Важно то, что вы с этим делаете

Изуку требуется пятнадцать минут, чтобы порыться в своих ящиках и найти старый поношенный свитер, который теперь слишком мал для него, учитывая ту мышечную массу, которую он набрал с тех пор, как начал тренироваться со Всемогущим более года назад. На мгновение он прижимает свитер к себе, думая о себе прошлом; о том Изуку, который был раньше, до всего произошедшего. Затем он вытаскивает ножницы из ящика стола и вырезает большой квадрат из самой теплой и мягкой части ткани. Он несет ее вниз, где Урарака присматривает за двумя спящими крошечными человечками, и обнаруживает, что Яойорозу тоже там и выглядит немного встревоженной. — Я сделала им кровати, — шепчет она, когда видит Изуку, и тот замечает, что на столе рядом с ней стоят две крошечные кровати с подушкой и одеялом. Он смотрит на свой собственный квадрат ткани и удивляется, почему он не додумался до этого раньше: нет необходимости импровизировать, Яойорозу может сделать все, что им нужно. — О, спасибо. — Это кусочек твоего свитера? — спрашивает Урарака и берет квадрат из рук Изуку, — Это так мило, Деку. Изуку внезапно становится жарко, и он чешет затылок. Урарака аккуратно укутывает куском свитера Изуку, Кацуки и Шото, свернувшихся калачиком на столе. — Уверена, они оценят это. Изуку думает о Кацуки — о том, какой он злой, как сильно недолюбливает их всех, даже Шото. Вероятно, он этого не оценит. Что касается Шото — кто знает, какой он? Если такой же, как Кацуки, то они должны быть благодарны, что тот не проснулся. Но с другой стороны, Изуку смотрит на него и видит, как его волосы прилипли ко лбу и шее, как он гримасничает во сне, словно ему больно. Поэтому, даже если он еще более агрессивен, чем Кацуки, Изуку все равно предпочел бы видеть его бодрым, разговорчивым и достаточно здоровым, чтобы угрожать убить их всех. Хлопает дверь, Изуку вздрагивает и оборачивается, видя Всемогущего, идущего через комнату с коробкой в руках. — Юный Мидория! — громко провозглашает он, — Я принес медикаменты! — Ш-ш-ш! — шепчет Урарака, но уже слишком поздно. Когда Изуку оглядывается на стол, Кацуки уже на ногах; на его лице нет и следа сна, он стоит перед Шото так, что того почти не видно. — Кто ты такой, мать твою? — кричит он. Всемогущий замирает, широко раскрыв глаза. — О, — вздыхает он, затем пару раз моргает и, кажется, приходит в себя. — Исцеляющая девочка сказала мне, что малыш болен? — Кого ты называешь «малышом», придурок? — орет Кацуки, и Изуку вздрагивает. — А, на самом деле их двое… — начинает он, но Кацуки перебивает его, поворачиваясь к Изуку и тыча пальцем в сторону Всемогущего. — Что, блять, с ним такое? Он выглядит так, будто вот-вот свалится. Скажи ему отвалить, пока я не набил ему морду. Изуку моргает, недоумевая, с каких это пор Кацуки решил, что именно он должен быть посредником между Кацуки и Всемогущим. — Эм, это… это… эм, Всемогущий, это Кацуки. Кацуки, это Всемогущий. Всемогущий принес м… — Ха? — хмурится Кацуки, — Это, сука, не Всемогущий! Всемогущий охренительно огромен, а этот парень просто веточка! — О, ты знаешь Всемогущего? — спрашивает Изуку, решительно не смотря на самого Всемогущего, потому что не хочет видеть, как тот отреагирует на этого крошечного яростного человечка. — Он на гребаных стеклянных коробках! — Я видел его, он огромный. Этот придурок, — тычет пальцем в сторону Шото Кацуки, — всегда смотрит его, хрен знает почему. — Сте…— начинает Изуку, но Всемогущий делает шаг вперед. — У меня произошли некоторые физиологические изменения, — молвит он, — Я потерял свою причуду. Но я принес лекарство для твоего друга. — Ха? — снова хмуриться Кацуки, но вдруг его взгляд упирается в коробку, — Ну, блять, тогда отдай их мне, какого хрена ты ждешь? Изуку сглатывает; он никогда не слышал, чтобы кто-то так грубо обращался со Всемогущим, даже злодеи. Но тот, похоже, ничуть не смущен, и