Мята и Шоколад

      Ощущение безысходности, боли и тоски сковывает всё тело, заставляя его натянуться, как струна. Джефф не может поверить, что это происходит на самом деле с ним. Слёзы обжигают щёки, но его руки, ноги, весь он – неподвижный столб, который невозможно ни сдвинуть, ни убрать. Он не может пошевелить ни одним мускулом, а только наблюдает, как Баркод мечется по комнате, собирая вещи в тот большой чемодан, с которым они летали прошлым летом в отпуск на Пхукет. Омега грызёт нижнюю пухлую губу, пытаясь удержать в горле громкий всхлип, вместо этого произнося, обращаясь к своему альфе или же теперь в пустоту:       – Почему, Код?       – Потому что нам лучше будет без тебя, – звучит громко, бьёт наотмашь, добивая злыми, жестокими слова, – потому что мы тебя не любим.       Джефф давится воздухом, оседая безкостным телом на пол, и захлёбывается слезами, раздирающими глотку, а потом вздрагивает от громкого резкого звука и окидывает бешеным взглядом плывущую после сна комнату.       – Пап-а, – омега снова вздрагивает и опускает глаза вниз, встречаясь с чужим маленьким испуганным личиком, – плости, пап, – он смотрит вниз на железную машинку, которую, видимо, уронил, но не спешит её поднимать, испугавшись поведения одного из родителей.       – Это ты прости меня, малыш, – хрипло произносит Джефф и переводит взгляд на тумбочку, где стоят часы и показывают «10:23». Сегодня у него первый выходной за несколько недель, но даже он оказался испорчен отвратительным сном. Омега трёт лицо, пытаясь прогнать ворох сновидения, и ощущает, что щёки стягивает так, будто он реально...       – Пап, а почему ты плакал? – сын мнётся у кровати, и Джефф откидывает край одеяла, безмолвно приглашая его в свои объятия. Лицо мальчика сразу начинает сиять, а пухлые щёчки наливаются румянцем. Он совсем забывает об игрушке и радостно карабкается на невысокую кровать, словно маленькая обезьянка обнимая парня за шею и утыкаясь носом ему в ключицы. Прямо так, как любит делать его отец. Джефф улыбается уголками губ и гладит его по спине, целуя в макушку и ощущая сквозь запах молока первые нотки кокоса. Слишком иронично, но так предсказуемо, что сын Баркода будет пахнуть именно так. Омега набрасывает на них одеяло и прижимает хрупкое тельце к себе сильнее.       – Минт, не волнуйся, я не плакал, просто было жарко, вот папа и вспотел, – и сглатывает, не желая вспоминать детали жуткого сна, который снится ему не впервые. Вместо этого он снова ласково целует Чоминта и мысленно возвращается на пять лет назад.       Джефф, признаться честно, очень плохо помнит их с Кодом свадьбу, потому что там было много эмоций, слёз, клятв и признаний в вечной любви, которую они обещали друг другу пронести через года. Гораздо лучше он помнит их брачную ночь, удовольствие, помноженное на бурлящие внутри чувства и пылающую, подогревающую изнутри страсть. Тогда было хорошо, до умопомрачения приятно и сладко. Узел пульсировал внутри него, разгоняя по телу мурашки удовольствия и концентрируясь где-то внизу живота. Тин и тогда был хоть и очень возбуждённым, но всё равно нежным, ласковым и обращался с ним, Джеффом, как с фарфоровой куклой.       Теперь они были семьёй на всех уровнях жизни: и на физиологическом, и на духовном, и на государственном, а в его паспорте теперь было написано: «Джефф Воракамон Исарапонгпон». «Сатур» всё ещё останется в его жизни, как псевдоним для его творчества и карьеры, для той части его жизни, которая была наполнена музыкой, съёмками и любимым человеком, который стал для него практически всем.       