... į atmintį

- Вы твёрдо решили? - Да. Не в ранах дело. Сам вид кораблей бередит душу. - Мне жаль, что вы в таком состоянии покидаете службу, сэр. Что бы ни случилось, вы по-прежнему можете рассчитывать на меня. Усталый, но благодарный взгляд в ответ. Потом совершили нечто из ряда вон выходящее: сняв треуголку, отвесили изящный, достойный вельможи, поклон, насколько позволяло раненое плечо, выпрямились. - Я был рад ходить с вами в плавание, доктор Дэвид Ливси, - в знакомом голосе, помимо чопорности, искренняя благодарность. - Вы вполне достойно несли службу. Если нам повезёт встретиться, вы можете рассчитывать на мою поддержку. - Сэр... Добивая лекаря, слегка улыбнулись. Вид этой улыбки настолько поразил, что Ливси долго стоял на месте даже после ухода капитана, не в силах забыть столь редчайшее зрелище. И от мысли, что он, возможно, единственный, кто видел Смоллетта таким открытым миру, в груди что-то жарко тянуло, а в голове возникала сумятица. Со времени последней встречи в холле бристольского особняка Трелони прошло чуть больше полутора лет. Перенеся практику в Лондон, лекарь полностью отдался не одному этому занятию. К нему обращались не только пациенты: некоторым требовались услуги судьи, причём, по самым разным вопросам. Ливси с головой был занят разрешением чужих проблем и болезней. Объём новых обязанностей немалый, однако, невзирая на копящуюся усталость, он был благодарен этому сумасшедшему графику. Просто потому, что она не позволяла отвлекаться на воспоминания о былом. В частности, о человеке, который когда-то захватил немало мыслей о себе. Благодаря знакомствам его успели узнать во многих уголках Лондона и пригорода. Однако изредка звали в родные края, в частности, сам Трелони. Старинный друг ежемесячно писал ему, как обстоят дела близ Блэк Хилл, благодаря ему Ливси был в курсе событий о развивающемся в лучшую сторону трактире "Адмирал Бэнбоу", о жизни бывших соседей, о последних слухах, в конце концов. Поэтому, когда сквайр написал, что в Бристоле одна именитая чета даёт празднество в честь дня рождения главы семейства, Ливси дал согласие приехать. Во многом из-за того, что ему некогда доводилось лечить супругу сэра Уайтхэда от чахотки, и оба до сих пор были благодарны за качественное лечение. Дела вполне позволяли вырваться на день: летом наплыв просителей сбавлялся вдвое, да и сама леди Уайтхэд успела прислать ему приглашение на праздник, сообщив, что будет очень рада увидеть вновь своего спасителя. Передвижение на почтовых отняло не один день, однако удалось прибыть за несколько часов до начала мероприятия. Трелони уже сутки находился в своём доме в Бристоле, к нему лекарь и заехал, дабы успеть принять душ и переодеться в чистое. Медвежьи объятия сквайра он успел подзабыть, поэтому невольно охнул, когда после приветственного поклона сгребли в них. - Джон, перестаньте! - нервно рассмеялся он, пытаясь деликатно отстранить от себя друга. - Иначе на празднество я появлюсь с переломанными рёбрами! - Мы ведь больше года не виделись! - Трелони улыбался во весь рот, искренне радуясь их встрече. - Бросьте, Дэвид, дайте волю своим эмоциям! Уверяю вас, мы после этого праздника продолжим отмечать нашу встречу здесь! Опять будем сидеть до утра, рассказывать друг другу о том, что занятного произошло за все эти месяцы, да вспоминать былое! - Вам одних писем мало? - Ливси улыбнулся знакомому энтузиазму, всколыхнувшему в нём воспоминания о самых разных случаях. - Конечно, мало! - воскликнули в порыве искренности. - Одно дело - читать сухие строки, пусть даже там описаны ваши мысли о чём-то, но вот слышать ваш голос - совсем другое! Не думайте, что я упущу возможность послушать ваши истории от вас лично! - Хорошо, Джон! - подводя итоги первой встречи, принял эти условия лекарь. - А теперь идёмте в дом! Собраться в тишине не удавалось: Трелони то и дело врывался в гостевую комнату просто потому, что вспоминал об очередной увлекательной детали, которая должна была дополнять рассказ о предстоящем празднике. Несмотря на раздражение, Ливси не выставлял друга, ибо тот, не зная о подобном, отвлекал его от мыслей о другом человеке, живущем недалеко от города. Желание расспросить друга о том постоянно спотыкалось о подобные порывы и забывалось. До следующих минут наедине с воспоминаниями. Особняк четы Уайтхэд располагался в достаточно благоустроенной части Бристоля, в виду реки Эйвон. Они вдвоём прибыли за час до назначенного времени. Оба супруга выказали искреннюю благодарность Ливси за прибытие, познакомили его с некоторыми другими именитыми людьми, отзываясь о нём как о докторе высочайшего уровня опыта. Крайне лестная характеристика. Гости