Рита

«— Мы на месте происшествия, в клубе «Флора», где была найдена повешанной Рита Льюиз, известная в городе, семнадцатилетняя омега-активистка. Пообщавшись с сотрудниками полиции, нам удалось узнать, что тело девушки было найдено в ночь с четверга на пятницу, а до этого пять с половиной недель Рита числилась «пропавшей без вести». Полицейские не раскрывают деталей преступления и имён предположительных подозреваемых, но мы будем внимательно следить за расследованием этого дела, Рита была дорога всем нам. Дэстани скорбит по тебе, Рита».

*** Эндрюс. Для Эндрюс ничего не меняется каждое утро: встать, закурить, сделать кофе из растворимого дерьма и проверить содержимое пакетиков с весом. Обкусывает воспаленные губы с обгрызенной кожей, и достаёт из страниц «Голого завтрака» пакетик, где лишь на дне осталась самая малость: чуть-чуть порошка коки. Глотает горячий, горький кофе, затягивается, высыпая на экран телефона кокс. Тушит сигарету и наклоняется скорее, зажав одну из ноздрей. Вдыхает небольшую дорожку и машинально проводит пальцем под носом, допивая следом остаток кофе. Падает назад на подушку, ещё слегка тёплую и закрывает глаза, сжав в ладони «Голый завтрак». «Далекое урчание в желудках… С северного сияния градом падают отравленные голуби… Резервуары пусты… На голодные площади и переулки изумленного города с грохотом обрушиваются медные статуи… Нащупывают вену на утренних ломках…». Энди чувствует привкус крови, снова прокусывая губу, улыбается криво и улыбка похожа на оскал, безумная, несдержанная. Энди подносит книгу к носу и её правда преследует ощущение, что она пахнет фиалкой с горчинкой. Будто бы её только что в руках держала Рита. Аромат родной, приятный. Энди не хочется больше никуда уходить, теперь она снова тут, в своей квартире и практически в объятиях Риты. Прижимает книгу к себе, обнюхивает собственные ладони, чтобы найти на них запах фиалки, но ничего, всё остаётся на книге. Всё вновь теряет смысл, «Голый завтрак» приобретает новые краски, становится больше, чем просто книгой в очередной раз. Энди пролистывает страницы, утонув в воспоминаниях, забывшись. Ни слабости, ни затяжной головной боли, лишь наслаждение и струйка крови, которую впитывает подушка. Энди закрывает глаза, закусывая губу, и не видно становится, как из платиновых, глаза превращаются в угольно-чёрные. Мысли имеют воплощение чего-то запредельного, невообразимого, но это обязательно возвращается к тому, что есть Эндрюс. Что есть она, кроме набора клеток, кроме индивидуальных признаков, что делает её индивидом в массе таких же индивидуальностей. Что она? Что она может быть? Что? Что она есть без Риты, которая была всем? Которая была светом, которая давала тепло, которая говорила о любви и обнимала всегда так, будто завтра они уже не должны были увидеться? Которая брала книгу и... «...как кокаин формирует ваши стремления еще до начала депрессии на выходняке». Книга. Энди снова принюхалась к ней, поднесла к носу так близко, что впечаталась ноздрями в обложку. Что есть Эндрюс? Эндрюс — часть Риты, она не что-то отдельное. Эндрюс была настолько рядом со звездой, что могла обжечься. Она обожглась, стоило ей стать чуть дальше от звезды. Обожглась, и ожог на теле остался в виде «Голого завтрака», что выбит напоминаем, особой меткой на предплечье. Ей снятся кошмары в которых Рита читает «Голый завтрак», а потом они неведомым образом оказываются в центре разбросанных и мало чем связанных событий. Снится, как они гуляют по притонам, слушая убийственные речи, умирая от неправильного прикуса, когда у нарков слишком сильно сжимается челюсть и как они макают сухой торт и пирожные в кофе. А все противное, сладкое, липкое. У Риты смелый взгляд и она со всеми находит общий язык, слушая параноидальное: как опасно ходить на Куинз-плаза, там джанкам-карманникам совсем не дают добывать на опиум. Рита «не такая», но заставляет тащиться по грязным улицам за главным протагонистом, который идёт, оборачиваясь, за дозой. Сходит с ума, пока Рита играет в сыщика. У неё