о чувствах на нотных строках

Сегодня голова болела меньше. Но тело все ещё дрожало, а глаза слезились. Ноги не держали, а пальцы не слушались. У него не было вещей, он приходил домой «пустым», оставляя все вещи на студии. И дом давно стал пустым местом для него. Чужим. Далёким. Таким нереальным. Еда на столе и оставший чай. Все это картонное и нарисованное, словно декорации на студии. Он смотрит куда-то сквозь них, не находя в себе сил подняться. Звонок. Он не двигается, он знает, кто звонит. Он знает, что это не Сэмми. Он знает, что не сможет сбежать. Бумажка, оставленная Лоуренсом на всякий случай, разорвана на мелкие кусочки и сложена в дальний угол со скетчами. Он не станет собирать их воедино. Он надеется, что не станет. Генри никогда ему не позвонит, и больше никогда не попытается так жалко позвать на помощь. Руки все ещё щиплятся, но он уже не замечает и лишь тихо вздыхает, убирая остатки вчерашнего беспорядка. Он встал так поздно, он давно так поздно не вставал. Он давно не спал. Вообще. Так что сны давно стали частью реальности. Сны о чернилах, что поедают кожу и плавят мозг, сны о криках и боли. На телефоне куча пропущенных, и Генри знает от кого. Это заставляет его сердце беспомощно сжиматься и болеть. «Всё в порядке, все так и должно быть.» Генри обыскал всю квартиру, все карманы куртки, все щели и полки. Нигде не было пузырька подаренного им. Так что он обречен снова чувствовать боль и страх. Если бы он выпил лекарства, она бы обязательно прошла. И он бы обязательно принял то, что с ним происходит. Карандаш ломается и рука нервно сжимает его, хочется воткнуть его поломанным грифелем глубоко в горло и не вытаскивать пока не закончится воздух. Агония пронзает его и он падает на колени от боли в голове. От противного звона телефона. Кто ещё мог забрать пузырёк прямо из его дома? Кто как не… — Штейн, долго ты ещё будешь игнорировать меня? — донесся противный звонкий голос, словно из старого радио в телефонной трубке. *** Сэмми напряженно оглядывается. Дома у Нормана темно и сыровато. Но вполне строго и прибранно. Типичная квартира одинокого мрачного человека. С плохим чувством юмора. Она небольшая, но её хватает чтобы размещать все необходимое, детали для проектора, инструменты, и многое другое, что хламилось грудой железа за кроватью. Всё выглядело так несчастно и холодно. Серо. Одиноко. — Не обуссудь, сам знаешь, я не ждал гостей. Я их обычно вообще не жду. — ухмыльнулся Норман, включая свет на кухне. — Проходи. Хочешь выпить? — А ты угощаешь? — язвительная усмешка. Он упирается спиной о стену. Парень напротив криво улыбается, но затем опускает глаза к полу, серьёзно и вдумчиво. — Если ты не против… — он поднимает глаза. — Я пошутил. — Я знаю. Норман тянется к холодильнику, и достает из старого гудящего ящика пару банок холодного пива. — Ты действительно успеваешь бухать после работы? — принебрежительно оглядывает их Сэмми. — Я и не думал, что ты такой. — Ты неправильно думал. По другому я не могу спать. — бросает он холодно, но вполне беспечно. Медленно присаживается и звякает открывашкой. — А что ты еще обо мне думал? — Улыбка. Та, которая не нравится Сэмми. Та, которая смущает его и раздражает. По телу бежит тёплая дрожь. Неприятная, но сладкая. Становится холодно. Как будто сырость сочится из-под пола и ползёт вверх по щиколотке, а потом колит где-то внизу живота и между рёбрами. — Не знаю. Отстань. — он отворачивается, слыша хриплые тихие смешки. — В смысле… Не задавай такие вопросы. Я не знаю как тебе ответить. — Чтобы не обидеть? — усмешка. Но такая лёгкая, с ноткой обиды. — Что? Запах алкоголя доносится до него, когда мужчина за столом делает глоток. Отчего-то Лоуренсу становится больно. Мнимый холод проедает кости. Кости ли? Мнимый ли? — Извини, я наверное выгляжу неприятно. — он грубо стучит банкой о поверхность и встаёт из-за стола. — Чего? — Ты много вопросов задаёшь. — Потому что ты не отвечаешь. Норман словно не слышит его. — Я не умею обращаться с теми кто приходит ко мне домой. Наверное, я должен был предложить чай или поесть. — говорит он не оборачиваясь, и старается зажечь старую плиту. — Не надо ничего. — Расстроился? — Нет, я просто не хочу. Мне не нужны твои формальности. — холодно фыркает Лоуренс, и присаживается на стул напротив. — Ты знаешь, что мне не это от тебя нужно. Полк пожимает плечами, но ему словно становится легче от прямолинейности Сэмми, он хрипло вздыхает. — Я люблю когда ты говоришь как есть. — он бросает это невзначай, но у парня в груди что-то дёргается. — Поэтому, продолжай. Не пытайся не обидеть меня и все такое. Я не привык обижаться на твои нападки. — Если то, как мы общаемся ты называешь нападками, то ты ещё совсем не видел меня в плохом настроении, поверь. — усмехается Сэм и берет со стола напиток. Хочется согреться. Пальцы покалывает. — В любом случае, ты знаешь зачем мы здесь. — он смотрит на жестяную банку в своих руках, чувствуя как руки дрожат.