всё прибывали, что удачно отвлекало глав семейства, благодаря сему обстоятельству Ливси смог незаметно покинуть благожелательную чету. Пройдясь по холлу мимо комнат, он отметил, что роскошное убранство ничуть не изменилось со времён его первого посещения особняка. Близ одной комнаты довелось услышать громкий голос Трелони, рассказывающего одну занятную историю из своей бурной юности. Сталкиваться с ним пока не хотелось, поэтому лекарь вышел на обширную террасу, опоясывающую весь второй уровень особняка. Здесь удалось отыскать местечко, не занятое другими любителями не столько свежего воздуха, сколько пускать дым из трубок без риска закоптить внутренние потолки, украшенные гравюрами. Здесь Ливси и простоял некоторое время, отрешённо глядя вдаль, покуда внимание его и остальных не привлёк звук выстрела, прозвучавшего с другой стороны особняка. Долг врача мигом всколыхнулся в груди, отбрасывая другие стремления. Пока другие гости ошеломлённо переглядывались и обменивались мыслями, что могло произойти, Ливси спешно покинул террасу, пересёк зал, лавируя между теми, кто выстрела не слышал и оживлённо разговаривал на другие темы, сошёл по мраморной, устланной богато вышитым ковром, лестнице на первый уровень. В глаза ему сразу бросилась заплаканная женщина, окружённая то ли подругами, то ли простыми сочувствующими. К ней он и направился, пока, по мере приближения, не услышал слова "...мистер Смоллетт..." и "...вступился за меня, благородный человек!" Изнутри враз пронзил холод, лекарь даже сбавил шаг, плохо веря услышанному. Но его уже заметили. - Сэр Ливси, прошу, эта дама просит о помощи! - один из слушателей громко позвал его, привлекая этим внимание остальных. - Там снаружи кого-то ранили. Вы ведь доктор, да? - Доктор?! - женщина обернулась на голос, чутьём определила, кому предназначались слова, стремительно кинулась к нему. - Доктор, прошу вас! Мой муж... По его приказу... Тот человек,.. мистер Смоллетт... Он вступился за меня, а мой... - Леди, успокойтесь, прошу вас! - просительно обратился к подбежавшей женщине Ливси. - Где сейчас раненый? - Там, снаружи, у главного входа, - указали ему. Он спешно направился к парадным дверям. Те были полуоткрыты, снаружи виднелась небольшая толпа, разделённая на две группки. Одна, наиболее большая, обступила одного дворянина, мешая тому двигаться и уговаривая остыть. Во второй часть людей над кем-то склонилась. Безуспешно в мыслях напоминая себе, что названная женщиной фамилия не особо редкая, что вряд ли чета Уайтхэд снизошла бы до отставного военного капитана, Ливси спешно спустился с лестницы, направился ко второй группе. - Господа, дайти пройти! - громко обратился он к людям в простых ливреях, судя по всему, слугам. - Я - врач. Мне сказали, здесь есть раненый. Те послушно расступились, открывая проход к лежащему на земле человеку, тщетно пытающемуся встать при помощи правой руки. Склонённая голова и позиция вполоборота не позволяли сразу увидеть лица раненого. Тут ещё прозвучало со стороны: - Да пусть подыхает, собака! Она - моя жена, как хочу, так и поступаю с ней! - Сэр Генри, нельзя же так! - раздалось на несколько голосов в разных вариациях. Лекарь тоже гневно обернулся на возмущённый голос, как и слуги. Услышал сзади: - С женой... так... не пос-ступают!.. Ты,.. юнец,.. пороху... н-не... нюхавший!.. Ливси медленно закрыл глаза, зажмурился, тряхнул головой. Даже искажённый болью и страданиями голос не помешал ему признать обладателя оного. Мысленно проклиная всё на свете - и Уайтхэдов, организовавших этот вечер, и именные приглашения, и жену этого человека, послужившую причиной стычки, и его самого, поднявшего оружие на гостя, - лекарь развернулся, подскочил к раненому, не обращая внимание на гневные возгласы со стороны. - Капитан, не двигайтесь! - на чистом инстинкте вырвалась у него фраза, прозвучавшая когда-то на затерянном в океане острове, тогда как руками он силой вынудил пострадавшего лечь на спину. - Ливс-си?! - прохрипел тот, плохо подавляя гримасу боли, отразившуюся на лице. - Да, сэр! - кивнули в ответ, стараясь подавить слёзы горечи, поскольку совершенно не так представляли возможную встречу, уж точно не при таких обстоятельствах! - Дьявол, я-то надеялся, что мы встретимся где-нибудь в другом месте! - Н-не... беда! Вс-сё же... мы... встретились. - Не говорите ничего! - лекарь не терял таки время даром, уже успел распахнуть на раненом камзол и рубашку, залитые чуть более тёмной венозной кровью, оглядел рану - небольшое отверстие в половину дюйма диаметром чуть выше сердца. Проклял даже своё знание медицины, позволившее сделать крайне жестокий вывод при виде раны. Под ладонью, поддерживающей