•*•*•
— мама! Смотри! — маленький мальчик 5-6 лет подбегает к небольшой темноволосой женщине с пушистым комочком в руках. Его мать стоит на кухне и нарезает овощи, но она оборачивается, как только слышит голос ребёнка. На губах появляется нежная улыбка, когда тот протягивает к ней свои руки, и взгляд её тёмных глаз устремляются на то, что находится в ладонях сына. Он широко улыбается, тыкая маленькую мышку чуть ли не в нос маме, чтобы похвастаться. Её лицо искривляет гримаса ужаса в то время, как мальчик счастливо жмурится и не замечает этого. — Мичи… Она мертва! Я же просила перестать это делать! — Такемичи смотрит непонимающе и вздрагивает от громкого тона. Женщина пытается отнять свободной рукой мышь у сына, но тот лишь крепче сжимает хрупкое мёртвое тельце. Когда мама хватает его за запятье, он сильно дёргает её на себя, из-за чего она начинает терять равновесие. Темноволосая забывает о ноже, который не успела положить на стол, и заносит руку, пытаясь дотянуться до стола, находящегося с другой стороны, но не успевает и падает на сына. Лезвие пронзает предплечье женщины, глубоко входя в плоть, останавливаясь лишь у кости, не сумев её пробить. Мальчика пробирают мурашки, когда кровь заливает его футболку, образуя большие алые пятна. — ма… Ма… — Такемичи выпускает из рук тело мышки и смотрит широко раскрытыми на лицо матери, рот которой раскрыт в немом крике, а глаза, блестящие от слёз, не отрываются от раны. У неё явно был шок. Мальчик начинает плакать, понимая, что сделал маме — единственному близкому человеку — плохо. Это он виноват в том, что ей больно. — п… Прости! Я не хотел! Обещаю, я больше не буду заставлять животных не дышать! Пожалуйста… — женщина переводит взгляд на сына и пытается улыбнуться. Она итак уже сильно испугала его. Превозмогая боль, обладательница тёмных волос свободной рукой обхватывает затылок сына, прижимает к себе и шепчет слова успокоения. Мальчик лишний раз всхлипывает и отталкивает ту от себя, осматривая кухню. — телефон… Нужно позвонить врачам. Они тебя вылечат и ты не будешь истекать кровью… — Такемичи находит телефон мамы и набирает 119 — в садике всегда говорили, что его важно знать, но звонить только в экстренных ситуациях. Он не разбирался, как различать эти их «экстренные» ситуации, от «не экстренных», но надеялся, что происходящее сейчас относится к первому. В итоге скорая излечит руку матери, а Такемичи действительно перестанет таскать к ней мышей, которых сам же задушил. Начнёт, слушая её причитания, понимать, что она хочет видеть «нормального» сына, а не того, кем является он. Узнаёт о супер-героях, подражания которым делают тебя «нормальным» ребёнком. Так сказал соседний мальчик, который к ним относится, а значит, этому следует верить. Мама тоже часто на этих альтруистов ссылается, говоря, что это хорошие люди. Именно так Ханагаки начнёт копировать окружающих детей и спасать их. А спасение ценят все, убийства же — никто. А шрам на руке матери станет напоминанием о том, что нельзя возвращаться к этому. Станет причиной появления какого-то чувства, которое он раньше не понимал. Мама скажет, что это называют «виной», а он поверит, ведь она не может ему лгать.•*•*•
— что это такое? — на пол падает полотенце, которым обладательница тёмных волос вытирала руки, когда услышала, как зашёл сын. Представшая перед ней, после выхода из кухни, картина повергла её в шок. Она сразу же заметила кровь, из-за чего быстро подбежала к сыну и повела на кухню, доставая аптечку и обрабатывая раны. Всё это время Такемичи молчал. Она поджала губы уже перевязывая его руку. По ногтям на второй руке женщина догадалась о том, что сын сделал это сам, но не смела обвинить его в этом. — зачем? — темноволосая всегда боялась, что это вернётся. Она не хотела, чтобы Такемичи шёл по стопам отца, не хотела, чтобы