Chiwa-wat

Когда утром Кэйа открыл глаза, он с удивлением обнаружил себя спящим на лежанке в горячих объятьях простуженного хиличурла без маски на лице. Осознание того, что произошло ночью, пришло к нему только пару минут спустя: боги, он что уговорил его? Уговорил снять маску?.. Которую все без исключения хиличурлы носят не снимая в любой момент своей жизни? И как же это у него получилось? Кажется, посреди ночи Кэйю разбудил громкий надрывный кашель и он почти не думая поднялся, зажёг лампу, собираясь что-то сделать… Пытался ли он оказать ответную услугу, почувствовал ли необходимость проявить заботу или просто хотел, чтобы наступила тишина и он мог уснуть? Утром Альберих уже не мог ответить однозначно. Вчера ночью, когда путём долгих немногословных уговоров, объятий и ласк Кэйа смог добиться того, чтобы несчастный больной — и капризный от этого — чурл снял свою маску и смог нормально дышать, не задыхаясь от каждого приступа кашля, он почувствовал в себе необъяснимую новую власть над проявлениями мира, которой раньше у него не было. Или, готовый в буквальном смысле убить любого чужака, который попробует тронуть его маску, сам, после длительных раздумий снял её, позволяя капитану кавалерии если не любоваться собой, то как минимум почувствовать — как это, когда кончик влажного носа хиличурла касается шеи, ощутить его тёплое дыхание и даже края клыков — совсем не опасных. Это было волшебное чувство — как заслужить доверие ребёнка. В тусклом утреннем свете пещеры Или спал у Кэйи на плече, приоткрыв из-за насморка рот с белыми клычками, которые выступали вперёд заметно больше, чем у людей, и Кэйа невольно думал о том, что это мило. Никакой особенной причины умиляться клыкам какого-то хиличурла, открывшего ему своё лицо, у Кэйи не было, однако он почему-то не мог прекратить это делать. «Он убьёт меня, » — улыбался Кэйа, с теплым чувством поглядывая на влажный розовый кончик носа хиличурла. Почему-то Кэйа был почти уверен в том, что это не будет так просто: чурл слишком настойчиво охранял своё право всегда оставаться в маске. Справедливо было предположить, что раз этот обычай являлся для него важным и обязательным, он не мог бы отказаться от него, даже если хотел. В конце-концов, не может же он просто одним прекрасным утром снять маску, которую носил всю свою жизнь, и забыть о ней навсегда. Кэйа ждал чего угодно: криков, раскаяния в содеянном, ругательств и ударов в живот; в крайнем случае — простого недовольства. Но того, что произошло на самом деле, он не ждал: тихо зашевелившись и в полусне обхватывая Кэйю за шею, Или подтянулся к нему, сладко подрагивая, заодно затыкая ему рот краем своей меховой шевелюры, и расслабился, спокойно выдохнув. Кэйа, боясь шевелиться, похлопал глазами. — Почему ты лизать меня ночь? — поинтересовался хиличурл. «Что? — судорожно соображая, Кэйа попытался понять. — Что я делал ночью?!» — Я пища? — спросил Или, поднимая голову и вопросительно глядя на недоумевающего Кэйю большими хичурльими, очень сонными глазами. Увидев его флегматичный взгляд в придачу к такому наивному вопросу, Кэйа не смог удержать улыбку. Он пригладил волосы Или и от избытка утренних чувств, с усмешкой наклонился и поцеловал его в край лба. — Ну вот, другой раз лизать, — зевая, сказал чурл. — Неужели, чурлы никого не целуют? — спросил с усмешкой Кэйа. — Чурлы лизать, когда голодный, — ответил Или, снова закрывая глаза и обнимая Кэйю, чтобы продолжить