Сейчас я понимаю, что происходит, ещё до того, как слова вырываются наружу. И я почувствовал всю доставленную тобой боль с лихвой. Но я дойду до края Земли, лишь бы остаться с тобой.
2021. Под руку с Пэгги Джеки ввалилась на порог дома. Она еле перебирала ногами по полу и что-то неразборчиво мямлила. К этому моменту алкоголь совсем выбил её из сил. Отнял у неё благоразумие. Она иногда взывала к имени Шоны, надрывно плакала, спотыкаясь о свои же ноги. — Вот скажи, Пэгги. Джефф нравится ей только потому, что у него есть член? Пэгги вздохнула и закатила глаза. Как вообще некоторые доходили до этой мысли? Неужели сейчас было настолько сексуально озабоченное время? Она любила Кевина за его искренность, за его шутки и умение быть рядом, когда хочется просто плакать в тишине. С Кевином было хорошо смеяться вместе, хорошо было молчать. Они почти не целовались. Им было не до этого. Были скорее лучшими друзьями, родственными душами. Пэгги действительно любила его. Или думала, что любила. Он был её рыцарем, помощником, самым ласковым в мире котом. Этого было достаточно, чтобы его любить. Да, возможно, Пэгги не признавала в нём влюблённость. Возможно, это было совсем другое. Но другого испытывать ей не доводилось. К мужчинам. Была Мисти. Эта чудачка. Пэгги никогда не придавала значения тому, что было между ними. Не хотела разбираться. Потому что боялась прийти к страшной правде. Она предпочитала делать вид, что всё было таким, каким и выглядело. Пэгги не то чтобы не показывала каких-то неверных чувств, она и думать себе о них не позволяла. Смотрела на Мисти сквозь призму безразличия. Прятала за замками и цепями своё пылающее сердце. Пылающее от того чувства, какое Пэгги никому не демонстрировала. В лесу это было легче. Делай что хочешь, вряд ли ты переживёшь зиму. Лес стал для них местом, обнажившим все их грязные секреты, которых они стыдились. Пэгги считала любовь к Мисти грязной. Неправильной. Не заслуживающей понимания. Мисти была солнцем на снегу, Пэгги была грязью. Пэгги ненавидела эти чистые чувства, она ненавидела их потому, что ей казалось, что грязная она сама. Она старалась отмыться от грязи, наградить ей кого-то другого, обвинить во всём кого-нибудь, лишь бы не себя. Она прятала грязные руки в сугроб, держала их так, пока пальцы не онемеют, лишь бы смыть с себя грязь. Мисти не была грязной. Любовь к ней была, пожалуй, самым светлым, что Пэгги могла бы почувствовать, если бы себе позволила. Мисти не была грязной. Но Пэгги её испачкала. — Нет, Джеки. Не из-за этого... Пэгги довела её до дивана и помогла снять с себя штаны, пока Джеки ещё протестовала. Ей было несложно представить, за что Шона могла полюбить Джеффа. Он не был ублюдком, в отличии от Трэвиса, которого Пэгги никогда не одобряла для Натали. Джефф был по-своему мягкий, это забавляло. Он был придурковатым, даже в какой-то степени наивным. Но на него можно было положиться. Несколько раз Пэгги даже доверяла ему ключи от своего дома. Это было в студенческие годы, когда у неё жил старый рыжий кот по имени Юпитер. Джефф навещал её квартиру, которую она снимала неподалёку от института, когда Пэгги нужно было уехать в родительский дом на годовщину смерти мамы. Иногда Джефф мог без умолку болтать, как тринадцатилетняя сплетница. На дне рождения Келли он гордо хвалился, что научил семилетнюю малышку кататься на двухколёсном велосипеде. Джефф был рождён, чтобы в один день стать отцом. Пэгги видела это в том, как сильно он заботился о всех начинаниях своей дочери. Без него Келли никогда не справляла все самые важные дни своего взросления. Джефф учился заплетать ей косички, гладил платья на выпускные из садика и младшей школы, обжигая пальцы утюгом. Обрабатывал ей колени, когда она падала с того самого треклятого велосипеда. Джеффа было легко любить. И Шона полюбила. В этом не было ничьей вины. Джеки зря искала виноватых. — Тогда ответь мне, почему? Чем он лучше меня? — несвязно промямлила Тейлор, приподнимая задницу, чтобы окончательно избавиться от штанов. Пэгги в глубине души осознавала. Не было худших и лучших. Были разные желания. У Шоны никогда не было стабильных потребностей. Она кочевала от одного к другому. Раз уж Пэгги и сравнивали с ней, то нечто общее у них было: они обе были обманщицами. Только Пэгги была опытным лгуном, который знал почему и о чём врёт, а Шона даже понятия не имела, чего ей хочется, так что придумывала на ходу. Шона совершала поспешные решения. Пэгги сомневалась, что она хотя бы раз задумывалась о побочных эффектах. Джеффа определённо было за что любить, но только Пэгги не была уверена, что Шона его действительно любит. Может, хочет убедить себя в этом, а на деле не верит. Почему она выбрала его, она тоже не знала. Шона могла точно так же играть в любовь с Джеки, но и этого было недостаточно. Пэгги бы хотела понять её, найти ключ к её сердцу, залезть в голову, узнать, как устроен мир для Шоны. Но ей было не известно то, любила ли она кого-то из них, как и то, чего ей хотелось. Пэгги не знала. Она плохо разбиралась в вопросах любви. За всю жизнь она доверилась лишь одному человеку, никто больше не знал ее лучше, чем... — Ты что тут забыла? Мисти скрестила руки на груди, всё так же безразлично и мрачно смотря на Пэгги, как она смотрела на встрече выпускников. Не зная, что делать, Пэгги поднялась с дивана, как предполагали хорошие манеры, когда в комнате появлялась женщина. Джеки ещё что-то гнусавила за её спиной. Сейчас они были похожи на родителей, которые были в ссоре, чей ребёнок не хотел засыпать без сказки на ночь. — Хэй, Мисти. Выглядишь прекрасно, — только и смогла вытянуть из себя Пэгги. Мисти нахмурилась. Она так холодно осматривала её, пыталась понять, в чём суть всей этой фальшивой лести, какой-то излишней фамильярности. — О, да пошла ты, — скривила губы она, выходя в коридор. Пэгги огорчённо опустила уголки губ, взглянула на Джеки. Волосы упали ей на лицо, она лежала, сопя в нос. Оставив её в таком положении, Пэгги направилась за Мисти и закрыла дверь в гостиную. — Я просто подбросила Джеки до дома. Ты же видишь, что она в стельку пьяная. Я уже собираюсь уходить. Обернувшись, Мисти фыркнула и ткнула её в грудь. — Да пошла ты, — повторила она. — Ты ведь знаешь, что я не отпущу тебя на ночь глядя одну чёрт знает куда! Поэтому и завалилась ко мне домой. Пэгги в изумлении приподняла брови. — Ну вообще-то Джеки — моя подруга. Я бы не позволила ей в таком состоянии садиться за руль. Мисти всплеснула руками, ахнув. — И правда, ты же у нас само благородство! Пэгги хотела нагрубить ей в ответ, но не стала. Мисти имела право злиться. А она нет. — Ты могла отвезти её к себе домой. Чёрт возьми, у тебя был такой вариант, но ты делаешь только так, как хочется тебе! Пэгги вздохнула и молча кивнула. Она смотрела на неё, как провинившийся ребёнок, смотрела и просто соглашалась со всем. — Чего ты хочешь? А? Чтобы я умоляла тебя остаться сейчас? Зачем ты пришла? Потешить своё эго за счёт моих унижений, да? Пэгги вся сжалась. Она хотела сцепить руки за её спиной, поймать Мисти в капкан. Пробудить в ней ту глупую радость, с какой она каждый день встречала её. Ей было чуждо наслаждение этим, но сейчас Пэгги мечтала только об одной улыбке в свой адрес. Чтобы сердце Мисти снова оттаяло. — Я надеялась увидеться. После того, как я ушла, мы должны были поговорить обо всём нормально. Мисти поджала губы, она ещё прижимала собственные руки к груди и сверлила взглядом пол. — Когда ты ушла, я почувствовала себя так же, как чувствовала после спасения. Будто мир вокруг жил без меня, и мне не было в нём места... Она сглотнула, на мгновение стала снова той ранимой Мисти, которая отчаянно боролась за них. Пэгги никогда не видела в ней того бойца, которым она была. Пэгги слишком многое не видела и винила себя за это. — Мисти, я... — Не нужно говорить, как тебе жаль. Хорошо, Пэгс? Я тот ещё гребаный лузер. Жалеть меня надо было в день, когда мы переспали около озера. До