эта болезнь передалась и ему. Женщина боялась сына, но не могла отвернуться от него. — так вот почему ты постоянно носила длинные рукава — парень свободной рукой задирает ткань, оголяя выделяющийся на бледной коже шрам, причиной которого сам же и являлся. Он горько усмехается, ведь это скрывали от него с тех самых пор, как он забыл. Темноволосая только открывает рот, чтобы что-то ответить, как Такемичи начинает мотать головой, заставляя молчать. — не надо оправдываться. Я вспомнил. Надеюсь, он больше не болит… — Ханагаки младший подносит чужую руку к губам, еле ощутимо целуя, и поднимается с места. Женщина на миг осекается, но поднимается вслед. — п… Подожди! Я найду номер того человека. Ты снова будешь в порядке… Не уходи! Давай поговорим… — на бледных щеках появляются слёзы, когда она смотрит на спину сына, который останавливается. Она всегда боялась такой ситуации. Разрешала сыну многое, боясь его реакции на запреты. Лишний раз не ругалась и просто была хорошей матерью. Предостерегала от опасностей и тщательно следила за восстановлением после получения разных ран, лишь бы он не вспомнил то, что не нужно, и продолжал быть «нормальным». Было больно видеть этот безразличный взгляд и капли крови (не важно, его собственной или чьей-то ещё), появившиеся из-за него же самого. Она быстро подходит к тому, пытаясь взять за руку, но парень не даёт этого сделать, вырывая её. — снова сделаете так, чтобы я забыл себя и был этим плаксой? — он в отвращении кривится, произнося последние слова, и через плечо бросает на женщину взгляд. Такемичи опережает какие-либо оправдания, продолжая говорить. — отказываюсь. Вместо того, чтобы создавать мне новую личность, лучше прими меня таким. Как хорошая и любящая мама, ты же не станешь отворачиваться от меня, бояться или заставлять забыть себя? — она вспоминает бывшего мужа, смотря на сына и начинает испуганно дрожать. Такемичи чувствует, как миниатюрное тельце вздрагивает, когда подходит и обнимает её. Он никогда не хотел быть тем, кого мать боится, но он также не может позволить ей снова заставить его быть в тех непонимании и лжи, в которых он прожил почти половину от собственных лет. — прошу, просто оставь всё как есть. Я нормальный, просто немного отличаюсь от остальных детей… Пожалуйста… Женщина не может себе позволить поднять руки, чтобы обнять сына в ответ, но не может сдержать слёз, ревя в его плечо. Они стоят так минут 5, пока она всё-таки не возьмёт себя в руки, а он не уйдёт, молча, не оборачиваясь. Им обоим нужно подумать. Она должна принять происходящее. Он должен наконец порыться в своих воспоминаниях и разложить всё по полочкам. В комнате Такемичи даже не утруждает себя включением света — хватает мрачного освещения луны, которая находится высоко в небе. Занавески так же лень закрывать. Парень падает спиной на кровать, даже не переодеваясь и пялится в потолок, пытаясь что-нибудь высмотреть, но быстро сдаётся. Мысли о том, что он забыл вымыть руки быстро отметаются в сторону. Становится как-то всё равно. Единственное, что он понимает в себе, так это то, что он не хочет терять это ощущение свободы собственного «я». Это чувство полноценности было именно тем, чего в его жизни не хватало и тем, из-за отсутствия чего она покатилась по наклонной. Но Такемичи не покидало чувство, что он что-то всё ещё не вспомнил, что-то не менее важное.•*•*•