лукавая улыбка и она заставляет идти всё дальше и дальше, куда-то заворачивать и говорит, что знает, куда надо идти, хотя маячащая спина пропадает из вида. Тяжёлые золотистые волосы трогает и гладит омерзительный ветер, который убьёт запах фиалки, но Рита счастлива. Они заходят в один из убогих домов и проникают в квартиру, (всегда под одним номером, на одной улице, потому что кошмар цикличен) чтобы внутри найти точно такую же Риту, повешанной прямо на люстре посередине комнаты. А потом «живая» Рита без чувств встаёт на оставленную стремянку рядом с посиневшим телом, язык у которого вывалился наружу, и начинает его снимать. Поскрипывания люстры, мрачное лицо Риты, что снимает саму себя, а затем пробуждение Энди. Она всегда просыпается до того, как Рита снимет себя же с люстры. Во сне её преследуют признаки сумасшествия: она забивается к стене, хочется всегда ближе к углу, движения хаотичные и резкие, дыхание раз через раз, но она этого не замечает, скатываясь по стене, схватившись руками за голову. Сбитое дыхание, неистово трясущееся тело и слёзы, которые текут сами по себе по пробуждению. Чувство пустоты и всепоглощающей бездны после пробуждения, когда Энди видит ту же гостиную, когда у неё начинаются мерзкие «отхода». Её дни — все, как один, череда нелепых происшествий и временем от дороги до дороги в нос, после которой каждый раз становится хорошо, гораздо лучше, чем когда Энди пребывает «чистой». Энди ненавидит быть с чистой кровью, ведь именно тогда она ощущает острую ненависть к себе, потому что не защитила, не уберегла, не могла ничем помочь своей девочке, которую где-то держали, причиняли боль, где-то прятали... Она ничем... ничем... — Рита, — скулит снова, хрипит, хватаясь за собственные плечи и мысли, что сжирают. — Прости меня, прости меня... — голова болит сильнее прежнего, от приятного ощущения не остаётся и следа, уступая место уже далеко не адекватной тревожности. Слёзы скатываются по переносице, щеке, к уху, наволочка намокает. — Я так виновата... — её снова начинает трясти и пробивает на озноб. В её жизни нет никакого места школе, ведь её жизнь сосредоточена на Рите. На Рите, что уже полгода прикована к одному месту и ждёт, заваленная цветами и игрушками, свечами. Истерика начинается после хватания за голову, когда зубы непроизвольно стискиваются сильно, до дрожи, когда начинаются заикания и Энди задыхается лёжа на диване. Не может выпрямиться, когда накрывает, потеет сильно, срывает голос в крике в пустоту, после которого беззащитно прикрывается руками, трясясь, как лист на ветру. «Голый завтрак» падает на пол, около столика, пока Энди подгибает к себе колени. Ей нужно скрыться, ей нужно отстрадать, ей нужно всё это. Энди никто не мешает: никто не звонит и не пишет, потому что она никому не нужна, соседи за подачками не приходят — Энди совсем одна. Энди всегда была одна, пока не появилась Рита, пока она не спасла её, став больше, чем подругой, вернув ей интерес к жизни. — Я не хочу дышать, я не хочу, не хочу... — рыдает и задыхается отчаянно, снова срывая голос в крике. Она никогда не была эмоционально стабильной, её стержнем была лишь Рита, а сейчас её лишили всего. Пожизненное одиночество, страдания, без надежд. В боли, не разбирая ничего, истерика превращает её из дрожащего плаксивого нечто в отчаянного зверя, загнанного, которому ничего не остаётся. Первой под раздачу попадает подушка, побитая несколько раз, сбрасывается с дивана и летит в сторону картины, ударяясь в дюйме от неё, чудом не задевая падает на пол. Следующим Энди чуть ли не переворачивает диван, по итогу лишь сдвинув его наискось. Ударяет столик с ноги, от чего тот лишь отъезжает в сторону, ноутбук на нём остаётся нетронутым. Шквал ударов принимает стена, выдерживая их стойко, оставляя за собой лишь разодранные раны на кулаках, что не успели зажить после вчерашней драки Эндрюс. Крики, стоны боли и отчаяния, кровь, что капает бурыми следами на пол. Ударяясь головой о стол на кухне, Эндрюс падает на пол, сраженная. Заикающаяся, с разбитыми