этого ещё что-то можно было исправить. Пэгги сделала несколько шагов ей навстречу, Мисти не шелохнулась с места. Было так странно всегда находить, что сказать другим людям, но в своих собственных мыслях и чувствах теряться, как во тьме без фонарика. — Я не хотела целовать Кевина. Я не знала, что это произошло на самом деле. Думала, что я сплю. Пэгги сказала не всю правду. Язык не повернулся рассказать, кого именно она представляла на месте Кевина. Мисти приподняла на неё свои букашечьи глаза и медленно потянулась, чтобы ткнуть очки на место. — Что? Это звучало, как бред. — Помнишь ночь, когда я позвонила тебе после кошмара? С того момента я совсем нормально не спала. Лишь вчера ночью впервые за долгое время я сама по себе как-то вырубилась. Так что... я даже не осознавала большую часть происходящего. Это звучало, как ещё больший бред. Злость в глазах Мисти сменилась сожалением. Она почти была готова забыться и приняться расцеловывать Пэгги, просто потому что ей хотелось её простить. Мисти ждала оправдания. Оно было ей нужно. Так было легче жить. — Прошлой ночью он пришёл ко мне. В темноте. До этого я видела его за спиной Джеки. — Он? — Мисти вытаращилась, не на шутку испугавшись. — Дух. То зло, что было в нас. Лицо Мисти помрачнело. Она приставила кулак к губам и указала в сторону кухни. — Пойдём. Я сделаю нам чай. И расскажешь мне всё. Пэгги поспешила за ней, когда Мисти пулей умчалась в кухню, будто сбегая от собственных опасений. Они обе знали, что это значит. И обе не понимали, что с этим делать. Быть безразличной у Мисти выходило хреново. Она любила Пэгги, как бы ни старалась ненавидеть. После ссоры позволила себе злиться, но уже вскоре обида прошла. Она ведь не могла заставить Пэгги поменять своё отношение к себе. Иногда было печально, но важно признавать, что люди, которых ты любишь, которые, быть может, любят тебя, не могут остаться. Это было больно. Гораздо больнее, чем если бы те, кто не любят, были рядом. Мисти было легче. Она всю свою сознательную жизнь знала, что люди вокруг не видели в ней личность. Она была лишь образом того, что они себе придумали. И было, как ни крути, гораздо легче, если бы все относились к ней так и дальше. Если бы не появилась Пэгги. Самая большая мечта Мисти, самое печальное разочарование. Её не столько разочаровала эта влюблённость, сколько те надежды, что она возлагала на неё. Мисти хотела, как в сказке, «долго и счастливо», хотела историю, где в конце они поженились, хотела всю эту трещащую по швам романтику. Романтику в белом платье с фатой. Романтику с букетом роз в руках. И к реальности она просто оказалась не готова. Реальность пришла голой, в одних только пошлых чулках до неловкости порванных, с кровоточащими коленями и ободранными локтями. Мисти слишком многого хотела. В жизни ничего не дают даром. Даже любовь стоит дорого. Любовь, до которой, как она думала, было так просто дотянуться. Мисти знала, что глупо злиться на Пэгги. Глупо было ненавидеть Кевина. Никто не виноват, что их жизнь была не такой, как у нормальных людей. Возможно, Пэгги лишь хотелось быть честной. Не тешить себя фальшивыми мечтами о счастье. Не делать вид, что они были такими же, как и все. Возможно, в глубине души Пэгги понимала, что они могут причинить друг другу боль. Возможно, у неё правда были причины уйти! Как бы там ни было, Мисти всегда была ей рада. Пэгги была не только объектом её любви, разбившим ей сердце. Она была, в первую очередь, её самой близкой подругой. Они могли злиться, очень сильно друг друга ранить, но Мисти никогда не могла заставить себя закрыть за Пэгги дверь. Не позволить ей вернуться, когда ей захочется любви. Между ними всё кончено. Может, они и правда не способны быть счастливыми. Они хотя бы могут помочь друг другу остаться на плаву. Быть друзьями Мисти умеет отлично. Всё-таки этим она и занималась почти двадцать пять лет.***
1996. За окном снова разошлась метель. Пэгги скучала, сидя на скамье, и изредка выдыхала. Стекло заледенело, толком не было видно того, что происходило вне хижины. Лишь слышалось завывание ветра, от которого подрагивали стены. Мисти села рядом с ней и коснулась колена, почти ободряюще погладив. — Привет, — шепнула она, склонив голову на бок. — Тебе нужно поесть с остальными. Шона скоро принесёт мясо. Лотти сказала, что тебе нужно. Пэгги мотнула головой. Прошло уже три дня, как наступила зима. До этого она перебивалась запасами грибов, которые, к счастью, не оказались отравлены. Но и они были не вечны. Ей нужно было есть то, что ели и все. С тех самых пор, когда они последний раз радовались теплу, многое успело поменяться. Пэгги заметила это не сразу. По-началу она даже не видела изменений. Потом многие девушки как-то переключились на Лотти. Тянулись к ней, что ли. В начале зимы Лотти ушла куда-то, забрав себе сердце медведя, которого заколола по воле случая. Странное было зрелище. В общем, хотела Лотти того или нет, ей удалось занять место Джеки, которая, к слову, целыми днями сидела возле камина и рисовала. Пэгги не пыталась с ней заговорить, подозревала, что у той поехала крыша после произошедшего. Джеки рисовала углём, яростно растирала его пальцами по бумаге, иногда рвала страницы и кидала прямо в пылающий камин. Мисти иногда всё же подходила к ней, протягивала тарелку мяса и в привычной манере улыбалась. Джеки благодарно принимала долю, но на контакт выходить не спешила. Ей не хотелось. Что-то терзало её. Лишь одному человеку удалось заговорить с Джеки. Хави подошёл к ней и какое-то время стоял, разглядывая рисунки в блокноте. Когда на него обратили внимание, он отвёл взгляд в пол и приглушённо сказал: — Ты очень красиво рисуешь. Научишь и меня? Джеки думала, как славно было бы послать его куда-нибудь, и как правильно было это сделать. Но отчуждение исчезло само по себе, и она медленно ему кивнула. Хави не был плохим мальчиком. Более того, он был ребёнком. Очень добрым ребёнком. — Хорошо. Давай. Но только завтра. Хави заулыбался. Джеки смотрела на него пару секунд и потом улыбнулась тоже. Что касалось Мисти, она обзавелась хоть каким-то авторитетом. Статусом прислуги. Иногда Лотти доверяла ей всякие банальные задачи, реже — спрашивала мнения, ещё реже — благодарила. Значимость делала Мисти счастливее. Наверное, в глубине души она знала, что её используют, но ей нравилось быть полезной. Пэгги вновь отвернулась на метель за окном. — Я не хочу пока. Мисти посмотрела хмуро, почти сурово. — Мне честно не хочется. — Ты себя изведёшь. Знаешь, как это опасно? Она сжала рукой её колено. Пэгги вздохнула и положила свою ладонь поверх чужой. — Да, знаю. И даю тебе обещание, что вечером я уже поем. Договорились? Мисти нехотя кивнула, грустно отводя взгляд. Пэгги заметила это и вскинула брови. — Я лишь хочу, чтобы ты была со мной в этот момент, хорошо? Это важно для меня. — Я? — Мисти засмущалась. — Божечки, даже и не знаю... это ответственно. Очень. Пэгги слабо улыбнулась. — Ты справишься. Вот только не верила, справится ли она сама. Если были причины, по которым «Шершни» ссорились, то с приходом зимы их стало ещё больше. В основном все перепалки были из-за неравномерного распределения обязанностей. Мисти была, пожалуй, единственной, кто беспрекословно на всё соглашалась. Потому что не хотелось получить по лицу. Обычно, когда не могли решить, чья очередь набирать воду или выливать ведро для мочи, посылали именно Куигли, чтобы не приходилось долго договариваться. В этот вечер Мисти вновь должна была пойти к колодцу, чтобы набрать воды. Ей не то чтобы хотелось, просто выбора было не так много. Натянув связанную собой же шапку, она двинулась прочь из дома, огорчённо выдыхая. Мороз больно одарил её пощёчиной, и Мисти стойко пошла ему навстречу. Пока набирала воду, она частенько напевала себе что-то незамысловатое под нос, уверяя себя не унывать. От холода она почти не чувствовала пальцев рук, поэтому, возвращаясь, всегда спешила прислонить их к чему-нибудь