дремать. Кэйа подумал о том, что значит быть «голодным» в разных смыслах, но вслух ничего не сказал, закидывая руку под голову и продолжая валяться. — Боль в горле прошла? — спросил он, посчитав это достаточно важным вопросом для того, чтобы нарушить дрёму чурла. — Болит что-то ещё?.. — Так… — уклончиво ответил чурл. — Как «так»? — спросил Кэйа. — Лечить тебя или нет? — Лечить, — заявил Или, готовый в тому чтобы активно лечиться, если лечить станет Кэйа. — Хорошо, — сказал Кэйа. — Ты хоть немного выспался? — Сильно много… — пробормотал Или. — Спать хорошо. — Значит, выспался, — решил Кэйа. — Значит. — Сегодня привезу тебе лекарство, — сообщил Кэйа, подняв руку Или со своей груди и слегка целуя кожу на его ладони. — Не есть рука чурл, — предупредил Или, мигом просыпаясь. — Маленький кусочек, пожалуйста, — попросил Кэйа. — Нет, — запретил Или, посмотрев ему в лицо. — Хорошо, — сказал Кэйа и сразу же поцеловал его руку снова. — Сказать же не есть! — напомнил Или, вдруг начиная смеяться из-за несоответствия слов и действий Кэйи. — Обмануть, — сурово сказал Кэйа и укусил Или за запястье. От удивления Или широко распахнул глаза, глядя на то, как его вероломно искусывают и не понимая, как это остановить. — Нельзя! — сказал Или. — А то я есть Кэйа тоже! — Держи, — сказал Кэйа и поднёс пальцы к его зубам. Чурл поколебался с недоуменным видом, пытаясь отодвинуться, после чего откатился от Кэйи и полез вставать с лежанки. — Голова плохой Кэйа, — заметил он. — Глупый делать. Это было правдой, но Кэйа не чувствовал никакой вины, поэтому он только усмехнулся, тоже садясь на кровати сразу, как только Или перелез через его ноги и ушёл открывать окно, чтобы увидеть за ним пасмурную погоду. Небо, как и накануне вечером было затянуто тучами. Накрапывал небольшой холодный дождик. Или зажигал огонь в очаге, когда Кэйа, облачаясь в слегка пропахшую дымом рубашку с верёвки, пришёл к нему, чтобы сказать: — Извини. На самом деле я вовсе не глупый. Или обернулся и посмотрел на него, застёгивающего пуговицы, долгим взглядом. — Ты целый нет, — сказал он. — А делать — да. — Это не облизывание, чтобы ты понимал, — пояснил Кэйа. — Когда людям кто-то нравится, они его целуют. А как вы поступаете с тем, кто нравится вам? — Мы трогаем, — ответил Или. — Объятья вместо поцелуев? — улыбнулся Кэйа, выправляя длинные волосы из-под воротника рубашки. — Может. Твой язык говорить — ты знать, — сказал Или, поднимаясь и отряхивая руки. Чурл проверил воду в чайнике и, удовлетворившись количеством, поставил чайник на огонь, после чего стащил с кровати покрывало и, завернувшись в него, сел у стола, вытянув ноги к очагу. — Интересно, — отметил Кэйа, продолжая одеваться. — Выходит… — он задумался о том, что раз так, то у хиличурлов не бывает ни первых, ни вторых поцелуев, но спрашивать об этом не стал. — Да нет, ничего… Ах да, вы ведь всегда ходите в маске. Да? Тогда всё понятно. Знаешь, глупость, конечно, но я думал, что у хиличурлов один глаз. — Что? — не совсем понял Или, вернее, понадеялся, что не понял, потому что услышанное показалось ему совершенным бредом. — Что ты думать? — Я никогда не видел чурла без маски, — попытался оправдаться Кэйа. — Я почему-то решил, что у вас один глаз. — Один, — повторил Или с усмешкой, указывая на свой лоб. — Глаз. — Да! — подтвердил Кэйа. — Ну, не обязательно смеяться… — Ха-ха… Кхе-хе! — смеялся и кашлял Или одновременно. — Как один! Почему