Мне тяжело дается история, и кажется Вы

Урок истории, на котором той долго не было, тянется мерзотно медленно. Она трясет ногой из-за беспокойства, зная, что еще раз сто поймает на себе взгляд учителя. У доски мнется Белов, вот нужно же ему было вызвать того, кто учебник с рождения не открывал. Хотя Василисе то так раз на пользу, она, будучи хоть в чем-то честной сама с собой. После замены их учителя, сама перестала все зубрить. Тот как-то и не спрашивает ее особо, жалеет. И сегодня такая жалость как нельзя кстати. Ночь негладкой была, потом еще и первым уроком самостоятельная по алгебре. Какой кошмар. Голова девчонки буквально словно раскалывается. Мысли и о матери, которая на поводу у пьющего мужчины ведется. И о том, на что она ту работу написала. И, конечно же, о мужчине, который прямо сейчас делает вид, что внимательно выслушивает мямли школьника. Чтобы сосредоточиться, она по сто раз перечитывает строчку. Кусает губу, все сильнее и сильнее. Мама говорила, если так делать, они меньше станут. Но сейчас даже как-то не беспокоит такое. Зубами удобнее, больнее. Легче отвлечься. Размашистый почерк в тетради, как-то расплывается в глазах. Но как же резко он возвращается в норму, будто становясь еще четче, чем был изначально. Тогда, когда что-то красное как-то громко падает на чистые листки. Заставляя новые чернила чуть потечь. Никто не заметил, никто не услышал. Но чертовски неприятно это все отдается на шатенке. Рукой вытирает губы, крови почему-то много. Та и не заметила, как это произошло. Не по чувствовала какой-то резкой боли. Что за бред, не могла же она ее так «разбить». Обеими руками вытирает губы, как же ужасно, что зеркала рядом нет. Руки выглядят так, будто убила кого-то. Ужас. Тянет руку, правую, выбрав ту, где поменьше крови будет. Естественно отвлекает и Белова-рассказчика, и Бессмертных-лже-слушателя. Только первого она таким жестом спасает от неминуемой двойки, а второго обеспокаивает до беганья глаз. Такая реакция даже забавит немного. Затуманивая все плохое за последние дни. — Что случилось? — кажется, он даже не дает ей попроситься выйти, тем самым привлекая к школьнице огромное внимание. Которое, видимо, обостряется, когда уже все замечают ярко красную жидкость. Ребята шепчутся, не понятно из-за реакции учителя или из-за большого количества кровавых подтеков. — Мне нужно выйти, — опять подтирает кровь с губы, глазами улавливая взгляды ее друзей. Ох, какой же Лера выглядит обеспокоенной сейчас. Она улыбается Ярику, давая понять, что все в норме. И после такого жеста, тот совсем расслабляется. Дергая за плече русую, стараясь отвлечь. Шутит, что такая яркая мимика добавит морщин на ее личике. И она согласна, ничего страшного в данной ситуации нет. — Конечно, — он перебирает учебники, нервничает, но лишь кивком головы дает свободу действиям ученицы. Девушка срывается с места за долю секунды, направляясь к двери. Та старая, хлипкая как будто. Открывается тяжело, но ей, на этот раз, все же поддается. Опять школьные пустые коридоры, теперь безопасные, Ивана Валентиновича точно не встретит. Он сейчас за ней и ей же закрытой дверью. Медпункт далековато, да и не факт, что работает. Очень мерзко с кровью, даже волосы себе не поправить. Почему-то тут намного прохладнее, чем в кабинете. Хотя из окон лет сто назад ручки повырывали, чтобы никто не выпрыгнул. Школьница не спешит вообще, от слова совсем. И в назначенное место идти не хочет, и разворачиваться назад бессмысленно. Хотя можно было бы и напиздеть, что чертовски плохо ей, и врачи лишь пожелали удачно дойти до дома. Лестница скользкая будто. Вымыта недавно видимо, предвкушает, как среди толпы на перемене будет сложно не упасть. Вспоминает недавний разговор с