Крики детей раздражают. Они бегают и играют в какие-то салки, считая это весёлым. Такемичи задаётся вопросом, выглядит ли он так же, как и его ровесники, в глазах окружающих, когда, напялив красный плащ, изображает героя, готового всем помочь. И он надеется, что да, ведь только ради этого он стал участвовать в этом спектакле одного актёра. А ведь роль-то действительно очень неприятная. Вот, к примеру, сегодня мальчик решил помочь девочке с котёнком, из-за чего его побили. Он снова усомнился в правильности поступков таких альтруистов, каких взял в пример. Почему они так нравятся его матери, если их действия настолько глупы? Он был готов прибить тех, кто его избивал, и не понимал, как герои разных произведений не чувствуют того же. Но, ради мамы, Такемичи не стал ничего делать. Темноволосый понимал, что не дотягивает до тех идиотов, которых видит по телевизору или в книгах. И, видя какого-то парня, который его спас, мечтает так же думать о других без скрытых мотивов, ведь его самому близкому человеку нужен именно такой сын. Так что он выдаёт свои мысли, думая получить совет или подсказку, но получает лишь бред о какой-то силе, который не может понять. А сейчас, сидя на этих качелях, он даже не думает о новых знакомствах, приобретённых после своего геройского поступка. Он думает только о том, что хочет прибить тех, кто орёт, бегая по этой площадке и что такими мыслями не может соответствовать ожиданиям матери. Такемичи сильнее отталкивается от земли, заставляя качели усилить движение. Ему совершенно не нравится чувствовать тяжесть ткани на плечах, но он не спешит снимать свой плащ, надеясь, что хоть так приблизится к желаемой личности. Он игнорирует скрип соседних качелей, всё так же следя взглядом за бегающими ровесниками. — зачем ты решил помочь той девочке? — голос равномерный и тихий, но для Ханагаки, несмотря на крики, почему-то звучит слишком громко. Мальчик медленно моргнул, но голову не поднял, усмиряя слабое любопытство. Он попытался переключить мысли, не зная, что отвечать. Хотя… Зачем вообще это делать? Такемичи удерживает долгую паузу, вспоминая, что игнорировать человека — дурной тон. Так всегда говорила его мама. — я герой! Герои всегда помогают нуждающимся! — какая-то заевшаяся фраза из мультика, если он правильно помнит. Равенетт натягивает лучезарную улыбку и всё-таки поднимает голову, жмуря глаза. Смотреть на незнакомца не хочется. Он постоянно чувствует себя глупо, играя роль героя, и ненавидит, когда из-за этого его принимают за дурака. Уверенность в том, что у соседа по качелям взгляд предвзятый, превышает желание посмотреть на него. — сомневаюсь, что герои готовы прикончить всех, кто их окружает — сухая усмешка заставляет вздрогнуть. Такемичи впервые не знает, как реагировать. Что нужно сделать? Притвориться дураком? Угрожать? Заставить бояться? Заставить молчать? Сделать то же, что он делал с маленькими мышками и птичками? Ханагаки умеет оценивать ситуацию и понимает, что со своими силами вряд-ли сможет кого-нибудь просто повалить, не то, что задушить. Голубые глаза раскрываются, взгляд скептичен, но улыбка на губах даже не дёргается. Он не смотрит на лицо, но внимательно следит за чужими руками и замечает мурашки. Похоже, Такемичи его пугает. — я был прав. Ты же фальшивый герой? Неужели, весело притворяться? — Я. Не. Фальшивка. — темноволосый мальчик чувствует неприятное раздражение, появляющееся где-то в груди, заставляя сжать зубы, издавая слова, больше похожие на рыки. Он резко задирает голову, чтобы взглянуть на этого наглеца и показать своё превосходство, но осекается, видя заинтересованный взгляд и рваные шрамы на уголках рта. Его интерес совершенно не напоминает тот ужас, с которым на него раньше смотрели ровесники, знающие о странных наклонностях. А шрамы… Они напоминают маму… На её руке похожий рваный шрам, оставленный ножом. Воспоминания заставляют кратко выдохнуть и застыть. Образ матери накладывается на силуэт этого блондина. Такемичи впервые видит такую заинтересованность к себе с её стороны, будучи не в роли спасающего. И он хочет перестать притворяться, веря интересу парня со шрамами. — это не ответ. Я спросил: зачем ты притворяешься? Часть про фальшивого героя — утверждение. Можешь обманывать кого угодно, но не меня. — Харучиё