***
Саймей испуганно прижалась к стене, когда в миллиметре от ее лица пронеслась всепожирающая мгла, что уничтожала все на своем пути. Девушка сглотнула, сердце заколотилось как бешеное, и Хисаги с ужасом осознала, что следить за сражающимися капитанами — не самая лучшая ее идея. Она понимала, что ничем не может помочь, и, что, скорее всего, будет только мешать, но она просто не могла отсиживаться в бараках, зная о том, что должно было произойти, поэтому и пришла сюда. И чего уж греха таить, ей было тупо интересно посмотреть, как сражаются капитаны, в особенности капитан Укитаке. Хисаги уже была на полпути к своей цели, как вдруг перед глазами все застлало черной реацу, и ей пришлось спешно прятаться за стенами, перескакивая из одного укрытия в другое. Эти гребаные аристократы нещадно разносили улицу, совершенно не заботясь о том, что потом восстанавливать их будут обычные рядовые. В момент когда очередная стена над ее головой взорвалась, Саймей попыталась исчезнуть в шунпо, но ее вдруг начала окружать эта липкая, вязкая жидкость черного цвета, что покрывала стены и плиты под ногами. Даже небо над головой начало затягиваться этой субстанцией. Сердце рухнуло куда-то вниз, когда девушка поняла, что невольно оказалась в ловушке. Саймей схватилась за свой меч, понимая, что против этой страшной силы он абсолютно бесполезен. Жидкость медленно подползала к ней, Хисаги пятилась назад, пока не уперлась спиной в полуразрушенную стену. И когда эта липкая, наполненная негативной энергией субстанция уже почти коснулась ее лица, перед Саймей вдруг пронесся смертоносный вихрь бледно-розовых лепестков, защищая ее от разрушительной силы Ооцуки. Сенбонзакура со звоном столкнулась с мглой, не давая ей коснуться девушки. Саймей сглотнула и перевела испуганный взгляд на капитана Кучики, что стоял к ней спиной чуть в стороне. И в момент, когда Хисаги хотела было его поблагодарить за спасение, он слегка повернул голову и Саймей вздрогнула от его тяжелого темного взгляда. Взгляда человека, что настроен хладнокровно убить другого человека. — Исчезни, — от его опасного, приглушенного тона по спине Саймей прошел холодок. Впервые ей довелось увидеть капитана Кучики таким спокойным, беспощадным и жестоким одновременно. Словно для него убийство — повседневная рутина, плевое дело. А враг, неважно кто, человек или пустой — не более чем досадная помеха, которую стоит устранить. Вот так просто. Как много людей он убил прежде? Чувствовал ли он после этого вину или страх? Мучили ли его кошмары? Почему-то Хисаги казалось, что нет. И Саймей вдруг в полной мере осознала, что если бы все это время капитан Кучики всерьез хотел убить ее, он бы сделал это не задумываясь. И ей стало по-настоящему страшно. Пообещав себе больше никогда не выводить из себя этого жуткого человека, Хисаги исчезла в шунпо, поспешив спрятаться как можно дальше и по дороге вдруг наткнулась на группу лейтенантов, что напряженно следили за ходом боя своих капитанов, готовые в любой момент кинуться им на помощь. Но они сдерживали себя, понимая, что будут только мешать. Кучики сначала было испытал раздражение при виде Хисаги, что она вообще тут забыла? Но ее появление вдруг навело его на нужную мысль. — Скажи мне, — раздался безэмоциональный голос Кучики, — как такая самоотверженная девушка как Саймей могла полюбить такого безнравственного ублюдка как ты? Бьякуя взглянул на четвертого офицера. Он был изрядно ранен, его шикахушо было разодрано лезвиями Сенбонзакуры, длинные черные волосы, больше не сдерживаемые лентой, растрепались и спутались. На них осела каменная пыль от здания, что секундой ранее обвалилось на