Ленинградский университет тонких искусств

Весна ли кружила ему голову? Сережа редко ходил на свидания и в его пока недолгой жизни была лишь одна девушка, которую он почти назвал невестой. А как он посмел бы назвать женщину, которую должен был увидеть сегодня? Которую надеялся увидеть... Послание было очень зыбким, кратким, словно она боялась сказать лишнее слово — словно она сама не знала, придет ли. Но имея даже слабую надежду, Сережа не мог не примчаться. Всего несколько странных писем... Вначале, в первом своем ответе, еще не будучи уверенным, что все это не чья-то шутка, Сережа обратился к ней «ваше сиятельство», но все же решился спросить, каково ее имя. Она ответила: «Если вы, друг мой, желаете обращаться ко мне по имени (чему я, замечу, была бы только рада!), вам придется выдумать его. Я настаиваю! Сообщите мне его в следующем же письме!». И Сережа выдумал. «Агата…» – написал он в ответном письме. «Благодарю Вас, мой друг! – отвечала княгиня. – Это самый прекрасный подарок в моей жизни!» Он прислал ей свои стихи. Тут же раскаялся в этом, но она и за них благодарила. А потом настал май, и она захотела увидеться. «Я не мечтал еще раз побеседовать с Вами. Я полностью подчинюсь Вашей воле. Назначьте время и место…» – написал Сережа. В ответном письме были только дата, время, наименование и набросок конкретного места встречи с отметкой крестом. Два дня спустя... Всего два дня было дано ему на то, чтобы привести в порядок свои мысли и чувства. О желаниях запретил даже думать. В самом деле, он бы не смог оскорбить такую женщину даже подозрением, что их встреча может носить какой-либо характер, кроме платонического, что ему будет позволено что-то большее, чем возможность поцеловать ее руку. Его, конечно, несколько озадачивало то, что встреча была назначена на довольно позднее время. Однако должна она была состояться не в стенах какого-либо дома, а на лоне природы – в старинном парке на краешке залива. Нужно было только прийти в парк вечером и остаться там после закрытия. Сережа устроился на скамейке в тенистой аллее, нарисовав мелком отводящий глаза знак на краю одной из досок. Он сидел, перебирал письма, принюхивался к принесенному с собой короткому простому букету и снова клал его на скамью рядом. Наконец, поток посетителей иссяк, прошлись по дорожкам смотрители, и парк затих в серо-серебристых сумерках. Сережа еще раз сверился с планом и пошел… Он знал этот парк и представлял указанное на плане место – тихая бухта с несколькими гранитными валунами, окруженная березами и сосенками. Интересно, княгиня уже ждет? Агата – уже там? Или подождать придется ему? Как она прибыла или прибудет? Разумеется, он не мог себе представить, что она доберется до парка, как и он – на цивильной электричке. Вероятно, самодвижущаяся повозка из усадьбы или даже лодочка… На аллеях и тропах становилось сумрачно, несмотря на то, что близилась белая ночь, но сквозь деревья уже виднелись серебристая гладь воды и пастель неба. Миновав совсем темный участок по полудикой тропе, Сережа, наконец, вышел к пологой бухточке. На мгновение, правда, усомнился, туда ли он пришел: помимо каменистого берега, сосенок и берез, тут был громадный неровный валун выше человеческого роста. Разве можно было не заметить его прежде? Впрочем... Сережа бывал тут довольно давно. И именно на этом громадном камне кто-то ждал. Теплился огонек свечи в старом фонаре и кто-то сидел, скрывшись от посторонних глаз огромным черным зонтом. — Агата? – тихо позвал Сережа. Тут же покраснел, решив, что зря так начал, и спешно добавил: – Ваша Светлость. Зажглись путеводные огоньки – от кромки воды, чуть выше по берегу, по корням деревьев, по прибрежным камням, по крутому боку валуна. — Слушаюсь! – радостно улыбнулся Сереже и взбежал наверх. – Здравствуйте! Я так... — И тебе не хворать. Серёжа пошатнулся и едва не упал с валуна навзничь. Букетик уронил на мелководье, а вот в кулек со сладостями вцепился сильнее прежнего. На мшистой, изогнутой спине валуна, под сенью своего зонта полулежал-полусидел князь Воронцов. Цилиндр, сняв, он положил рядом, синие очки приспустил на кончик острого носа. – Стойте, господин студент! – взмолился князь. – Не каньте в водах Финского залива! Агата просила передать свои извинения, присутствовать на встрече она не сможет. – Простите… Я сейчас же уйду! – выпалил Сережа, будто застал непристойную семейную сцену. – Нет-нет! Что вы! Я настаиваю, чтобы вы остались. Я и пришел-то ради беседы с вами. Присаживайтесь! Ну же? Я жду. Сережа сел. На предложенный князем краешек подстилки, даже не оступился. Разве что кулек прижимал к груди, как дурак. Вот вам и встреча с милым другом и изумительной женщиной. Получите ревнивого мужа, который наверное прочел все письма… Да письма-то по сути невинные. Но кем он теперь выглядит в глазах Воронцова? Тем, кто он есть – наивным дураком, разумеется. Тут какая-то трезвая спокойная мысль