горячему. — Бля, Мисти, ты в своём уме? — налетела на неё Пэгги, когда девушка сидела и варила свои руки в кипятке. Мисти неоднозначно покачала головой и продолжила греть пальцы в миске, из которой поднимался пар. — Мне холодно, — оправдала себя она и глубже сунула ладони в воду. После этого, когда все отошли ко сну, Пэгги лежала на своём спальном месте и слегка целовала её пальцы, которые украшали старые болячки и новые неглубокие ранки, образовавшиеся непонятно откуда. Она покрывала каждый из шрамов поцелуем, в темноте прижимала к себе Мисти, на что та только с наивной девчачьей нежностью шептала ей в ухо: — Ты лучшее, что со мной случалось. Или: — Мне с тобой очень хорошо. Это было всё, что могла тогда дать ей Мисти. Она лишь прятала нос в пшеничных волосах Пэгги, чувствовала лёгкий мороз, которым они пахли. И ей было достаточно. Они старались быть тише, мучительно медленно ёрзали в одеялах, чтобы не быть пойманными на месте преступления, и тихо продолжали обниматься. Большего и не нужно было. — Я придумаю что-нибудь, чтобы ты не так сильно замерзала, — прошептала ей в губы Пэгги и с осторожностью к ним прижалась. Они затихли. Просто клюнули губами друг в друга, высчитывая секунды. Дыхание у Мисти было тёплое, оно касалось подбородка Пэгги, когда та лишь немного отстранялась. Прильнув к её груди, Пэгги ложилась возле сердца и ловила это дыхание, эти короткие стуки; эту жизнь и страсть к жизни, которые кипели в Мисти. — Спасибо, — с улыбкой в голосе ответила девушка, и Пэгги была уверена, что улыбнулась сама.***
2021. — Так, океюшки. Можешь лечь здесь, а я как-нибудь расположусь в подвале. Мисти взбила одну из подушек на своей кровати, другую прихватив с собой. Пэгги бегло прошлась по ней взглядом и, пока она не ушла, взяла женщину за запястье. — Нет. Пожалуйста. Останься здесь, мне будет гораздо спокойнее... Мисти скривила губы в подобии улыбки. Вышло натянуто и грустно. — Пэгс... Она смотрела таким взглядом, как взрослый, который собирается напомнить, что ты достаточно взрослая, чтобы спать без ночника. — Прошу, Мисти, — одними губами произнесла Пэгги, сильнее сжимая её руку. Ей пришлось сделать многое, чтобы произнести самое стыдное, но единственное, что могло побудить Мисти остаться: — Мне страшно. Мисти видела в её глазах ребёнка, который сейчас залезет под одеяло и горько расплачется. Она не хотела стать причиной этого шторма в океане. — Да, хорошо. Хорошо, хорошо, — закивала женщина и села на край кровати, похлопав по матрасу рядом. — Иди сюда. Пэгги медленными шагами проплыла вперёд и расположилась возле Мисти, вглядываясь в неё с надеждой найти ответы на всё, что волновало. — Ну вот, — обрадовалась Куигли, коснулась её плеча и легонько потрепала, — привет. — Привет, — шепнула Пэгги и была близка к слабости. Мисти чувствовала, как трещит по швам их доверие. То, кем они были, расползается на две части того, кем они стали. Больше Мисти не считает, что она может быть любимой. Больше это не ощущается, как потребность. Скорее, как зависимость. Что сказать? Какие слова подобрать? Да и получится ли у неё? Мисти страшно признаться, что ей нечего ответить, чтобы развеять неприятную тишину. Она просто существует. Просто смотрит на Пэгги и старается держать дистанцию. Достаточно большую, чтобы не перейти черту, недостаточно настоящую, чтобы не было больно. Пэгги и не нужно, чтобы она что-то сказала. Она легла в кровать спиной, смотря в потолок, и заметила там странно образовавшееся пятно, будто кто-то вылил чашку кофе, стоя вверх ногами. Как оказалось потом, ей просто причудилось. С тяжёлым вздохом, Пэгги закрыла глаза и лишь по звукам и касаниям поняла, что Мисти аккуратно потеснилась возле неё. — Спасибо, — всё ещё тихо произнесла Гонсалес. Мисти буравила взглядом Пэгги какое-то время, вздохнула и перекатилась на бок. — Не стоит. — Нет, я имею ввиду за всё. Спасибо за всё, что ты только делала, — приоткрыв глаза, она теперь тоже смотрела на неё. Мисти показалось, что она просто издевалась над ней. На благодарность это не было похоже. — Иногда я думаю, что встреча со мной только и сделала, что усложнила твою жизнь. Она хотела засмеяться, но подумала, что с неё хватит фальшивой беспечности. Она сжала губы. — Встреча с тобой была для меня... Театрально закашлявшись, Мисти потянулась к лампе и потушила свет. — Сладких снов, Пэгги. Надеюсь, тебе приснится любовь, медузы и звёздное небо. Она никак не стала объясняться, устроилась на спине и зажмурила глаза, позволив паре слезинок бесшумно скатиться по щекам. Любовь, медузы и звёздное небо она сама помнила только на картинках. Как жаль, что ей не доводилось видеть сны, такие же, как иногда снились Пэгги. Не только хорошие, но и плохие. Может быть, она бы смогла понять её страхи? Пэгги, как провинившееся дитя, с лаской постаралась к ней прижаться, но всё равно побоялась и сохранила дистанцию. Её нос клюнул Мисти в плечо, она притворилась более сонной, чем была. Несмотря на ужасные кошмары, Пэгги была достаточно бодрой и достаточно крепкой, чтобы не сдаться и отключиться вместе со светом. Ей полагалось пожелать Мисти приятных снов в ответ, но вместо этого её пробило на честность: — Куигли? Странно, она уже очень долго не звала её так. Пэгги лишь хотелось притвориться, что между ними и правда появился непреодолимый барьер. Наверное, для Мисти так было спокойнее — когда она знала, что Пэгги не хочет делать ей больно. — Прошу, давай не сейчас... Не сейчас. Но, возможно, Мисти не была бы готова к чему-то, щемящему сердце, и завтра, и послезавтра, и через год. Боль была такой, будто никогда бы не ушла, даже если бы Мисти предложила отдать ей что-то взамен. Мисти просто хотела уйти от боли. Она, если помните, никогда не уходит до конца. Но можно постараться самой от неё сбежать. Это не так страшно, как в один момент столкнуться с ней лицом к лицу. Мисти ненавидит боль. Её было достаточно в их юности. Вид крови, жестокость, потери — всё это ранит, всё это побуждает блевать. Мисти не хочет слышать, что Пэгги начнёт снова искать оправдания. Иначе ей снова придётся почувствовать себя так, словно сама обязала её к раскаянию. Но Пэгги, кажется, никогда не раскаивалась так искренне, чтобы Мисти не чувствовала себя виноватой. По крайней мере, не перед ней. — Нет, знаешь... Я бы купила себе ночник. Тупорылый какой-нибудь. — Тебе страшно спать в темноте? — обеспокоилась Мисти, не понимая, к чему тут это. Пэгги почувствовала, как она приподнялась, и побудила её лечь обратно, когда движением руки прижала плечо Мисти к кровати. — Не совсем. Вернее, с тобой уже не страшно. Но дома... мне выставят бешеный счёт за электричество в этом месяце. Прозвучала её неискренняя усмешка. Мисти вздохнула. В ней снова взыграла нежность, которую она подавляла, убеждая себя, что она эгоистка. Поэтому, повернувшись на бок, она слегка обняла Пэгги. Постаралась не слишком крепко, не слишком близко к ней прижаться. Чтобы уж наверняка не почувствовать запах вишнёвых духов вперемешку с сигаретным дымом от её волос. Чтобы не ощутить собственной грудью, как слева, точно в причудливом нагрудном кармашке её рубашки, бьётся сердце. Чтобы не быть достаточно неблагоразумной и не позволить себе вновь её поцеловать. Отчаянные люди умирают первыми. Мисти ни за что не хочет умирать. Она просто хотела подарить Пэгги немного тепла. Возлюбленная она ей, подруга или уже никто, Мисти не заставит себя от неё отказаться. Даже если Пэгги думает, что дружбы достаточно, Мисти будет любить её так, как положено друзьям. Друзья заботятся друг о друге. Мисти заботится о Пэгги. Потому что кроме неё у Мисти нет никого. Разве что Джеки, но Джеки слишком любит одиночество. — Сладких снов, — повторила Мисти, на этот раз с искренностью и простым намерением поскорее заснуть. — Сладких снов, Мисти, — ответила ей Пэгги и прижалась к ней, как той самой ночью, когда её настиг первый за долгие двадцать пять лет настоящий кошмар. До тех самых пор, когда Пэгги уснула, она