***
— Рядовой Рё исчез из темницы, — сухим тоном доложила пятый офицер Сузуки, склонив голову перед капитаном шестого отряда, что сидел в пол оборота за столом и ругался с кем-то невидимым, шипя как разъяренный зверь. Ооцуки резко замолчал и поднял на нее тяжелый черный взгляд, в котором не осталось ни капли жалости. — Если ты приносишь такие новости, — медленно начал Надзима, — Тогда зачем ты мне нужна? — меч вдруг оказался у самого ее горла, и Сукимото замерла в страхе, с ужасом поднимая глаза на возвышающуюся над ней тень, уверенно держащую сверкающий серебром занпакто. Сам Ооцуки продолжал сидеть за столом, наблюдая за ней пристальным взглядом. — Я… — девушка сглотнула, — я думаю, ваш друг Кацухиро мог… — Он мне никто! — взбешенно закричал Ооцуки и Сузуки отбросило в стену ударной волной реацу. Девушка измученно застонала и приподнялась, прикладывая ладонь к окровавленному лбу. Она со страхом перевела взгляд на капитана, что раздраженно вырвал меч из рук тени и твердым шагом направился к ней. Сукимото начала в панике отползать в сторону, но оглушающий удар ноги впечатал ее в пол, заставляя девушку заорать от боли в сломанных ребрах. Надзима надавил стопой на ее позвонки и вместе с хрустом послышался раздирающий душу вопль. — Ты упустила все сроки, когда я приказал тебе подбросить записку Кучики Бьякуе… — Я сказала, что нашла ее в ресторане, — просипела пятый офицер, пытаясь дотянуться рукой до своего занпакто, который лежал у татами, на котором она докладывала капитану о происшествиях. — Ты должна была сделать так, чтобы Саймей расшифровала ее раньше, а не накануне нападения на Совет! — раздраженно прорычал Надзима, резким ударом ноги ломая ей руку в локте, тем самым не давая вскрикнувшей девушке дотянуться до занпакто. — Ее отстранили на две недели сразу после перевод в отряд! — навзрыд прокричала Сузуки, — что я могла с этим сделать! — Мне надоели твои оправдания! Я приказал тебе следить за ней, но она все равно сбежала с этим ублюдком! Я приказал тебе сторожить единственного человека, что мог знать, где она, и его ты упустила. Может, ты работаешь на Кучики? — Ооцуки с силой задрал ей голову, вцепляясь в темные волосы когтистой, словно у коршуна, рукой. — Иначе как ты объяснишь все эти провалы? — прошипел Надзима, взбешенно глядя на захлебывающуюся кровью девушку. — Забыла, кто вытащил тебя из той помойки в Руконгае, кому ты обязана своей паршивой, никчемной жизнью? На губах Сузуки расплылась коварная ухмылка, открывшая залитые кровью зубы. — Вы правы, — хрипло произнесла брюнетка, — Я сделала все, чтобы уберечь своего настоящего капитана и эту девчонку. Потому что они гораздо благороднее и честнее вас. Они не заслуживают того, на что вы хотели их обречь, и я рада, что мне удалось их спасти. Надеюсь, капитан Кучики снесет вам голову как можно быстрее. Да здравств… — Ооцуки с ненавистью перерезал ей горло, не давая договорить приветствие этому ублюдку, которое повсеместно выкрикивали бунтовщики, не согласные с новой политикой Совета. Надзима резко встал с бездыханного тела бывшего пятого офицера и, отряхнув свой меч, повернулся к ожидающей его тени, клубящейся в углу черным облаком. — Пора переходить к нашему плану, Мангецу…***
Протрубивший у ворот поместья рог заставил Рукию резко распахнуть глаза и подняться в постели, напряженно вглядываясь в темноту. Пальцы мгновенно сжались на рукояти занпакто, слегка вытащив его из ножен, и девушка замерла, прислушиваясь к малейшим звукам. Слуги в доме переполошились и взволнованно запричитали. Спустя несколько секунд в комнату постучали, и к младшей Кучики вошел суровый начальник стражи. — Госпожа! — мужчина склонился в почтительном поклоне, громыхая тяжелыми доспехами. Вбежавшие за ним служанки поспешно зажгли светильники, и Рукия задвинула меч обратно в ножны, серьезно глядя на командира стражи. Тот поднял голову и сурово доложил: — Армия клана Кацухиро стоит под воротами поместья. Их больше пяти тысяч. Рот Рукии распахнулся в немом шоке. Пять тысяч?! Что… Откуда? Неужели у Кацухиро столько союзников среди других семей?! Кучики младшая сжала простынь на коленях, чувствуя