чужой бок, рвано содрогнулись. Где-то рядом кричали люди, но Ливси никого не слышал, сконцентрировав всё внимание на раненом друге, которого не видел больше года. Сделать что-либо он не мог просто потому, что не брал никаких медицинских инструментов на этот псевдо-праздник. И видеть, как умирают из-за его беспомощности, было тяжелее, чем потерять пациента на хирургическом столе. - Н-не... печ-чальтес-сь!.. - попробовали улыбнуться ему, но получилась кошмарная гримаса, исказившая знакомое лицо. - М-мы... вс-стретил-лись... ведь,.. Д-Дэв... Оборвавшееся на полуслове обращение сообщило обо всём лучше чего-либо иного, как и бессильное обвисание на его руках. Разом навалилась леденящая пустота, оставив звучащее в сознании не слово, а впечатление: "Мёртв". Верить сему не хотелось, но жуткое доказательство пребывало прямо у него в руках. Холод в груди усиливался, отдаваясь покалываниями в кончиках пальцев, в висках быстро стучала кровь, гоняя туда-сюда избитое, но крайне весомое "Нет!". И, повинуясь неведомому порыву, забыв, что на них смотрят десятки глаз слуг и явившихся господ, Ливси приподнял мёртвое тело, дабы сжать то в прощальном дружеском объятии, не обращая внимание на то, что чужая кровь пачкает его одеяния. - Прощайте, Александр! - глухо прошептал он сбоку в шею умершему, уже не сдерживая слёзы. Стоящему поодаль Трелони, подбежавшему недавно, хоть и не были слышны его слова, но делать выводы тот умел. Но, как и лекарь, не мог заставить себя поверить в очевидное. Расследование хоть и дало нужные ответы, однако случившегося было не воротить. Ливси лично занимался этим делом и выяснил, что сэр Генри Дуглас, проживающий в Йоркшире, нередко поднимал руку не только на слуг, но и жену, красавицу Катрин. Показания свидетелей позволили передать Дугласа под надзор военного суда, ибо убитый до сих пор числился там, даже будучи в отставке. Чета Уайтхэд созналась, что слышала немало лестных отзывов в адрес погибшего, поэтому решили того пригласить. И на всём протяжении расследования лекарь был рад присутствию рядом Трелони, непривычно молчаливого и собранного. Это лишь убеждало: пережитое на острове сблизило их с погибшим не хуже, чем война. А потом настало самое тяжёлое: час прощания перед погребением. Народа было мало. Некоторые бывшие сослуживцы умершего, специально приехавшие ради этого Абрахам Грэй с молодой женой и Джим Хокинс. Юноша хоть и возмужал, но шок от сообщения о смерти мешал ему сказать хоть слово. Грэй же выглядел спокойным, но тоже был потрясён ужасной новостью. Прощание действительно было тяжёлым. Каждый по настоянию священника сказал хотя бы пару слов. Хокинс насилу выдавил, что у него болит в груди от этой потери, чуть больше смогли произнести военные и Грэй. Зато сквайр распелся канарейкой, вспоминая события во время плавания и на острове, да ещё с редкостным чувством. Ливси не мог сдержать улыбки, слушая друга. Ему не хотелось, чтобы эта речь заканчивалась, ибо потом нужно было что-то сказать уже ему. Это пугало сильнее, чем вид эшафота с протянутой через петли виселицы верёвкой. Он справедливо полагал, что знал умершего лучше, чем кто-либо из присутствующих. Помнил вечера на полуюте "Испаньолы", проведённые в компании того, их общие разговоры, помнил, как не раз отстаивал чужие интересы перед возмущением Трелони, как проводил перевязки после ранений. И раз за разом в памяти всплывала сцена прощания в бристольском особняке сквайра, когда впервые довелось увидеть улыбку на обычно серьёзном лице капитана. - Доктор, с вами всё в порядке? - тронул его за рукав Хокинс, стоящий почти вплотную всё это время. Ответить не удалось: горло словно сдавила верёвка. Пришлось кивнуть. Однако озабоченность юноши не исчезла. Выйти к изголовью открытого гроба после приглашения священника оказалось тем ещё испытанием. Ноги отказывались служить, мозг словно отделился от тела, воспринимая происходящее будто через вогнутое стекло. Насилу добредя до места, лекарь через силу заставил себя опустить взгляд на мертвеца. Он не видел, что того успели омыть и сменить одежду на чистую - пред глазами плавал леденящий душу вид окровавленной груди раненого, искажённое болью лицо того, вид собственных рук, перепачканных отнюдь не чужой кровью. Выражение знакомых глаз, где пополам с болью в последние секунды отражалась искренняя радость от того, что они таки увиделись при столь жестоких обстоятельствах. - Александр, - глухим сдавленным голосом, то и дело срывающимся из-за подступивших к горлу слёз, хрипло прошептал Ливси. - Простите меня. После чего порывисто прижал ладонь к лицу и разрыдался, давая волю тому хаосу, что раздирал его душу в последние часы.