внимательно прислушивалась к дыханию Мисти. Она дышала тяжело, выдерживала долгие паузы между вздохами. Её грудь прижималась к груди Пэгги. Поэтому Гонсалес не могла сконцентрироваться на сновидениях, сосредоточенная лишь на тревожном дыхании. Пока она сама боялась кошмаров, то, что пугало Мисти, происходило наяву. Оленьи рога пронизывали их насквозь, но Куигли боялась не леса. Она, как подстреленный кролик, боялась боли, которую испытала. И боль эту принесла Пэгги. Утро наступило, кажется, когда её голова только успела коснуться подушки. Пэгги поняла это, сквозь сон приоткрыв глаза. Светало. Нехотя она выскользнула из объятий Мисти, та покорно продолжила спать, даже не пошевелившись. Пэгги жаль было уходить от неё без предупреждения. Она чувствовала, словно сбегает в очередной раз. Ненависть зрела где-то внутри, у неё в груди. Но в то же время, она понимала, что не должна обременять Мисти своим присутствием. Пэгги не её ответственность. Не её вина, не её проблема. Пэгги вообще вряд ли кому-либо принадлежала. Ни Мисти, ни Кевину, ни самой себе. Она существовала и отравляла. Несла разрушение, подобно чуме и голоду. Однажды ей надоест быть обузой для Мисти. И, может быть, она будет достаточно сильной, чтобы исчезнуть из её жизни снова, теперь уже навсегда. Пэгги слезла с кровати, со смущением заметила, что уснула вчера в своём вечернем платье, и двинулась к выходу. Она уже собралась тихо приоткрыть дверь и не менее тихо выскользнуть из комнаты, но какая-то неведомая сила заставила её притормозить и вернуться. Мисти всё ещё спала. Её руки были плотно прижаты к груди, и лежала она почти в позе эмбриона. Дыхание колыхало нелепо упавшую ей на лицо прядь, и Мисти иногда морщила нос, но оставалась неподвижна. — Ох, Мисти, — еле слышно, одними губами произнесла Пэгги. Она смотрела на неё долю секунды. Затем потянулась, чтобы убрать эту глупую прядь. Наклонилась чуть ниже и поцеловала кудрявую макушку. — Пока. Покраснев, она выпрямилась, про себя проругалась и теперь уже точно ушла. Сбежала, как испуганная девочка.***
1996. В этот день, как обычно, Мисти ушла за водой. Пэгги не обратила на это внимания, после их последнего разговора возле окна она была занята несколько иной проблемой. Спрятавшись на чердаке, в обществе Ван, которую по началу даже не заметила, она принялась усердно резать свой потрёпанный свитер. В их положении это был настоящий акт варварства — уничтожать тёплые вещи. Но, во-первых, это была необходимость, а во-вторых, этот свитер ей никогда не нравился: был колючий. Голос Ван отозвался из темноты: — Что ты делаешь? Обернувшись, Пэгги увидела, как Ванесса встала во мраке, и тусклый солнечный свет прошёлся по её веснушчатому лицу. Она сощурилась. Гонсалес уже было принялась объясняться, но Палмер её опередила колкой шуткой. — Шьёшь себе меховые труселя? Пэгги не сразу уловила шутку, поморгала несколько раз и только после этого принялась смеяться. — Ну ты и дура! — без толики злобы заметила она и бросила в Ван ошмёток ткани, тот не долетел и упал недалеко от её ног. Ван цокнула, обвела взглядом потолок, но скоро и сама зашлась громким и диким гоготом. — Что-о-о? — протяжно заканючила она. — Я тоже хочу себе такие! Пэгги хмыкнула, прикинув это зрелище. Колючие трусы тошнотно-зелёного цвета. Прямо-таки тюремный брэнд. Может, ей стоило организовать бизнес? — Таисса точно оценит, как только увидит. — Сойдёт с ума от страсти, — подхватила Ван. Пэгги задумчиво отвела взгляд. — Вас, лесбиянок, подобное заводит? Ван ахнула и вытянула руку с оттопыренным средним пальцем. — Звучишь, как гомофобка, Маргарет! Пэгги фыркнула. Гомофобы не занимаются сексом с Мисти. Мисти Куигли — это явно не гомофобно. Это безрассудно. — Нет, просто интересуюсь. Для личного развития. Ван присвистнула, будто секунду назад прочитала мысли своего визави. — Матерь Божья! Ты уже облюбовала задницу Мисти?! Лицо Пэгги запылало краской. Само собой, нет! Мисти выше этого. Выше этой... дикости. Почему Ван просто не спросила, нравятся ли ей её шутки, смотрит ли она ей в глаза при разговоре... Да даже вопрос о том, насколько хорошо целуется Мисти, звучал бы намного лучше. (Мисти целовалась удивительно смело) Пэгги не хотелось отвечать. Она отлично помнила, к чему это привело в прошлый раз. Да и мерзко всё это было. Они ведь не просто трахались. Это было лишь единожды. По ошибке. Пэгги нравилось говорить с Мисти, нравилось, если она улыбалась. Пэгги не знала, зачем то, что случилось между ними, произошло. Наверное, это было правильно? Все так делают. Пэгги хотелось соответствовать, Мисти, если честно, — тоже. Таким образом Пэгги не считала, что их связь была неправильной. А Мисти не чувствовала, что её бросят. Они не умели говорить «нет» обществу и людям, которых любили(или, во всяком случае, думали, что любили). — Мерзость какая! Может, уже хватит говорить о Куигли, как о куске мяса? — она умело скрыла раздражение, на её лице не отразилась ни единая эмоция. — Ладно-ладно, — Ван перестала играть в клоуна, за одно мгновение смыла с себя цирковой грим, — я не хотела её задеть. Серьёзно. Пэгги ей почему-то поверила. Скрипнули половицы, из общей какофонии звуков снизу выбился голос Таиссы, обращающийся к Ван. Палмер дёрнула плечами, прошла мимо Пэгги и кокетливо помахала на прощание: — Удачи, Маргарет! Пэгги почти послала ей проклятия вслед, но прикусила язык. С какой-то стороны она уже привыкла к тому, что Ванесса весьма прямолинейна и резка. Как и к тому, что она единственная называла её Маргарет, разумеется. Вздохнув, Пэгги вернулась к делу. Она была не очень хороша в работе с ниткой и иголкой, но приходилось пересиливать себя и брать всё в свои руки. Её свитер, который, пусть и был колючий, грел её, теперь должен был греть ладони Мисти. Они крохотные, размером даже меньше, чем руки Пэгги, так что забота о них кажется ещё более простой и незатратной. Этот свитер и его жертва — ничто, по сравнению с той пользой, которую могут принести рукавицы из его тёплой ткани. Особенно, если они для Мисти. С чего вдруг такая забота? Пэгги, не уж то ты собралась выдрать из груди своё покрытое плотной коркой льда сердце, выкинуть его в костёр и смотреть, как оно тонет в пламени, обретая способность любить? Это невозможно. Хотя бы не совсем верно. Лёд растает, сердце оживёт, а потом догорит до основания. Как испорченная спичка. Оставит за собой не пылающий солнечный шар, а жалкую груду пепла. Лёд можно было бы разбить, едва покалечив сердце. Осколки не так тяжело склеить воедино. А пепел? Клей сколько влезет, он лишь рассыплется в руках. Пэгги слишком умна, чтобы зажечь своё сердце, но и слишком нерешительна, чтобы его разбить. Пусть останется. Морозит ей грудь время от времени своей ледяной защитой. Пусть стучит совсем немного, с каким-то эхом отзываясь под рёбрами. Пусть пытается выбраться наружу само. Пэгги прекрасно знает, как подогреть мотивацию этого несчастного и бесполезного сгустка. Ей просто нужно отвернуться от него. Оставить в этом дерьмовом положении, в одном стуке от остановки из-за обморожения. Вынуть из груди, чтобы подчеркнуть его одиночество, и уйти. Заставить сердце самому решать эту проблему. Мама научила её, что Пэгги не её ответственность, пусть и была явно её прихотью. В детстве Пэгги не задумывалась, что даже мама не хотела уделять ей внимание. Пэгги падала за жизнь множество раз. С качелей. С дивана(ей тогда было полтора года, она была той ещё маленькой дурой). На ровном месте. И ни разу, ни одного божьего раза её никто не поймал. Мама воротила нос, отмахивалась от папы, говорила, что Пэгги сама встанет, если захочет. Пэгги смотрела на неё круглыми глазами шестилетнего ребёнка, глазами, в которых ещё рос океан, пока называемый соседской девчонкой «вода из лужи» (эту соседскую девчонку никто не помнит, неизвестно, была ли она на самом деле). И Пэгги вставала, не понимала, почему крови на ладонях так много, ведь кровь тогда ещё была чем-то запрещённым. Кровь — это, вроде как, когда умираешь. Но в те моменты ей казалось, будто она наоборот становилась живее. Пэгги шла по жизни в одиночку. Волокла за собой огромный сундук, в котором прятала доверие к людям. Ключ к нему хранился у её мамы. Только мама знала, как Пэгги могла научиться доверять, не тащить на себе все трудности, попробовать положиться на чью-то помощь. И мама, когда умерла(это было давно, Пэгги помнит уже обрывками, но не забыла ещё, что сгубила её маму автокатастрофа), забрала этот ключ с собой в могилу. Должно быть, она даже после смерти не хотела, чтобы Пэгги узнала тайну предательства и разочарования, спрятанную в сундуке. Она завещала Пэгги немногое: фотоаппарат, какие-то книги и безразличие. Брось животное в воду и наблюдай, как оно пытается всплыть, сражаясь за жизнь. Позволь человеку любить себя, но не давай ничего взамен, пока он не уйдёт. Пэгги смогла. Пэгги отделила себя от своего сердца. Оно не её ответственность, так что пусть работает, как ему угодно. Или заглохнет совсем. Смерть не кажется такой страшной, если смотреть на это, как на сон. Или, во всяком случае, как на единственный сон, после которого ей не придётся просыпаться. Если однажды её сердце оживёт, значит, так было нужно. Значит, оно справилось и может получить свой утешительный приз: жизнь. Но Пэгги не уверена, что сама правильно справилась со своей задачей. Не так, как наказывала мама. Пэгги позволила Мисти любить себя. И, кажется, хотела дать ей что-то взамен. Но сердце её продолжало бороться. Продолжало пытаться пробиться сквозь слой льда. Пыталось, но ещё не пробилось. У Пэгги нет ничего взамен для Мисти. По крайней мере, не больше, чем она может дать ей сейчас. Не больше поцелуев, не больше тупых жестов внимания и запретного слова на букву «з»(примечание для Ванессы: не задница!). У неё ничего для неё нет, и она даже не знает, будет ли этого достаточно. Не наскучит ли это Мисти в один момент? Наверняка нет. Мисти не из тех людей, чтобы так поступать. Но в один день. Не завтра, не даже через год. В один долбанный день Мисти может устать ждать. Если они не подохнут тут, жизнь Мисти будет идти вперёд; в один момент, она поймёт, что должна идти вперёд. А Пэгги почему-то кажется, что жить без Мисти она уже не сможет. Не как без сердца. Не как без мамы. Словно Мисти забрала её сундук с доверием, разнесла его вдребезги. И содержимое наконец докоснулось до Пэгги. И она наконец поняла, что спрятали от неё мертвецы(отец её был жив, но она уже давно присмотрела ему место на кладбище). Пэгги не может просто позволить Мисти любить себя. Мама учила её этому, но Пэгги никак не может. Что-то иное, не то, что было раньше с Кевином и другими мальчишками, было между ними. И Пэгги чувствовала себя жалкой. Хотя бы потому, что сейчас сидела и шила эти долбанные варежки, с воодушевлением представляя, как они будут греть лавандовые руки Мисти. Возле камина Мисти сидела не одна. Это было не удивительно, но для неё всё же не столь обычно. Пэгги спустилась туда, по ощущениям, через час или больше. Держа в руках своё творение, она приземлилась возле Мисти и уставилась на девчонку рядом с ней. Она была из запасных. Пэгги редко с ней контактировала, а после катастрофы и вовсе не замечала. И имя у неё было забавное. Такое, словно её родители были стендап комиками или, во всяком случае, отличными шутниками. Это было что-то хохочущее. Необычное. Эта девушка сразу показалась Пэгги лишней. Чужеземкой. Какой-то ненастоящей. Раньше не показывалась, а сейчас как из-под земли выросла. Да и выглядела она неправильно. Будто её лицо было не её лицом вовсе. Будто Пэгги помнила её совсем другой, хотя была уверена, что даже и не помнила. «Не пришей кобыле хвост», именно. Так она и хотела о ней сказать. Забавное имя была подделкой. Пэгги бы не заметила её, если бы она не сидела так близко к Мисти, рядом с которой сидела сама. Наверное, в этом было что-то высокомерное, но ей не было стыдно. — Ты не варила руки в кипятке? — спросила Пэгги, проигнорировав Забавное имя. Брови Мисти медленно поползли вверх. — Нет... А нужно было? Пэгги почти возмутилась, но только протянула ей варежки. Что-то кольнуло в сердце(наверное, небольшой топорик, ударивший по ледяной клетке), она сморщилась и отвела пристыженный взгляд. Глупее она себя ещё никогда не чувствовала. — Я сделала это тебе. Не суди слишком строго, я хреново справляюсь с шитьём, а ещё пальцы проткнула пару раз, до сих пор больно. Просто держи руки в тепле, ладно? Если они тебе не сильно нравятся, то это не страшно. Потом, может, я постараюсь сделать для тебя покрасивее. Она пробубнила всё себе под нос, а потом удивилась, когда Мисти шмыгнула носом. То ли от холода, то ли от подступивших к глазам слёз. — Оу, Пэгс... — Только не начинай, я не переживу драматичных утешений! Пэгги усмехнулась. И удивилась ещё сильнее, когда Мисти, не озабоченная столпотворением вокруг, заключила её в свои медвежьи объятия. И снова сдавила ей рёбра. Пэгги, кажется, услышала их хруст. — Мисти! — захрипела она, стараясь освободиться. — Погоди секундочку, — шикнула Мисти и только потом застенчиво отодвинулась. — Спасибо, Пэгс... Они долю секунды смотрели друг на друга, а потом Мисти неожиданно воскликнула: — Кстати, Пэгги! Это Кристал. Моя новая подруга. Пэгги пересеклась взглядом с Забавным именем и почувствовала, что её на секунду парализовало не то от страха, не то от отвращения. Эта девчонка была какой-то дурацкой. Поэтому Пэгги лишь пару раз моргнула и сидела молча. Кристал смотрела на неё не без улыбки, ожидая, что ей ответят чем-то вроде вежливости. Но в Пэгги совсем не вызывал вежливости её поддельный оптимизм. Она вся тряслась от предвкушения, пока Гонсалес так и не могла ничего ей ответить. — Класс. Очень круто, — вытянула она по слогам и вручила Мисти свой подарок; в какое-то мгновение он показался ей отвратительным, как и эта обстановка. Она встала из-за стола, под её весом скрипнули доски, и, она готова поклясться, Кристал проводила её взглядом. Пэгги никогда не чувствовала себя более дискомфортно, когда на неё кто-то смотрел. И не просто смотрел, а в наглую разглядывал. Мисти подорвалась следом за ней. — Ты чего? Я тебя расстроила? Пэгги мотнула головой, отходя на приличное расстояние. Говорить о своих чувствах ей совсем не хотелось. Мисти в искренней растерянности следила за её действиями, сжимая в руках колючие варежки, и нервно сглатывала. Пэгги злилась или ей просто казалось? — Ты меня не расстроила, Мисти. Поговорим об этом потом. Она старательно выжевала все звуки, чтобы звучать не так враждебно. Пэгги прекрасно знала, какой жестокой может быть, если что-то не удовлетворяет её желания. Наверное, Кристал не понравилась ей не из глупой девчачьей ревности, а из-за того, что доверия у Пэгги не вызывала. Мало ли, что Мисти ей расскажет, и мало ли, что Кристал потом расскажет остальным? Пэгги даже была согласна засунуть в задницу свои принципы и неоправданную ревность, которая уколола её, лишь бы быть уверенной, что Кристал не собирается навредить Мисти. И вдруг Пэгги осенило. Она точно раньше встречала Кристал. В театральном кружке. Когда ставили спектакль по «Волшебнику страны Оз». Кевин играл в нём Страшилу, поэтому Натали и Пэгги пришли на заключительную репетицию. Забавное имя(Пэгги не могла поверить, что её правда звали Кристал, слишком уж глупо) тоже была там. Ей почему-то дали роль Дороти, хотя в платье и с хвостиками она выглядела нелепо. Играла Кристал как-то фальшиво, слишком уж эмоционально. С какой-то ненастоящей драмой, будто Дороти попала не в волшебную страну, а только что стала свидетельницей, как Тото переехала фура. За пару месяцев до этого Пэгги слышала, что Натали и Лотти обсуждали постановку. Мэтьюз хотела пройти кастинг на роль Дороти, но отчего-то не пошла. Сидя на заключительной репетиции, Пэгги думала, что лучше бы она это сделала. Кристал и тогда была какой-то наигранной. Будто не играла роль, а пыталась