The Alien

      — Даа… — хрипло и сонно промямлил Микки. — Это чертовски приятно. Продолжай… Дэнни.       Йен нахмурился и приподнялся на локте, прекратив колдовать рукой над членом Микки, и прислушался к недовольным звукам, вызванным потерей желанного контакта.       — Детка хочет ещё? — прошептал наконец Йен в ухо болтливой сомнамбуле. — Дэнни всё сделает для Микки. Хочешь, чтобы я отсосал тебе?       Микки заворочался, сбивая ногами простыню, после чего нахмурился, так и не открыв глаз, и отодвинулся от Йена на пару дюймов.       — Бля… Чувак, отъебись. У меня есть бойфренд.       Довольная улыбка расплылась по лицу Йена, прежде чем до его слуха снова донеслось невнятное бормотание. Пришлось придвинуться обратно и наклонить голову пониже, прислушиваясь.       — … напою этого легковеса. Встретимся в десять на парковке у отеля. Будь там.       Негодованию Йена не было предела, когда его колено врезалось в голое бедро Микки, отчего тот скатился с постели и с грохотом приземлился на старый ковёр.       — Ты, блядь, охуел!       Подскочив на матрасе Йен уставился на Микки сверху, ожидая в свой адрес потока ругательств. Которые, разумеется, последовали незамедлительно, но при этом сопровождались задушенным хохотом мудака, развалившегося на полу.       — Микки, какого хрена!       Микки поднял обе руки в воздух, как будто на него был нацелен пистолет.       — Эй, угомонись, Галлагер, я пошутил.       И да, это на самом деле было весело. Ревнующий Йен был похож на влажную мечту Микки — взъерошенный, с гневно блестящими глазами и раскрасневшимся лицом, где на верхней части скулы красовался пластырь из скудной аптечки первой помощи, которой Микки предусмотрительно потрудился обзавестись, как оказалось, совсем не зря.       — Это была самая тупая шутка, которую я слышал, ясно? — огрызнулся Йен, нахохлившись.       Место разъярённого бенгальского тигра занял обиженный детёныш гепарда, — нескладный и косматый, которому кто-то прищемил хвостик. Прекратив хохотать, Микки забрался обратно на скрипучую кровать и прикрыл простынёй обнажённый пах. Как бы они не сблизились с Йеном за последние пару дней, неловкость между ними всё ещё оставалась, хотя, по мнению Микки, даже это было приятно. Только он не знал, почему.       Йен позволил Микки придвинуться к нему вплотную, но не забыл слабо взбрыкнуть, когда их плечи соприкоснулись. В конце концов, Микки развёл его на эмоции, как лоха. Даже ехидство Джареда Бута, так легко выводящее Йена из себя в прежние времена, померкло рядом с тем, что он почувствовал минуту назад с Микки. Несмотря на то, что раньше ему никогда не приходилось никого ревновать, Йен сразу распознал природу чувства, которое охватило его при упоминании Микки мифического Дэнни.       — Ну, прости, мужик, — извинился Микки, дружелюбно толкнув плечо Йена своим. — Видимо, на твоей планете так не шутят…       Сердце Йена ёкнуло, врезавшись в грудную клетку с такой силой, что он всерьёз испугался, не услышал ли Микки этот стук. Йен понимал, что слишком сильно затягивать с важным разговором было категорически нельзя. Микки заслуживал знать правду, какой бы она ни была. Но, чёрт… Йену было так страшно, Микки рядом с ним ощущался как семья, настоящая семья, которой у Йена толком никогда не было. Он привык считать роднёй братьев Бутов, Ходжинса, Анджелу, даже дядю Клейтона, с которым он так и не успел познакомиться лично. А с Микки Йен словно совпал каким-то непостижимым образом, они были, как две части головоломки. Ради Микки (и ради себя самого, конечно же) Йен оказался в состоянии пережить межпланетный перелёт, новости, касающиеся его здоровья. Йен мужественно принял тот факт, что Земля отказывалась принимать марсианина таким, каким он родился и вырос не на ней. Возможно, эта планета медленно убивала его.       Даже если бы Анджела не была так очевидна в своём поведении в Космическом центре, Йен и сам начинал чувствовать, что с его сердцем было что-то не так. Как бы ни хотелось Йену списать дискомфорт и давление в груди, сопровождаемые одышкой и тянущей болью, на влюблённость, он не мог быть настолько глупым. Йен не был уверен, что его состояние безнадёжно, но он не имел представления о том, как скоро проблемы со здоровьем проявят себя в полной мере. Всё, что он точно знал, — никакого времени в мире ему не хватило бы для того, чтобы насытиться присутствием Микки.       — Эй, Йен, — окликнул Микки тихо, словно подкрадывался к пугливому зверю.       Тёплая ладонь легла на плечо Йена, и тот, отвечая на прикосновение, прижался щекой к татуированным костяшкам.       — Ты в порядке? После… Ну, знаешь…       Повернув голову, Йен посмотрел на мягкое выражение лица Микки и сощурился, показав зубы в наигранной ухмылке.       — Ты же не думаешь, что мне впервые прилетело по еблету?       Микки отвёл глаза.       — Эм…       Судя по краснеющим щекам Микки, именно так он и думал. Йен продолжал посмеиваться, когда окончательно смущённый Микки убрал ладонь с его плеча. Слова, сказанные Йеном, когда Микки склонился над ним в клубе, всю ночь не давали ему спать спокойно. Что-то в них было не так. В том, как искренне они прозвучали. Труса, который сперва решил, что было бы неплохо почесать свои кулаки о чью-то симпатичную физиономию, а потом сбежал, поджав хвост, так и не нашли. Как бы ни хотелось Микки проучить выродка единственным знакомым ему с детства способом, благополучие Йена было для него приоритетом номер один, и он остался возле него.       После того, как Йен ляпнул Микки… что бы это ни было, он будто бы впал в какой-то транс. Молчал на по пути в отель, если и отвечал на вопросы Микки о самочувствии, то коротко, в двух словах. И, да, Микки беспокоился. Потому что нет, Йен вовсе не казался ему каким-то изнеженным хлюпиком, но молчаливый Йен, блядь, Галлагер — это было настолько подозрительным и необыкновенным, что Микки стал задаваться вопросом: не слишком ли сильно его парень шарахнулся головой о ступеньки той лестницы?       По возвращении в номер, однако же, всё как будто вернулось на круги своя. Почти. Йен жадно оттрахал Микки сразу после того, как тот обработал ему ссадину на лице. Сделал это положив Микки на живот и прижав его к постели своим весом. После секса они быстро уснули, обнявшись. Точнее, Йен развернул Микки спиной к себе, прижал к крепкой груди и обхватил его своими длинными осминожьими конечностями так крепко, что у Микки едва получалось делать полноценные вздохи. Не сказать, чтобы его в тот момент это не устраивало. Однако вопросы повисли в воздухе, и с каждой минутой их становилось всё больше. Микки уже начинал опасаться, что этот растущий снежный ком однажды накроет их двоих настоящей лавиной. Им нужно было поговорить, лучше раньше, чем позже.       — Так… что ты там сказал? Ну, знаешь… вчера.       У Йена от страха засосало под ложечкой. Пальцы его рук вдруг зажили своей собственной жизнью, вцепившись в край простыни.       — Что именно я сказал? — почти шёпотом переспросил Йен.       — Что не так себе представлял это… кроме меня, — пожал плечами Микки, который понятия не имел, что и думать, но разговор нужно было с чего-то начать.       Йен задержал дыхание и зажмурился на секунду так крепко, что под веками стали расплываться красные круги. С шумным выдохом он открыл глаза и повернулся лицом к Микки, чтобы тут же встретиться с растерянным и ждущим ярко-синим взглядом.       — Микки, ты когда-нибудь слышал о «Спэйс Экс»? _______________________________________________________________       Если Йен когда-то и представлял себе разговор с Микки о своём происхождении, то это было не совсем так, как получилось в итоге. Точнее, совсем не так. Рассказ Йен начал, разумеется, со своей мамы, которую ему не посчастливилось узнать, но мысли о которой Йен с детства хранил при себе вместе с её обручальным кольцом, как, впрочем, и другие памятные вещи, запертые в небольшой серебряной шкатулке, подаренной ему когда-то давно доктором Майлзом. Этот человек наблюдал за развитием Йена с рождения и до тех пор, как ему исполнилось пятнадцать. Доктор Майлз вышел на пенсию, после чего его заменил Ходжинс, ставший для Йена кем-то вроде нестарого, но мудрого наставника, подобно Буту и, в какой-то степени, Джареду.       