пояснил всё расслабленно, чуть ли не зевая. Разбираться с детьми точно было не его фишкой. Одно радовало — этот ребёнок не обычный представитель своего возраста. Он видел его взгляд. Возможно, если поработать, получится создать хорошую пешку для защиты короля. Пепельный блондин со смешком заметил замешательство того. Пусть, он не понимал резкий переход из злости в покорность, но ведь это лишь упрощало задачу, так какая разница? Тем более, когда непонятно — веселее. — я… Нормальный… Не фальшивый… Герой… — у равенетта участилось дыхание и он остановил качели, крепко сжимая цепочки в руках. Металл чуть-ли не впивался в кожу, будто желая врасти в ладони мальчика. — маме нужен только такой сын… Я не обманываю! — на глазах появляются кристаллики слёз, когда он хмуро смотрит на мальчика, пытаясь понять, видит он мать или какого-то незнакомца. Харучиё поднимается с качель, игнорируя их скрип после содеянного. Он делает несколько медленных шагов к Такемичи и останавливается лишь тогда, когда собственные колени касаются чужих. Голубые глаза снова наполнены непониманием, но не смеют разорвать зрительный контакт. Даже когда приходится задирать голову, чтобы следить за чужими эмоциями, мальчик не сомневается. Становится как-то всё равно, ведь он впервые не чувствует нужды держаться настороже и продумывать каждое слово. Блондин берёт мягкие, ещё детские щёки, в руки, и скалится. — не беспокойся. Ты можешь быть со своей мамой кем хочешь. Я лишь предлагаю не притворяться предо мной. Мне кажется, тебе действительно этого не хватает. — он плавно опускает руки на чужую шею, потом плечи, мягко цепляет пальцами алую ткань импровизированного плаща и отпускает, давая ему упасть. И единственная причина, по которой Такемичи соглашается на это действо — шрамы, напоминающие о маме, интерес в чужих глазах и ощущение свободы собственного эго. Пусть это и происходит на уровне инстинктов, ведь, в силу возраста — всего 12 лет — он этого понять не может. А дети, играющие в салки, даже не обращают внимание на странных ребят, занявших качели.•*•*•
Такемичи морщится, чувствуя нарастающую боль в голове. Воспоминания забивали все мысли, а проводить грань между разными моментами прошлого было сложно. Он скрючился на кровати, принимая позу эмбриона. Руки поднялись и пальцы впились в голову, надеясь давлением сбавить болезненные ощущения. Эти действия были напрасны, так что Ханагаки оставалось лишь терпеть, сжимая зубы и жмуря глаза с выступающими слезами. Разные моменты забытых воспоминаний появлялись, не имея особого порядка или периода. Просто накладывались друг на друга. Боль начала уменьшаться лишь тогда, когда в мыслях равенетта появилась небольшая ясность, а события прошлого наконец приобрели какую-никакую последовательность. Теперь Такемичи мог разобраться в том, что забыл. На это он и потратил всё оставшееся ночное время. Лишь когда солнце начало слепить глаза, парень поднялся с места и поплёлся на кухню, надеясь найти чего-нибудь съедобного. Тело ломило от долгого лежания в неудобной позе, глаза слепило от света, а голова неприятно отдавала тупой болью. Живот скулил от того, что равенетт долго не ел. Так что продолжать размышления он решил уже после принятия пищи. На кухне обнаружилась порция мисосиру — видно, мама, перед уходом на работу, позаботилась о том, чтобы сын не голодал. Это радовало. Такемичи сел за стол один, тихо кушая. Ему нравилось, когда женщина заботится о нём. В такие моменты он забывал, что не является тем, кого она хотела бы видеть в роли своего ребёнка… По крайней мере, так было до потери памяти. Тогда был только один человек, принимающий Такемичи Ханагаки таким, какой он есть. — ты бы сначала руки помыл, не будь свинкой. — обесцвеченный блондин вздрагивает, на несколько секунд застывает и снова начинает медленно есть