вновь руками, головной болью. Убитая морально, истощенная слезами, оголодавшая по крови и агрессии от «отходов». «В глубокой воде плавают больные акулы, они отрыгивают серу из гниющей печени и игнорируют окровавленного, сломленного Икара». *** «— Привет, Джо, нам как обычно, — нежный голос Риты отрывает от заполнения журнала. К прилавку проходят в обнимку Эндрюс и Рита. — Опять вы, сладкая парочка. — Мы такие же сладкие, как твоя травка, собирай давай, — Эндрюс улыбается на ехидное замечание, пока Рита обнимает её за талию, осматривая статуэтку слоника на прилавке. — Двести пятьдесят, — произносит Джо, выкладывая зиплок, заполненный марихуаной, пока Рита отсчитывает из бумажника Эндрюс купюры. Кладёт так же на прилавок, пока Энди забирает травку. — Не хотите милого барахла прикупить? Рита смотрит умоляюще на Эндрюс, встречаясь с её выразительным взглядом. — Давай купим слоника, — просит, показывая статуэтку, которая приглянулась с самого начала. — Только слоника. — соглашается, и на лице Риты расцветает улыбка, нежная, ласковая. Целует коротко в губы, добавляя ещё семь долларов за статуэтку. — Спасибо, Джо, мы ещё зайдём. — щебечет Рита, пока они движутся к выходу. — С радостью жду. — отвечает Джо, хмыкнув, убирает деньги к остальной выручке». Клиа. Обойдя всю школу на большой сорокаминутной перемене в поисках Эндрюс и оставшись без ничего, Клиа возвращалась в кабинет, задумавшись. Ей нужно было срочно поговорить с ней, но вот где можно было бы её найти — она понятия не имела. — Хэй, Клиа! — Гаяна нагнала Мёрфи и положила ладонь ей на плечо, тем самым привлекая внимание. — А, привет, Гаяна, — Клиа остановилась, взглянув на счастливое выражение девушки. — Ты какая-то рассеянная, потеряла что-то? — взяв Клиа под руку, Гаяна повела её к лестнице. Посмотрев на брюнетку слегка искоса, Клиа вновь задумалась, но уже над тем — будет ли хорошим решением рассказывать о поиске Эндрюс Гаяне, которая её же и недолюбливает. Называет нелестными словами, ненавидит их с Ритой связь. Но разве у Клиа есть выбор? Она больше ни с кем не общается. — Что-то не так? — Гаяна немного разволновалась, взглянула на лицо Кли. — А ты не знаешь, где может быть Эндрюс? — всего секунду Гаяна была в замешательстве, а затем заметно напряглась, с неудовольствием протянув: — Клиа, ну откуда мне знать что-то про эту наркоманку? Зачем она вообще тебе, если я попросила не трогать её? — они сошли с лестницы и встали около неё. Клиа посмотрела на Гаяну странно: — Она мне нужна, — лицо Гаяны немного скривилось. — Я абсолютно без понятия, где она может быть, не слежу за ней, мне не интересно. Может где-то в школе, сидит как крыса, может на какой-нибудь стрёмной улице копыта откинула. Надеюсь, что она сдохла, давно пора. Клиа не понимала, что могло такого произойти, чтобы невзлюбить какого-то человека настолько сильно. Если у Гаяны была ненависть к наркоманам, в чём Клиа сомневалась, то это было хоть немного понятно, но, кажется, тут дело заключалось в чем-то другом. Может быть и это тоже связано с Ритой? — А можно личный вопрос? — Хорошо, — Гаяна соглашается, смотря прямо в глаза Клиа. — Почему ты так её не любишь? — А почему я должна её любить? — она усмехнулась и усмешка показалась горькой. — Рита была моей подругой, мы были чуть ли не лучшими, а потом я узнаю, что её баба причастна к её смерти. Скажи, я должна её любить? Восхвалять? — её суждения и риторические вопросы были логичными, что Клиа решила их не комментировать, ограничившись кивком. — Какой у тебя урок? — Английский, пойдём. Клиа знала, что ей поможет лишь разговор с Эндрюс, потому что только она, вероятно, знает правду, а здесь, на каждом углу, говорят о самоубийстве. Верить в это не хотелось, особенно после слов Гаяны о том, что у Риты было всё прекрасно. Может быть Рита хорошо скрывала свои настоящие эмоции и была актрисой, играя на публику. Но у неё точно не было всё хорошо. Убийство или самоубийство — общим остаётся одно — наличие каких-либо проблем, из-за которых могло случиться несчастье. Произойти