него. Надзима раздраженно сжал меч в своих изрезанных руках, и с яростью взглянул на капитана шестого отряда. — О, — процедил Ооцуки, — вы ее уже по имени называете? Не соблюдаете субординацию, или у вас настолько близкие отношения? — Ревнуешь? — насмешливо спросил Кучики. — Запомните одну вещь, Кучики-тайчо, — Ооцуки непроизвольно сжал кулаки. — Неважно, сколько мужчин будет у женщины, она никогда не забудет своего первого мужчину и всегда будет невольно сравнивать других с ним. Так что, в своих мыслях, она всегда будет принадлежать только мне. А совсем скоро мы вновь будем вместе, — его голос скатился до яростного шепота. — Думаю, лейтенант Абараи с тобой не согласится, — ухмыльнулся Кучики и Надзима наконец-то вышел из себя, с ненавистью набросившись на капитана. Бьякуя знал, что этот высокомерный папенькин сынок терпеть не мог Ренджи, и как удачно, что он вспомнил об этом сейчас, потому что Ооцуки, ведомый своей яростью, глупым образом открылся, и капитан шестого отряда нанес ему рубящий удар сзади. Почти такой же, след, которого навечно остался на спине Саймей. Надзима пошатнулся, но не упал. Кучики возник над головой четвертого офицера и нанес ему удар в голову, но лезвие увязло в густой черной жидкости, взметнувшейся вверх. Капитану вновь пришлось высвободить шикай, разметавший остатки этой субстанции в стороны. Черные кляксы попали на стены, и с шипением начали разъедать ее. — Зачем тебе все это? — спросил Кучики, внимательно наблюдая как темная энергия клубится у ног четвертого офицера, то превращаясь в черную вязкую жидкость, то вновь становясь эфемерной. — Вам не понять, — процедил сквозь зубы Надзима. — Для достижения моей цели вы должны умереть, — Ооцуки взмахнул мечом, и тьма устремилась к капитану шестого отряда, что с легкостью ушел от столкновения. — Это ты отравил слуг в моем доме? — Жаль, что на их месте не оказались вы. Ооцуки поднял тяжелый взгляд на капитана и две чудовищные реяцу столкнулись вновь, подняв сбивающий с ног вихрь. Бьякуя ушел от очередной атаки и поток Сенбонзакуры полоснул четвертого офицера по ноге. Ооцуки рухнул на одно колено и воткнул меч в землю, из последних сил опираясь на него. Надзима тяжело дышал. Его исполосованные, окровавленные руки дрожали, но его стальной взгляд был полон решимости. Отступать он явно не собирался. — Твой отец очень уважаемый человек в обществе душ, — с холодом в голосе произнес Кучики. — Скажи мне, как у такого доблестного воина мог вырасти такой подлый сын? Нам известно о том, что несостоявшийся теракт — твоих рук дело. Ты готов был обречь на страшную гибель сотни невинных людей. Подлый, бесчестный поступок труса, не заслуживающего называть себя благородным человеком. Своим предательством ты воткнул ему нож в спину. Твоя семья навеки будет покрыта позором. — Моя семья и так уже очень давно покрыта позором, — прошипел Надзима, с ненавистью глядя на капитана шестого отряда, — и виноваты в этом такие люди как вы. Устанавливающие репрессивные законы, требующие соблюдать абсурдные традиции. — Так вот какова твоя цель? — равнодушно спросил Бьякуя. — Изменить законы Общества Душ? Как банально, — усмехнулся Кучики, — признаться, я думал, ты будешь более оригинален. А ты оказался всего лишь одним из тех слабаков, что не в силах изменить свою собственную жалкую жизнь, винят во всем окружающих. Родителей, власть, законы. В то время как твой единственный враг — это ты сам. — Я же говорил, вам не понять, — процедил Надзима, — вы чтите устаревшие законы, сами же нарушаете их, запрещая делать это остальным. Где же тогда справедливость, Кучики-тайчо? — Я понес свое наказание за несоблюдение законов, так