Петровым, радуется, что тот хорошим оказался. Ничего своему приятелю своеобразному не доложил. Хотя та явно видела, что болтали те тогда. Сейчас надеется такой встречи избежать. Поэтому ускоряет темп, видимо ощущая прохладу сквозь капроновые колготки. В честь чего сегодня в юбке. Небось, в честь Бессмертных, как Лера шутить любит. Кровь на вкус неприятная, но лучше, чем капать будет. До медпункта близко, повезло с кабинетом катастрофы кому-то. И завидев хлипкую белую дверь, и впрямь кажется, что заперта. Но на удивление, после стука, та легко поддается. А там еще прохладнее. — Здравствуйте, — она заходит в комнату неуверенно, хотя за последнее время часто тут бывала. Сейчас здесь только доктор. Медсестра видимо как всегда ушла на обед. Когда она вообще видела ее в последний раз. — Что случилось? — Женщина явно выглядит неприятно уставшей, и некрасиво состарившейся. Кивком головы предлагает присесть. Взгляда не переводит, вот и спрашивает. — Губу разбила, толкнули, а я головой приложилась, — раз врать, то по полной. Играет, когда голову трет, будто разболелась. Забывая, что испачкается же. Теперь собеседница четко видит ситуацию. Ее попросили это увидеть. — Что ж ты сразу салфеток не попросила, — возмущается, совсем не переживая, — На, — протягивает пачку, полувысохших и не больно чистых, салфеток, — Держи, вытирайся и иди домой. Вырисовывает размашистым почерком что-то на бумажке, хмурясь. А в голубых глазках словно искра пробегает. Минус уроки, минус занятия с Иваном Валентиновичем. — Спасибо вам. Выдавливает из себя непривычную благодарность. Вежливость. Выбегая из медпункта так, будто и не было ей плохо пару минут назад. Справка в руке, что пропуск на выход. Поднимаясь наверх, обратно. Холод будто перестает так яро пронизывать тело. Словно очередное затишье перед бурей. Она чуть мнется перед дверью. В разы тяжелее и темнее, чем прошлая. Но в открытости этой она уверена. Скрипит, податливая, но шумная ужасно. Аж мурашками пробивает. И непонятно, от ветра открытого окна, страха или же все же звука. Весь класс оборачивается. Улыбку сдерживает, когда лицо учителя видит. — Что сказали? — Ему так резко без разницы на все то, что было до прихода. Слышен утомленный вздох девчонки, любящей этот предмет. Котова уже предвкушает, что та явно ее теперь недолюбливает. На вопрос машет рукой, в которой заветный листок. — Домой идти, — Теперь вздыхает Ярик, явно испытывающий зависть. Историк почему-то молчит, протяжно. Так тихо, только шатенка вещички свои складывает. Спешит зачем-то. — До свидания. Вылетает из кабинета вновь, как и в прошлый раз. Чуть ли не пулей. Рюкзак неприятно давит на плече. В голову назойливо лезут мысли, что так и сколиоз можно заработать. Шагает быстро, но видимо недостаточно. Потому что звук открывающиеся двери позади все же слышно отчетливо. Оборачиваться совсем не хочется. Темп сбавляет, чтоб как побег не выглядело. Но все же, кажется, прекрасно понимает, кто же такой за ней следом пожаловал. Тот стремительно приближается, от чего тело как-будто и двигаться напрочь отказывается. Останавливаются почти одновременно. Губы поджимает. Мгновенно вновь ощущая боль от ранки. — Мне тебя насильно разворачивать? Теперь ком в горле все же приходится сглотнуть. Все сомнения опровергнуты. Иван Валентинович вновь преувеличивает свои обязанности. — У Вас урок. Слышно, что он выдыхает шумно. Со смешком видимо. Нервозным смешком. — Еще один пропуск моего предмета, даже с весомой причиной — завалю не церемонясь. С уст девчонки срывается совсем не уловимое: «Блять». *** Снег хрустит под ногами, она торопится. Пусть и домой не хочет. От чего скользит вечно, шатается. Нос уже весь красный, замерз, неприятно. Тащиться по дворам, так