Код целует его острые лопатки, покидая разомлевшее после оргазма тело, и обнимает Сатура крепко-крепко, касаясь губами метки. Его собственная уже давным-давно зажила, оставаясь только ровным аккуратным шрамом у основания шеи. Для связи сущностей и сплетения запахов альфе необязательно и совсем не нужно принимать метку своего омеги, более того, мало кто решался на этот шаг. Но Тин хотел, неистово желал целиком и полностью принадлежать только Джеффу, поэтому просто однажды попросил о ней. Это было очень-очень больно и неприятно, потому что у омег клыки даже на пике страсти удлинялись совсем немного, выдавая древнюю, животную сущность, оставленную в наследство от предков, и такими клыками было сложно оставить метку. Сатур боялся навредить, боялся идти на этот шаг, понимая, что Коду будет невероятно больно. Но альфа хотел этого, хотел настолько сильно, что Джефф просто не смог ему отказать, взгрызаясь в изгиб тонкой красивой шеи. Укус заживал долго, неохотно, но Баркод ни разу не пожалел о своём решении, ни разу не подумал, что совершил глупость. Парень в целом пообещал себе, что никогда в своей жизни не пожалеет ни о чём, что связано с любимым омегой.       – Теперь ты вот совсем-совсем мой, – улыбается он счастливо, зарываясь носом в длинные мягкие волосы, которые Сатур отрастил почти до плеч. Они пахнут мятной солью и шоколадом, пряностью, которая больше никогда не выветрится из любимого аромата.       Омега фыркает и накрывает тонкие пальцы на своём животе, поглаживая суставы и скользя пальцем по нагретому металлу кольца из белого золота.       – То есть метка и то, что мы с тобой два года живём вместе, для тебя шутка? – голос Джеффа звучит надсадно и хрипло, сорванный из-за стонов. Как хорошо, что у них сейчас отпуск, потому что буквально с первой секунды у всех возникло бы всего два варианта: Сатур или стонал, или кричал. Хотя может он делал и то, и другое, потому что секунды оргазма были покрыты туманом наслаждения.       – Нет, не шутка, но моей фамилии рядом с «Воракамон» всё же не хватало.       – Я до сих пор не понимаю, как ты смог меня убедить отказаться от своей, – лукаво замечает омега, ощущая, как у него между ягодиц начинает вытекать чужое семя, и покрывается мурашками. Ему сложно объяснить это ощущение, но он будто становится целиком и полностью для Кода, только его и ничей больше. И хоть так было всегда, но в такие моменты это ощущается особенно остро.       – Я был очень настойчив, Пи’Джефф, – мурлычет мальчишка, поглаживает низ живота и прихватывает зубами мочку уха, оттягивая маленькое колечко серьги. Сатур прикрывает глаза и прикусывает зацелованные губы, хрипло выдыхая.       – Если ты продолжишь в том же духе, я снова заведусь и захочу тебя трахнуть, – и его слова вроде должны звучать, как угроза и предупреждение, но Тин ластится только сильнее и продолжает выцеловывать шею и плечо, бормоча себе под нос:       – Как будто я хоть когда-то был против, – его рука скользит ниже, поглаживая чужой, начавший снова немного твердеть член, и добавляет громче, – как же вкусно ты пахнешь. Я так люблю тебя и твой запах, люблю каждый дюйм твоего тела, каждый сантиметр кожи, – слова вырываются свободным потоком, Код гладит горячий плоский живот и выдаёт то, что у него давно сидело внутри, – и нашего с тобой ребёнка я буду любить так же сильно.       Сатур замирает, буквально вытягивается, впиваясь взглядом в одну точку, и не знает, как реагировать. Он никогда не думал о детях, считая, что ему и так хорошо. У него есть в жизни две большие страсти – работа и Баркод, ему просто больше ничего не нужно. Хотя сложно было не заметить, с каким искрящимся счастьем Тин рассказывал о том, что Та позвал его крёстным для своего будущего малыша, первичный пол которого они с Асом не хотели знать намеренно, потому что были уверены, что они будут любить одинаково сильно и мальчика, и девочку. Сам же Джефф, наверное, боялся детей, родов и всех прелестей отцовства, поэтому старался об этом не думать. А из-за постоянных съёмок и концертов у него даже толком не было возможности проникнуться чужими детьми. Да и себя, свою омежью сущность он до конца принял уже после встречи с Тином, поэтому в его детских и юношеских мечтах совсем не мелькало желание завести ребёнка.       Код ощущает, что что-то не так, чувствует в запахе нотки тревоги, понимает, с чем это связано, и добавляет ласково:       – Я не про сейчас. Я сказал на будущее, надеясь, что у нас когда-то будет ребёнок.       Сатур не знает, что должен на это сказать, но осознаёт: сейчас не лучшее время для обсуждения этого вопроса, поэтому разворачивается в любимых руках и заваливает Кода на спину, располагаясь между его красивых бёдер и припадая к манящим губам.       – Мы обязательно об этом поговорим, малыш, – это всё, что произносит Джефф прежде чем проникнуть языком в горячий рот и сжать ладони на упругих ягодицах. Он даёт это обещание не только Тину, но и себе, ещё даже не подозревая, насколько скоро им придётся поднять этот вопрос.       На следующий день омегу резко и неожиданно охватывает течный жар, боль буквально выкручивает каждую мышцу и простреливает низ живота. За два года регулярного секса с альфой Сатур успел отвыкнуть от незапланированных и внезапных течек, поэтому оказался к ней совершенно не готов. Но Баркод был, как всегда, рядом. Заботился, вытирал пот, на руках носил в ванную, почти силком кормил и постоянно занимался с ним любовью, хотя бы временно прогоняя симптомы. У Джеффа же не было сил почти ни на что, пока он пребывал в мареве неистового желания и потребности, чтобы альфа был рядом. Довольно давно он позволил своему омеге иногда брать над собой верх, больше не заталкивал его желания в дальний угол и позволял получать от любимого альфы всё.       А буквально через неделю после течки Тин заметил, что запах Сатура как-то изменился, в нём стали пробиваться какие-то незнакомые нотки, но он списывал это всё на волнение Джеффа перед их очередным совместным концертом, сразу после которого омеге стало плохо.       Сатур не знает, как закончил это выступление, как смог допеть все песни и не свалиться прямо на сцене, но у него не было времени над этим подумать, когда его организм пытался выблевать все внутренности. Странное опасение возникло совсем неожиданно и непрошено, но он убедил себя, что паниковать рано. И продолжал убеждать, когда заезжал в аптеку, когда проскальзывал в ванную и даже когда смотрел на маленький кусок белого пластика в своих руках.       Омега присаживается на край ванны и остервенело кусает нижнюю губу, смотря на две проклятые полоски. Как он мог залететь? Незапланированно и так по-глупому. И они же в течку всё время занимались сексом только с презервативами... Внезапная мысль возникает у Джеффа в голове: течка, скорее всего, началась в день бракосочетания из-за нервов и переизбытка эмоций, но так как это был первый день, она не особо ощущалась и заглушалась их с Кодом обоюдным желанием скорее сбежать от гостей и уединиться в своей спальне. Видимо именно тогда это и произошло.       Сатур зарывается пальцами в волосы и оттягивает их у корней, борясь с желанием разрыдаться, как девчонка. У него жизнь распланирована на год вперёд, у него клипы, песни и участия в мероприятиях. Единственное, что хорошо – съёмки нового сериала они как раз закончили перед свадьбой. Но всё остальное, его планы, расписание, поездки. Он не знает, что с этим делать. Слёзы всё же затуманивают глаза и капают на мягкий ковёр, теряясь в длинном ворсе.       Баркод чувствует, как из-за двери почти фонит отчаянием, поэтому открывает её и попадает именно на тот момент, когда Джефф оседает на пол, обнимая себя руками. Тин по-настоящему пугается, буквально падает перед ним на колени и обхватывает пальцами любимое лицо.       – Что случилось, родной? – Код видит, насколько сильно дрожат его руки, а тело сковывает паника. Сатур обычно не плачет. Злится, кричит, расстраивается, но в их доме почти никогда не плачет. Его слёзы – для фанатов и самых трогательных моментов, а явно не для чего-то, что можно узнать в ванной комнате.       Джефф до крови прикусывает пульсирующие губы и протягивает Баркоду тест, сжимаясь в ком и прижимая колени к груди. Тин смотрит на заветные две полоски и ощущает такую горечь, которую невозможно выразить никакими словами. Сатур так не хочет детей, что продолжает безутешно плакать, уткнувшись носом в собственные штаны. Код не знает, что ему делать и говорить, как утешить своего любимого омегу, особенно когда у него самого наворачиваются на глаза слёзы. Он уже сейчас оплакивает будущую утрату. Но Баркод напоминает себе, что любит Джеффа не только как омегу, который мог родить ему ребёнка, но и просто как самого чудесного в мире парня. Именно поэтому он берёт себя в руки, смахивая слёзы, откладывает в сторону тест и усаживается рядом с Сатуром, чтобы в следующую секунду потянуть его к себе на колени. Джефф охотно отзывается, обнимая за шею, и единственное, что выдаёт его истерику – дрожащая под ладонями спина.       