перекричать стартующую ракету. Было в ней что-то отталкивающее. Даже не её дурацкие хвостики и корзинка. Пэгги казалось, что она просто притворяется никудышной актрисой, но та роль, которую она играет в спектакле своей жизни, намного больше и опаснее. Словно, уходя за кулисы, она снимает с лица улыбку и становится настоящей собой. Нераскрытой загадкой. Притворством, спрятанным за плотной кожей. Была эта Кристал какой-то неправильной. Пэгги чувствовала это тогда, сидя в зале, и вновь вспомнила об этом здесь и сейчас. Она сама была той ещё лгуньей, поэтому отлично могла распознать, когда врали ей. Кристал была плохой актрисой, ну или недостаточно хорошей. И в один момент она должна была сдать себя. Пэгги чувствовала. Либо уже сходила с ума от паранойи. Так или иначе, она поделилась своими опасениями с самой Мисти, когда пришла их очередь принимать ванную. Тазик с кипятком делили по двое, чтобы вода не успевала остыть, а очередь двигалась быстрее. Мисти забралась в судно, освободившись от одежды, и прижалась спиной к груди Пэгги. Та слишком громко втянула воздух. — Всё в порядке? — она приподняла голову, устроилась возле шеи девушки и, ожидая, прикусила губу. — М? — Пэгги опустила руку в светлые кудри и неряшливо погладила. — Сейчас или вообще? Мисти задумчиво повела плечами и повернулась к ней. Она протёрла глаза кулаками, смотря на Пэгги мутным полуслепым взглядом. — Мне показалось, что тебя что-то беспокоит. Пэгги прикусила кончик языка, медленно нащупала рукой вену на шее и едва надавила. — Ты можешь мне рассказать, — тихо сказала Мисти, взяла её за свободную ладонь и сжала. — Я не буду осуждать. Пожалуй, в этом и была главная проблема. Пэгги никогда никто не давал гарантии, что она не станет посмешищем или обладательницей косых взглядов. Угадывая её самые сокровенные страхи, Мисти медленно пробиралась к её сердцу, намеревалась отогреть его в своих руках. — Кристал. Я ей не доверяю. Будь с ней осторожна, пожалуйста. Мисти приподняла брови. Пэгги показалось, что через мгновение она рассмеётся и назовёт её идиоткой. — Оу, думаешь? — она склонила голову, выглядела скорее озадаченной, чем весёлой. Пэгги молча кивнула. Для большей достоверности, чтобы подкрепить искренность своих слов, она поднесла к губам руку Мисти, которую держала в своей, и поцеловала. Сначала костяшки, затем ребро ладони и запястье. — Может, я схожу с ума, но мне она не нравится. Мисти по-доброму улыбнулась, заглянула ей в глаза и быстро поцеловала в щёку несколько раз. — Всё равно мне никто кроме тебя не нужен. — Думаешь, я ревную? — стыдливо прошептала Пэгги, поймала её губы своими и немного отстранилась. — А ревнуешь? Она покраснела. — Не знаю. Мисти хихикнула. Это не заставило Пэгги чувствовать себя глупой, скорее так, будто она в безопасности. — Иногда ты такая забавная. Это мне в тебе больше всего нравится. На самом деле, Пэгги в Мисти тоже нравилось многое, пришлось бы думать слишком долго, чтобы вспомнить все её лучшие качества. Некоторые из них были нелепыми, но Пэгги ловила себя на мысли, что нравится она ей почти полностью. — Я никому этого не рассказывала раньше, но... — Мисти снова изменилась в лице, стала серьёзной, почти взрослой, — я совершенно не умею разбираться в людях. Вряд ли я бы узнала, если бы она хотела меня обмануть. Для меня мир не такой. Зло слишком очевидно, либо зла вообще нет. Кажется, даже если мне причинят боль намеренно, я никогда об этом не узнаю. Я не верю, что на всей планете все имеют какие-то скрытые мотивы, и только ты одна не хочешь меня обидеть. Пэгги не знала, что ей сказать. Мисти убрала пряди за уши, обвела комнату взглядом. Наверное, зря она всё это выдала. Мир и впрямь будто весь был против неё одной. Будто было зло и была одна Пэгги Гонсалес. Шанс встретить кого-то вроде неё был ничтожно мал. Никого не было равного ей. Так начинало казаться и самой Пэгги. Она ощущала себя жестоким взрослым, который сейчас объясняет ребёнку, что Санты Клауса нет, и все подарки под ёлку ложила она сама. Не знала, как сказать Мисти, что мир — полный отстой. Как сказать, что когда ты не вписываешься, все вокруг считают тебя ошибкой. Как сказать, что Пэгги её не заслуживает. Как сказать, что Мисти будет сгорать без любви, потому что люди никогда её не примут? Пэгги даже себе это сказать не могла. Но, в отличии от Мисти, она уже давно научилась играть роль. Просто делать вид, что она вписывается. Хотя на деле она была таким же изгоем, знала, каково быть неправильной, быть чьей-то ошибкой. Она не хотела её огорчить. Не хотела, чтобы мир Мисти, этот дурацкий мир, где зло было слишком очевидным, либо его не было вовсе, рухнул сейчас о жестокую правду реальности. Пэгги давно потеряла надежду на лучшее, но для Мисти надежда — единственное, что не даёт ей отчаяться. Поэтому она соврала. Вернее сказала правду, а затем от неё отказалась. — Наверное, я и правда просто ревную. Может, Кристал совсем не плохая. Она так не думала, но что знала наверняка: Мисти нужны были друзья. Пэгги не могла дать ей всего на свете, этого бы не было достаточно. Но она могла позволить ей самой решать, как поступать. Позволить Мисти быть собой, в своём собственном мире. Не уничтожить её уникальность, даже если она иногда только усложняла жизнь. Ведь, может, зло и правда чуть более очевидное. Может, зло — это то, что стучится к ним в дверь посреди ночи. То, что наблюдает за ними из-за окна, прячась возле деревьев. То, что держит их в своих объятиях. То, что не хочет, чтобы они его покинули. Зло — лес. Лес в их крови, в их сердцах. Все они дети леса. Дети зла, его приспешники. Зло — это они. Это девочки-футболистки, застрявшие в лесу, потерявшие надежды. Зло леса так очевидно, что Пэгги, засыпая, слышит его шелест над ухом. Лес требует освобождения. Ему нужна плоть, чтобы обрести ещё большую силу. И тогда весь мир поглотит тьма. Тогда мрак обретёт полное могущество над светом. И не останется ничего святого ни в Пэгги, ни в Мисти, ни в бедняжке Лоре Ли, потому что даже она теперь принадлежит мраку. Их жизни в руках зла, но оно шепчет о награде взамен. Зло хочет чего-то. Оно голодно, этот голод длится уже несколько сотен лет. Лес требует, чтобы они его накормили. Он был терпелив к ним, но ждать больше некогда. Теперь их очередь возносить на алтарь благодарность. Медвежье сердце — ничто, по сравнению с тем, что они могут ему дать. Голод пробрался в каждую из них, раздался из дебрей желудков воем рога. Этот рог созывал всех на ужин. Всех безумцев и дикарей, что поклонялись лесному духу. Воспрянув ото сна, Пэгги двинулась на зов. Мисти пошла за ней покорно, как идут рабы к своему хозяину, не говоря ни слова, еле перебирая мокрыми ступнями по полу. Возле камина собрались все. Посреди стола стояла чаша мяса. Вой затих, как только Пэгги, завернувшись в полотенце, точно в одеяние древнегреческих Богов, появилась в комнате. Девушки смиренно смотрели на неё, ещё мокрые после душа и полуобнажённые, как лесные нимфы. Мисти остановилась чуть поодаль от Пэгги, подражая верному оруженосцу победителя. Все по-прежнему молчали, в ожидании смотря на Пэгги. В бокалах, вместо вина, блестела кровь. Ещё живая, ещё не утратившая привкус жизни. Сделав пару шагов, Пэгги приблизилась к столу и сглотнула слюну нетерпения. Она почувствовала, как запульсировала шея, как собственная кровь растекалась у неё по венам. Это был самый настоящий животный голод. Лесные нимфы подняли бокалы крови в торжественном жесте. Они с вожделением смотрели на неё, будто Пэгги и есть их долгожданная пища. Она видела, как блестели их глаза, как расширились зрачки, словно у наркоманов. Ледяные руки зла упёрлись ей в спину, прошлись по позвоночнику, обвили голые плечи, и рога, приближаясь, срослись с её собственной тенью. Голоса в голове замолчали, на смену им пришла чёткая команда. Слова, которые Пэгги произнесла, радушно разводя руками: — Пора ужинать. Девушки набросились на мясо, жадно раздирая его зубами, пачкая руки