Вся мародерская рать

— А что с твоей мамой, Ремус, почему она постоянно болеет? Питер и чувство такта редко встречались. На первом курсе они вообще ни разу не виделись. Мы все трое задавались этим вопросом, но вслух его произнес именно он. А я еще подумал, что это очень удобно: если самому не удается переступить через себя и мамашино воспитание, нужно дождаться, пока спросит кто-нибудь другой. — Мой папа тоже постоянно жалуется на спину, — вставил Джеймс. Он валялся на кровати и разглядывал каталог с метлами. У него уже была метла, хотя первокурсникам запрещали — да кого это волнует вообще — но в том месяце презентовали новую модель, и Джеймс заранее знал, что родители ему не откажут. Они никогда не отказывали. — Ему шестьдесят два, — усмехнулся Джеймс, — это же куча лет, если подумать, еще не то заболит. Говорят, у магглов это почти старость, прикиньте? — Мама очень молодая, — промямлил Ремус, ковыряя пальцем одеяло. — Просто… болеет. Она же, ну, маггла, — неуклюже закончил он, будто все поголовно магглы были немощными и никуда не годились. — Может, ей лекарства какие-то нужны? — с энтузиазмом воскликнул Джеймс, в восторге от собственной сообразительности. Он с детства умел восхищаться собой. — Папа знает лучших зельеваров, он поможет достать. — От этой болезни нет лекарства, — помотал головой тот. В детстве, стоило мне провиниться, мать за ужином торжественно откладывала салфетку, приказывала встать и после короткого монолога с перечислением всех моих проступков замолкала. Ждала от меня извинений или оправданий. Так что я хорошо понимал, что в такие моменты чувствует Ремус. Он хочет, чтобы это побыстрее закончилось. Я еще лет в шесть додумался молча уходить в свою комнату и там, пока мамаша вопила внизу, мечтать о собственной палочке и временах, когда я свалю в Хогвартс. Но Ремус жил в нашей комнате и не мог уйти в свою. В ту секунду я просто хотел помочь ему. Отложил книгу — в детстве мне нравились «Уирмбурнские осы», я читал про них запоем, а года через три «Холихедские гарпии» стали казаться куда интереснее — и быстро спросил: — Давно тебя укусили? Ремуса выдало лицо, он побледнел, сжался и залепетал что-то вроде «не понимаю, о чем ты». Я не расслышал толком. Я любил смотреть в окно и волей-неволей заметил, что всегда видел полную луну на фоне пустой кровати Ремуса. Я читал об оборотнях, рассказы о них раньше представлялись одной из страшных сказок Барда Биддля. На площади Гриммо был целый зал, наполненный шкафами с книгами, и ребенком меня часто запирали там в качестве наказания. У меня хватило ума не признаваться, что никаким таким наказанием эти отсидки для меня не являлись, иначе их мигом заменили бы на вечера с теткой Друэллой. Дети, по мнению мамаши, должны страдать, иначе они становятся непокорными. — Не смей никому рассказывать! — выпалил Ремус, оскалив зубы. Он мигом переменился, будто раньше времени наступило полнолуние. — Иначе… — Иначе что? — я фыркнул и спустил ноги с кровати. — Специально цапнешь меня? Ремус сбавил тон и обмяк, вцепившись в палочку: — Пожалуйста, не говори никому. Я не хочу домой. Я не хочу быть как они. Мне нравится в Хогвартсе. У меня раньше не было друзей. — Но теперь-то есть, — перебил я. — Друзьям вообще-то доверять принято. Иначе это никакие не друзья. — Офигеть, — отмер Джеймс, позабыв про метлы и подскочив на кровати. — Погоди, так это правда? Ты оборотень? Прям настоящий? — с неподдельным восторгом воскликнул он. — А можешь превратиться? На секундочку хотя бы, я ни разу не видел. — Он не может превращаться по собственному желанию, — пробурчал я. Одиннадцатилетний Джеймс порой нес такую чушь; но почему-то стыдно становилось мне, а не ему. Никогда бы не поверил, что именно он первым придумает сделать нашу карту. Впрочем, уже ко второму курсу он где-то раздобыл мозги. — Погоди, а когда следующее полнолуние? Я хочу посмотреть! — капризно заявил он, будто выпрашивал дракона на грядущий день рождения. — Ты не понимаешь, — нахмурился Ремус. — Я опасен для людей, вам нельзя приближаться ко мне, когда я… — Я ничего не боюсь, — высокомерно заявил Джеймс, прям как в поезде, когда размахивал воображаемым мечом и смешивал с дерьмом всех не-гриффиндорцев. — Ремус, укуси его за жопу в следующий раз, это просьба лично от меня, — я улыбнулся, потом захихикал Питер, Джеймс присоединился после секундного раздумья, будто не смог решить сразу, оскорбиться или поржать со всеми. — Куда ты на самом деле деваешься, когда якобы уезжаешь к маме? — уже серьезно спросил я. — Мне нельзя говорить. — Тебе и про ликантропию нельзя говорить. Если что скажем, что мы за тобой проследили. Джеймс быстро покивал, Питер переводил взгляд с меня на Ремуса. Так мы впервые очутились в Визжащей хижине, нашем пристанище на будущие семь лет. — Ничего себе, я тоже такой дом хочу. Строго говоря, Джеймс хотел любую новую вещь, которую видел и считал привлекательной для себя, будь то плюй-чернильница или вынужденное убежище оборотня. Мистер и миссис Поттер до сих пор давали ему столько денег на карманные расходы, что на них можно было скупить не только весь ассортимент «Зонко», но и сам магазин вместе с его владельцем. — Можно устроить, да, Ремус? — ввернул Питер, тоже раскрывший рот, но имевший гораздо более скромные желания и возможности. — А давайте поклянемся, что всегда будем дружить, — предложил Джеймс, прыгая на огромной кровати. Пыль разлеталась в разные стороны, забивалась в нос и щекотала там. — Непреложный обет? — уточнил я, чихнув. — Я не знаю, как это делается. Будь здоров. — Значит, просто поклянемся, — нерешительно сказал Ремус, будто не верил, что мы готовы на это. — Торжественно клянусь всегда быть верным другом, — начал Джеймс, слез с кровати и встал посреди комнаты, как на пьедестале, — не ссориться, не драться, не предавать… — Еще делиться всем-всем, — ловко вставил Питер, которому не терпелось полетать на Джеймсовой метле. — Делиться всем-всем, — охотно согласился тот. — Клянусь. — Клянусь, — я сжал пальцы в кулак и протянул руку. Джеймс, не раздумывая, обхватил мое запястье, Ремус и Питер повторили. — А давайте!.. — Джеймс захлебнулся собственным энтузиазмом и не сразу совладал с языком. — Давайте придумаем, как мы будем называться. Что-нибудь крутое. Пока из него сыпались варианты один за другим, я перечислил про себя все, в чем поклялся, чтобы не забыть. Не драться, не предавать, делиться всем-всем. Жаль, что я не уточнил тогда, входят ли в понятие «все-все» девчонки.