Рассказ о братьях Бутах, пожалуй, занял максимальное количество времени, так как, в конечном итоге, они были для Йена кем-то вроде семьи. Очевидно, привязанность Йена к этим двум мужчинам ясно отразилась на его лице, потому что Микки, который до сих пор с задумчивым и немного восторженным взглядом молча впитывал слова Йена, приподнял бровь и медленно закусил нижнюю губу. Йен только рассмеялся в ответ на явное предположение, посетившее темноволосую голову его бойфренда, заверив Микки в том, что оба — и Силли, и Джаред — были для него почти как отец и старший брат. Никакого сексуального влечения! Тем более взаимного.       О состоянии своего здоровья Йен отчего-то упоминать не стал. Он попросту не смог бы вынести даже тени разочарования и страха в этих прекрасных, как земное небо, глазах. Смалодушничал, если не сказать — струсил, отложив этот разговор на неопределённое «потом». Вместо этого он рассказал Микки о Клейтоне Галлагере, своём родном дяде, брате отца Йена, — Фрэнка Галлагера. Личное знакомство Йена и Клейтона, возглавлявшего марсианскую миссию и, соответственно, земное подразделение «Спэйс Экс», было запланировано через пару недель после приземления, но накануне этого эпохального события Йен сбежал из Космического центра в Хьюстоне.       Йен продемонстрировал Микки удивительное, необычное кольцо его матери, Моники Галлагер, и признался, что одна из главных его целей при знакомстве с отцом и дядей — это разузнать об этом кольце всё, что только можно. Украшение не было похоже на стандартное помолвочное или обручальное, оно было уникальным по своему дизайну. Парню, естественно, были интересны и Фрэнк, на которого Йен злился, ведь тот игнорировал сына столько лет, и Клейтон, который, в отличие от Фрэнка, общался с Йеном по видеосвязи довольно часто, отчего раздражал Йена даже больше, чем отец.       Во время рассказа Йена о его разношёрстном окружении в Марс Сити Микки слегка поник, хотя и постарался скрыть это. Микки Милкович всю жизнь провёл на Земле, в простой семье, о которой Йен знал катастрофически мало, но которая точно не была примечательной, по его мнению. Йена же с пелёнок воспитывали крутые астронавты, микробиологи, доктора наук, профессора, программисты, ботаники, инженеры-связисты… Микки вдруг показалось, будто сам он был каким-то ущербным человеком. К тому же, Йен обмолвился, что получал высшее образование дистанционно. Да ещё и однажды в одиночку собрал робота, наделённого искусственным интеллектом. Взгляд Микки потух, и его щёки порозовели. Но, к счастью, ничего не заметивший Йен тут же поделился с Микки историей о том, как он отвинтил башку этому самому роботу, чтобы добраться до электронной платы, которая помогла бы ему тайком выбраться с базы и прокатиться по пустыне на марсоходе. Потому что подросток, он и на Марсе подросток.       После того, как фонтан разговорчивости Йена, вроде бы, иссяк, он притих, дав Микки возможность переварить услышанное, но брюнет, очевидно, пока не был готов перестать слушать. Микки сказал: «Расскажи мне о Марсе», — вот так просто, прямолинейно, и у Йена внутри что-то щёлкнуло, он тут же вспомнил, сколько раз сам хотел попросить Микки о том же, когда они ещё общались онлайн. Единственное различие было в том, что в просьбе Йена, конечно же, фигурировала бы Земля.       И Йен рассказал. Он поведал о Марс Сити, в котором на момент отбытия Йена проживало и трудилось чуть больше пяти сотен человек. О выжженной красной пустыне, о величественном Олимпе и других щитовых вулканах. О могиле своей мамы, к которой он ездил бесконечное множество раз, прежде чем узнал от Бута, что это было всего лишь место, пустое и ничего не значащее, потому что тело Моники Галлагер давным-давно было отправлено на Землю в криокамере, где его сперва опознали ближайшие родственники, потом, когда смерть была признана компетентными органами некриминальной, Монику передали патологоанатомам Космоцентра Хьюстона, которые засекретили информацию о реальной причине гибели их астронавта — «сложные роды» и сочинили, будто она умерла от проблем с сосудами, при исполнении долга перед США. А после тело матери Йена кремировали в присутствии её законного мужа, Фрэнка Галлагера, и с почестями развеяли прах. Только вот, как бы Йен ни искал в Википедии, где именно состоялись похороны, достоверных данных он не обнаружил. Это он горел желанием выяснить у Фрэнка.       