как похолодели ее пальцы. — Они требуют выдать им Кучики Бьякую, — продолжил командир, — он обвиняется в нападении на клан Кацухиро и убийстве бывшего главы клана, Юудея Кацухиро. Рукия почувствовала, будто ее ударили тупым предметом в грудь. Мало того, что брат исчез, ничего толком не объяснив, так еще и подобные новости подливали масла в огонь, заставляя лейтенанта тринадцатого отряда чувствовать себя беспомощной, неуверенной в себе девочкой, оставшейся один на один с жестоким миром политических интриг и заговоров. — Я… — Рукия ошеломленно застыла на месте, не в силах вымолвить ни слова. — Что… Что станет с нашим кланом, если мы не выполним их условия? — сглотнув, спросила Кучики, стараясь унять дрожь в пальцах. — Наша армия в полной боевой готовности. Но Кацухиро превосходят нас по численности. — Насколько? — приглушенным тоном спросила Рукия. — На две с половиной тысячи, моя госпожа. Рукия почувствовала как к горлу подступила тошнота, и девушка прикрыла глаза. Даже если она высвободит всю свою реацу, сражаясь бок о бок с воинами Кучики, они не смогут победить. Слишком велика разница. Что бы сделал брат на ее месте? Сердце заколотилось как сумасшедшее, кровь прилила к вискам. Кучики младшая величественно поднялась и приказала всем покинуть комнату. Через несколько секунд, одевшись, девушка исчезла в шунпо и появилась на высокой стене поместья, по периметру которой были расставлены солдаты, готовые атаковать армию противника внизу. Взглядом она встретилась с седовласым самураем на белоснежном коне, покрытым тяжелой броней от морды до хвоста. — Что вам нужно? — резким, надменным тоном поинтересовалась Рукия, высокомерно глядя на генерала внизу. Она старалась не думать о том, враг у ворот ее дома, и что малейшая оплошность будет стоить ей жизни невинных домочадцев, которые никогда не смогут защитить себя сами. Будь это где-нибудь за пределами Сейрейтя, она кинулась бы в бой без раздумий, а сейчас… — Думаю, вам уже передали наши условия, — хмыкнул седовласый самурай. Его лицо было испещрено шрамами и внушало неприязнь. Он был похож на стервятника, что никогда не преминет полакомиться падалью или собственными сородичами. — Вы прекрасно знаете, что Кучики Бьякуи здесь нет, — презрительно ответила Рукия. — Так что спрошу в последний раз, зачем вы пришли? — строго спросила лейтенант, скрещивая руки на груди. Генерал рассмеялся и хлопнул себя по колену, поворачиваясь к развеселившимся военачальникам, которые сидели верхом на таких же покрытых броней конях, что переминались с ноги на ногу в нетерпении. — Забавно, с каким надменным видом вы угрожаете армии, что превосходит вашу вдвое, — мужчина насмешливо вскинул густые брови. — Если мои слова показались вам угрозой, то нам не о чем разговаривать! Судя по всему, вы уже приняли решение, — холодно отозвалась Рукия, положив свою ладонь на рукоять меча. Это не укрылось от пристального взгляда генерала, и на его губах расплылась ехидная ухмылка. — Мы дадим вам шанс уладить все мирно. Но у нас есть условие. — Я вас слушаю, — холодно отозвалась девушка, чувствуя неладное. — Кучики Рукия, вы немедленно заключите брак с главой клана Кацухиро. Все ваше имущество, капитал и люди перейдут к нему. В ином случае, мы раздавим вас, как муравьев, и не оставим здесь камня на камне.***
Слова повисли в воздухе, подобно грозовой туче, готовой вот-вот разразиться громом. Казалось, мир вокруг замер от напряжения. Бьякуя и Саймей стояли под цветущим деревом в окружении сверкающих скал и бурных водопадов, шум которых плавно отошел на второй план, как и сладкий аромат распустившихся под луной цветов. Хисаги застыла в руках капитана, словно каменное изваяние, и с каждой секундой бледнела все больше и больше, шокировано глядя ему в глаза. Еще никогда Бьякуя не чувствовал себя таким идиотом. Но, он ничуть не жалел о своем предложении. Ведь когда-то это должно было произойти в любом случае. Так почему не сейчас? Его сердце тоскливо сжалось, опаленное холодом ее молчания, и Кучики нежно провел рукой по щеке Саймей, с затаенной болью глядя в ее широко распахнутые глаза. — Я знаю, что ты не