тихо и пусто здесь сейчас. Работа, учеба, да тот же детский садик. Из-за которого сейчас пустуют площадки. Она эту особенно хорошо помнит. Двумя дворами дальше, чем ее. Единственная такая в округе, вечно обновляющаяся. Да даже в прошлом году Шепелев ее звал сюда: «Тогда, кажется, июнь только начался, а в Москве аномально потеплело. Ну, по меркам школьников. Кудрявый ее еле вытащил на улицу, в дверь долбился так, будто не друг пришел, а менты. В целом, ей изначально так не показалось, она то сразу выявила, кто это такой неожиданно-назойливый. Но как же мать ее тогда негодовала. Свезло, что уговорить, не кричать на мальчишку, у шатенки все же получилось. — Какой же ты конченый, — первое, что выпалила та, как-только захлопнула дверь за спиной, — Еще один твой такой стук, и я уверена, ты бы полетел с лестницы. — А мне казалось, я ей понравился, — он радостный, но как-будто за ранее уставший. Видимо, долбление в дверь слегка утомляет. Но все же ответа на такое высказывание он не дожидается. Торопясь спуститься вниз. Лифт тогда сломался. Какая мерзость, что его потом до конца лета так и не починили. Ноги подкашивает, та недавно проснулась совсем. А тут физ нагрузки пожестче той же зарядки. — Куда мы? — Котова все же интересуется, облокачиваясь, и тем самым открывая дверь подъезда. Солнце прямо слепит глаза. Оба щурятся. — До двенадцатого, в магаз. И потом на площадку, — неожиданно продуманно. Но идти понятно дело долго, прям в пекло. — Почему мы не пошли ближе к вечеру, я вся сгорю сейчас, — обыденно нытье из-за нежелания гулять сейчас, и в целом в ближайшее всегда. — Я вечером к Нике, — он вроде рад, а вроде немного смущен, и будто извинчив перед подругой. Признает, что бросит ее вечером, ради девушки. — Уууу, — а та специально тянет. Не в обиде, лишь забавит ее это. — Да если бы «Уууу» было, — камень пинает по дороге, на шатенку даже не смотрит, — Она, знаешь, — усмехается, но будто и не забавит его это все, — Отсраненной какой-то стало, еще и эти, — взгляд бросает, на что полное понимание получает, и кивок, — Даже не знаю, теперь все не так как раньше было. Ну вот прям совсем. И девчонке сказать нечего. Она несомненно согласна, что все изменилось. Но так же еще совсем не готова к тому, как сильно все изменится после. Ярик понимает, тепло улыбается. Подбадривает что-ли. Себя, или ее. — Сиг купить? — отвлекается, как только до магазина доходят. Та головой качает из стороны в сторону, отказывается. До сих пор не понимая, как ему тут вечно продают. — Тогда сухарики. Возразить сначала хочет, не успевает. Остается за дверью, лучше пекло, чем куча людей в малом пространстве. Оглядывается. Вдруг кто из знакомых пройдет, место то достаточно популярное, в своих кругах. Телефон из кармана достает, копается в нем. Ну, как всегда, рабочий стол листает. Сильно дергаясь, когда с непривычки в этот же момент на экране вылетает смс-ка. Максим д «Чего это вы так давно не заезжали?)» Повторное вздрагивание происходит, когда до нее доходит, кто такой у нее так записан. Вопросов сразу становится куча, но из-за боязни, или же все же приличия, сдерживается. Угораздило же провернуть так, что этот пишет ей, а не другим с компании. Или только ее номер то и сохранился. Темненькая Никина «К чему это?» Она и впрямь хмуриться, заранее думая, докладывать ли Ярику. Максим д «Не боись. Я ради Ники интересуюсь» Облегченный вздох срывается с губ. Она хмыкает, теперь ощущая значимость. Не грохнет ее, на подружку запал. Темненькая Никина «Понравилась чтоли?» Стерто. «Надо — заедем. Я спрошу у нее;)» Возможно та, даже рада. Знает, что Ника и сама необыкновенно много про него болтала. Но смахнуть на ее частые воздушные влюбленности было проще, теперь — нет. Особенно