суп, ничего не отвечая. Он и не обратил внимание на то, что под ногтями правой руки всё ещё находились частички засохшей крови, а бинты на левой ладони уже покрылись красными пятнами — видно, рана открылась, когда парень пытался давить на собственную голову. — знаешь, а я уже понял, что ты всё вспомнил. Ты слишком неаккуратный. Просто представь, насколько странным выглядит подросток с раненной рукой который, к тому же, бежит куда-то, не обращая ни на кого внимания. Было весело наблюдать за этой картиной. — Такемичи даже не приходится оборачиваться, он итак знает, что сейчас на лице незваного гостя насмешливая ухмылка. Это раздражало. Голубоглазый блондин поднимается на ноги и, словно ничего не происходит, относит тарелку к раковине, оставляя в ней. Мыть посуду сейчас было лень. Взгляд Такемичи блуждает по полу или собственным ногам. Точно так же, как и в первую встречу, он не хочет видеть лицо Харучиё. Только в этот раз он знает причину. Теперь он осознаёт — платиновый блондин не его мама и, как бы часто их фигуры не накладывались друг на друга, он ей не станет. И он ненавидит его шрамы, которые заставили сравнить этих двух, совершенно разных, людей. И он ненавидит человека по имени Сандзу Харучиё или, если быть точнее, Акаши Харучиё. И теперь он ощущает, как пускает корни ненависть к Манджиро Сано — человеку, оставившему эти рваные отметины на уголках рта пепельноволосого. Так что он проходит мимо того самого Харучиё Санзу или Акаши — не суть важно — и идёт в ванную комнату, на ходу снимая уже потрёпанный бинт и бросая его на пол. Второй же хвостиком за ним плетётся, сдерживая смех от детского поведения знакомого. — ну же, не игнориру-уй — он нарочно растягивает последний слог, надеясь вывести "собеседника" из себя. Ханагаки прекрасно запомнил его привычки за тот год, который они провели вместе. — Такемичи-кун, с прошлым так легко не расстаются. Ты же сам знаешь, что мы похожи. Ты не сможешь исправиться, не забыв себя, как это было до вчерашнего дня. — слышится хихиканье, когда Ханагаки останавливается. — пропажа Ясухиро Мучо… Это ведь ты? — обесцвеченный блондин не оборачивается, лениво осматривая косяк двери, ведущей в ванную. — после сформирования Поднебесья он вернулся к своему поколению S62, перешёл на сторону Курокавы Изаны и предал твоего короля — Манджиро Сано. — услышав смех, Такемичи замолчал, закатив глаза. Харучиё редко давал ему возможность договорить что-то, постоянно перебивая. — я всего лишь покарал предателя. — голос платинового блондина резко стал серьёзным сразу после того, как он просмеялся. Ханагаки уже даже задумывался о том, что, если сравнить его с Харучиё, он точно будет нормальнее этого психа. Или нет?.. — в таком случае, мы разные. Я не готов опуститься до убийства человека, как это сделал ты. — голубоглазый открывает дверь и заходит в небольшую ванную комнату, закрывая за собой дверь на защёлку. Санзу садится у стены, спокойно прикрывая глаза. — я всё ещё помню твой взгляд на раздражители. Задушенные животные — лишь малая часть того, что ты можешь принести. Поверь, когда-нибудь ты не сможешь сдержать это желание. — Такемичи молча включает кран и притворяется, что не слышит. Он запускает ладони под холодную воду, осторожно мыля их и жмурясь, когда задевает ещё свежую рану. Парень не знает, ощущает ли он в данный момент что-то. Лишь когда кран закрывается, а Харучиё снова подаёт голос, Ханагаки будто током бьёт, заставляя скатиться на кафельные плитки, невольно кусая губы, в попытке унять желание яростно отрицать сказанное. — ты не сможешь стать тем, кого будут считать «нормальным».•*•*•