готова. Но… — он опустил глаза, пряча свою боль глубоко-глубоко внутри. — Будь это другое время, я бы сначала пригласил тебя на свидание, — он ласково убрал прядь ее волос за ухо, и погладил вздрогнувшую девушку по щеке. Она вскинула к нему растерянный взгляд и встретилась с глазами, полными печали. Кучики улыбнулся и тихо продолжил, мягко прислонившись лбом к ее лбу. И было нечто бесконечно нежное, доверительное в этом простом соприкосновении, от которого сердце Саймей растаяло. — Мы бы танцевали под музыку самых искусных артистов Сейрейтея, — тихим полушепотом произнес он, — нам принесли бы изысканные блюда, но ты не удостоила бы их даже взглядом, перепробовав только пирожные и все сорта шоколада, — Хисаги горько усмехнулась, невольно сжимая пальцами форму на его спине, продолжая завороженно слушать капитана, чье дыхание опаляло ей лицо. Его рука нежно скользнула по ее пылающей щеке, даря тепло и нежность. Кучики на мгновение замолчал, словно собираясь с мыслями. -… и может быть, ты согласилась бы на следующую встречу со мной, — его обреченный шепот отозвался электрическим разрядом в позвоночнике и Саймей ощутила столь сильный приступ вины, что ей захотелось плакать. В грудь словно вогнали огромное, шипастое сверло. Девушка хотела было рассыпаться в извинениях и умолять простить за то, что значит слишком много, и за то, что не достойна. Но капитан, словно предвидя ее ответ, с отчаянием придвинулся ближе, опаляя своим дыханием ее полураскрытые губы. — Но сейчас, — его голос слегка дрогнул, и Саймей вскинула свою голову, когда он сжал ее пальцы своей рукой, — после того, как мы оба чуть не погибли, когда каждый рассвет теперь драгоценнее любых богатств этого мира… Я понял, что ждать нельзя. Может, сейчас, сегодня, наша последняя ночь в жизни. Кто знает, сколько времени нам еще отведено? И я хочу провести его с тобой, — прошептал он, закрывая глаза. — Каждую минуту… Сердце Саймей сжалось так сильно, будто его стянул ледяной трос. Он… Любит ее… Оно сделало один удар и снова зависло где-то в районе горла, не давая дышать, не давая сдержать зарождающийся ком слез. И она тоже. Любит… Внутри будто лопнула натянутая струна, сдерживающая ее все это время. О каком будущем она могла думать, если даже капитан не уверен в завтрашнем дне? Он честен с ней и не дает ложных надежд. Он никогда не говорил, что в два счета остановит эту кровопролитную войну, полную слез, отчаяния и предательств. Да, он глава клана Кучики. Был. Весь Сейрейтей против него одного. Словно полчище муравьев против обессиленного шершня. А ее ждет казнь, если он вдруг погибнет и она сунется в Сейрейтей без поддержки. Они… Одни. Осознание этого ударило в грудь, словно молотом, выбивая весь воздух из легких. Все это время она жила в каком-то утопичном мире, где капитаны никогда не проигрывают. Им всем вбивали это в голову еще со времен академии, и после, в отрядах, статус и положение капитана всегда поддерживались воодушевляющими речами, способными вдохновить на любые свершения. Конечно, она все еще верит, что они победят. Но вдруг, нет?! Сколько еще они будут скрываться? Без поддержки со стороны они… обречены. Их судьба в руках других людей. А учитывая количество предательств… Рассчитывать особо ни на что не стоит. До сих пор она не понимала этого — насколько все серьезно. Все казалось таким смешным и нелепым, будто игрушечным, будто происходит не с ней, а с кем-то другим. Как в тот вечер, когда ее жизнь изменилась навсегда. И сейчас, все эти чувства вернулись: страх, беспомощность, отчаяние… Пускай она не может иметь детей и на сто процентов уверена, что не подходит ему как женщина, но это все неважно, если у них есть только этот момент и ничего больше. Может быть, он прав и завтра они умрут? Все — и эта сверкающая гора, и шум водопадов, сладкий аромат цветов и легкий ветерок, ласкающий ее лицо — заиграло новыми красками. Более яркими, насыщенными и причиняющими боль с каждым вздохом. Словно она смотрит на все это, чувствует, живет, дышит в последний раз. От осознания того, что подобное никогда больше может не повториться и ее ждет вечная беспроглядная