Как на войне

      Анна шла за фрау Бухгольц и знала, кому будет представлена. Волнение в сердце ее возросло, и руки неистово затряслись от предвкушения и странного желание увидеть его. Выучив этикет и обладая почти стальной выдержкой, Анна не могла прийти в себя, однако, как и теперь у нее было заведено, приказала собственному сердцу, и оно затихло.       Фрау Бухгольц ввела ее в красивый светлый зал, наполненный гостями, снующими с подносами шампанского официантов и музыкантов на сцене. Анна не выглядела вычурно и вызывающе, несмотря на чернильно-черную, сверкающую пачку и яркий макияж Одиллии, от которого уже устали глаза, среди гостей, безусловно, обращающих на нее внимание, но лишь из-за ее триумфального антре. Она учтиво кивала в знак приветствия и улыбалась, выученной ослепительной улыбкой герцогини. Мысль о титуле и положении придала ей сил и, тяжело вздохнув, она дала себе зарок выстоять. Фрау Бухгольц с привычной для нее улыбкой подвела ее к компании мужчин, которые что-то бурно обсуждали, однако вмиг отвлеклись при виде Анны и уважительно кивнули со знакомым:       — Герцогиня…       Она видела каждого из них, но не помнила имена, к собственному стыду. Фрау Бухгольц поспешно кивнула им и обернулась к гостям.       — Где же он? — пробормотала она и вернулась к мужчинам, — Вам известно, господа, куда пропал герр Вайс?       Они не успели ответить, как из толпы гостей вышли Кристиан и Ягер, что-то бурно обсуждая. Заметив Анну, Кристиан воодушевился и широко улыбнулся.       — А вот и моя Одиллия! — засмеялся он, — Милая, подойди к нам.       Анна чувствовала испепеляющий взгляд Ягера, но взглянуть на него не решалась. Фрау Бухгольц, кивнув, подтолкнула ее к ним, а сама бесшумно удалилась. Анна на ватных ногах, еще не отошедших от мучительного фуэте, подошла к ним ближе, ощущая в теле небывалое напряжение. Однако, вспомнив свою роль герцогини, выпрямилась и прямо взглянула на Ягера, который, к слову, казался теперь равнодушным.       — Анна, позволь отрекомендовать, — улыбнулся Кристиан и взял ее под локоть, — Герр Николаус Вайс.       Ягер кивнул, однако не выказывал первичного интереса. Он был все такой же, каким Анна его запомнила, но теперь казался старше: морщины на лбу стали заметно глубоки, глаза потеряли былой блеск, а шрамы будто бы стали больше. Ягер выглядел уставшим и потерявшим за эти два года десять лет.       Анна кивнула в ответ и натянула улыбку, которой приветствовала всех незнакомцев. Его взгляд очерствел, и он поспешно взглянул на Кристиана. Они вновь увлеклись разговором, который Анне был неинтересен, и лишь улыбнувшись, извинилась и удалилась.       Она ожидала от себя более живой реакции на бывшего супруга, но не почувствовала былого волнения или обиды, с которой были связаны все воспоминания о нем. Неужто все прошло, спросила она себя мысленно и разрешила этот вопрос утвердительно. Уходя от гостей, Анна уходила со свободным сердцем. Воодушевление и спокойствие теперь наполняло ее грудь, и, зайдя в комнату, которую фрау Бухгольц выделила для оставшихся на ночь гостей, блаженно улыбнулась.       — Свободна… — прошептала она исступленно и подошла к зеркалу, — Все прошло.       Анна засмеялась в голос заливисто и радостно и ощутила небывалый прилив сил. Стопа больше не ныла, а мышцы, словно вмиг расслабились, и ее тело воспело жизнью. Анна предполагала, что останется совершенно без сил после антре и посетит маскарад через боль и вымученную улыбку, ведь герцогиня не имела право на болезнь, дурное расположение духа и хмурое выражение. Однако теперь ее обязанности вовсе не претили ей, поскольку Анна и искренне улыбалась, и желала общества гостей.       Маскарад был хорош тем, что легко было смешаться со всеми кастами и сословиями: камеристка могла стать важной дамой, а аристократы затеряться среди прислуги. Фрау Бухгольц, не оставив Анне выбора, все устроила сама и на кровати аккуратно лежала черно-красная пачка Китри из «Дон Кихота». Она усмехнулась, однако подобную вольность простила надоедливой фрау Бухгольц. Облачившись в другую пачку, которая была свободнее, Анна надела поверх черное домино и оставила камелию в волосах. Восторг еще наполнял сердце и ей захотелось танцевать.       