Йен поделился с Микки всем, что знал о Красной планете, даже тем фактом, что рожать детей после случая с Моникой в Марс Сити было категорически запрещено, зато можно было сделать аборт или заключить официальный брак. Для прихожан были построены скромные церкви, синагоги, минареты, кирхи и другие религиозные здания, по одному на каждое вероисповедание. Для руководства космической программы было важно одинаково поддержать всех своих сотрудников вдали от Земли. Поведал Йен Микки и о жутких марсианских бурях, о том, как иногда было страшно, что Планета победит захватчиков, сопротивляясь вторжению людей, и уничтожит колонию, сотрёт её со своей поверхностии, скроет следы под толщей безразличного ко всему живому красного песка.       Когда разговор зашёл о приятеле Йена, еноте Амуре, Микки попытался выяснить, почему парень не взял его с собой. «Перелёт убил бы его на раз-два, или это сделала бы земная гравитация», — выпалил Йен, не подумав. Он прикусил язык сразу после того, как закончил произносить недальновидное по своему смыслу предложение, потому что брови Микки мгновенно сошлись на переносице. «А ты? На тебя это так не действует?», — уточнил Микки. «Ну, я как бы не енот, если вдруг ты не заметил», — нервно хихикнул Йен, заработав от Микки тычок под рёбра.       — А лупоглазые, зеленомордые гуманоиды у вас там есть? Ну, типа марсиане… — спросил Микки, скрестив под собой ноги, устраиваясь поудобнее и настраиваясь на интересный рассказ.       Искренне позабавившись над вопросом, Йен посмотрел на Микки и понял… О, чёрт. Его парень говорил серьёзно.       — Единственный коренной марсианин сидит прямо перед тобой, — усмехнулся Йен.       Микки полыхнул щеками, почувствовав себя идиотом.       — Сразу сказал, что ты похож на пришельца, Стич, — пробормотал он, когда Йен обнял Микки за плечи, притянув его в свои объятия. — Чертовски инопланетный вид, — уронил брюнет себе под нос, после чего добавил тихо: «На Земле таких не делают».       Никогда ещё Йену не говорили ничего приятнее.       — Погоди, так вот почему ты так фанатеешь от детей! Ты же их живьём никогда не видел, да? — Микки встрепенулся от догадки.       — Никого младше двадцати семи, прикинь, — развёл руки в стороны Йен.       — Ахуеть, конечно, мужик, — присвистнул Микки и застыл с круглыми глазами.       Под конец своей марсианской эпопеи Йен принялся оправдываться перед Микки, почему сходу ничего ему не сказал о своём инопланетном происхождении. Он заверил Микки, что не хотел испугать его и, главное, боялся потерять любимого человека… С одной стороны, услышав это, Микки просиял от счастья, а с другой, он прежде не был чьим-то любимым человеком, тем более не становился им для кого-то относительно быстро. Микки откровенно комплексовал, ведь ему не было понятно, почему Йен «такой нихуя себе красивый, богатый, да ещё и единственный в своём роде мужик с Марса», выбрал именно Микки!       Однако, если бы Микки умел читать мысли, то знал бы, что в этот самый момент Йен, в свою очередь, ничуть не меньше его комплексовал и недоумевал, почему Микки, такой неотразимый, приспособленный, ловкий и имеющий широкий ассортимент кандидатов в возлюбленные на Земле, выбрал какого-то там Йена! «Задохлика с проблемным сердцем, не шарящего в жизни, ебануто ведущего себя, в перспективе не способного ужиться с местной гравитацией, атмосферой и всем этим вот, возможно, также имеющего кучу аллергических реакций на пыльцу, жратву и что угодно вообще! Пиздец, а не бойфренд, если вдуматься!»       