в сочащемся соке, причмокивая. Пэгги села напротив них, взялась за самый большой кусок, некогда бывший медведем, и, без раздумий, сунула себе в рот. Тёплая туша обожгла язык. Девушка жевала медленно, смаковала каждую часть, с её подбородка текла кровь, которой она торопливо запивала еду. От наслаждения закружилась голова. Всё вокруг поплыло, а затем, как сумасшедшую карусель, её остановила рука Шоны, которая вложила ей в разжатый кулак кинжал. Они стояли посреди комнаты. Шона неоднозначно кивнула ей и отошла на несколько шагов назад. Пэгги смотрела на острие оружия, в котором отражались её холодные глаза. Остальные девушки столпились вокруг, их лица были перепачканы в последствиях ужина, одежды впитали капли крови. Все они снова смотрели на неё. Смотрели на то, что было сзади неё. Пэгги сжала кинжал в руке, не зная, что делать. Голос шептал:«Убей!». Она огляделась вокруг, лица превратились в причудливый хоровод масок, как вдруг всё снова замерло. Остановилось и время. Пэгги почувствовала, как тёплая кровь стекает по её пальцам, когда лезвие пронзило плоть. Мисти только тихо вздохнула, глазами убитой лани посмотрев на неё. Кинжал вошёл в грудь до упора. Очки слетели с лица Мисти, от досады у неё заслезились глаза. Прошептала одними губами что-то похожее на слово «зачем» и на выдохе умерла. Пэгги поймала её тело, ещё горячее, как то, что было когда-то медведем. Кинжал упал, ударился о доски, и в комнате воцарилась тишина. Даже зло в голове ничего ей не говорило. Прижав бездыханную Мисти к своей груди, Пэгги оплакивала её без слёз и всхлипываний, пачкалась в лужи её крови, пока не раздался приглушённый, почти умиротворённый голос Лотти: — Мы съедим её. Тело Мисти растворилось из рук Пэгги, когда кто-то её забрал. Она подняла взгляд на Лотти и смотрела заплаканными глазами, крича ей; крича тому злу, что приняло образ Лотти: — Нет! Мы не можем! Я не хотела её убивать! Я этого не хотела! Она зашлась рыданиями, но Лотти безразлично села на колени рядом с ней и улыбнулась. Коснувшись щеки Пэгги, она ласково её погладила. — Идиотка, ты избрана. Лес хочет тебя... И Лотти засмеялась. Диким хохотом, будто что-то надломилось в ней. Запрокинув голову назад, закатывая от удовольствия глаза, она хохотала вне себя. Пэгги попыталась отползти, но уперлась спиной в чьи-то ноги. Ощупав пальцами пол, она поняла, что вместо ступней под подолом платья выступали копыта. Она закричала изо всех сил, и звук её собственного крика смешался со смехом Лотти. Сквозь этот смех отчётливо было слышно тихое завывание: — Теперь ты моя, Пэгги. Теперь ты навсегда будешь... Пэгги очнулась от тихого стона Мисти. Выскочив изо сна, в котором она ещё секунду назад пребывала, девушка обернулась на неё. — Ты чего дерёшься?! — шикнула Мисти, держась за переносицу. — Почти нос мне сломала... Пэгги охнула, со стыдом прильнула к ней и взяла за обе щеки. Сердце ещё бешено колотилось, но она была озабочена лишь тем, чтобы расцеловать это лицо, которое мгновение назад отражало лишь ужас и боль. — Ты цела, — пробормотала она, отпустила её лицо и просто обняла изо всех сил. — Пэгс? — Мисти растерялась, не узнавая её совсем. — Ты зачем меня ударила? Что тебе снилось? Она отстранилась и постаралась заглянуть Пэгги в глаза. Та замешкалась. Ей и самой было не совсем ясно, что за дичь это была. Помнила лишь, как принимала с Мисти ванную вечером, а потом... — Это всё из-за ужина, да? — будто прочитала её мысли Куигли. — Ты не виновата в том, что тебе пришлось поесть... ты должна, чтобы выжить. По кусочкам память возвращалась. После ванной они все собрались за обеденным столом. В голову ударило воспоминание о том, как она медленно надкусила мясо, и сначала её затошнило. Пэгги будто снова почувствовала этот вкус, глаза заслезились. Она упала обратно на матрас и уткнулась лицом в локоть. Мисти тихо дышала в ожидании. Это был лишь сон. Сон, который оказался страшнее, чем любой другой до него. Дьявольский сон. Дьявольский, но такой настоящий. В груди всё как-то больно защемило, словно что-то поселилось в ней, что-то стало частью неё. Это что-то будто лакомилось её душой, кусочек за кусочком, с наслаждением. Пэгги шумно втянула воздух и почувствовала, что не может вдохнуть в полную силу. Мисти продолжала раздражающе ждать и сопеть, ничего не спрашивая. Она не умерла. Она в порядке. Но одна часть Пэгги не понимает, зачем Мисти ещё жива. Эти мысли, как червь-паразит, пробираются к ней в голову, пожирают её до основания, делают тоннели в её мозгах. Нет. Мисти живёт. А значит, это хорошо. Это очень хорошо. Пэгги знает, что ей этого хочется.(Голос говорит ей:«Да чтоб она сдохла!») Пэгги не слушала. Пэгги не хотела слушать. Она притянула Мисти и уложила поближе к себе. — Давай спать. Просто дурной сон. Мисти смотрела без доверия. Конечно, это звучало, как бред. Но зато это был самый лучший бред, что Пэгги смогла придумать. — Хорошо, — вздохнула Куигли и устроилась возле её груди. — Если что, ты знаешь, что я рядом. — Я знаю, — прошептала Пэгги и прикрыла глаза. Той ночью она так и не уснула. Гладила Мисти по спине и внимательно следила за её сном. Следила, чтобы нечто не вышло из темноты и не похитило её. А оно несомненно поджидало в дальнем углу, смотрело на неё, и Пэгги смотрела на него в ответ.***
2021. Казалось, бесследно не пропадали только две вещи: последствия ошибок и Джеки Тейлор. Пэгги поняла это сразу, когда этим же утром она появилась у неё на пороге. — Привет. С удачным похмельем тебя, полагаю. Джеки смотрела на неё чёрными кругами вместо глаз. — Оно было бы удачным, если бы твоя экс-гёрлфрэнд не приволокла с утра пораньше к себе домой Шону Садеки. Пэгги излишне удивлённо вздохнула. — Ты что, сбежала оттуда? Нет, её удивлял не визит Джеки, а поступок Мисти. Она ведь не дура, тогда зачем позвала Шону? — Естественно! Что мне оставалось сделать, кроме как смыться? Пэгги открыла дверь шире, приглашая Джеки войти. Ей так и хотелось сказать что-то вроде:«Само собой, ты ведь именно так и делаешь: сбегаешь, когда пахнет жареным», но вместо этого лишь тактично промолчала. Последняя такая фраза, сказанная ей, привела к тому, что они с Джеки поссорились. — Зачем она это сделала? — вслух задумалась Пэгги, закрыла дверь и двинулась в гостиную. — Понятия не имею! — отозвалась из-за спины Джеки и поплелась следом. — У Мисти проблемы с головой, ты сама прекрасно знаешь. Одному дьяволу известно, зачем она делает какую-то хрень. Пэгги искренне негодовала. Да, они не могли оберегать Джеки, как маленькую девочку, чтобы она только не засунула пальцы в розетку. Но ведь Мисти прекрасно знала, как для неё тяжело переживать их с Шоной «разрыв», и уж тем более общаться с ней один-на-один. Иногда Мисти вела себя, как неблагоразумная женщина, но она явно не была идиоткой. Тогда, действительно, какого чёрта она делала? — О'кей. Я поеду к ней и всё выясню. Джеки уставилась на неё непонимающими глазами. — Что? Только не при Шоне! — Я не собираюсь ничего говорить Шоне, — заверила она, переметнулась из гостиной в кухню и махнула рукой. — И вообще. Сначала я допью свой кофе, а потом буду решать ваши любовные скандалы. Она исчезла в дверном проёме, и после этого Джеки услышала, как она делает несколько неспешных глотков. Само собой, в планы Пэгги не входило приехать к Мисти, держа за руку Джеки Тейлор, которая будет смущённо прятаться за её спиной, пока она будет выяснять, что Шона Садеки там забыла. Расправившись с кофе, Пэгги вернулась в дом, из которого ещё утром тихо сбежала. Всё-таки, чем-то они с Джеки были похожи. Обе бежали от того, что и так было очевидным. Только разница была в том, что Джеки было больно, а Пэгги сама была болью. Мисти встретила её с некоторой неловкостью. — Ого, сегодня день открытых дверей? — Шона была у тебя? Мисти хохотнула, с улыбкой закатывая глаза. — От тебя ничего не скроешь. Пэгги, как впервые, осмотрела её коридор, будто искала доказательства совершённого преступления. — Ты совсем