Тёмная комната освещается ночником в виде небольшой звезды — чтобы больше походить на обычных детей, Такемичи притворился, что ему страшно спать после просмотра ужастика, и мама купила ему эту вещицу, говоря, что «он будет отгонять твои страхи и защищать». С тех пор мальчик, даже когда подрос, спал только с ним. Харучиё это всегда казалось смешным, но он не осуждал. Только хихикал и подтрунивал друга, не добиваясь этими действиями ничего. Только скептичный взгляд. Но, сидя возле кровати брюнета ночью, он даже радовался наличию небольшого освещения из небесного тела уменьшенного размера. Так он мог смотреть на то, как равенетт тихо посапывал. Обычно он не видел снов, из-за чего в это время даже не проявлял каких-то признаков жизни, кроме дыхания. Но, смотря на одну и ту же картину в ночи, когда сам не мог уснуть, Харучиё был так же неподвижен, радуясь, что может видеть это лицо в таком уязвимом положении. Такемичи всегда спал чутко — только перед мамой мог притвориться, что ещё спит, чтобы она, ласково гладя сына по голове, будила его. Но блондину всегда удавалось пройти в его комнату так беззвучно, что иногда равенетт думал, что именно он когда-нибудь его убьёт. Так же тихо, незаметно. А голубоглазый даже не сможет этого осознать, просто провалившись в вечный сон. И такие мысли никогда не пугали. Только будоражили. Было интересно, когда же пепельноволосый не содержится и совершит это. И в дни его прихода, просыпаясь, Такемичи постоянно пропускал мысль: «не сегодня». Не то, чтобы он ждал момента, когда такое произойдёт. — долго сидишь? — брюнет медленно открывает глаза и поворачивает голову в сторону ночного гостя. Харучиё в который раз пугается тому, что снова пропустил, когда же Ханагаки проснулся. Он так легко мог вводить в заблуждение своей актёрской игрой, что блондин постоянно гадал: притворяется он сейчас или нет? Санзу, будучи вице-капитаном 5 отряда, имел прекрасные способности в поиске крыс, раскрытии лжи и хорошую интуицию. С равенеттом же он всегда впадал в ступор, не понимая, почему все чувства притуплены. То ли Такемичи слишком хорошо играет, то ли блондин не может его понять. — а это важно? — в ответ Такемичи пожимает плечами и принимает сидячее положение. — и как только ты пробираешься в наш дом? — вопрос больше риторический. Ночной гость усмехается. Брюнет никогда не спрашивал у мамы, есть ли у них дома запасные ключи. Харучиё же никогда не расскажет, что давно знает ответ на этот вопрос. — я пришёл, чтобы позвать тебя на прогулку. — Ханагаки оглядывается на окно, за которым была кромешная тьма, не считая тусклого фонаря у дороги. Наверное, только перевалило за полночь. — мог бы и разбудить. — ты же знаешь, я никогда этого не делаю. — только недолго. Не хочу, чтобы мама волновалась. Мальчик поднимается с кровати и идёт к шкафу, доставая вещи потеплее. Всё-таки, уже поздняя осень. И он совершенно не волнуется, когда переодевается и чувствует на себе взгляд Санзу. Он не видел смысла в таком чувстве, как стыд или стеснение, тем более, перед блондином, который никогда не осуждает за «ненормальность». Такемичи помнит, что обещал матери. Знает, что Харучиё потащит его делать какие-то безрассудные вещи, опасные для жизни, правда, вопрос «своей или чужой?» всегда остаётся актуален. Знает, что может не выполнить обещание, и завтра в переулке могут найти труп какой-нибудь бродячей собаки. Знает, что идя за фигурой с пепельными, почти белоснежными волосами, может свалиться с балки соседней стройки и раздробить череп о только недавно залитый бетон. Но соблазн быть собой, особенно с тем, кто понимает, слишком велик. И на следующий день начнут говорить о том, что в одном из заброшенных домов на его улице, где часто ошиваются бродячие кошки, был пожар. А мать Такемичи не сможет понять, почему ей кажется, что от сына пахнет бензином и куда пропала одна из его футболок. А так же, будучи не той, кто следит за телефоном сына, она не сможет узнать о том, как много мёртвых животных, запечетлённых на фото, хранится в его галерее.