один! Кха-ха! — Эй! — осадил его Кэйа. — Ты сильнее кашляешь, когда смеёшься. — Ха-ха! Кэйа сказать один! — со смехом выдохнул Или. — У магов, между прочим, один глаз, — заметил Альберих. — Я думал, у вас так же. — Маг другой, — сказал Или. — Но он ведь тоже хиличурл. — И что? — удивился Или. — А ты почему один глаз другой, и тот тоже другой? — указывая на разный цвет глаз Кэйи. — Я… — растерялся Альберих, забыв, что Или тоже много раз видел его без маски, закрывающей правый глаз. — Я таким родился. У меня просто разный цвет глаз, такое бывает. — И мы таким родился! — удачно закругляя этот вопрос, заявил Или. Он попинал ногой брёвнышко в углу и, пока Кэйа проверял, высох ли его плащ, тихо спросил: — А ты есть свой женщина? — А? — поднял голову Кэйа. — Ну, женщина, — повторил Или. — Город. Есть? — А должна быть? — ответил Кэйа вопросом на вопрос. — Ты красивый родиться, — сказал Или. — Почти сам такой красивый, как женщина. Наверное, есть. — Нет, — с трудом выдыхая от такого комплимента своей внешности, пробормотал Кэйа. — Никакой женщины в городе у меня нет. — И хорошо, — заметил Или. — Когда женщина — много капуста нужно, много дом и мора. У Или нет много капуста, мора тоже мало. — А у тебя что, есть мора? — удивился Кэйа. — Ты знаешь, что такое деньги? — Я плохо говорить, — с укором заметил Или, — но не глупый. Мора есть. — Хм. Лучше бы тебе никому об этом не рассказывать, — посоветовал Кэйа. — Я никому не рассказывать, — пожал плечами чурл. — Мне же сказал, — напомнил Кэйа. — Ха! — выпалил Или. — Ты спать мой постель и есть мой пища. Я отдать тебе весь мора, что иметь. — Я не собираюсь у тебя ничего брать, — внутренне почти растрогавшись, сказал Кэйа. — Я знать, — согласился Или. — Потому и предлагать. — Ха-х. Умно, — оценил Кэйа. — Не так умно, как чурл один глаз, — снова усмехнувшись, сказал Или. — Ха! — А ты заноза, да? — поинтересовался Кэйа у смущённо лыбящегося чурла. — Я змея кусать мало, но больно, — с достоинством проговорил хиличурл. — Да, весьма похоже, — оценил метафору Кэйа. — Это моё имя, — сказал Или. — Змея, который мало кусать, но больно. — Ты сейчас серьёзно? — спросил Кэйа. — Так переводится твоё имя? — Ya, — кивнул Или. — Shniar ish-ili gtichu li favila zdni am. — А в вашем языке есть слово «Или»? — спросил Кэйа. — Да, — размышляя, согласился Или. — «Yley» это жук на картошка. Кэйа невольно рассмеялся. — Извини, но это забавно. А в твоём длинном имени что значит «или»? — Хм… Значит «мало». Ish-ili значит «не сильно мало, не сильно много», — объяснил чурл. — Средне, — уточнил Кэйа. — Не много, не мало, стало быть — средне? — М. Мало средне, — показал рукой, что это поменьше Или. — Меньше, чем средне? — Ага, — сказал чурл. — Значит, я есть «средне мало жук на картошка». — Ты не похож на жука, — заметил Альберих. — Я не знал, что Или означает «жук», когда попросил сократить твоё имя. — Хороший имя, — остановил Или его извинения. — Жук добрый и красивый. — Но он ест картофель, — сказал Кэйа. — Ты тоже есть картофель, разве плохой? — философски произнёс чурл. — Что ж, если так ставить вопрос, то как будто бы и не плохой, — потирая подбородок сказал капитан. — Всё в природе на своём месте, и всё такое, каким должно быть… Или посмотрел на него так, будто бы он открыл какую-то истину и от восторга даже снова принялся кашлять. — Да! Кхе-хе! — заявил он, прикрывая рот рукой. — Всё на свой место! — Уж если на этом свете есть кто-то, кто находится