что не тебе судить меня, — холодно отозвался Бьякуя. — И какое же? Вас бросили в тюрьму? Вас приговорили к смерти за связь с руконгайкой, коей являлась ваша жена? — Не смей… — Почему же вам можно жениться на обычной душе, а другим нельзя? — перебил его Ооцуки. — Почему те, кто стоят у власти не несут никакой ответственности за нарушение законов, а менее знатные люди обречены на ужасную смерть просто за то, что полюбили неугодного семье человека? Разве не устаревшие традиции виноваты в этом? Где же справедливость? — Довольно странно слышать слова о справедливости от человека, что спланировал убийство невинных людей во время праздника, что бьет женщин и относится к остальным как к мусору. — Они все заслужили это, — раздраженно прошипел Ооцуки, вытирая кровь с разбитых губ, — клан Шивон должен исчезнуть, они такие же лицемерные ублюдки как и все, кто стоят у власти. И я не бью женщин. Двадцатый офицер Айко непозволительно отозвалась о той, которую я люблю и понесла за это наказание, — Надзима вспомнил тот момент в лесу, когда его группу совместно с группой Саймей впервые отправили на задание, и как Айко за его спиной рассказывала всем о похождениях офицера Хисаги в первые дни ее службы. — Ты ударил свою подчиненную по лицу на глазах у всех, — отчеканил Кучики. — Неважно по какой причине, мужчина, поднимающий руку на женщину не достоин называться мужчиной. Он всего лишь трус, самоутверждающийся за счет более слабых людей. — Вы настолько погрязли в своем лицемерии, Кучики-тайчо, что уже не можете трезво смотреть на вещи, — ответил ему Надзима. — Скажите, если бы Саймей назвала вашу покойную жену шлюхой, вы бы так просто спустили ей это? Бьякуя поднял холодный взгляд на Ооцуки. — Разница в том, — медленно заговорил капитан шестого отряда. — Что у других нет даже повода так отзываться о моей жене. В отличие от офицера Хисаги, — усмехнулся Кучики, наблюдая, как глаза Ооцуки запылали бешенством. — Вот как. Она будет рада услышать, что вы думаете о ней на самом деле. — Я думаю, она и сама прекрасно знает это. — Как же я ненавижу вас, — прошипел Надзима, окончательно выходя из себя. — Банкай, — он провел дрожащей от ярости рукой по мечу и черная реацу заклубилась у его ног и мощным всплеском погрузила весь мир во тьму. От чудовищного давления духовной энергии, земля потрескалась и просела. — Мангэцу Нобору, пожирай, — черная вязкая жидкость, которая заполоняла собой теперь все пространство вокруг, начала медленно подползать к ногам капитана шестого отряда. — Хм, твой банкай всего лишь увеличивает количество этой мерзкой материи. Неужели ты думаешь, что справишься со мной такими жалкими приемами? — презрительно отозвался Кучики, отпуская свой меч, что начал плавно погружаться в землю. — Как только вы умрете, мой путь будет свободен. А своей кровью вы смоете свое оскорбление в адрес Саймей, — произнес Ооцуки, сжимая в руках катану. — В таком случае, тебе придется убить каждого в Сейрейтей, — насмешливо отозвался Кучики. — Банкай. Надзима резко выбросил руку вперед, и черная жидкость взметнулась вверх, подобно морским волнам и с бешеной скоростью накинулась на капитана шестого отряда. Перед Кучики возник прочный кидо-барьер восьмидесятого уровня. И пока эта черная субстанция жадно пожирала прозрачный щит Данку, что медленно начал трескаться, миллион розовых лепестков обрушились сзади на четвертого офицера. Но им навстречу взмыла всепожирающая мгла. С каждой секундой все больше и больше лепестков с глухим звоном падали на землю, ржавые и абсолютно бесполезные. Бьякуя усилил натиск Сенбонзакуры, что начала плотной сферой окружать четвертого офицера. — Неважно, сколько