могло что угодно и это требует рассуждений, каким Клиа могла и хотела отдаться сполна, вот только она ничего не знала о Рите. И рассказывать ей никто особо ничего не хотел. Это значило лишь то, что помочь могла только Эндрюс, для которой эта ситуация мимо не прошла, сделав из неё что-то воспалённое, которое не могло и не хотело заживать. Где она могла найти Эндрюс, она не знала и это значило, что ей нужно лишь выжидать её появления в школе. Дерьмо. Клиа ждать не хотела, но других вариантов не было, если ей требовалось что-то узнать. Похоже, это стало уже делом чести, ведь тот, кто написывает ей в смс угрозы и кидает камушки в окно комнаты по ночам — начинает сильно доводить. Клиа пишет номеру в ответ, но сообщения не читают совсем, и ей кажется, что таким может заниматься только какой-то школьник. Вряд-ли кому-то, кто взрослее школьника, интересно кого-то запугивать безличными угрозами, которые, впрочем, нагоняют мрачности и без того. От мыслей её отвлекает телефонный звонок, и она закрывает свой шкафчик в холле, отвечая своему брату: — Привет, Джо. — Привет, Клиа, забеги ко мне в магазин, передам тебе пакет с покупками, отнесёшь домой. — Да, конечно, скоро буду, — завершает звонок и движется к выходу. Нужно ещё успеть на автобус, чтобы не пришлось пешком идти к центру. В голове нет никаких мыслей ровно до момента, пока Клиа не заскакивает в автобус и не передаёт за проезд. Усаживается у окна, смотрит на здания, которые проезжает. Всё понемногу становится знакомым. Наверное, копаться в смерти полугодовой давности — не лучшая идея, которая точно не сыщет поддержки, но Кли ощущает, что ей это необходимо. Ощущает каждый раз, когда ловит на себе заинтересованный, изучающий взгляд, каждый раз, когда ошибаются, называя её Ритой. Клиа не видела фотографий Риты, не может прикинуть насколько они с ней похожи, но наверное, похожи они значительно, иначе бы люди не путали. Насколько она была красивой? Скорее всего, достаточно, чтобы её знал каждый второй житель этого города. Она была популярной. Клиа такой не была. Социальных сетей она не вела, выкладывала туда что-то по мелочи, красивой называли, но не так и часто. Поклонников у неё не имелось, хотя для Клиа это не такой уж и минус. Рита точно была другой: похожей внешне, но совсем различалась внутренне. Была ли она стервой или её называли «милашка»? Рита... Рита, должно быть, завоевала себе титул «лидер мнений», по крайней мере, по словам Гаяны. «— Риту слышали и хотели слышать. С ней не могли не согласиться, она слишком очаровывала людей любого возраста. Она была излишне обаятельной, любила быть в центре всего, знать обо всём. Рита была идеалом многих и в ней, самое важное, видели её, а не свой собственный идеал. Она составила архетип идеала». «— Её повесили, сука...». Снова Клиа задумалась о словах Эндрюс, снова зацепилась за её интонацию, за глаза-стёкла, которые вонзались в неё со всей жестокостью, словно Клиа была причастна к этому, но сама делала вид, что не знает. Это говорилось искренне, она была одна такая, ведь больше Клиа нигде такой точки зрения не слышала, будто бы тех, кто так думал правда не было... Либо же они могли быть запуганы, а Эндрюс стала самой смелой, выражая вслух то, о чём думает. В это хотелось верить, хотелось и Клиа не могла бороться с желанием докопаться, узнать, внутри неё будто искорка появилась. Она никогда не хотела становиться детективом, а играть в него — не было её любимым делом, но сейчас, чувствуя очередной взгляд, она захотела узнать, что случилось. Вышла на своей остановке. Клиа перешла дорогу и неспешно отправилась вдоль других магазинов, по тротуару, проходя мимо людей. В конце сентября начинало становиться холодно, температура упала аж до тринадцати градусов. Кто-то выгуливал собак, кто-то шёл с друзьями после школы, а Клиа вошла в магазинчик брата и колокольчик над головой зазвенел, оповещая. — Привет, Клиа, успела на автобус? — за прилавком сидел Джо, но взгляд Клиа был устремлён не на него, а на человека перед стойкой. Вот уж где, но в