делает шаг вперед, ставя коробку на стол рядом с Кацуки. Тот внимательно наблюдает за ним, держа руки наготове, но Всемогущий просто отступает назад и жестикулирует. — Внутри инструкции, — говорит он. Коробка белая, сделана из картона, боковые стороны чуть больше половины роста Кацуки, крышка закреплена скотчем. Кацуки оглядывается на Шото, затем начинает оттягивать края скотча. — Позволь мне… — Изуку бросается вперед, но взгляд Кацуки, брошенный на него, заставляет его снова отступить, — Ээ… извини. Кацуки удается отодрать скотч, затем он пару раз ударяет по крышке коробки, а после громко ругается и проделывает дыру в ее боковой стенке. — Гм, — начинает Урарака, но Кацуки, не обращая на нее внимания, прокладывает себе путь через дымящиеся края картона. Через секунду он вновь появляется, волоча за собой лист бумаги. Окидывает всех свирепым взглядом, расстилает бумагу на столе и забирается на коробку. — Что ты делаешь? — спрашивает Яойорозу. — Как я должен читать, когда буквы ахуеть, какие гигантские? — шикает Кацуки, глядя на бумагу с новой точки обзора, — Да что с вами, мудаками, такое, почему все должно быть таким охренительно большим? — Я могу прочитать это для тебя! — улыбается Ашидо. — Отвянь, рогатая, — говорит Кацуки, не отрываясь от бумаги. Ашидо почему-то выглядит восхищенным, но тут Кацуки, видимо, заканчивает читать и спрыгивает с коробки, после чего исчезает обратно через все еще светящееся от пламени отверстие. Через несколько секунд он появляется снова, держа в руках что-то, похожее на часть медицинской капсулы с небольшим количеством порошка на дне. — Написано, что нужно это, — говорит он, — Эй, ботаник, у тебя есть еще вода? Изуку спохватывается, хватает со стола наперсток и спешит на кухню, чтобы наполнить его. Когда он возвращается, Кацуки выхватывает у его у него из рук, насыпает порошок и взбалтывает. Он всматривается в него, хмурясь. — Значит, это вылечит его гребаную ногу, верно? — Это убьет инфекцию, — говорит Изуку, надеясь, что он прав, и стараясь не думать о том, что произойдет, если это не так, — Но это займет некоторое время. Кацуки бросает на смесь еще один подозрительный взгляд, затем поворачивается и смотрит на Шото. Тот съежился под импровизированным свитером-одеялом Изуку и дрожит, вытянув одну руку, как будто тянется за чем-то. — Почему ты просто не… — тихо бормочет Кацуки так, что Изуку едва его слышит. После он встряхивается, расправляет плечи и подходит к Шото. Затем опускается на колени и заводит руки за спину Шото, и тот мгновенно поворачивается к нему с полуоткрытыми глазами и протягивает руку. — К… — елозится он. — К… — Да, да, — кивает Кацуки, по-видимому, ничуть не смущенный тем, что рука Шото вцепилась в его футболку, — Я никуда не уйду, не будь таким жалким. Давай, вставай, придурок, для тебя есть хорошие лекарства. Сядь, блять, не заставляй меня бить тебя по лицу. Всемогущий поворачивается и, нахмурившись, смотрит на Изуку. Тот пожимает плечами. Он понимает отношение Кацуки к Шото не лучше, чем все остальные. Тем временем, Кацуки удается заставить Шото сесть. Он обнимает Шото за плечи, и тот тяжело опирается на него. Затем Кацуки подносит наперсток к его губам. — Выпей это. Шото подчиняется, делает глоток и корчит гримасу, от которой Ашидо начинает ворковать, а Урарака зажимает рот рукой. — Нет, — фыркает он, отталкивая наперсток. — Тебе что, пять лет? — хмурится Кацуки, — Пей, блять, ты, ледяной ублюдок, или я сам запихну это тебе в глотку! Изуку морщится, но на Шото это почему-то действует; он перестает отталкивать наперсток и послушно выпивает остаток содержимого. Изуку прикусывает губу. Неужели это признак жестоких отношений? Неужели Шото настолько запуган Кацуки, что делает то, что тот говорит, потому что боится репрессий? — Наконец-то, черт побери, — вздыхает Кацуки, роняя наперсток и осторожно укладывая Шото обратно. Он