не на своём месте, так это, пожалуй, я, — заметил Альберих. — Не совсем умно, — тихонько проговорил чурл. — Ты свой место. — Ты не понимаешь, — думая о своих странствиях и укоренившейся глубоко в душе вере в то, что он везде чужак, сказал Кэйа. — Это ты не понимаешь, — заверил его Или. — Твой место здесь есть, — продолжил он. — Сидеть пить чай с Или. Когда ты нет, кто делать? Кэйа вздохнул, глядя на него, и слегка улыбнулся, вспомнив о том, сколько хиличурлов в своей жизни он безжалостно убил по приказу ордена да и без их приказа тоже, и оттого ужаснувшись вдруг от осознания того, кто он такой на самом деле. Но он довольно легко сбросил это тягостное ощущение, как он поступал с ним и раньше. Может быть, на этот раз только ощутив непривычное неприятное послевкусие. — А действительно, когда меня нет, кто пьёт с тобой чай? — спросил Кэйа почти строго. — Когда ты нет — нет чай пить, — с испугом оправдался Или. — Не пьёшь чай, когда меня здесь нет? — Пить один, — хлопая глазами, растеряно пояснил Или. — Без Кэйа, без кто. — Да ладно, я шучу, — сказал Кэйа. — Пей чай, с кем хочешь. — Шучу… — повторил Или, не понимая смысла этого слова, но не придавая этому значения. — Один день хотеть чурлы звать, — продолжил он, приложив пальцы к губам. — Но чурлы не любить бумага, книги, не хотеть порядок. Они не плохой, хороший даже. Но я бояться порядок дом. Я не позвать их. Плохо я делать, думать? — спросил он у Кэйи. — Это же твой дом, — сказал Кэйа. — Кого хочешь — того и зови. — Хах! — думая про себя, усмехнулся Или. — Я хотеть только ты приходить. Всё. — Я бы тоже хотел, чтобы ты… — проговорил Кэйа, задумавшись. — А ты бы пошёл со мной, если бы я… — Да! — выкрикнул Или, вспыхнув от внезапно накатившего восторга. — Да! Я пойти! — Я даже не успел договорить… — пробормотал Кэйа. — Ты сказать, идти ли я с тобой: да! — закончил Или за него. — Но ты ведь… не звать… А этом окончании фразы Кэйе послышалась вся боль и горечь миров, поэтому он решил, что просто обязан сделать так, чтобы то, что он так бездумно ляпнул, можно было воплотить в действительность. — А я позову, — сказал он с вызовом. — Не сегодня. Пока ты болеешь и сперва ты должен поправиться. Но, когда ты перестанешь так ужасно кашлять, я позову тебя с собой. — Звать с собой? — с трепетом переспросил Или, не веря своим ушам. — Да, — улыбнулся Кэйа, чувствуя себя буквально королём его мечтаний. — Обязательно. Что ты скажешь, если мы отправимся в такое место, где есть книги, много вкусной еды и где можно абсолютно ничего не делать? — Есть такой место? — Да. — И там не убить, если хиличурл? — с надеждой спросил Или. — Мы никому не скажем, что ты хиличурл, — сказал Кэйа. — Сильно страшно, — отметил Или. — Но я много страшно делать. Я сесть лошадь! — Да! — со смехом подтвердил Кэйа. — Ты чрезвычайно смелый парень. Смелый парень, у которого в волосах до сих пор торчит гребешок. — Что? — не понял Или. — Я уберу, — сказал Кэйа, поднимаясь с лежанки, подходя к чурлу и, нащупав гребень, попытался освободить их друг от друга. — Как ты его так запутал? — Я забыть… Ау! — Терпи. — Я… Ау! Больно! — Я знаю, что больно, — согласился Кэйа. — У хиличурлов не принято посещать парикмахера и стричь волосы? — Посещать куда… Ай-яй! — Подстригаться, — сказал Кэйа. — Ты знаешь, что такое ножницы? — Не знать. Что? — Это чтобы гребни не запутывались так сильно, — вытягивая гребешок из волос Или и протягивая его ему. — А ты так