с ума сошла? — почти спокойно спросила она и в конце концов взглянула на Мисти. Куигли приподняла брови, а затем одним движением вернула очки на место. Она выглядела так, словно её только что ударили. — Ауч. Я думала, мы ушли от этих комплиментов с примесью оскорблений. Ну или, по крайней мере, что теперь ты можешь сразу перейти к части «Зачем ты это сделала», не обвиняя меня в безумстве. Пэгги вздохнула, почти по-доброму добавляя: — Ну хватит напрашиваться на оправдания. Ты знаешь, что я прекрасно понимаю, на что ты способна. Но приводить Шону к себе... Должна сказать, ты превзошла себя! Она уже подняла руки, чтобы зааплодировать, но остановилась и поднесла ладонь к волосам, поправляя. — Я никого не приводила, — принялась за оправдания Мисти, всплеснув руками. — Шона сама пришла. Я не знала, что она придёт, она не знала, что Джеки у меня! Пэгги протяжно хмыкнула. Это звучало вполне логично. Их диалог выглядел весьма странно. Хотя бы потому, что они обсуждали визит Шоны, как женатая пара, один из которых привёл в дом любовницу. Пэгги обвиняла в измене, Мисти клялась, что это был только один раз. — Зачем она хоть пришла? — женщина оперлась плечом о стену, не продвигаясь внутрь дома, будто металась между желанием остаться и нуждой уйти. На секунду показалось, что лицо Мисти помрачнело. Она отвела взгляд в сторону и тише добавила: — Кажется, Адама ищут. — Что? — Пэгги встряхнула головой, выпрямившись. — Какого ещё Адама? — Её любовника, Пэгги, очнись! — ПОГОДИ, ЧЕГО?! Пэгги побледнела и сразу же стала скидывать с себя куртку, словно наконец нашла причину остаться. — Ты шутишь? — Ты что, не помнишь, что мы избавились от её любовника пару дней назад? Пэгги отмахнулась. — Нет, я имею ввиду... Его реально ищут?! Мы в полной заднице, если Шона не просто накрутила себя. Мисти разочарованно выдохнула, скрещивая руки на груди. — У меня есть причины полагать, что она вполне оправданно паникует. В новостях действительно показывают этого самого Адама. Значит, мы где-то промахнулись. Но где... Пэгги свела брови. — Хочешь сказать, мы теперь ещё и в тюрьме можем отсидеть? Мисти фыркнула и как-то невесело засмеялась. — Разумеется, нет! Я не просто так состою на форуме частных детективов. Да и Шона... она ведь не станет нас сдавать? Она широко улыбнулась, будто сама пыталась себя заставить поверить в то, что Шона не станет. — Само собой, — закатила глаза Пэгги; ей слабо в это верилось. — Она ведь самый преданный человек, которого я знаю. Джеки Тейлор тому доказательство. Мисти захныкала. — Ладно! Ладно... В любом случае, мы что-нибудь придумаем. Никто не сядет в тюрьму, — она поманила её рукой в сторону двери в подвал. — Пойдём, надо проверить источники. Где-то явно произошла утечка. Пэгги не поняла, о каких источниках шла речь и при чём тут водопровод, но решила пойти за ней, ничего не отвечая. В подвале Мисти приземлилась за открытый ноутбук и стала с умным видом что-то искать. Затем она долго листала ленту постов, пока её внимание не привлёк один из них. — Блядь. — Мисти? — Пэгги выглянула из-за её плеча. Когда Мисти ругалась, это обычно становилось доказательством, что дела идут хреново. — Какой-то придурок пишет, что он смог взломать счета Адама и обнаружил странные покупки, сделанные для его тайной подружки... Пэгги услышала, как голос Мисти надломился, и поспешила заглянуть ей в лицо. Она не показала ни одной эмоции. — Заблокируй этого гаденыша нахуй. Мисти сглотнула и ударила пальцем по мыши, закрывая вкладку. — Думаешь, он может быть кем-то, кто работает на полицию? — Пэгги всё ещё смотрела на неё, внутри у самой как-то странно сжался желудок. — Он? Вряд ли... Люди на этом сайте вообще ни на кого не работают. Мисти закрыла ноутбук и повернулась к ней. Лицо её оставалось спокойным, но в глазах полыхал страх. — Но если что-то пойдёт не так, — она сглотнула, — он может принести проблем... Пэгги положила пару пальцев на переносицу, сделала несколько глубоких вдохов. — В любом случае, у него ведь нет доказательств, верно? — Да, ты права, — Мисти устало легла щекой на сложенные на спинке стула руки и прикрыла глаза. — Сумасшедшее утро. — И не говори. Пэгги какое-то время на неё смотрела, хотела сказать ещё что-то, но вдруг раздался звонок; снова этот навязчивый трек. — Алло, да, Кев? Мисти вскинула брови. Точно, как она могла забыть про это вездесущее дерьмо?! — Натали? Нет. Нет, я не видела её со вчерашнего вечера. Наверное, она отсыпается. Теперь Пэгги казалась ещё более обеспокоенной, чем была от мысли о возможном аресте. — Ты сам её прекрасно знаешь. Она обожает пропадать. Она устало вздохнула. Мисти внимательно следила за её действиями, пытаясь угадать, о чём говорил ей в ухо Кевин. Радовало, что он не возомнил, будто может её клеить. Но вот выражение лица Пэгги радости не вызывало. — Да, о'кей, я навещу её. Но я более чем уверена, что она просто завалилась спать после пьянки. Мисти слабо улыбнулась, но слова Пэгги звучали как-то мрачно, поэтому она спрятала улыбку и вновь закрыла глаза. Когда Гонсалес сбросила трубку, она с характерным скрипом отодвинула стул и встала. — Нужно ехать. — А? — Мисти вскочила следом за ней. — Можно с тобой? Пэгги пожала плечами. Когда они были на пол пути к машине, Мисти вдруг бросила: — Слушай, твой Кевин ведь из полиции, думаешь, он прикроет нас, если ты заплатишь ему поцелуем? Пэгги обернулась, пытаясь понять, насколько безобидно она шутит. Мисти не выглядела весёлой. Поэтому она нахмурилась и молча села за руль. Квартира Натали была не заперта. Ввалившись в неё друг за другом, Пэгги и Мисти осмотрелись. — Похоже, она ушла, — пожала плечами последняя. — После пьянки, не заперев дверь? Мисти задумалась. И правда, выходила какая-то ерунда. Пока Пэгги двинулась внутрь квартиры, Куигли стояла позади, изучая обстановку с порога. Что-то здесь было неправильно. Вот только что? Она была настоящим мастером дедукции, ей удавалось хорошо работать мозгами. Наверное, этим Мисти и гордилась более всего. Но сейчас она почему-то не могла сфокусироваться на исчезновении Натали. Словно последние события, борьба с самой собой и, в конце концов, принятие поражения подкосили её чересчур сильно. Мисти хотелось быть хладнокровной, настоящим детективом, который не боится смерти и запутанных загадок. Но ей совсем не нравилось, когда собственная жизнь оказывалась тем ещё местом убийства, а преступление против её чувств — самым тяжким преступлением в мире. Сейчас она вздохнула и отвернулась в сторону двери. Какое-то время смотрела в одну точку абсолютно пустым и невидящим взглядом. Но, когда она поняла, на что именно смотрит, то ахнула. — Чёрт возьми... Пэгги, скорее иди сюда! Пэгги чертыхнулась, но немедленно пошла к ней. Мисти, распахнув дверь, выбежала на улицу и щупала дверной косяк. — Что такое? Мисти какое-то время просто щупала лакированное покрытие руками, а потом оскалила зубы в усмешке. — Кажется, я знаю, в чём дело. Пэгги всё ещё ничего не понимала. — Ну так объясни мне, гений. Мисти посмотрела на неё двумя безднами вместо глаз. В ней словно что-то ожило, когда она сделала страшное открытие, которое, тем не менее, её очень уж обрадовало. — Кто-то увёл её отсюда силой. У Пэгги чуть не выкатились глаза. — Ты серьёзно?! Это нихрена не смешно! Мисти пожала плечами, под нос смеясь. Для неё это значило многое. К примеру то, что теперь у неё есть забота важнее, чем романтика. А значит, что похищение Натали — самое лучшее, что могло случиться здесь и сейчас. — Не бойся, — отмахнулась она, вновь принимая вид мрачный и сдержанный, — мы её найдём. И у меня даже есть идея, что нам в этом поможет. Она перешагнула порог, солнце ударило её в линзу очков, и Мисти протянула указательный палец куда-то вверх, на то, что скрывалось за дверным проёмом. Пэгги понадобилось выйти на улицу, чтобы понять, куда она смотрела. Сбоку, на доме, висела небольшая камера наблюдения. Кажется, всё было не так хреново. И тогда Пэгги засмеялась сама.