... į atmintį

... Твой парус оборван, Корабль затонул. Твой ветер удачи Тебя обманул...

Бедный Томми, муз. А.Рыбникова 21-е, август, 1974 г. Верить не хотелось. Но газетные строки чёрным по белому выделяли немыслимое в своей жути объявление. К реальности вернули настенные часы, мелодичным боем напомнив о времени. Спешно вскочив, он засуетился, взглядом отыскивая и так висевшую на спинке стула рубашку. Газета мягко свалилась на пол, зашуршав листьями. Мысли же метались меж временем поездки на съёмочную площадку и осмысливанием газетного объявления. Вследствие чего оставшийся процесс одевания, а потом весь путь прошёл на чистом инстинкте и памяти тела, привыкшего к последнему маршруту на киностудию Ригас. Его уже ждали. Но не ради привычного укора вроде: "Опять на десять минут опоздал!". Нет, непривычная тишина в коридорах, а те, кто беседовал, говорили тихо, будто боялись кого-то спугнуть. В памяти вновь всплыл текст из газеты, а сердце так же болезненно резануло: слишком обстановка напоминала похоронную. Из смежного коридора донеслись шаги, осторожные, выдавая нежелание кого-то шуметь. Несколько секунд, и взору предстал один из гримёров. Тот замер, завидев его, затем шагнул ближе с самым скорбным видом. - Вы уже в курсе, да? Он успел лишь сглотнуть противный комок в горле, как следом прозвучало: - Нам сюда уже звонил Витаутас Томкус. Вас спрашивал. Вот теперь сердце билось где-то в глотке, а кровь от волнения шумела в ушах. Ситуацию спас громкий знакомый крик режиссёра откуда-то из соседнего коридора: - Потом разговоры! Сперва работа! ... До общего телефона добраться удалось только в обеденный перерыв. Не ради выяснения деталей, о которых он мог не услышать от других коллег-актёров. Нет, важным было другое. Связь привычно была долгой, но таки соединили со студией Ленфильма. Ещё минуты две пришлось побыть на проводе, дабы дождаться, когда найдут и позовут нужного человека. И вот наконец в трубке прозвучал знакомый усталый голос: - Альгимантас? Он вновь сглотнул, пытаясь подобрать подходящие слова: мысли и до, и ныне разбегались от попыток собрать их воедино. Удалось выдавить лишь крайне короткое: - Я... Тяжёлый вздох по ту сторону линии, затем тщетно подавляемый всхлип. - Я знаю, - прозвучал сдавленный ответ. - Витаутас сообщил. - Он и до вас дозвонился?! - Да. Спозаранку. Натянутая пауза. Он тщетно пытался подобрать слова о происшедшем, но всё сводилось к банальному: "Как это случилось?" Да, в газете упоминали про аварию, но это как нужно водителю вести машину, чтобы случился подобный итог?! А из трубки в один момент донёсся непонятный звук - то ли судорожный вздох, то ли снова подавляемый всхлип. После нескольких секунд - негромкие слова куда-то в сторону на русском. И вот наконец обратились непосредственно к нему на родном литовском: - Альгимантас, один вопрос напоследок. Он... простил меня... за отсутствие тогда? Пришлось напрячь память, дабы вспомнить, о чём речь. - Ты про его день рождения? В следующую секунду остро захотелось откусить собственный язык. И так резанула острая боль от осознания, что вроде совсем недавно собирались небольшой компанией, дабы отметить очередную дату не просто коллеги по актёрской сфере, а друга. Всего две с небольшим недели назад это было, и вот... это... чтоб её, эту аварию!.. - Дьявол! - вырвалось у него сквозь сжавшееся горло, глаза же предательски защипало. - Лаймонас, я просто не верю в это! В этот раз не показалось - из трубки отчётливо донеслось приглушённое рыдание. Желание успокоить старшего товарища мигом вскипело в крови, а в памяти - очень вовремя! - всплыл момент, о коем ранее спрашивал телефонный собеседник. За что и уцепились. - Он не обиделся, я точно помню! Он тогда... Удалось вовремя остановиться, дабы не произнести не менее душещипательную фразу, произнесённую на том мальчишнике. Потому что уже не будет этого. Не будет совместных съёмок. Не будет поздних встреч в конце рабочих будней. Будут лишь походы к могиле. И воспоминания. Воспоминания о том, как они вместе смеялись во время съёмок "Острова", как вместе жались порой под одним одеялом в попытках согреться от ноябрьских сквозняков, сидя в трюме корабля. Как прислушивались к историям и советам Андреева, поучительным и полезным одновременно. Как отмечали последний день съёмок и надеялись свидеться вновь. Молчание поняли слишком хорошо. Хрипло прошептав после долгой паузы в трубку: - Я обязательно съезжу к его могиле, когда вернусь. - И я, - в тон старому другу ответил Масюлис. - До встречи, Лаймонас! Повесив трубку, он провёл рукой по лицу, дабы убрать признаки недавних переживаний. И побрёл обратно в павильон, где проводились съёмки, стараясь не вспоминать, что погибший был одного с ним года рождения. ... Прощай! Не грусти. Меня ты, Дженни, не жди! Меня ты, Дженни, не жди...