кольнулась в мозгу. Он еще в первую встречу с Агатой отметил семейное сходство. Может, они троюродные или даже двоюродные? Но что если… не муж? Тогда, что здесь постыдного. И почему она затворница? Не по своей же воле. – Что? – переспросил Сережа, осознав, что пропустил мимо ушей нечто, сказанное князем. – Болван, – сердечно вздохнул Воронцов. – Ваше присутствие сегодня и здесь крайне важно. Нужно. Я бы даже сказал, полезно. – Так кто из вас назначил мне встречу? – Не буду томить тайной. Именно здесь встречу назначил вам я. – Что с Агатой? Воронцов вздохнул, чуть закатил глаза, словно прослушиваясь к далекому звуку. – Она… отдыхает. Не тревожьтесь, она в совершенной сохранности. В отличие от вас. – Что, станете требовать сатисфакции? «Глупость ли я спросил? – тут же подумал Серёжа. – Дурацкая вышла шутка. На шпагах ведь даже наши давно не сражаются, не только цивилы. Хотя ведь и поединки бывают разные…» – Нет, молодой человек, мне от вас нужно другое. Что у вас там в кульке? – К-конфеты. – Дайте-ка сюда. Зачем добру пропадать? Воронцов протянул руку, сгреб кулек у оцепеневшего Серёжи. Затем он положил кулек за пазуху, поправил очки, театральным, даже цирковым движением надел цилиндр и поднялся на ноги. Запоздало и не слишком ловко встал и Серёжа. А Воронцов, крутанув, воздел вверх свой зонт с серебряной ручкой в виде головы грифа… и поднялся на нем в воздух. – А вот теперь держитесь!.. Он чуть отдалился от валуна и полез в карман. Сережа спешно сотворил базовый защитный знак – на самом примитивном уровне, как говорится «от кикимор», но он ведь и не знал, что именно задумал князь. Эх, узнал бы только профессор Кораблев, что творит его закадычный приятель! Но Серёжа со своими секретными письмами и страстишками, похоже, в итоге сгинет в безвестности. А Воронцов вытащил из кармана мешочек и швырнул вперед. Не в Серёжу – в самый камень. Не мог же он так позорно промазать с такого расстояния? …И замер, вновь положив руку в карман, под своим зонтом, покачиваясь от ветра. Серёжа осторожно заглянул за край валуна. Частички какого-то темного облачка все еще вились в воздухе. Это был перец! Серёжа чихнул и отшатнулся. И изумленно вздрогнул, едва устоял на ногах, когда под ним чихнул… сам камень! Чихнул, засопел, заёрзал… – Говорю же – держитесь! – напомнил Воронцов. – Тролли злые спросонья. – Кто? – Тролли! Забрел к нам один шатун из Норвегии через Чухонь. – Он плотоядный? – Весьма вероятно. Может, дома пристрастился к иммигрантам, решил отведать оригинальный сорт. Вон, башку поднимает. Ну-ка черканите ему на затылке лёгонький отворот, Кораблев говорит, вам славно такая дребедень удается. Времени спорить и выяснять отношения не было. Пользуясь тем, что под защитой предыдущего знака он для твари невидим, Серёжа начертил ему на массивном затылке, на плешке свободной от мха, отваживающий знак. Невидим-то невидим – как человек, как еда… Но тролль, похоже решил, что ему какой-то сор занесло на загривок. И смахнул. Сережа кубарем покатился на мелководье. Успел хлебнуть воды, довольно пока прохладной, сел и воззрился на чудовище. Тролль выпрямлялся, расправлял не то руки, не то лапы, поводил головой. Его плоть была камнем, тугие корни-жилы торчали наружу и трещали от напряжения. Тролль замычал – на удивление не низко, почти тоненько, задумчиво… Как ветерок, гудящий в бутылочном горлышке. А потом все же недовольно утробно зарычал. И пошлёпал прочь. По Финскому заливу можно было идти, не погружаясь, еще долго. Вот он и шел, растревоженный, гонимый отворотным знаком на затылке, и не понимал, что именно влечет его прочь. – Браво! – воскликнул Воронцов, перехватывая зонт в другую руку. – Искреннее браво вам, молодой человек! Вам и правда нет равных в прикладной науке. Какая четкость, какой КПД! Профессор Кораблев может вами гордиться! Простите, что ввел вас в заблуждение. Уверен, мы сможем все скоро уладить. Подайте руку и я доставлю вас туда, где вы согреетесь… Воронцов опустился ниже, почти коснувшись ботинками воды, и протянул руку. – Ну уж нет! – воскликнул Серёжа вставая. – Проваливайте! Довольно с меня сюрпризов на сегодня. Я не сделал ничего аморального и предосудительного. Лишь обменялся письмами с одинокой душой. – Об этом мы обязательно поговорим. После того, как вы опрокинете рюмку-другую. Ну же! – Нет! Не стану я пить в вашем присутствии и никуда с вами не пойду. И вообще пойду подальше, пока вы кельпи… беженца из Шотландии не пригнали! Воронцов залился хохотом и снова взмыл вверх. Серёжа развернулся и пошел прочь, шлёпая по воде. Обернулся, лишь дойдя до деревьев. Воронцова не было – только чистое серо-голубое небо. Вдалеке, уже по пояс в воде, шёл домой тролль. Из парка Серёжа вышел через потайную лазейку в заборе и даже успел на последнюю электричку. Билет купил у контролера, расплатившись мокрыми цивильными купюрами. Выйдя в Петербурге, Серёжа почувствовал, что насквозь простыл.