убирает волосы со лба Шото, а тот еще глубже зарывается рукой в футболку Кацуки. И тогда Изуку действительно ничего не понимает. — Что происходит с этими двумя? — спрашивает шепотом Всемогущий. Кацуки вскидывает голову. — Ха? О чем ты, блять, говоришь? Не твое собачье дело! Ты правда Всемогущий? Выглядишь херово! Изуку определенно ничего не понимает. **** Вскоре, после ухода Всемогущего Кацуки замечает кровати. — Что за хрень? — хмурится он и поворачивается к Изуку, — Ботаник! Что за херня? — Меня зовут Мидория, — поправляет Изуку. Кацуки приподнимает брови. — Мне насрать. Ты ответишь на мой вопрос, или как? — О, это кровать, — улыбается Изуку, — Яойорозу сделала их для вас. Кацуки бросает взгляд на него, затем на Яойорозу, которая сидит в другом конце комнаты и пьет чай со своими подругами. — Она? Конский хвост? — Яойорозу, — вновь поправляет Изуку. Кацуки кривит губы. Он осторожно убирает руку Шото от своей футболки, что приводит к невнятному протесту со стороны второго. — Заткнись, тупица, — закатывает глаза Кацуки, убирая волосы с лица Шото, и тот со вздохом устраивается поудобнее, зарываясь лицом в подушку. Кацуки наблюдает за ним с секунду и поднимается на ноги, чтобы подойти к кровати. Он хватается за спинку и трясет ее, садится на матрас, пару раз взбивает подушку, проводит ладонями по одеялу, а потом хмуро смотрит на Изуку. — Как она сделала это так чертовски быстро? — Это ее причуда, — отвечает Изуку, — Она может создавать предметы. Кацуки пристально смотрит на него, а после прижимает ладонь к матрасу и проделывает то же самое с подушкой. — Чертовски мягко, — говорит он, — Она думает, что мы ебаные дети? — Я уверен, она может сделать пожестче, если ты попросишь… — начинает Изуку, но Кацуки уже на ногах и топает обратно к лежащему на столе Шото. Он присел рядом с ним и стянул с него обрывок свитера. — Не над… — бормочет Шото, пытаясь ухватится за него. — Хватит ныть, — говорит Кацуки и, просунув руки под спину и колени Шото, поднимает его на руки. — Я могу донести его к… — Изуку сглатывает, слова застревают у него на языке от взгляда, которым одаривает его Кацуки. Он возвращается к кровати и осторожно укладывает Шото. — Вот так, — шепчет он. — Она мягкая, тебе понравится это дерьмо, чертова принцесса. — Мммф, — мычит Шото, поворачивая голову и вжимаясь лицом в подушку. — Кацу… Кацуки рычит, возвращается к тому месту, где раньше был Шото, и хватает кусок свитера Изуку. Он относит его к кровати и накрывает Шото, заворачивая его в кокон. Он отходит и смотрит на кровать. — Почему их две? — спрашивает Кацуки. — О, Яойорозу сделала и для тебя. Кацуки бросает на него недоверчивый взгляд, который Изуку не понимает, потому что, конечно, Кацуки злой и пугающий и, очевидно, не любит мягких вещей, но было бы так грубо сделать кровать для Шото и не сделать для Кацуки. Затем тот проводит некоторое время, проверяя различные части кровати. Она прочная, хорошо сделанная; даже Кацуки не смог найти в ней ничего плохого. Он смотрит на Шото, который сейчас спит так мирно, как Изуку еще не видел, а затем поднимает на того взгляд. — Она может сделать стул? — Не знаю, — качает головой Изуку, — Ты можешь спросить у нее. Кацуки усмехается и поворачивается в сторону. — Конский хвост! — кричит он, — Ты можешь сделать гребаный стул, или я, блять, должен сидеть на чертовом полу? Яойорозу поднимает взгляд, (на самом деле, все в общей комнате поднимают глаза), затем встает и подходит к нему. — Меня зовут Яойорозу, — говорит она. — Как скажешь, — кивает Кацуки, — Можешь сделать стул, или как? Яойорозу выглядит немного раздраженной, но она приподнимает подол своей рубашки и мгновение спустя достает крошечное кресло идеального размера. Оно выглядит плюшевым и мягким, и Кацуки пристально смотрит на него, когда она кладет кресло рядом с ним. Кацуки хмурится, словно не знает, что делать с ним. Через секунду