После разговора начистоту, который, казалось бы, должен был наладить между ребятами, может, и не всё, но многое, компостирование мозгов продолжилось в постели. Микки пытался впечатлить Йена и «заслужить» его симпатию, не беря во внимание тот факт, что Йен силился сделать то же самое. Чтобы сразить друг друга наповал, парни прикидывались раскрепощёнными и готовыми к любым экспериментам. Йен отважно предложил Микки использовать на себе зажимы для сосков под слабым электрическим током, потому что Йену показалось, что Микки заинтересовался рекламой секс-игрушек, предварявшей показ фильма, который они пытались посмотреть со смартфона. Микки, вопреки своей реальной зажатости, отвечал Йену что-то вроде: «Ну, если тебя возбуждает, то под любым током, не только слабым, чё уж!»       Оба парня изображали лёгкость и весёлость, сами же обмирали от ужаса из-за перспективы провалиться перед своим обожаемым парнем. Йен — перед Микки, а Микки — перед Йеном.       — Ещё немного и я позволю тебе трахнуть меня ногой! — спохватился Микки.       Он оказался немного более разумным звеном этой безнадёжно влюблённой цепи из двух человек.       — Может, сегодня сгодится что-то типа этого? — Микки скинул с себя махровый халат и забрался на лежащего на спине Йена, чтобы оседлать его, к счастью для них двоих.       — О. Да. Микки. Это идеальный вариант. Ты идеальный, — выдохнул Йен и потянулся за смазкой.       Микки действительно чувствовал, как пылали от нетерпения его ягодицы, а колени в томительном предвкушении тряслись так, будто он недавно пробежал марафон по периметру города Анауака. И это он пока даже не успел трахнуть Йена, но уже весь дрожал, как чёртов одуванчик на ветру, подумать только!       — Ты не представляешь, что творишь со мной, рыжий, — пробормотал Микки, зажмурив глаза на несколько секунд. Только для того, чтобы потом снова их открыть и встретиться с двумя тёмно-зелёными аквариумами: до смешного огромными и готовыми сейчас же перелиться через края.       Протянув руку, Микки вытер большим пальцем капельку, сорвавшуюся с пушистых оранжевых ресниц и успевшую оставить на веснушчатой щеке Йена едва различимую блестящую дорожку. Впервые на памяти Йена его ни на йоту не смущало то, что он раскис в присутствии другого человека. Вероятно потому, что человеком этим был Микки. Его Микки, словно специально заточенный под Йена как телом, так и душой. Йен фактически признался Микки в своих чувствах во время рассказа о Марсе. Выпалил на эмоциях то, что, возможно, и не должен был. Его сомнительные познания об интимных отношениях основывались только на кинофильмах, порно и множестве прочитанных книг, и Микки Милкович отличался от любого из героев всех этих творений, как птичка от рыбки.       Ещё никогда Йен так сильно не сомневался в себе, как рядом с этим парнем. С другой стороны, он никогда не был более уверенным в том, что каждый шаг, сделанный навстречу Микки, был исключительно правильным. Это было именно то направление, которое выбрал бы Йен, случись ему переместиться в прошлое. Даже зная наверняка, что однажды, может быть очень скоро, родина его предков убьёт его, как не смог убить Марс, сколько бы ни пытался.       Сидя верхом на Йене, Микки поёрзал и щёлкнул колпачком тюбика, который ему пришлось выхватить из рук внезапно задумчивого рыжеволосого бойфренда.       — Было бы неплохо, если б мы трахнулись в этом столетии, великий мыслитель, — поддразнил Микки, заставив рот Йена растянуться в вялой, но искренней улыбке. Временная прострация Йена сменилась новым приливом возбуждения, когда смазанные пальцы Микки крепко обхватили его стояк.       — О, чёрт, ты точно меня убьёшь, — задохнулся Йен, рефлекторно приподняв бёдра навстречу прикосновению.       Микки прикусил нижнюю губу, свёл на переносице подвижные брови, сосредоточившись на ощущениях, когда начал медленно и осторожно опускаться на твёрдую, как камень, эрекцию Йена. Упрямые мышцы ануса не слишком охотно уступали натиску. Он старался не торопиться, но Микки накрывало такой гаммой чувств, что ему едва удавалось себя сдерживать. Хотелось поскорее насадиться на этот великолепный член и ускакать в закат верхом на стонущем, расхристанном Йене.       