магазине побрякушек Клиа не ожидала встретить Эндрюс. — Ты не похожа на нарка, слишком нормально выглядишь, — фыркает пренебрежительно, но Клиа не поняла к чему это было сказано, осознанно промолчала. — Это сестра моя, — Джо строго смотрит на Эндрюс, но та кривит губы, доставая пачку сигарет. Пересчитывает сигареты, пока Джо ставит на прилавок пакет. — Я думала у тебя нет сестры, — пока они продолжают прерии, Клиа смотрит слегка с опаской на Эндрюс, подходя к ней ближе, вставая рядом. — А у тебя эта. — закидывает пачку в карман большого бомбера, пряча странные, побитые руки там же. — Ещё слово и больше ничего не продам, — Джо, как бы с иронией, но без улыбки. — Ну чё ты сразу, — отвечает ему в тон. — Пойду я, без дела шататься кому-то тоже надо. Отходит от прилавка, но дальше не успевает, Клиа хватает её за предплечье, понимая, что если она сейчас уйдет, ничего не получится, придётся ждать минимум до завтра, а она не может, это такая удача. — Чё тебе? — спрашивает, смотря стеклянными глазами, а Клиа оглядывается на брата, что смотрит на них, нахмурившись. — Отойдём? — Эндрюс лишь глазами показывает на выход, сейчас не кидаясь на неё бешено. Без лишних слов выходят на улицу и встают около магазина. — Что в этот раз? — Пожалуйста, мне нужно поговорить с тобой, ты можешь немного подождать, пока я заберу пакет с продуктами, а потом бы мы засели в какой-нибудь закусочной, есть тут такая? — кажется, Клиа спрашивает, не оставляя права выбора для Эндрюс, но та лишь хмыкает. — Привязалась тоже мне. — фыркает. — Ну ок, поговорим, у меня тоже есть к тебе кое-что. — сегодняшний день — удача для Клиа. Отыскать Эндрюс практически без поисков и добиться расположения на разговор, почти не упрашивая. — Секунду, — возвращается в магазин и сразу же сталкивается с тяжёлым взглядом брата. — Чё у вас с ней за мутки? — спрашивает в лоб, но Клиа лишь вздыхает. — Джо, это был просто разговор, не смотри так. — берёт пакет в руки, пока брат хмыкает. — Не вздумай ни во что ввязываться, она ебучая наркоманка. Знаешь, в чём её обвиняют? — произносит с укором, но Клиа лишь кивает. — Знаю, Джо, не стоит больше напоминать. Это был просто разговор. — отходит неловкими шагами к выходу. — Я пошла домой, что приготовить на ужин? — В пакете найдешь. Отвечает озабоченно, но Клиа не реагирует, выходит из магазина, наблюдая Эндрюс всё ещё недалеко от входа. Та смотрит на Клиа слегка исподлобья, докуривая. — Пройдёмся, — небрежно кидает, разворачиваясь спиной. Клиа идёт следом, но Эндрюс даже не оборачивается, щелкает по окурку, отправляя в урну недалеко. Они правда проходятся, закусочная находится не так близко. Эндрюс что-то усердно кому-то написывает, совсем не оглядываясь на Клиа, но это не так важно, главное, чтобы она не забыла про её присутствие. — Зайдём, займи какой-нибудь стол, я в туалет схожу. — бросает, снова без единого взгляда, пока Клиа продолжает осматриваться и находит правда недалеко закусочную. «Дельфин» — гласит большая вывеска. Поднимаются по ступеням и проходят через первые двери, через вторые, попадая в ароматную закусочную. Официантки в красной форме проходят между столами и длинной барной стойкой, и Эндрюс уходит быстро, оставляя Клиа в зале. Она осматривается, отмечая свободный стол в конце, идёт прямо туда. Не успевает сесть, как к ней с кружкой и прозрачным чайником с кофе подходит официантка. Она смотрит на Клиа странно, немного пристально, как бы оценивая, но Клиа упорно делает вид, что не замечает взгляда. — Меня зовут Нэнси, я обслужу Вас, можете выбрать блюдо из меню. — ставит кружку перед Клиа, наполняет её кофе, а после отходит от стола, давая времени определиться. На заламинированной карте меню на столе, Клиа смотрит перечень блюд. Ничего необычного, но всё по карману. Клиа осматривает зал: столы около больших окон с мягкими диванчиками, приятный аромат еды и кофе в воздухе, длинная барная стойка и прилавок, совмещённый с ней. За стеклом витрины на прилавке видны пирожные и тортики, всё такое вкусное, что в желудке начинает