учитывая, только что вышедшего из магазина Ярослава. Все сложилось. Блядство. Она поворачивается к парню, откладывая телефон в задний карман: — Подержи, — тянет пачки, вроде «Три корочки» или «Кириешки», сам складывая в карман новую пачку своего чапмана, или же чужого. После открывая бутылку Cola. Та холодная ужасно, от одного ее вида у девчонки зубы болеть начинают. Он кивком головы зовет ее продолжить путь, и оба знают, что вроде как до нужной площадки уже совсем недолго. — Я тебя ебну, если к концу прогулки я сгорю, а уж тем более если загорю, — ерничает та, болтая в руках упаковками еды. — Я тебе подарю на первое сентября отбеливающий крем, — шутит вроде, хотя идея не плохая и впрямь, — Открывай давай уже, — вероятно ему просто надоедат этот шорох, и лучше быстрее съесть, чем нести. Она разрывает пачку, протягивая ту приятелю. Сама не дотронется, нельзя. И Шепелев не замечает, знает, но не обращает внимания. Или просто делает вид, что не заметил. — По школе чтоли уже соскучился? Раз про первое сентября вспоминаешь, — а того будто передергивает с этих слов, он шуточно строит гримасу. — Бля, даже не напоминай, я только во вкус лета вошел, — он достает телефон из-за уведомления, удивительно. Они обычно у него выключены, так же как и у шатенки. Но видимо это тот, для кого они решили отключиться. Никуся Лове «Ярик в пять же встречаемся? Ты зайдешь за мной?» Он читает, и будто полностью ощущает эту интонацию на вопросе. Умоляющую, точно наигранную. Улыбка сама всплывает на лице, он знает, что Василиса сейчас озадачена. Но явно обо всем догадается, еще минутка, и точно. Он быстро печатает, одной рукой, от чего телефон почти выпадает. Ярикк «Да-да, зайду» Видимо под «Да-да» имеется ввиду ответ на оба вопроса. Никуся Лове «Спасибочки, целую» И ему приятно, да так, что как-будто и мурашки почти пробежали. Да и совсем не важно, что нежность такая не только ему всегда посвящается. — Ты не споткнись главное, — шутит, или вправду беспокоится. Попробуй догадайся. Но он все же и впрямь становится чуть аккуратнее, стараясь смотреть не только в экран. После вовсе убирая свой телефон. — Ты помнишь, блять, — он смеется и сформулировать не может. Она ему этой фразой что-то напомнила. Сейчас догонит, сообщит, — Лера, тогда зимой выдала, не телефон, а смартофон ебаный, — он ждет реакции. Она смеется, он пусть, и не так забавно как мог, подал это. Но приятно же, что помнит ту шутку. Давыдова бы обрадовалась посильнее. Собака лает, прохожий выгуливает. Того дергает резко, да и их тоже. Вырывая из беседы. Площадка прямо перед ними. Как заучено, незаметно и быстро. — И давно так? — она видимо удивленно смотрит на своего приятеля. Который ее сюда только для этой реакции и вел. И жизни не прошло, а ее перестроили. Хотя, видимо, прошла. Он ее старой с рождения помнит. Сам удивлен такому. — Да я ебал, тока вчера перекопанная была, а сегодня вот, — он перешагивает бордюр, оказываясь на специально посаженом газоне, после которого следует мягкое покрытие площадки, — Нигде так оперативно не работают, как у нас во дворе, — смеется радостно, отряхивая руки от крошек, об свои шорты модные. Выкидывает в новую мусорку упаковку, предварительно скомкав её. И он делает это первый. До этого та пустая стояла. Видимо, собственно, как и вся площадка. Вроде голосовать их в школе просили за парк, а бюджета дали на детские развлекаловки. И как так сошлось. — Ты ее разъебать впервые сутки хочешь? Или в чем замысел? — она садиться на ступеньки горки, отряхнув их от песка. Что к счастью удается сделать почти подчистую, не успели испачкать. — Я не Авдеев, чтобы такой хуйней промышлять, — улыбается во все зубы, на что такую же ответную реакцию получает. Их обоих