Изуку прочищает горло. — Ты поблагодаришь ее? — Ха? — Кацуки внезапно снова хмурится, — Что? Отъебись. Какая, нахуй, еще благодарность? — Он пододвигает кресло так, что то оказывается напротив кровати, и бросается на него, хватая Шото за руку как-то жестоко и нежно одновременно. Яойорозу и Изуку обмениваются озадаченными взглядами. Изуку вспоминает, что Кацуки еще не ел. — Хочешь перекусить? — Ха? — повторяет Кацуки. Теперь он выглядит еще злее, — Почему ты… Почему ты не можешь просто… Отвянуть! Просто оставь нас в покое! Изуку поднимает руки. — Хорошо, все в порядке. Дай знать, если тебе что-нибудь понадобится. Однако позже он ставит еду, которую приготовила Ашидо, на край стола. Когда возвращается, миска уже была пуста. **** Странный день. Время от времени Шото нужно принимать лекарство или мазать ногу мазью, и тогда начинается бурная деятельность, в ходе которой Кацуки много оскорбляет и кричит, но в промежутках между этим все очень тихо. Тихо и напряженно. Изуку не хочет покидать общую комнату; не то, чтобы он многого мог добиться, но у него иррациональный страх, что стоит ему выйти, как Шото умрет, или Кацуки схватит его и уведет. Кацуки же явно не заинтересован в разговоре или чем-то другом, кроме как сидеть рядом с кроватью Шото и огрызаться на всех, кто подходит слишком близко, так что делать особо нечего. Остается лишь сидеть сложа руки и стараться не думать об этом. Остальные ученики много времени проводят, переглядываясь. Некоторые из самых смелых иногда пытаются привлечь Кацуки к разговору, но всегда быстро уходят, выглядя немного ошарашенными (кроме Ашидо, которая всегда выглядит восхищенной). Но, в конце концов, новизна немного проходит, и все становится более похожим на норму. — Мидория, — тихо говорит Иида, садясь рядом с Мидорией ближе к вечеру, — Меня беспокоит поведение Кацуки. Как думаешь, нужно ли нам оставить на ночь кого-нибудь, чтобы убедиться, что он ничего не сделает с Шото? Изуку бросает взгляд на стол. Кацуки, похоже, дремлет, его подбородок опускается на грудь, а затем он рывком просыпается и снова проходит весь цикл заново. Сейчас только половина девятого, но, должно быть, он очень устал. — Я знаю, что он немного резкий, — бормочет Изуку, — Но, думаю… я не думаю, что он… думаю, что он очень заботится о Шото. Иида поднимает брови. — Ты слышал, как он с ним разговаривает? — Да, но это… — качает головой Изуку, — Это не все. Я просто… у меня такое предчувствие. Думаю, все в порядке. Иида долго хмурится, глядя на него. Потом кивает. — Я доверяю твоему мнению в этих вопросах, — говорит он, и у Изуку становится как-то теплее на душе. Но есть кое–что еще, о чем Иида не упомянул: что Кацуки может натворить, если оставить их на ночь без присмотра. И это беспокоит Изуку гораздо больше. Он встает и подходит к столу. Кацуки мгновенно просыпается и с ошарашенным видом поднимается на ноги, подняв одну руку. Изуку вздыхает. — Здесь вы в безопасности, — говорит он, — Обещаю. Никто не хочет причинить вам вред. Кацуки молча смотрит на него, но опускает руку. — Кацуки, я хотел спросить… я правда… я правда думаю, что вам с Шото… вам лучше остаться здесь, с нами, по крайней мере, пока ему не станет лучше. Кацуки хмурится еще сильнее. Изуку складывает руки на груди, стараясь не нервничать. — Просто он болен, и даже если ты возьмешь с собой лекарство… — Изуку рассматривает тюбик с мазью, оценивает его размеры, а потом качает головой. — Ему может стать хуже, все может измениться в худшую сторону. Если тебе больше некому помочь, мы сделаем это. Поможем вам, у нас есть еда, лекарства; мы можем сделать все, что нужно. Мы можем обеспечить ему тепло и безопасность. Так что, пожалуйста, я правда думаю, что вам стоит остаться здесь. Губы Кацуки кривятся. — Почему тебя вообще это волнует? — спрашивает он. Изуку моргает. — Эм… потому что… я не хочу, чтобы он умер? — Дело не только в