неприятно урчать. Замечает, как к столу подходит Эндрюс и садится напротив неё. Здесь играет не напряженное кантри. — Вперёд, спрашивай, — говорит, садясь расслабленно, упираясь спиной в спинку дивана. Клиа смотрит ей в глаза, на зрачки, что расширены, делая глаза нечеловеческими. — Эндрюс, понимаешь ли... Я верю тому, что ты сказала, про «повесили», — начинает, ловя тот же стеклянный взгляд. — Я хочу понять, что было с Ритой, а ты... — Допустим, ближе к сути. — перебивает, не отрывая взгляда. — Помоги мне с этим. — О, нет, в детективы я не заделывалась, — кривит губы, пока к их столу подходит Нэнси с блокнотом в руках. — Привет, Энди, — кивает Эндрюс, и та ограничивается кивком в ответ. — Вы знаете, что будете заказывать? — Глазунья с тостами и беконом, — Нэнси записывает заказ и смотрит на Эндрюс. — Кофейка мне налей. — Ожидайте, — отходит от стола и кричит другой официантке, чтобы подала кружку кофе на стол от которого отошла. — Слушай сюда, нахера ты привязалась к Рите? — Эндрюс слегка наклонилась вперёд, делая внушительный вид, но она бы не ударила Клиа, точно не на людях. — Ты странная, че-то вынюхиваешь, выспрашиваешь, зачем ты лезешь? — Войди в моё положение: я не успела сюда переехать, а меня уже задавили её именем, которое я слышу к себе отовсюду, задавили её личностью, которая тут до сих пор, после своей смерти. Уже третий месяц мне жить не дают. — Ничего хорошего не выйдет из твоих копаний в том, что было. — Я же вижу, что тебе это не безразлично, — Клиа замолкает, когда другая официантка ставит кружку кофе на стол. — Не вижу причин у тебя, чтобы лезть в это. Сидела бы ты на жопе ровно. Выпустишься, свалишь отсюда и забудешь обо всём, не надо представлять себя гениальным сыщиком. — глотает горячий кофе и отворачивает голову к окну. — Если бы тебе было на это безразлично, ты бы не реагировала так. Если ты знаешь правду, если я её знаю, — надо попытаться доказать. — Это не твои дела, — обрывает и смотрит сердито. — Мне сегодня снился сон, — Клиа не прерывается. — Я почувствовала, что это была Рита. Она плакала и говорила всего одну фразу «мне больно, спаси меня». — Ты накрутила себя, пока тебя путали с ней, абстрагируйся, не зацикливайся на ней. — Эндрюс, тебе же тоже это нужно, даже больше чем мне. — Начнёшь копаться и повернешься на ней. — Если её правда убили, то почему и кто, она же мне жить не даст. Для меня это способ узнать о ней больше, потому что никто и ничем не делится, для тебя — спокойствие, когда преступника поймают. Я не могу жить с осознанием того, что я чья-то замена. — Умерь свой пыл, ей никто не будет заменой, — перед Клиа Нэнси ставит тарелку с горячей яичницей, но девушка не обращает пока на еду внимания. — И да, её правда убили, потому что я знаю столько, о чём тебе никто и никогда не скажет, ведь никто не в курсе. Клиа давно за эту мысль зацепилась и да, она была верной. Конечно же Эндрюс знает многое, если не всё. — Я прошу тебя, давай попробуем. Я хочу знать, что произошло, давно хочу знать, но мне никто не расскажет, все будто запуганы и не имеют права рассказывать об этом. Эндрюс задумалась, допивая кофе, и Клиа смотрела на неё, расстроенная, взбудораженная, зная, что если не Эндрюс, то не поможет никто, а она окончательно сойдёт с ума. Ей угрожают, смотрят с презрением, и она не понимает почему все это происходит. Она не знает, есть ли шанс, что она может быть следующей. — Для меня это шанс наказать того мудака, что повесил Риту, и снять с себя клеймо человека, что довёл другого до самоубийства. Не позволю вытирать об себя ноги. — ставит кружку и смотрит на Клиа. — Условие: как только мы находим эту мразь, он окажется в моей власти. — Собираешься сама убить? — За неё я готова убить каждого, кто причастен. «...мозаика мелодий, печальная свирель нищего горбуна, холодный ветер дует с почтовой открытки с вулканом Чимборасо, флейты Рамадана, фортепьянная музыка в конце продуваемой ветром улицы, звонки в полицию измененным голосом, во время уличной драки на рекламном листке проступает сигнал SOS».