делать? — Конечно, — сказал Кэйа, садясь у стола. — Многие люди… Почти все подстригают волосы. У вас есть предубеждения на этот счёт? Или глубоко вздохнул. — Сказать не это слово. Я не понять. — Ты знаешь, где живут духи, но не знаешь, что такое ножницы. — Тогда думать, ты всё знать? — спросил Или. — Ты знать, как делать новый слайм? Как, чтобы капуста был большой? Или как делать дыра камень, чтобы свет? — Да, ты прав, — согласился Кэйа. — Я тоже много чего не знаю. Например, я не знаю, в какой день придёт дух в ваш большой дом у горы. Наверное, и ты не знаешь. — Я знать, — горделиво отметил Или. — Сказать? — Откуда ты можешь это знать… — с усмешкой бросил Кэйа. — Знать-знать, — покивал Или. — Дух прийти этот день другой, — показывая три пальца, сообщил Или. — Через три дня? — переспросил Кэйа, внимательно слушая. — Быть ночь этот день, — считая на пальцах, проговорил Или. — Быть ночь другой день, ещё другой — и тогда прийти дух. — Ничего себе, — делая вид, что поражён, сказал Кэйа. — Чтобы ты не думать, что ты умный только, — сказал Или, — а чурл нет. — А что будет после того, как дух придёт? — поинтересовался Кэйа. — Хм, — задумчиво хмыкнул Или. — Быть большой танцевать, после танцевать палка… Э. Маг говорить важное. После ничего. — А дом? — спросил Кэйа. — Что с ним будет? — Оставить, — сказал Или. — Чурлы уйти, дом оставить. — То есть все разойдутся и никто там не останется? — уточнил Кэйа. — А как же дух? Он разве не будет жить в этом доме? — Нет, — покачал головой Или. — Дух жить день и уйти. После прийти другой день, другой дом. Много-много день пройти. — Интересно… — задумчиво произнёс Кэйа. — Значит, не о чем волноваться… — Ты чай хотеть? — спросил Или, вставая с ящика. — Ты ещё сказать лечить Или, но не лечить. — Да, да… — проговорил Кэйа, обдумывая полученную информацию. — Я… Ага… — бормотал он. — Как ты лечить?.. — громко спросил чурл. — А… Я хотел кое-куда съездить и привезти тебе лекарство, — сообщил Кэйа. — Нужен холодный слайм, чтобы лечить, — сказал Или. — Мгм, — покивал Кэйа. Заметив, что он о чём-то сильно задумался, Или сам притащил чашки, еду и чайник к столу. — Странный, — заметил он себе под нос, поглядывая на Кэйю и заливая мяту в чашках кипятком. Кэйа поднял голову и посмотрел на него. — Я сам лечить, — сказал ему Или, отставляя чайник. — Прости, пожалуйста, — слегка улыбнулся Кэйа. — Я немного поем и привезу тебе что-нибудь для твоего несчастного горла. Чтобы ты не кашлял. — Ты прийти другой раз этот день? — со сдержанной радостью спросил Или. — Выходит, что так, — согласился Кэйа. — У меня ещё целых два дня… — У тебя — что? — Не важно, — отмахнулся Кэйа. — Не обращай внимания. — Стал странный. Говорить: «не важно», — покачал Или головой, планируя доесть последний кусочек вчерашнего пирога. — Я думаю о работе, — произнёс Кэйа, отпивая чая. — Работа — это что? — То, что я делаю и за что получаю мору, — объяснил Кэйа. — Тебе давать мора? За что? — Я капитан кавалерии, — сказал Кэйа и видя полное непонимание в глазах хиличурла сразу добавил: — Я работаю с лошадьми. — А! — понял Или. — Ты делать лошадь и получать мора? — В целом… да, — согласился Кэйа. — Лошадь сильно сложно, — уважительно кивая, сказал Или. — Честный мора. Кэйа с трудом выдохнул, глядя на него, жующего пирог с чаем. О том, что в Мондшадте нет больше ни одной лошади и что деньги он получает по сути совсем за другие занятия Кэйа предпочёл тактично умолчать.