Тин аккуратно прижимает его к себе и баюкает, поглаживая по пояснице и прижимаясь губами к волосам.       – Родной, успокойся, пожалуйста, – его голос звучит хрипло и надломленно, совсем непривычно, но Код должен, просто обязан взять себя в руки. Кто-то из них сейчас должен быть сильным. – Я уже говорил, что люблю тебя. Люблю очень-очень сильно. И я до безумия счастлив узнать, что мой любимый омега ждёт от меня ребёнка, крохотного сына или дочку. Но этот ребёнок будет не только моим, но и твоим, а я не хочу, чтобы ты теперь так всё время плакал. Мы можем... мы можем, если ты хочешь... если ты не готов, – слёзы катятся и по его щекам, не могут не катиться, как и он не может произнести это страшное слово. Да, ему всего двадцать, но он уже хочет быть отцом, хочет воспитывать маленькое сокровище даже если ему придётся разорваться между учёбой, карьерой и семьёй. Но он не вынесет, если Джефф не будет любить этого малыша так же, как и он, если он будет ненавидеть его за что-то, или родит только ради него, Баркода. Тину такая жертва точно не нужна.       Сатур потихоньку успокаивается в любимых, самых надёжных руках, слушает всё, что говорит его альфа, и осознаёт простую истину:       – Я не хочу делать аборт и избавляться от ребёнка, – его голос звучит тихо, но уверенно, а эмоциональный ураган внутри понемногу успокаивается. – Я всё ещё в шоке и я совсем не готов к отцовству, но как я могу убить нашего ребёнка? Просто это так... Так неожиданно... так внезапно. Будто снег на голову.       Код молится, чтобы это не была просто игра его воображения, и Сатур на самом деле это всё сказал, но по тому, как омега выравнивается и смотрит ему в глаза, сверкая медово-карей уверенность, парень может сделать вывод: ему не послышалось.       – Пи’Джефф... мы справимся, мы вместе со всем справимся, обещаю. Я буду помогать тебе всё время, я буду делать всё, что ты скажешь, – он стискивает парня в своих руках и покрывает порывистыми поцелуями его заплаканное и всё ещё ошеломлённое лицо, – у нас будет ребёнок, я буду папой! – он звонко, заливисто смеётся и целует Джеффа глубоко и страстно, проникая ладонями под майку и скользя ими по пока плоскому животу.       Сатур всё ещё не знает, что чувствует, он не представляет, какие из них будут родители, как пройдёт беременность, что делать с карьерой, но в принятом решении он уверен. Здесь нечего было даже и думать: пусть забеременел он случайно и очень внезапно, но это был плод их взаимной и огромной любви, и омега не мог позволить себе даже мысли о том, чтобы согласиться лечь под нож.       И Код не обманывает, сдерживает обещание, весь срок буквально таская его на руках и не забывая сказать о том, как он их любит. Теперь только так, только их. Но Сатур не чувствует обиды или досады, потому что даже сам не замечает, как начинает любить жизнь внутри себя. Кусает губы, стараясь сдержать слёзы, когда на узи слышит сердцебиение. Часть мероприятий приходится отменить или перенести почти на год, но от брендов, чьим амбасадором является Джефф, омега получает неожиданную лояльность, представители Valentino лично привозят огромный букет цветов и всякие милые безделушки для будущего малыша, ещё и обещание с будущих родителей берут, что они сообщат пол ребёнка, чтобы их дизайнеры придумали одежду для лимитированной линейки детской одежды – ведь малыш должен быть таким же модным, как и его папа. Сатур понимает, что ему завуалированно сообщили о фотосессии с ребёнком, но он и не собирался скрывать факт своей беременности от фанатов, иначе будет странно, что Джефф Сатур просто исчез, находясь на пике карьеры. Омега планировал сделать всё возможное, чтобы о его существовании уж точно не забыли. В этом помогли всякие интервью для журналов, запланированный выход сериала и сияющий на каждом своём концерте Баркод. На вопросы о Сатуре Код прямо не отвечал, но освещал солнечной улыбкой, говоря о том, как счастлив. В итоге о Джеффе не просто не забыли, но и ждали его возвращения с нетерпением, приходя в восторг от мысли, что у пары таких красивых людей будет такой же чудесный малыш.       