В маскарадном просторном зале, где на каждом имелась маска, делая гостей неузнаваемыми, Анна быстро затерялась среди других. Она отмечала про себя скрытое стремление фрау Бухгольц соответствовать, а, возможно, и превзойти венецианские балы-маскарады, однако зал, богато украшенный и искрящийся от сотней огоньков, казался лишь неуместным подражанием, что, как ни странно, никак не умаляло его блеска. Анна ни раз посещала маскарады, однако всегда боялась быть узнанной, хоть и этикет маскарада оставался таким, что даже если и узнавался кто-либо, будь то прислуга или важный чиновник, то никто не смел узнать, а уж тем более, припомнить об его поведении после, ведь доказательств никогда не было. Анна сильнее затянула шелковый узел на затылке ажурной маски и приняла руку другой «маски». Танцы на маскарадах были нескончаемыми, и Анна после каждого танца переходила к другому партнеру, почти не замечая различий между предыдущим. Легкость и беспечность передавалось от партнера к партнеру и никто не думал о последствиях и забывался в объятиях другого. Музыка и шампанское лились бесконечно, превращая маскарад в балаган, который становился все неистовее.       Анна, устав от танцев, присела за столик и почувствовала хмель от шампанского. Она смеялась от чего-то совсем глупого, сказанного ей последней «маской». Он предложил ей удалиться в номера наверху, и Анна рассмеялась. Маскарад у многих предполагал ночное продолжение, которое ничего не значило, кроме веселого вечера, однако ей не понравилась маска волка, отчего и шутливо отказала.       Переводя дух, она заметила одну «маску», облаченную в черную рясу, которая что-то нашептывала другой хихикающей «маске». Анна узнала в первой «маске» Кристиана и убедилась в своей догадке, когда он, желая очаровать, выкатил грудь вперед. Она невольно улыбнулась и молча наблюдала за соблазнением своим супругом одной хорошенькой — Анна судила по телосложению — «маски», возможно, горничной, по ее же предположению, поскольку та млела от одного лишь его слова. Анна никогда не выказывала в сторону Кристиана ревности и собственничества, лишь из-за дурного тона и безупречного сокрытия супругом факта измены. Она предполагала, почти была уверена, но никогда не знала с кем и когда, а потому и не мучила себя терзаниями. Да и терзаний не было. Кристиан уважал и любил Анну, и она знала об этом, потому и оставляла ему эти шалости безнаказанными. И даже иногда радовалась, что Кристиан вновь увлекся одной из дам или прислуги, поскольку освобождал ее от своего порой душного общества.       Анна выпила еще бокал и вернулась к партнерам. Ее кружили в танцах, но ее голова кружилась от выпитого шампанского. Она заливисто смеялась, часто отвергая непристойные вопросы об эстетики ее тела. В танцах она сменила множество «масок» и выпила еще два бокала шампанского, которые ее опьянели совсем. Партнеры сменялись и, не заметив, как ее руки оказались в руках другой «маски», Анна, уже выбившись из сил, невольно отшатнулась в центр зала и почувствовала, как ее спина коснулась чужого одеяния. Она замерла на мгновение, ощутив возле уха знакомое дыхание. Ноги тотчас подкосились, но уже не от усталости, когда Анна почувствовала крепкие руки на своей талии. Сердце пропустило несколько сильных ударов, которых не пропускало уже давно, и ее руки невольно затряслись. Она знала, кто стоит позади. И в ту же секунду почувствовала, как он носом касается ее волос и ласково трется. У нее перехватило дыхание от такого его жеста, и ее неминуемо пробил горький порыв.       Он осторожно развернул ее к себе, и Анна узнала знакомые голубые глаза. На нем была лишь черная маска, которая почти не скрывала его лица: знакомые шрамы, широкие губы и острые скулы. Его лицо оказалось слишком близко от ее, и Анна зарделась. Ягер, заметив ее смущение, лишь теснее прижал к себе и закружил в танце.       — Что с тобой? — спросил он почти насмешливо, — Словно приведение увидела…       — Так и есть. Не ожидала я увидеть тебя здесь… — придав голосу уверенность, Анна постаралась расслабиться в его грубых руках, которые крепко держали ее, — Что ты здесь делаешь?       Ягер гадко осклабился, как делал всегда, когда хотел ее поддеть, и Анна отчего-то воспрянула духом.       — Верно, что и ты. Наслаждаюсь вечером фрау Бухгольц.       — Брось, Клаус. — усмехнулась она, чувствуя, как он сильнее сжимает ее ладонь, — Ты ненавидишь такие вечера, я знаю.       Ягер резко завел руку над ее головой, и Анна невольно последовала его движениям и закружилась. Не прошло и мгновения, как она была уже прижата спиной к его груди. Теперь Ягер держал ее еще крепче. Каждое его новое движение искрило силу и скрытую ярость, Анна угадала, но отчего-то подчинялась. Его рука покоилась на ее талии, но Ягер медленно повел ею вверх, достигая ложбинки груди, и внезапно схватил за шею. Анна шумно выдохнула, но вновь не испугалась.       — Ты совершенно не знаешь меня… — прошипел он возле ее уха, опаляя своим горячим дыханием.       От его голоса, такого угрожающего и ровного, у нее вновь подкосились колени, и волна дрожи прошлась по всему ее телу.       — В самом деле? — нетерпеливо спросила Анна, собирая всю язвительность, на которую теперь была способна, — Думаешь, я поверю?       Ягер круто развернул ее к себе, и она, вновь не ожидав, ахнула ему в губы. Потупив взгляд, Анна отстранилась и положила дрожащую руку ему на плечо. Однако теперь ее преследовала единственное желание — скрыться от его пронзительного взгляда. Ягер глядел на нее лукаво, почти с насмешкой, за которой, к слову, скрывалось много яростного.       — Неужто ты считаешь, — начал он прежним тоном, — что мой мир замыкается лишь на тебе?       Анна внимательно проследила за его холодным взглядом и невольно фыркнула. Собрав остатки сил, она широко улыбнулась и расхохоталась.       — Считаю. Помнится, было время, что ты не мог смотреть на меня без своей неистовой страсти. А теперь что же? Излечился от своей болезни?       — Давно излечился. — строго отчеканил он.       Ягер еще вел танец и чувствовал, как Анна всеми силами старалась не отставать, отчего лишь ухмыльнулся.       — Что ж… — улыбнулась она, закусив губу, — Признаться, твоя одержимость меня ужасно утомляла… Это выглядело так жалко.       — Она утомляла не только тебя, дорогая. — в его тоне она не уловила прежней обиды или привычного потухшего взгляда после ее подобных колкостей; Ягер выглядел совсем бесстрастным, — Но меня это более не трогает.       Анна вновь хотела усмехнуться, но удержалась, посчитав это за собственное поражение. Вспомни, кто ты, вторила она себе и обрела выученное выражение герцогини.       — Раз ты излечился, то зачем ты здесь?       — Меня пригласила фрау Бухгольц.       — Но ты ведь знал, что и я здесь буду непременно. И партия «Одиллии», и этот щенок… Почему бы тебе не начать заново?       Ягер держал ее за талию, и поймал себя на мысли, что желал бы опустить руку ниже. Он усмехнулся себе и не позволил тоске вновь овладеть его сердцем.       — Может, я и избавился… и мне стало легче, но воспоминания… — он вдруг задумался и взглянул на нее, — От себя не убежишь. Ты была права, это болезнь или зависимость, как угодно… Но все прошло. Думаю, и у тебя тоже…       Анна вновь не заметила в его взгляде былой искорки, которая вспыхивала всякий раз, когда он глядел на нее. Теперь Ягер смотрел иначе: бесстрастно и равнодушно, но не из злобы, а лишь из-за незаинтересованности. Анна почти оскорбилась.       — Но здесь, — продолжал Ягер, — я действительно неслучайно. Хотел лишь проверить, почувствую ли я былое волнение в крови при виде моей беспощадной болезни, — он улыбнулся и кивнул себе, — Потому и тебе напомнил. Но теперь, когда ты передо мной… я вижу лишь герцогиню Брауншвейг, одну из этих рафинированных аристократок, которая совершенно мне неинтересна…       Его тон был до того сух и обыден, что Анна не могла выказать недовольство. Он говорил совсем просто, без эмоций и его прежнего надрыва, и Анна почувствовала больной укол в сердце. Она не нашлась, что ответить, несмотря на приобретенные социальные навыки. Ягер решительно обескуражил ее.       — Впрочем, теперь я понимаю, что любил лишь свою иллюзию. Я и не замечал твоего ярого стремления к власти и титулу. Но… — кашлянул он вдруг, — сейчас у тебя все есть.       Анна выжидающе молчала, заметив на его лице мрачную тень разочарования. Она знала, что теперь Ягер хотел ее уколоть, но стерпела упрек — совсем явный по его тону — и лишь наблюдала. Но он, словно прочитав ее мысли, более ничего не сказал, и молчание между ними становилась напряженней.       — Что ты хочешь сказать?.. — не выдержала она первой и, судя по мимолетной усмешке Ягера, слишком ему угодила.       — Когда-то ты, такая щепетильная до своей гордости и чести, была совершенно непреклонна передо мной. А теперь же? Герцогиня Брауншвейг… — приторно протянул он, и Анна вмиг ощутила ядовитый привкус его слов.       Ягер, еще пытающийся соблюдать ритма танца, заметил новый переход и вновь завел руку над ее головой. Анна, снова застигнутая врасплох, оказалась прижата к нему спиной. Ягер вновь держал ее крепко, почти грубо. Она не видела его лица, но знала, что он зол.       — Значит, ему ты простила пари на себя?.. — теперь не таясь, горько процедил он.       Анна не успела ответить, как Ягер вывернул ее руку, и она вновь оказалась лицом к нему. Его взгляд сквозил презрением с тем былым детским разочарованием.       — Ты не знаешь, о чем говоришь… — наконец, сказала она, — Не знаешь… И ты не смеешь меня осуждать. Здесь моей вины нет, лишь жертва. А ради кого мне жертвовать? — Анна вдруг отпрянула, скинув с себя его руки, — Уж не ради себя…

***

      Кристиан уехал на рассвете, и Анна слышала, как он закрыл дверь. Всю ночь, не сомкнув глаз, поутру она была разбита и подавлена. Но к завтраку, она вновь, уже подобно театральной актрисе, принимала роль герцогини, безупречной леди, не имеющей право нежелание и усталость. Перед зеркалом Анна до сих пор репетировала: «герцогиня Брауншвейг», «благодарю, это было восхитительно!», «пустяки, я всегда так делаю», «прошу, зовите меня Анна» и фирменную ослепительную улыбку герцогини. Анна знала, что давно является негласным эталоном, которому завидуют, уважают и подражают, а потому не имела право на ошибку. Это была плата за титул и положение, ведь когда она заходила в комнату все внимание было приковано к ней, все расступались и чинно кивали в знак уважения. Держать все под контролем, вторила она себе и вышла к завтраку.       Ее встретила фрау Бухгольц, которая улыбнулась ей такой же улыбкой аристократки и пригласила к столу. Гости, что остались, давно собрались в столовой за длинным столом и, как предполагала Анна, тотчас обратили на нее внимание: мужчины кинулись к ней, целуя ее руку, а женщины кивали и улыбались. Анна не оценивала степень искренности, ведь в этом идеальном и приличном мире не было место для такой обыденности. Улыбаться было необходимо, несмотря на истинные чувства, иначе — дурной тон. И Анна неукоснительно следовала правилам игры: безупречные манеры, походка королевы, величественно вытянутая шея, сдержанность и изящество в каждом движении. Никто не мог даже помыслить о ее псковском детстве, когда она весело гонялась за мальчишками, а после от них и съедала банку варенья, обмазав им все лицо. Эти воспоминания всегда пробуждали в ней тоску, но Анна не могла заплакать, поскольку герцогини не плачут.       — …простите за откровенность, фрау Брауншвейг, но в свете только и говорят о Вас, — заметила фрау Бухгольц, улыбнувшись.       В обществе фрау Бухгольц чтила субординацию и всегда была осторожна. Анна мимолетно скользнула взглядом по внимательным к ней гостям и улыбнулась:       — В самом деле?       — Разумеется! Помимо «мраморной Дианы» Вы теперь стали «Одиллией».       — О, — Анна сыграла удивление и игриво засмеялась, замечая пристальные взгляды других, — что ж, господа, не вижу причин размениваться на надоедливое «фрау».       По столу прошелся сдержанный смех гостей и восхищение ее остроумием. Многие тотчас стали восхвалять ее чувство юмора, отмечать заразительный смех и вновь уповать над безупречной герцогиней. Анна приняла как должное и с вежливой улыбкой поблагодарила присутствующих. Она отмечала еще одно достоинство титула герцогини — всеобщее восхищение лишь своим присутствием, однако теперь Анна позабыла об этом. Терзающие мысли, что всю ночь не давали ей спать, преследовали ее и теперь. Она не стала отрицать и призналась хотя бы себе, что думала о вчерашних словах Ягера. Анна чуть было не пустилась в жалостливые рассуждения, но вовремя себя одернула. О чем рассуждать, спрашивала она себя, я нынче герцогиня и какое мне дело до его размышлений обо мне? Эти мысли, разумеется, портили настроение, но ей хватало и синяков под глазами поутру из-за бессонной ночи, опять же, из-за него, а потому Анна рассудила про себя сей вопрос утвердительно. В конце концов, не пристало замужней женщине думать о другом мужчине и его мыслях о ней, думала она и улыбнулась гостям.       — А что же герр Вайс? — спросил один из мужчин, — Почему его нет с нами?       — О, он уехал еще вчера вечером, — ответила фрау Бухгольц и шепнула подошедшей горничной подать десерт, — верно, устал от такой насыщенности…       — Или, напротив, утомился от такой обыденности, — засмеялся один из гостей.       — Что Вы хотите сказать, герр Леманн?       Герр Леманн вдруг потерялся и, помявшись, пробормотал:       — Да так, знаете ли… говорят, что герр Вайс завсегдатай местных борделей.       Анна резко повернулась в сторону герра Леманна, пронзая его серьезным взглядом. Он лишь слабо улыбнулся и поник.       — Какая нелепость! — воскликнула фрау Бухгольц, — поверьте, я бы знала о таком. Разумеется, это лишь слухи!       — Правда? — насмешливо спросила Анна, натянув дежурную улыбку, — Или Вы, фрау Бухгольц, боитесь признать, что пустили к себе существо развратное и беспорядочное?..       Фрау Бухгольц вдруг вскинула брови, недоуменно глазея на Анну.       — Не понимаю…       — Что он здесь делал? Кто он? Разве вы когда-нибудь его видели, господа? — обратилась она к гостям, — Верно, он не из нашего круга… так отчего же Вы, фрау Бухгольц, приняли его? Ради него затеяли мое антре, желая впечатлить. Почему, предположим, не герр Леманн, который обожает и чтит Вас?       — Фрау Брауншвейг, — начала непонимающе фрау Бухгольц, — да что с Вами? Я, право, Вас не узнаю…       — Вы, фрау Бухгольц, и так занимаетесь благотворительностью. Решили еще и бродяг к себе пустить?       — Фрау Брауншвейг, я не понимаю, чем вызвано Ваше негодование? Отчего Вы так жестоки к герру Вайсу? Да, Вы правы, он не принадлежит к нашему кругу, однако это не умаляет его достоинств. Или… или он позволил оскорбительный тон по отношению к Вам?       Анна вздохнула и откинулась на спинку стула. Она знала, что стала очередным поводом для рассуждений среди гостей, но не жалела. Она отчего-то действительно разозлилась на Ягера, однако выявить причину не могла, а потому и чувствовала себя неуместно.       — Разумеется, нет, — кротко ответила Анна, — но… меня искренне покоробило его отсутствие сегодня с нами. Он и так не особенно красноречив, но он же совершенно не оставляет нам шанса узнать его. И еще эти мерзкие слухи… Возможно, он и впрямь завсегдатай местных борделей.       — Безусловно, это слухи! Люди любят позлословить и не у всех такая безупречная репутация, как у Вас, герцогиня. — улыбнулась фрау Бухгольц, стараясь смягчить, — Герр Вайс уехал к своему другу, герру Брандту, в Рейнбёллен. Говорят, там отличный ипподром…       Воинственный дух Анны вмиг иссяк, стоило фрау Бухгольц заикнуться об ипподроме. Теперь она была вновь в настроении и улыбчива.