тьма, внутри все сжалось. Жизнь оказалась такой хрупкой и мимолетной, словно летящая вниз хрустальная ваза, что неминуемо рассыпется на осколки в конце своего пути. В груди свернулся тугой ком. Она не хочет умирать… Она хочет вернуться сюда еще раз, быть в объятиях капитана, слышать биение его сердца и чувствовать сильные руки, что защитят от всего на свете. Дышать его головокружительным ароматом и наслаждаться бархатом его голоса, от которого у нее подкашиваются коленки. Быть рядом, всегда, везде, несмотря ни на что… Хисаги встретилась с пронзительным взглядом аристократа и, преодолев расстояние между ними, с отчаянием приникла к его дрогнувшим губам, слегка прикусывая, всхлипывая, стараясь запечатать в поцелуе свой страх и рвущиеся из груди слезы. Кучики со стоном выдохнул ей в губы и запустил свои пальцы в мягкие волосы Саймей, нежно поглаживая тонкую шею. Он запрокинул ей голову, углубляя поцелуй, шумно втягивая носом воздух и чувствуя соленый привкус ее слез на языке. Еще никогда прежде она его так не целовала. Безумно, несдержанно, будто в последний раз. И он обнял ее так нежно и так крепко, словно пытался доказать, что защитит от всех бед на этом свете. Но ведь это невозможно… Оторвавшись от распухших губ капитана, Саймей, то и дело всхлипывая, начала торопливо срывать с него рубашку, путаясь в узелках и петлях. Бьякуя попытался было ее успокоить, сжав холодные пальцы своими, но она так сильно вцепилась в его нагрудный карман, что просто оторвала его. Что-то серебряное мелькнуло в воздухе и глухо упало на траву, но Хисаги не обратила на это внимания. Распахнув, наконец, злосчастную рубашку, она прижалась своим телом к горячей груди капитана. Проводя ладонями по оголенным мужским плечам, Саймей поднялась на носочках и припала губами к шее Кучики, заставляя его закрыть глаза в наслаждении. Девушка уткнулась носом в шелковые черные волосы и вдохнула полной грудью впитавшийся запах дыма, сухой травы и земли, что стала их ложем за последние дни. И как она могла так долго убеждать себя, что отталкивать его — лучший выход. Ведь сейчас он просто мужчина, а она просто женщина, которые любят друг друга. Так о каких преградах может идти речь? — Саймей, подожди, — с трудом оторвавшись от ее ласк пробормотал капитан, пытаясь сдержать пыл Хисаги. Он подцепил пальцами ее подбородок и, легко приподняв вверх, заставил девушку взглянуть на него. В ее глазах, наполненных слезами, плескались страх и отчаяние. От увиденной картины его сердце сжалось. Он нежно взял ее ладонь и приложил к своей теплой груди. — Я никогда не позволю тебе умереть, — твердо произнес Кучики, прислонившись к ее лбу своим, — обещаю… Из ее глаз пролились слезы. — Зачем мне жизнь, если в ней не будет вас? — дрожащим голосом прошептала девушка, обвивая его шею руками и ласково запуская свои пальцы в его волосы. — Если умирать…так вместе? — она слабо улыбнулась сквозь слезы и, приподнявшись на носочках поцеловала его легко и нежно, словно в первый раз. Вместе... Кучики не отрываясь от сладкого, затяжного поцелуя, подхватил девушку на руки и со всей осторожностью, мягко положил на траву, усыпанную цветами. И если бы кто-то нарисовал их сейчас, любящих, тающих в объятиях друг друга, слитых воедино, в окружении первозданной природы, сверкающих звезд и лунного света, пронизанного волшебством, то не было бы картины прекраснее и чувственнее на свете. Ведь что может быть чудеснее зарождающейся любви? Нежной, пылкой, всепоглощающей. Когда каждое движение мягких, влажных губ отдается трелью в сердце, шумное дыхание — сладким звоном в ушах. Когда каждое прикосновение обжигает подобно огню, а вспыхнувшее внутри пламя разгорается от одного лишь томного взгляда. — Люблю… Все вокруг обрело гармонию и покой. Журчание воды и мягкий шелест листьев. Шелковистая трава, холодящая разгоряченную кожу капельками росы и благоухающие цветы, что покачивают своими ярким лепестками в такт ветру. Ночь, счастье, он. И совершенно потрясающие звезды, раскинувшиеся над их головами. Лунные бабочки сгорают за ночь. Но если этот короткий миг наполнен волшебством, в их сердцах нет сожалений.