Вопрос крёстных у них решился ещё проще: Баркод, естественно, позвал Крими, пищащую от восторга и повисшую на шее брата. Эта участь постигла и Сатура, но с ним она была чуть более аккуратной и чуть менее порывистой. Сам же Джефф крёстным выбрал Тонга. Джесси хоть и ворчал первое время на него и делал вид, что обижается, но на самом деле понимал: именно благодаря Тонгу и их маме у его брата был счастливый брак, любящий чудесный альфа и на свет скоро должен был появиться их ребёнок.       И сейчас Сатур гладит по голове Чоминта, который пригрелся и решил задремать, и понимает, что сделал правильный выбор. Причём даже не тогда в той ванной, в объятиях любимого альфы, а гораздо раньше, на пустынном пляже на Пхукете, где поцеловал этого самого альфу. Джефф снова вдыхает обожаемый запах своего сына и мысленно произносит: «Чоминт Микхвамсу Исарапонгпон – их с Баркодом ребёнок».       Мальчик во сне елозит и просыпается, смотрит немного осоловело, а потом будто что-то вспоминает:       – Пап, там папа что-то такое вкуфное готовит... Я хотел посмотлеть, но он сказал, что они... они... будет болно...       – Горячие, наверное, – с улыбкой подсказывает Сатур и тянет носом, пытаясь уловить в воздухе хотя бы что-то, но их спальня пропитана запахом мяты, шоколада и еле ощутимыми кокосово-молочными нотками.       – Точно! – Чо улыбается и чмокает омегу в щёку, обнимая за шею, – папа, я тебя блюлю, – Джефф тихонько смеётся с того, как Минт иногда ещё переставляет буквы в словах, коверкая их до неузнаваемости, но хранит в воспоминаниях каждое из этих слов, или первый его шаг, или счастливую беззубую улыбку, когда малыш впервые увидел Кода. Сатур помнит, как у Тина дрожали пальцы, когда ему в руки вкладывали хрупкое тельце, как он вглядывался в крохотное всё ещё немного синюшное личико. Но первая его фраза была просто эпичной:       – Ты точно инопланетянин, иначе почему наш ребёнок не похож на человека?       И у Джеффа в этот момент ломало и ныло всё тело, а живот вообще не чувствовался из-за обезболивающих, но он не мог не засмеяться. Хрипло, тихо, но искренне. С момента выхода «Пекарни Уджу» прошло уже два года, но эти шутки, видимо, будут преследовать его всю жизнь.       Баркод присел на стул рядом с койкой и наклонился, чтобы Сатуру было видно лицо малыша. Когда альфа снова начал говорить, в его голосе было слышно надрыв и переполняющие эмоции:       – Посмотри, у него точно твой нос и твой лоб, а вот уши мои, – ребёнок снова изображает что-то наподобие улыбки будто подтверждает слова Тина. Код сам улыбается широко-широко, а потом шмыгает носом, прижимая Чо к своей груди и смотря в самое красивое хоть и измученное бледное лицо своего омеги, – Джефф, ты представляешь, это наш ребёнок... Такой крохотный и пока что пахнет совсем как мы с тобой, – всё-таки слёзы счастья катятся из уголков его глаз, и он не пытается их остановить. «Пи’» ещё временами проскальзывает в его речи, но настолько редко, что Сатур уже почти от него отвык. Пока что он не понимает своих ощущений, может быть потому что у него нет на это сил, а из-за препаратов клонит в сон, но он стойко держит глаза открытыми, медленно поднимает свободную от капельницы руку и гладит ладонь Баркода, улыбаясь уголками потрескавшихся губ:       – Я люблю вас, Код, – и медленно погружается в сон, будто его организм понял, что он сделал всё, что хотел.       И он правда любит их, так сильно и так неистово, а за прошедшие годы его чувства становятся только сильнее и глубже. Именно поэтому этот дурацкий сон каждый раз наводит раздрай в его душе. И он прекрасно знает, почему ему снится всё это: Джефф просто до чёртиков боится потерять Кода и Чо, готов отдать за них жизнь. И он ясно, как белый день, осознаёт, что у него нет поводов для опасений, Тин так же сильно любит его в ответ, но мерзкий сон бередит что-то внутри, заставляя тяжело вздохнуть. Сын сегодня непривычно тихий, ласковый, как котёнок, будто чувствует, что папе не очень хорошо, гладит его по спутавшимся после сна волосам и выдаёт по простому, по-детски:       – Папа холоший, папа больше не будет плакать, – и Сатур буквально ощущает, как груз в груди перестаёт давить так сильно.       – Конечно не будет, – он аккуратно щекочет Минта по боку и с улыбкой впитывает детский заливистый смех. – Чо, – Джефф понижает голос до минимума и заговорщически шепчет в маленькое ушко, – а теперь давай кто первый добежит до папы, тот больше его любит, – и сам смеётся, когда сын буквально скатывается с постели и летит на кухню. Сатур бежит следом, не пытаясь его в действительности обогнать, но показывая ребёнку всю серьёзность своих намерений. Минт влетает на кухню и вцепляется в ногу Кода мёртвой хваткой. Тин как раз выливает тесто на разогретую вафельницу и несколько капель падает на столешницу рядом.       – Я победлил! Пап, я тебя больше люблю, – на этот раз он произносит слово правильно, чем вызывает у Баркода улыбку. Он гладит сына по тёмным волосам и улыбается только ярче, когда ещё одно тело обнимает его со спины.       – Я папу тоже люблю, – Джефф ребячески показывает Минту язык и целует Тина в основание шеи, где видно след от его метки, – доброе утро, малыш, – он сильнее обнимает своего альфу и чуть привстаёт на носочки, чтобы положить ему голову на плечо и взглянуть на то, как его муж жарит яичницу. Минту надоедает просто стоять, он в последний раз обнимает за ноги обоих родителей и уносится в зал играть с игрушками, которыми буквально заваливают дом их совместные друзья. Больше всех, как ни странно, их сына балует Та, вечно привозит что-то интересное и необычное со своих заграничных поездок, всегда покупает всё в двойном размере, чтобы их дети играли одинаковыми игрушками. Несколько из них до сих пор лежат в шкафу на верхней полке, потому что рассчитаны на более старший возраст. Джефф давно не чувствует к Нанкуну неприязни, совсем не ревнует Кода, поэтому всегда рад, когда Та с Асом появляются в их доме.       – Доброе утро, родной, – Баркод гладит его по руке и выключает плиту, чтобы в следующую секунду развернуться в чужих объятиях и подхватить омегу под задницу, усаживая на стол. Сатур ухмыляется и тянет к себе мужа, целуя мягко и нежно. Тин ласкает его бёдра и бока, проскальзывает под майку и проходится чуть шершавыми от гитарных струн пальцами по отметинам, которые оставил ночью на плоском животе. Джефф ерошит его ещё немного влажные после душа волосы и обнимает крепче, углубляя поцелуй и прикусывая любимые пухлые губы. Ему всегда будет мало Кода, его поцелуев, тепла, прикосновений, запаха. Как же всё-таки Джефф в него вляпался, двадцать шесть лет жил себе спокойно (ну или почти, не считая поползновений Гейма), а потом ему на голову свалился шестнадцатилетний угловатый альфа, который по определению не мог стать кем-то важным. Вот только стал, влез под кожу, в голову и в самое сердце, обосновался там, а потом протащил туда и Чоминта.       – Почему ты так рано проснулся? – Тин обнимает омегу крепче, невесомо касаясь губами шеи. Сатур всё такой же невероятно прекрасный и очень красивый, горячо, всем сердцем любимый, и Баркод так счастлив осознавать, что ему всего двадцать пять, а у него уже есть всё, что нужно для того, чтобы назвать свою жизнь идеальной. Альфа снова целует аристократичную шею и поднимается выше, касаясь губами подбородка, уголка рта и мажет по щеке, ощущая соль. – Снова тот сон? – он смотрит возлюбленному в глаза, когда Джефф просто кивает и сцепляет лодыжки на его пояснице, впечатывая Тина в себя. Они уже об этом говорили миллион раз, обсуждали эту ситуацию, но мозг омеги совсем не хотел это всё воспринимать, проецируя во сне его самые большие страхи.       – Если бы не он, я бы раньше двух не проснулся. Первый день, когда можно было выспаться, – он немного ворчит, но Кода не отпускает от себя, нежно поглаживая точёную линию челюсти, – в последнее время нам редко удаётся быть всем вместе дома. Может куда-то сходим, в парк например. Чо хотел покормить уток.       – Он их хотел не покормить, а на них покататься, как на тех пластмассовых лодочках в бассейне. И Тео Нанкуна тоже вдохновился этой идеей, поэтому мы их ловили у озера, – Баркод смеётся, шарит рукой по карманам, – наверное телефон в спальне. С появлением Минта я превратился в тебя – снимаю всё подряд.       Сатур закатывает глаза и легонько шлёпает своего мужа по плечу:       – Если бы не я, у нас бы не было столько воспоминаний.       – Были бы. Тут, – Код тыкает омегу легонько в лоб, – и тут, – то же самое проделывает с грудной клеткой в районе сердца. На самом деле он лукавит, потому что в телефоне Джеффа действительно были настоящие сокровища, столько фотографий и видео, столько тёплых моментов и поцелуев, что его хотелось иногда спрятать, желательно под замок, для надёжности.       – Так, значит утки отменяются. Можно сходить в аквариум. Там ещё классная цветочная выставка открылась, но Чо будет скучно, поэтому можно завтра его отвезти к маме, она давно просилась с ним посидеть, а нам сходить, если захочешь, – он гладит альфу по плечам, а потом улавливает запах горелого, – Код, вафли!       – Блин! Уджу во мне умер! – он со смешком открывает вафельницу и понимает, что просто поставил таймер на бесконечный режим, и всё было нормально, пока его не отвлекли любимые мужчины.       Сатур смеётся, спрыгивая со стола, и достаёт из холодильника безлактозное молоко для себя и кокосовый сироп к вафлям. Марево сна испаряется совсем, но Баркод ловит его за руку и снова тянет в свои объятия, шепча на ухо:       – Этот сон всего лишь сон, он никогда не станет реальностью. Мы любим тебя и всегда будем с тобой, даже если ты у нас всё такой же влюблённый в музыку трудоголик.       – Кто бы говорил, сам проводишь в студии столько же времени.       – Ну, у меня перед глазами всегда был отвратительный пример, – он заливисто смеётся, когда омега кривится и опять шлёпает альфу по плечу. – Ты же сам знаешь, как я нервничаю.       – Знаю. Я готовлю к выпуску уже третий альбом, а волнуюсь так, будто снова это самый первый, и я очень боюсь облажаться, – и Сатур правда знает, что ощущает Баркод, видит, как он иногда засиживается по ночам в студии, старается помочь, чем может, но у них и так все силы уходят на совместный альбом, и просто не возможно вместе прорабатывать ещё и сольные.       – Мы с Чоминтом всегда будем на твоей стороне, – альфа нежно целует красиво очерченные губы и добавляет, – да и твоя музыка проникает в самое сердце, как ты можешь облажаться?       – А что такое обла... облаться, папа? – мальчик выглядит задумчивым и заинтересованным, но быстро забывает о своём вопросе и бежит к ним, – я тозе хочу обниматься.       Баркод подхватывает сына под коленями, как бы усаживая его на свою руку, и поднимает, придерживая, пока Чо не обнимет за шею его и Сатура.       – Так лучше? – Тин чмокает мальчишку в кончик носа, который и правда как у его папы Джеффа. Омега тоже поддерживает Минта под спинку и со смехом начинает громко и быстро целовать в детскую румяную щёку, вызывая заливистый смех.       – Папа, спаси, меня сейчас скусают.       – Я ещё даже не начинал тебя кушать, – Сатур легонько делает кусь за ушко, вызывая ещё одну волну смеха.       – Я не вкуфный, папа!       Баркод с умилением смотрит на двоих своих самых любимых людей и думает о том, что готов прошлого себя в тысячный раз поблагодарить за те раскинутые в стороны руки в Маниле, потому что та боль покрылась уже толстым слоем пыли, зато счастье, искристый, заливистый смех и любовь до сих пор жили и прорастали в его сердце всё сильнее с каждым днём.       Джефф замечает то, как задумчиво и с нежностью на них смотрит его муж, что-то тихонько шепчет сыну, а в следующую секунду Кода с обеих сторон звонко чмокают в щёки.       – Папа, мы тебя блюлим, – Чо улыбается широко и радостно, снова не замечая своей ошибки. Сатур вторит ему, заглядывая в глаза:       – Да, мы тебя очень сильно любим. Даже за горелые вафли, – Тин щипает его за бок, а потом снова крепко обнимает своих родных людей:       – Я тоже люблю вас больше жизни, – и вот здесь он немного лукавит, потому что их семья, дом и быт – это и есть его жизнь.