***

      Весь день Анна провела за прогулками и разговорами с гостями. У нее были со всеми доброжелательные отношения, и Анна всегда являлась желаемым гостем в любой компании, но настоящий, искренний друг у нее так и не появился. Она часто вспоминала Розмари и те необыкновенные вечера, которые они проводили вместе. Для Анны они были необыкновенны, поскольку являлись чем-то настоящим. Так или иначе, она знала, что вызывала желание общаться лишь из-за своего титула, а не личности. Она могла сказать любую глупость, которую все бы расценили за нечто философское и стали непременно выискивать скрытый смысл, метафоры и прочее… Она не признавалась даже себе, что подобное ее страшно утомляло и даже выводило из себя. Но играть герцогиню ей предстояло перед всеми и, возможно, перед самой собой.       К вечеру приехала Фредерика, и фраппированная ее приездом Анна заставила себя сыграть искреннее удивление и восторг перед фрау Бухгольц. Все же Анна чувствовала вину после своего внезапного фе, а потому теперь во всем ей угождала. Фрау Бухгольц, разумеется, обрадованная визитом Фредерики, уделила ей должное внимание, рассыпаясь в комплиментах, восхищении и удовольствии, которое она ей доставила своим появлением. Фредерика обожала подобное заискивающее обращение и благодушно отвечала. Анна, наблюдая эту сцену, чуть не задохнулась от недовольства, и желание уйти возрастало все больше. Конечно, при фрау Бухгольц Анна и Фредерика отыгрывали благоговейные отношения бабушки и внучки, но стоило ей лишь перешагнуть порог комнаты, как их тона сменялись на строгие, язвительные и порой грубые.       — Зачем Вы приехали? — тотчас спросила Анна, с чьего лица улыбка вмиг слетела, — Никак не оставите привычку контролировать меня?       Фредерика ядовито улыбнулась.       — Должна сказать, что ты являешься особой непредсказуемой… Это что же, воспитание Феликса дало такой отпечаток?       Анна впилась в нее ненавидящим взглядом и откинулась на стуле.       — Не смейте, — прошипела она грозно, — не смейте упоминать его имя. И с чего Вы его вспомнили?       Улыбка с лица Фредерики исчезла, и она серьезно заговорила.       — Намедни я была у Матильды и к ней заехал Кристиан. Поделился своими впечатлениями о домашнем театре фрау Бухгольц и рассказал об одном заинтересовавшем его госте, герре Вайсе.       По одному лишь взгляду Фредерики, Анна догадалась, что та уже, возможно, знает. Замерев в спокойствии, на ее лице не дрогнул ни единый мускул. Фредерика, скрупулезно следившая за нею, потупила взгляд и сглотнула.       — И что же? Герр Вайс, домашний театр… Кристиан рассказал о моем триумфе? — улыбнулась Анна, — Он был так впечатлен… Вам бы тоже непременно понравилось, но Вы уже видели мою «Одиллию», не так ли?       Злобный взгляд Фредерики, брошенный на Анну, лишь повеселил ее и, не таясь вовсе, она расхохоталась.       — Довольно! — строго воскликнула Фредерика, — Хватит! Стану я терпеть насмешки от…       — От кого?.. — веселость Анны вмиг прошла, и теперь она испепеляла ее взглядом, — Не разбрасывайтесь такими высказываниями. Перед Вами герцогиня…       Фредерика замолкла и возразить ничего более не смела. Анна вздохнула в удовольствии и вскинула голову в победном жесте.       — Анна, если это он… — Фредерика вдруг помялась, — не вздумай что-либо предпринять. Ты знаешь, что я могу сделать…       — Я не понимаю, о ком Вы говорите?.. Кто он?       — Ты знаешь, Анна! Герр Вайс — это Ягер?!       Анна удивленно вскинула брови и усмехнулась.       — У Вас, верно, уже возрастные психические отклонения… Вы хорошо себя чувствуете? Какой Ягер? Сначала Феликс, теперь он…       — Кристиан сказал, что у герра Вайса шрамы на правой щеке, словно он вернулся с войны.       — И Вы подумали, что это Клаус? Господи… — засмеялась Анна, — А Кристиан не сказал, что в тот вечер хорошо налег на женевер? У герра Вайса нет шрамов на лице. Верно, он перепутал с постановкой Гюго…       — Но Кристиан сказал…       — Моя дражайшая mamié, неужто Вы и впрямь считаете, что это Клаус? Я же сказала, что это не он. Да и Клаус не так глуп, чтобы появиться вновь в моей жизни.       