лезвий я потеряю, их количества достаточно, чтобы убить тебя, — надменно отозвался Кучики и сжал руку в кулак. Сфера с бешено вращающимися розовыми лепестками резко сжалась, сражаясь с яростной тьмой, заключенной внутри. Звон осыпающихся на землю клинков усилился, с каждой секундой он терял их сотнями. Наконец, оставшиеся клинки Сенбонзакуры разметали вязкую материю в стороны и впились в израненное тело четвертого офицера. Надзима рухнул лицом в землю, его длинные черные волосы разметались в стороны и смешались с грязью, но истерзанные руки так и не выпустили клинка. — Ты не первый, чья самонадеянность оказалась губительной, — низким голосом произнес Бьякуя, надменно смотря на поверженного мужчину. Лужа крови под ним расползалась все сильнее, а реяцу стремительно угасала. Тьма медленно втягивалась обратно в меч четвертого офицера, открывая взору хмурое серое небо и разрушенную улицу. — Да, — прохрипел Надзима, — Сенбонзакура действительно обладает поразительной мощью. Но… Она никогда не сравнится с Мангэцу. Пожирай! — меч втянул в себя всю тьму без остатка и вдруг рассыпался в руках Ооцуки на миллионы крошечных пылинок. Кучики усмехнулся и надменно вздернул брови: — А ты весьма упорный. Сейчас вся твоя реацу уходит на то, чтобы твое тело не рассыпалось от моего присутствия, как произошло с твоим мечом. Пора признать свое поражение… — вдруг, пылинки в руке Ооцуки закружились с невероятной скоростью, образуя сгусток тьмы. И из него вдруг с новой силой вырвалась мгла, она разрослась до еще больших размеров, чем была, и устремилась к капитану шестого отряда. Бьякуя резко замолчал и взмахнул рукой, выставляя плотный щит из оставшихся лепестков Сенбонзакуры. Но тьма вдруг просочилась сквозь лезвия, словно они были нематериальными, и мощным потоком прошла через грудь капитана, прошивая его тело насквозь. На мгновение Бьякуя замер, ощутив холод, как будто что-то мерзкое и неприятное коснулось его сердца. А в следующую секунду он безвольно рухнул на колени, чувствуя как его, словно кислотой, разъедает изнутри. Изо рта выплеснулась кровь, Бьякуя схватился за свое горло, будто его что-то душило. И по мере того, как реацу капитана шестого отряда стремительно угасала, реацу Надзима постепенно восстанавливалась. Казалось, будто внутри идет настоящая битва. Ненависть, ярость, зависть, трепет — все смешалось и Бьякуя медленно, но верно начал терять рассудок. На него волнами накатывало отчаяние, депрессия, чувство безысходности, злость на собственное бессилие, страх. Казалось, будто в его жизни никогда не было света. И лишь на самом краю сознания, Кучики слабо понимал, что все эти эмоции не принадлежат ему. Он вдруг понял, что все это чувствует сам Надзима. Внутри все сжалось от резкой боли. Бьякуя схватился за сердце и рухнул на спину, чувствуя как легкие наполняются его собственной кровью. Эта тьма пожирала его не только изнутри, разъедая все внутренности, но еще и погружала сознание во тьму. Все самые плохие воспоминания заполонили его голову, все самые безвыходные ситуации всплыли вновь, заставляя пережить те чувства бессилия и отчаяния и безысходности. Мир снова окрасился в черный, когда перед глазами ясно встала картина того летнего утра, когда погиб отец. Дед сообщил ему эту новость таким обыденным тоном, что он сначала не поверил. Но когда до него дошло, что все это не шутка, что все это произошло на самом деле и отец больше никогда не улыбнется и не обнимет его, маленькому Бьякуе показалось, будто кто-то выбил почву у него из-под ног. Он тогда не плакал, лишь смотрел куда-то сквозь пространство отрешенным взглядом, и в голове крутилась только одна