этом. Сегодня у него было много времени подумать о том, как устало выглядит Кацуки, как он уставился на кровать, сидя в кресле. Изуку беспокоится не только о Шото. Он не мог допустить, чтобы они покинули это место сейчас. Изуку уверен, что Кацуки не обрадуется, если ему об этом скажут, поэтому держит эту мысль при себе. — Ты даже не знаешь его, — хмыкает Кацуки, — Он для тебя как чертов микроб, почему тебя волнует, выживет он или умрет? Изуку не знает, как ответить на этот вопрос. — Потому что он человек, — говорит он, — Конечно, меня это волнует. Он же человек. Кацуки просто смотрит на него, раздувая ноздри, наполовину яростно, наполовину недоверчиво. Идзуку заставляет себя не отводить глаза, встретить взгляд Кацуки и вложить в свое лицо всю искренность, на которую он способен. И наконец, Кацуки отводит взгляд. — Мы пока останемся, — говорит он. — Пока ему не станет лучше. Но если кто-нибудь из вас, ублюдков, попробует что-нибудь сделать, то вам крышка, ясно? — Никто не собирается ничего делать, — твердо заявляет Изуку, чувствуя облегчение от усталости. — Точно. Понял? Изуку вздыхает. — Понял. Кацуки кивает и откидывается в кресло, ухватившись за руку Шото обеими руками. Изуку снова вздыхает и отворачивается. **** Изуку просыпается с замиранием сердца, уверенный, что комната горит. Но, когда он моргает, то все погружается в темноту, и он даже не в общей комнате, а в своей кровати в общежитии. Что вполне логично, ведь сейчас середина ночи. Хм. Он закрывает глаза и пытается снова заснуть, но после тридцати минут перекатываний с одного бока на другой решает, что ничего не выйдет, и встает, направляясь на кухню за водой. Заодно можно проверить, как там поживают крошечные человечки, это как раз по пути, так что все логично. Когда он добирается до общей комнаты, у него возникает ощущение дежавю. Как и накануне, комната освещена только знаками аварийного выхода, мебель в тени, все тусклое. Однако на этот раз ковер точно не горит (Изуку проверяет, чтобы убедиться в этом), а ближайший к кухне стол не пуст. Шото мирно спит в кровати, на лбу у него лежит крошечный кусочек влажной ваты, а Кацуки сидит на краю стола, свесив ноги; его глаза блестят в тусклом свете. Он хмурится, когда входит Изуку. — Чего ты хочешь, ботаник? — Я просто… за водой. Изуку идет на кухню и хмурится. На полу валяются осколки от разбитой тарелки, а на столешнице — подпалины. Из крана течет тоненькая струйка воды. Изуку наливает ее себе в стакан, выключает кран и выходит обратно. — Ты был на кухне? — спрашивает он. — Эй, — Кацуки поднимается на ноги и берет наперсток, — Дай мне немного воды. Изуку хмурится, берет наперсток и окунает его в свой стакан, передавая обратно. Кацуки берет его и подходит к Шото, встряхивает его и заставляет выпить. — Заставить эту дурацкую металлическую штучку включаться — та еще заноза в заднице, — говорит он, указывая на кухню и не глядя при этом на Изуку, — Чертовски сложно! Исправь это, блять! Изуку окидывает взглядом кухню, потом Кацуки. Он смотрит на расстояние от стола до пола и на высоту кухонной раковины. Кран слишком большой по сравнению с Кацуки. Шото очень болен, и ему следует пить как можно больше воды. Мидория вдруг почувствовал себя худшим из возможных хозяев. — Ты сам открыл кран? — Ха? — Кацуки отпускает Шото, и топает к нему, снова протягивая наперсток, — Что именно? Ту херню? — Кран. Из него течет вода. — Конечно, я сам его открыл, — усмехается Кацуки, — Ты видишь здесь кого-то еще? Этот идиот не в счет, он бесполезен, даже когда не выглядит невероятно жалким, — Он забирает у Изуку наполненный наперсток и глотает воду, после чего снова протягивает его обратно, и тот чувствует себя еще хуже. — Подожди немного… — говорит он, затем возвращается на кухню и наполняет миску водой, а после приносит ее и ставит на стол, — Этого хватит на остаток ночи? Кацуки подходит и зачерпывает