы, блокноты для рисования и ещё гора разных бумаг. – Ого... – девочки сели кольцом вокруг занимательных предметов. В основном все схватились за рисунки, ведь мастерски написанные на пожелтевших листах бумаги пейзажи, натюрморты и портреты действительно стоили внимания. – Кажется, в этом доме жил талантливый художник, – сказала Мишель, рассматривая живописную картину, на которой были изображены серебристая река, роскошная плакучая ива, полевые цветы в зелёной траве, парящие в ясном небе птицы... Пока одни восхищались способностями неизвестного творца, руки Маши дошли до увесистого фотоальбома. Его заполняли плотные сероватые страницы, куда были приклеены чёрно-белые снимки. Качества они, конечно, были неважного, но это даже придавало атмосферу какой-то особой таинственности. Маша и Крис сидели чуть в стороне, поэтому начали рассматривать альбом отдельно от других. Фото, в целом, были самыми обычными. Просто разные семьи с кучей детей. Были и парные снимки бабушек и дедушек, младенцев в колясках, женщин в красивых платьях... Люди на фотографиях не улыбались. Равнодушно смотрели в никуда или вообще сидели с закрытыми глазами, сложив ладошки на коленях. Лица их были бледными, глаза – пустыми. – Тебя тоже что-то смущает, но непонятно что?.. – тихо спросила Маша, проводя пальцем по шершавому снимку. На нём была изображена молодая девушка с распущенными светлыми волосами. Она сидела в плетёном кресле в немного неестественной позе. Кожа её была совершенно белоснежной, глаза прикрыты, а выражение лица вообще трудно было описать словами. Отрешённость, равнодушие, апатия... Снимок, как и все остальные, производил довольно отталкивающее впечатление. – Да вроде обычное фото, – пожала плечами Крис. – Люди на старых снимках всегда выглядят странно. – Да, но обычно они выглядят... забавно-странно, а здесь жутко-странно... – Лиз, иди сюда, – уступила Крис. – Ты у нас гений, может, подскажешь, что тут такого. Лиза оставила рисунки и подползла к подругами, рассматривая фото. Она нахмурилась и перевернула страницу. На ней был снимок двух ребятишек лет двенадцати. Они сидели на диване, прислонившись плечом друг к другу, а спинами – к стене. Мальчик в забавном сером пиджачке и девочка с накрученными кудряшками и в кружевном платьице. Глаза детей тоже были прикрыты. И тоже выражение отрешённости. Лиза нахмурилась ещё больше. – Нет, это невозможно... – пробормотала она, пролистывая альбом. – Глазам не верю... – Что такое? – оставшуюся троицу привлекла её испуганная болтовня, и они также на время отложили произведения искусства. Девочки нависли над альбомом, пытаясь получше рассмотреть фотографии. Лиза снова перевернула страницу. На следующем снимке был изображён старик, полулежащий на диване. Глаза его были открыты, но смотрели в никуда, а руки – были сложены на груди. На морщинистом, будто уже высохшем лице застыло выражение ужаса. – С каждым разом всё хуже и хуже, – Кира нервно хмыкнула. – Ну серьёзно, почему они такие... – Это постмортем, – тихо сказала Лиза, кажется, испугавшись своих же слов. На несколько секунд воцарилось недоуменное молчание. – Я задам глупый вопрос, если спрошу, что такое постмортем? – осторожно уточнила Кира, кладя подбородок на плечо Лизы. – Да вы что, сами не видите?! – возмутилась Лиза, демонстративно располагая жуткое фото прямо перед её глазами. – Глаза разуйте! Это снимки мёртвых людей! – Да ну, что за бред... – неуверенно сказала Маша. Но она даже побледнела от испуга. Да и все остальные притихли, ошарашенные догадкой. – Да посмотрите на этого деда. Такое ощущение, что он помер, а его сфоткали недели две спустя, – Лиза захлопнула