мысль: « Как же так?» Бьякуя лишился своей опоры в первый раз и привычный мир рухнул, вся его жизнь изменилась с того момента. Второй раз это произошло в тот теплый весенний день, когда умерла его любимая женщина. Он был так счастлив с ней, что ему вновь начало казаться, будто мир прекрасен. Она стала для него новой поддержкой и опорой, с ней он снова чувствовал себя умиротворенным и спокойным, защищенным от всех невзгод, как в детстве. И как же жестоко распорядилась судьба, бессердечно отняв ее у него. Единственный луч света в его безрадостной жизни. Вновь отстроенный мир обрушился в мгновение ока, погрузив все во тьму, хаос. Ненависть, злость, бессилие, отчаяние. Все нахлынуло с новой силой, пуще прежнего. Зачем жить дальше, если она больше никогда не улыбнется?! Ледяная бездна в его сердце, и пустота на последующие пятьдесят лет… Смятение, растерянность и страх, когда он впервые увидел Рукию — словно ожившую копию его жены. И глубокое презрение, и ненависть к самому себе, когда он шел на ее казнь. Он потеряет дорогого человека вновь. И с этим уже ничего поделать. Смирение. Все, кого он любил — умирали. Все, что он пытался построить за эти годы — непременно рушилось. И никогда, никогда он не будет по-настоящему счастлив. Ведь всех, кто дарил ему это счастье — непременно отнимают. Жестоко и бессердечно. Так было всегда. Горечь и боль. Ненависть к самому себе. Щемящая пустота в душе и дыра в замерзшем сердце. Вот его вечные спутники. Сквозь пелену, Бьякуя увидел, как к нему приближается высокая темная фигура. И низкий голос отдается эхом в голове. — Я же говорил, что вы проиграете, Кучики-тайчо. Никто еще не выжил после встречи с собственной тьмой. Мангэцу вытаскивает наружу все самое темное и плохое в вашей душе, с чем вы пытались бороться, упорно заталкивали вглубь сознания на протяжении многих лет, пытались забыть. Тьма — часть вас, и она также имеет право на освобождение. Ничто в мире не сравнится с силой Мангэцу. — А не слишком ли ты самонадеян, ублюдок? — раздался знакомый хриплый голос, и Бьякуя провалился во мрак, глядя в небо пустыми серыми глазами.*****
— Что ты с ним сделал?! — отчаянно воскликнула Саймей, кидаясь к капитану Кучики и пытаясь остановить кровь, что вытекала из его рта. — Бесполезно, — холодно отозвался Надзима, глядя как Хисаги чертит в воздухе какие-то вспыхивающие иероглифы, — твое кидо не сохранит ему жизнь, — аристократ перевел взгляд на сурового лейтенанта шестого отряда, что сжимал в руке свой занпакто, готовый в любую секунду атаковать. — Немедленно убери это! — Саймей вскинула к Ооцуки злые, полные слез глаза. — Ну! — Прости, — безэмоциональным голосом отозвался Надзима, — не могу. Он — помеха на моем пути. Когда он умрет, всем станет только лучше. Поверь. — Ты гребаный больной ублюдок, — покачала головой Хисаги, чувствуя как внутри капитана, подобно инфекции, распространяется чужеродная реацу, уничтожающая его внутренние органы. — У тебя совсем крыша поехала. Последний раз прошу, забери это обратно! — Нет. — Тогда я просто убью тебя, и Кучики — тайчо очнется, — прорычал Ренджи и обрушил на Ооцуки всю сокрушительную мощь своего банкая. Черная вязкая жидкость встала стеной перед своим хозяином, но гигантский Забимару просто протаранил ее, разметав в стороны. Алый залп пламени из пасти костяной змеи должен был испепелить четвертого офицера, но лишь задел его левую руку, когда тот поспешил исчезнуть в шунпо. Шипя от боли, Надзима прижал обгоревшую конечность к груди и направил меч на лейтенанта шестого отряда. — Йодзуки! — тьма вырвалась из недр земли, в том месте находился Ренджи, но Абараи, взмыв в небо, закрылся