Трахаться с Йеном лицом к лицу, иметь возможность наклониться и поцеловать его, было для Микки чем-то настолько крышесносным, что в его груди с каждым следующим движением всё замирало, и сладкая боль возникла в районе чревного сплетения. Этот парень был таким ярким и сияющим, что у Микки глаза слепило при взгляде на него. Если бы Микки был хоть немного в состоянии прочитать в затуманенном взгляде Йена что-то, помимо абсолютного обожания и зверской, необузданной похоти, он бы непременно увидел там надежду. Бескрайний океан надежды — прозрачной, искренней и чистой. Надежды на то, что всё, что так сокрушительно накрыло их обоих, никогда не закончится. А также молчаливое обещание Йена бороться, из последних сил вгрызаться в эту жизнь, которая была подарена ему такой высокой ценой и которую он теперь мечтал разделить с этим сильным, добрым и отзывчивым парнем.       Только когда стояк Йена полностью погрузился в тугое тепло Микки, Йен понял, что его будто лихорадит. Всё тело его горело, пот проступил даже в тех местах, где не должен был, кожа стала чувствительной к каждому прикосновению. Йену казалось, что он превратился в один сплошной оголённый нерв, причём в самом прекрасном из возможных смыслов.       Обе руки Микки упёрлись во влажную грудь Йена, в то время как ладони Йена устроились на раздвинутых ягодицах Микки, судорожно сжав пальцами упругую плоть. Микки был почти уверен, что после этого родео на его заднице останутся впечатляющие синяки. Которые, стоит отметить, он будет носить с гордостью, как настоящий грёбаный ветеран — Медаль Почёта.       Растущее удовольствие растеклось по телу брюнета, как жидкая сахарная глазурь, прогоняя остатки напряжения из мышц. Член его продолжал гордо стоять, что продолжало удивлять Микки после бесчисленных просмотров порнухи, где такая роскошь далеко не всегда доставалась тому, кто принимал что-либо в себя, а не трахал сам. «Просто все эти придурки не были так чертовски возбуждены и уж точно не любили тех, кто их трахал», — услужливо подсказал Микки его мозг, окончательно поплывший от прилива тестостерона и эндорфинов.       Микки показалось, что кто-то долбанул его подушкой, к которой привязали тяжёлую гантелю. Он действительно любил Йена. Иначе как можно было ещё назвать то чувство, которое так и рвалось наружу из его груди, готовое выплеснуться с потоком самых глупых и наивных признаний?       Продолжая крепко сжимать и время от времени ласково поглаживать задницу брюнета, Йен, в свою очередь, думал бы о том же самом, если бы только его мыслительные функции так жестоко не замкнуло. Прямо сейчас он только и мог, что таращиться на Микки во все глаза, впитывая каждое движение, каждый плавный изгиб рельефного, обманчиво мягкого тела, наслаждаясь гладкостью бледной кожи под своими ладонями и тем, как невозможно хорошо ему было внутри Микки.       — Это… невероятно! Да, милый! Продолжай… Мик, я… О, небеса…       — Ёбаный… Ох ты ж… бля! — со стоном отозвался Микки, стыдно заскулив, когда Йен повёл бёдрами, что заставило Микки насадиться на член под правильным углом.       Вдохновлённый реакцией своего бойфренда, Йен возбуждённо улыбнулся и сделал то же самое, что и секунду назад. Микки на нём теперь не просто стонал — орал в голос, когда головка члена чётко, с каждым следующим толчком попадала в простату. Йен почувствовал, как его яйца сжались, а член начал пульсировать сильнее, готовый вот-вот взорваться. Как бы ни хотелось ему растянуть этот момент, отодвинуть приближение оргазма Йен был уже не в силах. Поэтому, убрав одну руку с задницы Микки, он поднёс её к лицу брюнета. Догадливый Микки сразу понял, чего именно от него требовали, и широко лизнул предложенную ладонь, отчего Йен чуть сразу же не кончил, но как-то умудрился сдержаться.       — Вау, блядь. Это охуительно горячо, — пробормотал Йен, прежде чем обхватить мокрыми и скользкими от чужой слюны пальцами твёрдый, протекающий член Микки.       Глаза Микки закатились под наполовину опущенными веками, голова откинулась назад, стряхнув с кончиков взъерошенных волос несколько капель пота. Кадык красиво выделился на напрягшейся шее, воодушевив Йена и заставив его куснуть Микки в этом месте, обсосать и облизать всё, до чего он дотянулся. Удовольствие захлестнуло его вместе с болезненным облегчением, когда Микки сильно кончил сидя верхом на Йене.       