Фредерика смерила ее недоверчивым взглядом и заговорила:       — Может, не глуп, но безрассуден. Я помню, его неистовую привязанность к тебе. Или думаешь, что это могло пройти?       — Не знаю… Вы задаете такие вопросы, словно я была на его месте и могу понять. Это решительно больной человек. — Анна задумалась и кивнула собственным размышлениям, — Это болезнь, понимаете?       — А я легко могу представить тебя на его месте… Может, болезнь заразна?       — Что Вы хотите сказать?..       — Ты согласилась на мои условия лишь ради него. Когда я стала угрожать ему, ты вмиг согласилась. Может, и теперь ты выгораживаешь его?       Анна, не удержавшись, вдруг рассмеялась.       — Вы правда считаете, что после всего, что я вынесла, я стану его защищать? Нет… Даже если б мне и взбрела в голову подобная сумасбродная мысль, я бы не стала. Мое положение слишком дорого стоит. Я замужем за прекрасным человеком, его семья любит меня, я — герцогиня, в конце концов, и неужто Вы считаете, что я так глупа и лишусь всех своих привилегий ради него?!       — Не могу судить, Анна. Я никогда тебе не доверяла и теперь понимаю, что не стоит. Ты слишком самостоятельна и своенравна… Никогда не знаешь, что от тебя ожидать. Как бы я ни старалась воспеть в тебе немецкую кровь, русская жилка так и пробивается…       Анна искренне улыбнулась, подарив Фредерике один из своих торжествующих взглядов.       — Я могу лишь гордиться, mamié. Возможно, это и отличает меня. Вы, немцы, послушные и понять не можете, каково это пойти против всех, а я иду. Да, сначала страшно, но потом… страх уходит и страшно уже Вам.       Она, уже не желая говорить с Фредерикой, встала изо стола и вышла с глубинным удовлетворением в сердце. Выйдя в коридор и не успев повернуть в сторону своей комнаты, Анна застала на лестнице расстроенную фрау Бухгольц.       — Фрау Бухгольц, что с Вами? — обеспокоенно спросила она, взяв ту под локоть.       — Ох, Анна, дорогая, какая неприятность…       — Что случилось? На Вас лица нет…       Анна отвела фрау Бухгольц на второй этаж и усадила в небольшое кресло рядом с высоким гетеропанаксом.       — Герр Вайс должен был сегодня вернуться, но позвонил герр Брандт и сообщил, что он… — она тяжко вздохнула, и ее морщинистое лицо исказило печальное выражение.       — Что?.. — не вытерпела Анна, — Что с ним?       — Упал с лошади и не приходит в себя… О, Анна, бесконечно, бесконечно жаль герра Вайса. Ведь он поправится?       Анна, подавляя в сердце горечь и внезапные слезы, выдохнула, собрав оставшиеся силы, и выдавила слабую улыбку.       — Разумеется, поправится, фрау Бухгольц. Не беспокойтесь…       — Ох, Анна, как же здесь не беспокоиться… Если б я могла поехать, но я не могу оставить гостей… — фрау Бухгольц вдруг замолчала и взглянула на нее, — Дорогая, прошу, поезжай к нему. Пожалуйста…       — Фрау Бухгольц… — опешила Анна, — Я… я не могу.       — Пожалуйста, Анна. Он — мой гость, и я должна о нем позаботиться. И ты же обещала мне помогать с этим… прошу.       — Я… право, не знаю… Уже поздно.       — О, Карл тебя отвезет. Прошу тебя, Анна…       — Ну что ж, — вздохнула она и ободряюще улыбнулась, — я действительно обещала Вам помочь. Я все сделаю, но, прошу Вас, только не волнуйтесь.       — Благодарю, моя дорогая, — пропела фрау Бухгольц, и, приподнявшись с кресла, обняла Анну за плечи, — я знала, ты хорошая девочка.       — Тогда не будем терять время.       — Ты права, — решительно кивнула фрау Бухгольц, — я поспешу вниз и оповещу Карла о твоей поездке.       И фрау Бухгольц в мгновение оказалась на первом этаже, чем удивительно поразила Анну. Она не уставала поражаться жизнелюбием и неустанной энергией этой старушки и отчего-то широко улыбнулась.       Анна поспешила в свою комнату переодеться и взять некоторые вещи, но, пересекая коридор, не заметила, как из одной двери вмиг появилась фигура и потянула ее за локоть. По властному жесту Анна разгадала Фредерику и фыркнула. Она приблизила Анну ближе к своему лицу и угрожающе прошипела:       — Если я узнаю, что это он…       — Не беспокойтесь, дорогая mamié, — сказала Анна с вызовом и вырвала локоть из цепкой хватки, — не узнаете…