кольцами Забимару, спасаясь от разрушительной мглы и, спустя мгновение, атаковал в ответ. Саймей выставила прочный золотистый барьер, защищающий ее и капитана от внешних атак и принялась читать новое заклинание. Она перепробовала уже с десяток лечебных техник, но ни одна из них не могла остановить распространение этой заразы полностью. Девушке удалось лишь немного замедлить ее. Хисаги в отчаянии закусила губу, пытаясь вспомнить еще хоть что-нибудь из своего лечебного арсенала. И ей ничего лучше не пришло в голову, чем объединить собственную реацу с реацу капитана и влить в него немного своей энергии, чтобы поддерживать в нем жизнь, пока не прибудет основная помощь. Ведь ничего плохого не случится? Она делала это много раз… Правда, она спасала тяжелых рядовых и тех, кто ниже ее по рангу… Не факт, что такой трюк прокатит с капитаном, ведь для него — вся ее реацу как капля в море… И он может в мгновение ока опустошить ее, лишив всей духовной силы. В сердце поселился страх. Она умрет, если капитан заберет всю ее силу... Но ведь... Отчасти она виновата в том, что он сейчас на грани смерти. Если бы она набралась смелости и все-таки в свое время убила Ооцуки до того как он достиг банкая, все было бы совершенно по-другому… Дрожащими руками, Саймей принялась чертить полосы своем предплечье. Теперь точно такие же, нужно нарисовать на руке капитана. Хисаги осторожно коснулась кончиками пальцев его раскрытой теплой ладони и вздрогнула, ощутив легкий электрический разряд, прошедший по всему ее телу. Она украдкой сжала его ладонь и, нерешительно взглянув на красивое бледное лицо с открытыми, поблекшими глазами, почувствовала, как сердце ее болезненно сжалось. Она не может позволить ему умереть. Она сделает все, для того, чтобы он выжил. Ведь именно по этой причине она пришла в четвертый отряд — спасать жизни, несмотря ни на что. — Все будет хорошо, — прошептала Саймей, отчаянно прижимая руку капитана к своей груди, напротив самого сердца, что билось как-то испуганно, тяжело, сильно. Хисаги ласково погладила Кучики по голове, поправляя черные шелковистые волосы за ухо, и приговаривая, что он обязательно со всем справится, и она тоже. Коснулась мягкой щеки, провела большим пальцем по волевому подбородку и задержала взгляд на приоткрытых окровавленных губах, вновь приговаривая, что все будет хорошо. Кажется, в этот момент она успокаивала не столько его, сколько себя, ведь она собиралась совершить абсолютно безрассудный и глупый поступок. Собравшись с духом, Хисаги открыла было рот, чтобы прочесть заклинание, но в этот момент, капитан Кучики слабо застонал. Саймей поспешно наклонилась к нему, положив руку ему на грудь. — Хисана… — едва слышно прошептал он и Хисаги, вздрогнув, нервно сжала его ладонь, чувствуя, как в сердце отчаянно поселяется привычная горечь.*****
Сначала он услышал голос. Посреди этого кромешного мрака, полного боли, отчаяния и пустоты, он услышал нежный женский голос. Он был смутно знакомым, до тупой боли в сердце, и напевал какую-то легкую, едва уловимую мелодию. Она также показалась ему знакомой. И в какой-то момент времени он узнал его, всем своим нутром почувствовал, что это голос его матери, напевающий первую и последнюю колыбельную в его жизни. Он был таким нежным и ласковым, что, несмотря на щемящую боль в сердце, на душе стало вдруг как-то спокойно и легко. Словно этот голос, наполненный любовью и заботой, вдохнул в него частичку света, на миг подарил давно забытое тепло, Бьякуя даже ощутил это прикосновение нежных, мягких рук, в которых было так уютно и комфортно. Он чувствовал себя защищенным. Точно также, он чувствовал себя в то утро, когда