Йен не ушёл далеко от своей пассии. Освобождение настигло его спустя ещё несколько глубоких толчков, сопровождаясь перевозбуждённым хныканьем со стороны Микки и крепкими словечками самого Йена. Ещё через мгновение голова Микки закружилась — очевидно, оттого, что кровь, которая до сих пор была сосредоточена в его паху, пока не успела подняться, чтобы насытить мозг кислородом. Ноги парня разъехались на матрасе по обе стороны от распластавшегося Йена. Микки рухнул на скользкую от пота и спермы грудь Йена, уткнувшись носом в шею рыжего, где под тонкой, почти прозрачной кожей отчаянно трепетала бледно-голубая жилка.       Йен с трудом, но всё-таки поднял обе руки. Пальцами одной зарылся во влажные волосы на макушке Микки, в то время как вторая принялась поглаживать круговыми движениями красивую спину брюнета. Будущее виделось Йену туманным и гнетущим, но он был готов к любым испытаниям, если это означало бы, что Микки останется рядом с ним до того, как Йен сдастся и испустит свой последний вздох. _______________________________________________________________       Пока Йен и Микки предавались любви, оставив в прошлом попытки впечатлить друг друга постельными выкрутасами, команда из нескольких ответственных взрослых вполне успешно отслеживала парней по айфону, приобретённому Йеном на имя Михайло Александра Милковича. Предварительно, вопреки возражениям Бутов, некоторое время было потрачено на то, чтобы найти телефон Йена. Гаджет обнаружился в Луизиане, в машине мужчины, который явно не подозревал о его существовании и понятия не имел, откуда он взялся. Ищейки службы безопасности космической программы развели руками, Бут спрятал улыбку, Джаред самодовольно фыркнул, глядя на то, как несчастный Клейтон покрывался сединой.       Тем не менее, вырезать чип из руки — было умно, безусловно, и смело, однако этой меры было недостаточно для того, кто неосмотрительно чатился и созванивался с бойфрендом с Земли как в Марс Сити, так и уже находясь в Космическом центре Хьюстона. Микки, сам того не ведая, стал маячком, который вёл прямиком к Йену. Сперва беглеца, следуя протоколу, отслеживали с помощью программы распознавания лиц на записях видеокамер с трасс и из супермаркетов, но потом Буты, Клейтон и системные администраторы Космоцентра посовещались и пришли к заключению, что копать изначально следовало в траффике, исходившем с айпи-адреса Йена, а также в специфических в последнее время запросах его же гугл-аккаунта. Это был бы более короткий путь к «рыжеволосой пропаже».       Клейтон убивался из-за состояния здоровья Йена. Побег мог стоить парню самого дорогого — жизни. Клейтон корил себя и ругал последними матерками за то, что не назначил их личное знакомство на более раннюю дату, что не успел поговорить с Йеном. Он никогда не простил бы себе, если бы с Йеном что-то случилось, что-то по-настоящему плохое, выходящее за рамки лихих подростковых приключений. Конечно, молодому человеку после заточения в марсианской колонии, в космолёте и в палате-камере исследовательского центра было необходимо проветриться. Никто не смел осуждать Йена! И, с одной стороны, Клейтон гордился сообразительностью и увёртливостью мальчишки, который обвёл вокруг пальца персонал космической базы. Но, с другой стороны, мужчина готов был в буквальном смысле выпороть непоседу ремнём, как только найдёт его!       — К тому же, что это ещё за Михайло?! Йен вообще в курсе, какая там дико увлекательная биография у пацана?! — выкрикивал Клейтон, шагая из одного угла комнаты в противоположный и размахивая руками. — Тоже мне кавалер! — припечатал родственник выбор Йена, приземлив свой ужасно обеспокоенный зад на стул.       — Сэр, устройство в данный момент находится в Анауаке, — сообщил один из оперативников. — Судя по записям с камер, парни тусуются там уже несколько дней. За всё время Йен ни разу не использовал свои кредитки, только снял наличные в придорожном кафе, и не заходил в социальные сети. Если бы не Милкович…       — О, нет! Больше никакого нахрен Милковича! — взревел Клейтон, поднявшись со стула и прихватив с его спинки свой изрядно помятый пиджак.