наперстком немного воды. — Не планирую топить его, так что да, — хмыкает он, искоса смотря на Изуку, — Хотя я мог и сам достать воду. — Ты мог просто попросить, — вздыхает Изуку, хотя и понимает: это его вина, что он не подумал оставить немного воды им на ночь. Кацуки пожимает плечами. — Я могу сделать это сам, — бормочет он. Изуку стоит секунду-другую, чувствуя себя бесполезным, потом садится. Кацуки бросает на него насмешливый взгляд, но не посылает на хуй, что было несомненным прогрессом. — У вас там, откуда вы родом, нет кранов? — спрашивает Изуку. Кацуки окидывает взглядом кухню. — Вода, блять, падает с неба, зачем нам эти гребаные штуки? — Это удобно. — Конечно, если ты хренов великан. Чертовски дерьмовая система, когда у тебя обычный рост, и ты не можешь это включить. Изуку кусает губу. — Стеклянная коробка — это телевизор. Кацуки качает головой. — Эта хуевина? — усмехается он, указывая на телевизор. Изуку кивает. — Телевизор. — Похер. — Разве у вас нет… технологий? — Ха? Это что за херня? Не твое собачье дело, отвянь, ботаник. Изуку смотрит на Кацуки — действительно смотрит, можно сказать, осматривает. В частности, его одежду. Она темного цвета, и Изуку раньше не обращал внимания на детали, но теперь видит, что, несмотря на то, что они сделаны мастерски, выглядят как ручная работа, что не похожа на ту, к которой он привык. На футболке Кацуки есть рисунок, но он выглядит как часть гораздо большего рисунка, резко обрывающаяся на швах, как будто это фрагмент, вырванный из чего-то гораздо большего. Изуку пытается представить, каково это — быть крошечным человеком, живущим в мире без технологий, но на самом краю своего собственного мира. Видеть, не понимая. Он помнит, как Кацуки смотрел на кровать, сидя на кресле. И Изуку стало интересно, где они живут; как они живут; тяжело ли им приходится? Достаточно ли у них еды, и могут ли они согреться зимой? — Эй, какого хрена ты пялишься? — хмурится Кацуки. Изуку моргает. — Ничего! Мне просто нравится твоя футболка. Кацуки опускает взгляд на нее. Футболка черная с оранжево-красным рисунком. — Да, она ахуенная, — кивает он. — Мы можем попросить Яойорозу сделать тебе еще. Я имею ввиду, одежду. Любой дизайн на твой вкус. Кацуки сузил глаза. — Не делай мне одолжений, ботаник. — Меня зовут Мидория. Кацуки усмехается, но не отвечает. Изуку решает вернуться в постель.

***

Утром Изуку рано спускается вниз и обнаруживает, что Яойорозу, Джиро, Ашидо и Урарака стоят над столом. Ашидо прикрывает рот рукой, глаза ее сверкают, а Урарака выглядит не менее очарованной. Яойорозу прикладывает палец к губам, как только видит Изуку, и тот, проглотив свое приветствие, на цыпочках подходит к столу, чтобы посмотреть та то, что привлекло внимание остальных. Неудивительно, что там Кацуки и Шото. Удивительно то, что Кацуки уже не в кресле, а на кровати с Шото, и они оба крепко спят. Кровать не очень большая для них обоих, и они тесно прижимаются друг к другу: голова Шото на груди у Кацуки, лицо Кацуки упирается в волосы Шото. Они не просто теснятся, а вцепляются, обхватив друг друга руками. «Хах!» — думает Изуку. Он не понимает, почему не понял всего раньше. — Думаю, им не нужны были две кровати, — шепчет Яойорозу, — Я сделаю им одну побольше. — По-моему, они не возражают против нехватки места, — радостно шепчет Ашидо. — Может, нам стоит дать им немного уединения, — говорит Изуку. Это непросто, когда они сидят прямо на столе посреди общей комнаты, но все же. У него такое чувство, что он смотрит на что-то, что должно быть личным. Под общий ропот одобрения, правда, несколько разочарованного, ребята отворачиваются и уходят в дальний конец общей комнаты. Изуку смотрит на обгоревший ковер, в который раз удивляясь, как он вообще загорелся. — В любом случае, не думаю, что нам стоит беспокоиться о размножении мышей, — бормочет Джиро. Изуку решает не отвечать на это.