альбом, начиная что-то вспоминать. – Постмортем был популярен в конце девятнадцатого века в Англии и США. Но я не помню, чтобы такая мода была и у нас. Кажется, умерших просто иногда фотографировали на память, но чтобы так... Наряжать их, сажать в кресло и будто... выдавать за живых. – Как в фильме «Другие», – вспомнила Мишель. – Помните, мы вместе смотрели? – Да, надеюсь, нас не постигнет участь героев этого шедевра, – Кира нервно хихикнула. – «Другие» – это не русский фильм, – холодно напомнила Лиза, не оборачиваясь. – Что, правда? – съязвила Мишель. – А тут фото явно русских, – продолжила Лиза, игнорируя её. – Это и странно. Что за чокнутая семейка. – А ребятки на том снимке – случайно не те близнецы, которые задохнулись в сундуке? – предположила Кира. – Кстати, вон он. Машка сидит рядом с ним. Маша на автомате отпрянула от ящика, на который опиралась, и придвинулась к Крис. Она и правда сидела возле высокого деревянного сундука, окованного железом. Кира с насмешкой дёрнула бровями, подползая к сундуку и пытаясь поднять тяжёлую крышку. Несколько попыток спустя ей это удалось. Крышка поддалась, Кира откинула её к стене, заинтересованно заглядывая внутрь. – Пустой, – разочарованно сообщила она. – Я-то думала... – Не озвучивай, – прервала её Лиза, на пару с Машей продолжая рассматривать фото. – Может, это всё-таки что-то другое?.. – жалобно спросила Маша. – Здесь есть и семейные снимки. Не может же целая семья умереть разом. – В Англии порой делали семейные фото с умершими родственниками. Ну... то есть там мешались живые и мёртвые. Меня смущает сам факт существования таких снимков в нашей стране. Я точно помню, что порой людей фотографировали в гробах в процессе похорон. Но это было нечасто и, кажется, уже после революции, а здесь типичный девятнадцатый век. – Исключения доказывают правило, – растерянно пробормотала Маша. – У всех же есть семейные традиции, непонятные многим... Но смотри, вот фотография целой семьи. Тут вроде все родственники, – Маша открыла первую страницу, демонстрируя снимок, на котором находилось восемь человек: мужчина и женщина стояли слева; на руках у матери сидел младенец в пеленках. В кресле-качалке расположилась старушка со сложенными на коленях руками и стоящий рядом с креслом старик. Позади стояли ещё две женщины, пусто глядя перед собой, а на полу сидел мальчик лет четырнадцати. – Бабушка мертва, – вычислила Лиза. – Посмотри, как неестественно лежит её голова. И глаза будто закатились. А вот её муж это, кажется, тот старик, которого мы видели ближе к концу. Значит, он ненадолго пережил свою жену. – Просто жесть, – выдохнула Маша. – Сатанисты какие-то, скажи... – Тихо, девочки! – вдруг зашипела Кира. Последние несколько секунд она сидела необычно тихо, напряжённо прислушиваясь. Подруги на какое-то мгновение умолкли, озадаченно глядя на Киру. – Что?.. – начала было Тихая. – Тш-ш! – Кира приложила палец к губам. – А ты у нас всё время что-то слышишь. Пора таблетки от шизофрении пить... – отозвалась Лиза. Медведева резко дёрнула подругу на себя, зажимая её рот своей рукой. И когда вновь воцарилась тишина, все шестеро вдруг услышали то, о чем говорила Кира. На первом этаже будто кто-то ходил. Слышались торопливые шаги маленьких ножек. А потом и вовсе... словно что-то упало. Этот странный шум то затихал, то вновь возрастал. – Какого чёрта... – прошептала Тихая. – Ещё искатели приключений набрались? – предположила Крис, поглаживая по плечу перепуганную Машу. Девочки затихли. Какое-то время стояла тишина. А потом снова топот маленьких ножек. Только теперь уже не внизу, а на лестнице. Кто бы это ни был, он поднимался на второй этаж.