всегда забавлял этот персонаж, особенно после угроз в девятом классе, — Хотя, я думаю завтра она уже не будет такой новенькой. И девушка цокает, ну не радует ее вообще, что такие «типы» у них тут живут. Считает, что они одни с Яриком и спасают всю Москву. Он подгоняет ее вверх по лестнице, на горке засядут, че уж тут. Пока никого нет, что удивляет, она вся в их распоряжение. — Мне эта, Левцевна рассказывала, ну тоесть, — тупит пару минут, стараясь в кучу все собрать, чтобы тот понял, — Параллели рассказали, я узнала, — палицами щелкает, когда нормально все сказать получается. Ожидающий взгляд ловит, — К нам в 11 класс новый историк придти должен, она его откуда-то знает. Ну, ей сообщили. Сказала молодой. — Мне нужно угадать через сколько на него Лера западет? — Голову чуть набок клонит, светится чтоли, от лета и солнца, или радости спокойствия. Та оживленно кивает, не к этому вела, но рада, что он вырулил. Еще не темнеет, лето ведь. Прохладно так, хорошо. Все обсудили, со всего посмеялись, все вспомнили. Еще недельку можно и не видеться, только переписка. Кудрявый телефон достает, и чуть пугается, когда время видит. Почти пять. — Ой, мне идти уже надо, — быстро выдает, от солнца лицо рукой прикрывая. — Ника? — шатенка улыбается так, рада за него. За них. — Ага, — он попутно кивает, покидая горку. Прощается.» Снег мерзкий, громко хрустит под ногами. Даже сквозь наушники слышно. А если не хрустит, значит скользко так, что ей еще везет, что не упала. Очередной не самый радостный трек, как-то слишком громко глушит крик девчонки. Из-за чего приходится снять наушники, и оглянуться по сторонам. Блондинка на всех парах, падая и скользя на каждом шагу, просит ту притормозить: — Лиса, Лисочка, — и та признает, такая красивая, даже в таком состоянии. Может, и признает, что завидует как-то. Но сейчас это все лишь улыбку вызывает, неожиданную. День так себе. Был. — Ты откуда тут вообще? — складывая наушники в карман куртки, вместо приветствия, интересуется. В ответ ничего внятного не получает, да и не получит. Такой бред она давно не слышала. Блевотно вспоминать, что сама такое несла. Она ввязала. Вероника улыбается, но не как от шутки смешной, или настроения хорошего. Не так, как в ресторане. Так по другому, как наверное улыбалась дома у себя, пока у Котовой отходняк был. Или что там, не помнит уже. Чуть ли не весит на ней, забив на границы, и не любовь тактильности подруги. В целом, если бы она хоть о чем-то сейчас думала, о чем-то нужном, ну или подходящем. Это уже бы в плюс вышло. А сейчас как больная выглядит. Или не как. И школьница знает, как смотрят. Кто смотрит, что думает. Понимает, что наряд этот, никак ее не красит, когда она в невменозе. Дорого богато, да деньги то откуда. Дом скоро, близко. Ее к себе никак. Вроде не одна сегодня дома, хотя тут лотерея. Темненькая Никина «Ника со мной» Геолокация Тут же просмотрено. Искал значит. На удивление машина, дорогая, иномарка какая-то, подъезжает крайне быстро. Такая темная, контрастирует со снегом, пусть тот и не такой идеально белый. Он выходит, обеспокоено смотря на девушку свою. Сажает в тачку, на переднее. Захлопывая дверцу. — Спасибо тебе, — правда благодарен, искренне. И Василиса кивает, стараясь рамки держать. Он такой, немногословный. Через дверь открытую, на водительском документы какие-то видит. Выпали видимо, или специально отложил с пассажирского. Зрения недостаточно, хотя вроде медицинские. «Ты завязывай давай с этим дерьмом, а то совсем разваливаешься.» Последнее, что удается услышать той, перед тем, как машина рванет. С режущим уши звуком. Она подумает о его словах на досуге, не ей адресованы, но её интересуют. Он же сам всем этим заправляет, а Нику бросить просит.