отец в последний раз обнял его. Крепко, сильно, нежно. В такие моменты он всегда ощущал уверенность, что отец всегда будет рядом. Легкий аромат его одеколона, и обещание рассказать вечером об удивительном мире живых. Ласковая улыбка, придающая бодрости и хорошего настроения. « Улыбнись, Бьякуя» — он часто говорил это ему. И на душе становилось радостнее. Кучики увидел, как крошечная, почти незаметная точка света во мраке, увеличилась, став ярче и насыщеннее. Радость. Когда он тайком ускользал из дома на свидания с Хисаной. Предвкушение встречи, надежда увидеть ее поскорее. Счастье рядом с ней. Любовь, наполняющая его сердце так, что казалось, будто грудь сейчас разорвется от этого опьяняющего чувства. Ее улыбка. Ее ласковый, нежный взгляд. Его имя из ее мягких губ, произнесенное с трепетом и любовью. Хисана… Свет вдруг запылал во всю мощь, превратившись из крошечной слабо мерцающей точки в яркий и беспощадный поток, озаривший все вокруг и беспощадно разметавший трусливый мрак по углам, выжигая его дотла. Яростно извиваясь, тьма вырвалась из сердца Кучики, напугав отпрянувшую от капитана Саймей, и, взмыв вверх, устремилась к Ооцуки, что в этот момент сражался с Ренджи. Увидев несущийся к нему поток черной материи, Надзима попытался скрыться от нее, но тьма настигла его, вкручиваясь в грудь четвертого офицера подобно штопору. Ооцуки схватился за сердце и, судорожно глотнув воздух, упал на колени, пытаясь побороть то отчаяние и боль, которые захлестнули его с головой. Его дыхание было рваным, реацу то вспыхивала, то угасала, было видно, что аристократу нелегко было справиться с собственной силой, смешанной со всей тьмой, вытянутой из души капитана шестого отряда. — По..мо..ги, — прохрипел Ооцуки, вытянув руку в сторону Саймей и тут же рухнув лицом в землю. Хисаги было дернулась к нему, но капитан крепко схватил ее за руку, отчего по коже вновь прошел электрический разряд. В животе похолодело, будто внутри, во всем теле натянулась тонкая струна. — Тебя объявят предателем, если ты кинешься к нему, — холодно произнес Кучики, глядя в ее испуганные глаза. — К тому же, ты не сможешь ему помочь. С собственной силой он должен справиться сам. Девушка кивнула и хладнокровно сглотнула, смотря как воет и корчится от боли тот, кого она когда-то давно любила. Еще пару лет назад она все бы отдала, чтобы посмотреть на это зрелище в первых рядах. Но сейчас… Ей было до боли в сердце жаль его. Надзима совершенно запутался и сейчас пытается исправить то, что натворил много лет назад. Но делает это совершенно неприемлемыми и странными способами. Ей никогда не понять этого человека до конца. — О чем ты думаешь? — неожиданно спросил Кучики. Саймей очнулась от своих раздумий и растерянно взглянула на капитана шестого отряда, что как-то странно на нее смотрел. Она поняла, что он смотрит на нее так уже несколько секунд и почему-то вдруг страшно засмущалась от этой мысли. — Я… Мне кажется, вам стоит сменить четвертого офицера. Этот какой-то неадекватный попался, вы так не думаете? — нервно усмехнулась Хисаги и робко взглянула на капитана Кучики. Из его губ вырвался смешок, а в следующую секунду аристократ запрокинул голову назад, смеясь легко и свободно, будто именно такого ответа и ждал от нее. Саймей слабо улыбнулась ему в ответ и потупила свой взгляд, чувствуя, как в сердце усиливается тупая, ноющая боль.*****
Несколько дней прошло с той странной битвы, в которой капитаны Готей-13 столкнулись с новым врагом в лице двух объединившихся кланов. Кроме самих Надзима и Кацухиро, что исчез сразу же, как только Ооцуки проиграл, никто не выжил. И дело даже не в том, что капитаны убили всех предателей, нет, просто их время вышло. Когда их искусственно увеличенная реацу достигла своего пика, их тела разорвались подобно переспелым арбузам, не выдержав такого мощного давления, что распирало солдат изнутри. И вот уже несколько дней от капитана Кучики не было никаких вестей. После выписки из лазарета, его тут же вызвали в зал Суда, и с тех пор длилось это бесконечное заседание, в котором выяснялись подробности произошедшего. На время лейтенант Абараи принял полное командование отрядом на себя, пока Кучики-тайчо не вернется. Остальные капитаны были на взводе, во всех отрядах царила какая-то нервная обстановка и шестой отряд был не исключением. Все срывались друг на друга, постоянно вспыхивали какие-то потасовки, междоусобицы, а Саймей, что обычно и являлась причиной всех потасовок и драк, продолжала вести себя непривычно тихо, все время находясь в каком-то задумчивом состоянии. Она отрешенно выполняла задания, которые ей поручал лейтенант, иногда выводила его из себя, когда не с первого раза понимала что он от нее хочет и тогда он орал, чтобы она наконец прекратила выпадать из реальности посреди разговора и немедленно возвращалась в этот бренный мир. Хисаги тяжело вздыхала и нервно грызла ногти, то и дело предаваясь самобичеванию и пытаясь понять, что же все-таки происходит в ее собственной душе и чего она вообще хочет. Именно с такими мыслями Хисаги плелась на утреннее построение. И, дойдя до площадки, встала рядом со своей неизменной группой, где в первом же ряду стояла двадцатый офицер Хана Нацубаси, что в последнее время молчала больше обычного. После того инцидента с документами о переводе в группу Надзима, своенравная и гордая девица помалкивала в тряпочку, стараясь особо не попадаться на глаза своей начальнице и остальным сослуживцам. На плац вышел донельзя раздраженный и злой лейтенант Абараи со стопкой документов в руках. Ренджи окружала такая убийственная аура, что всем присутствующим стало не по себе и каждый спешно пытался вспомнить, где и когда он накосячил. — Даже, блядь, не знаю, как вам сказать… — раздраженно рыкнул лейтенант и зло махнул рукой. — Короче, у нас новый капитан. — ЧТО?! Саймей показалось, будто ее ударили в грудь. Очень большим и тупым предметом. По толпе прошел испуганный ропот. Отовсюду посыпались вопросы, что же стало с Кучики-тайчо и что вообще происходит. Абараи приложил пальцы к переносице и с нарастающей яростью в голосе рыкнул: — А ну заткнулись, блядь, все! — офицеры вздрогнули и резко замолчали. — И без вас тошно, — процедил Ренджи и, раздраженно выдохнув, начал читать с листа. — Приказом Совета Сорока Шести капитан Кучики отстраняется от командования шестым отрядом и помещается под домашний арест до выяснения причинно-следственных связей, доказывающих его виновность в предательстве Готей-13, если не будет доказано обратное. Новым капитаном шестого отряда, приказом совета назначается… Нет, я не могу это читать, — Абараи махнул листком и покачал головой. — Рикичи, прочти ты, — Ренджи протянул третьему офицеру измятый листок и паренек, сглотнув, нерешительно взял приказ из рук лейтенанта. — Новым капитаном шестого отряда, — тонким голоском заговорил Рикичи, читая приказ, его глаза в удивлении расширились, Ренджи нервно усмехнулся и скрестил руки на груди, — назначается… Ооцуки Надзима. — Чего?! — выдохнула Саймей, ее челюсть рухнула вниз. Офицеры пораженно уставились на лейтенанта, не веря в услышанное, а в следующее мгновение, увидели позади него взметнувшееся белое хаори, в которое был облачен высокий темноволосый парень, чья пугающая реацу тяжелым давлением опустилась на плечи присутствующих.