— Если тебе легче так, можем поговорить прямо здесь. Тишина. Норман пару минут смотрит в стену расфокусированным взглядом. Но затем вымоченно улыбается. Болезненно и устало. Свет на кухне немного мигает. Но кажется, становится теплее, когда он морщится от горечи во рту. — Если ты так хочешь, я расскажу тебе все, но… — он замолчал. — Что, «но»? — Ты снова можешь схватить приступ. Разве я могу так рисковать? — он мило улыбается. *** — Ты уже проснулся? Мальчик сильно вздрагивает, почти подпрыгивая на диване, когда слышит голос из-за двери в гостиную. На время ночи он и забыл где находится, и проснувшись даже не понял, что это за место и что он делает здесь. Голос Томаса будил его почти как и всегда. Но уже не на студии, не спящего его в углу между шкафчиков. — Я слишком долго спал? Уолли мотает головой и поправляет растрепанные во время сна волосы, осторожно вылезая из-под пледа и опуская ноги на тёплый приятный пол. Томас медленно и качает головой. — Нет. Если хочешь, спи дальше. Я же сказал, что тут ты можешь чувствовать себя как дома. — говорит он все таким же грубым, но спокойным голосом. От Коннора такие слова слышать было непривычно. Даже не верится. Прошлым вечером на студии Томас застал Уолли забитым в угол и спрятавшимся за дверью кладовой. Он намеревался остаться на студии, несмотря на запрет Джоуи, который в тот день явно был на нервах и успел сорваться на всех, кто попался под его руку. Мужчина решил разрешить ему переночевать в своём доме, хотя подросток и отнекивался, у него не оставалось выбора. Сам Коннор часто оставался в своём гараже за работой, даже на ночь, и постелить подростку в своей комнате не было проблемой. В комнате, где он итак почти не спал. Так что чистая заправленная без единой складки кровать была усыпана пыльной прослойкой. Но Уолли согласился только на небольшой диван в гостиной, и принуждать его мужчина не собирался. Это выглядело бы плохо. Он вернулся через некоторое время после разговора с Лоуренсом и первым делом проверил юношу. Он мирно спал, и убедившись в том, что все в порядке, Томас провел ночь в гараже, чтобы не пугать мальчика запахом алкоголя. — Что собираешься делать сегодня? — А? Я… — Юноша встрепенулся и напрягся. Он понятия не имел куда ему идти в эти выходные. Уж точно не домой. Он даже начал думать где ему провести все это время, ходя по улицам из парка в парк, или на лавочке у подъездов, у фонтана, у… — Не думай, я не гоню тебя. Но, ты ведь вроде учишься совместно с работой. Если тебе нужна помощь с уроками, я помогу. Все вещи Уолли итак обычно лежали дома у Томаса, уже после того как мужчина заметил его попытки бегства из дома, и хранение сумок в ящиках для персонала, которые чуть не увидели другие работники и нажаловались. Подросток не доверял мужчине полностью, но и прятать свои немногочисленные котомки было ему негде. — Разве вы не заняты? — он недоверчиво косится. — Если предложил, значит не занят. Есть хочешь? На душе парня стало легче. Он смущённо улыбнулся и потер глаза, но одернул себя, тяжело вздохнув. «Не расслабляйся, эй!» — Спасибо… — в его голосе слышится благодарность, но не без некого сопротивления, с призмой недоверия. — Ещё не за что благодарить. — кратко кивнул тот. — Идём на кухню. Мужчина налил подростку чая и положил на стол коробку старого печенья. — Подкрепись пока что этим, я приготовлю что-нибудь нормальное. Мальчик смущённо сглотнул. Он хотел бы сказать, что не стоит так с ним возится. Словно… Словно отец. Но лишь выдавил из себя благодарности. Очень тихие, но мужчина смог расслышать и молча кивнул. Они оба молчали, пока Томас ходил туда-сюда по кухне, но от этого было спокойно. Дома у Томаса было так уютно и тепло, совсем не так как представлял себе это Уолли. Никогда бы не подумал, что такой суровый человек будет готовить завтрак для мальчишки вроде него, на своей кухне. Ему в целом никто не готовил завтраки после неких перемен в его жизни, начиная со среднего детского возраста. Разве что, мать однажды сделала горело-сырые панкейки, которые через некоторое время оказались размазаны по полу и стене. Но это уже другая история. — Твоя мать ничего не говорила? Молчание. Юноша замер с краем чашки во рту, по спине побежала мелкая дрожь. — Нет, я имею ввиду, она не возникает что тебя нет дома? У неё ведь есть номер мистера Дрю. — Ей все равно, где я. Я давно не видел её. — выдаёт он резко и грубо. А потом смущается. — И номер, она, наверное потеряла. — Хорошо. Я просто должен был убедится, нет ли у тебя с этим проблем. — Да, спасибо. — он кашляет, чтобы не выглядеть так нахально фразой назад. Через некоторое время кухня наполнилась ароматом домашней пряной еды. Уолли спрашивал Томаса, нужно ли ему помочь, но тот отказывался, делая все в одиночку. Ароматный горячий суп наливается в две тарелки. Мужчина тянется за буханкой хлеба. — Можно я все-таки помогу? Разве я могу просто смотреть? Юноша берет со стола доску для нарезки, упрямо тянется к ножу. Томас качает головой, но не противится. Уолли совестно сидеть без дела пока о нем заботятся, он так не привык, так что он медленно и осторожно режет хлеб. — Обычно, подростки не стремятся к такой самостоятельности. — Вы сами знаете, что у меня нет выбора. Молчание. Тяжёлый вздох, неловкий. Так Коннор обычно вздыхает, когда Уолли задаёт глупые вопросы. — Сейчас, есть. На глаза наворачиваются слезы. То-ли от нарезанного лука на этой же доске парой минут назад. То-ли… В любом случае он резво вытирает их рукавом, и они болят ещё сильнее. — Ай, глаза… — Сходи помой руки. Наконец все готово. Суп горячий, но безумно вкусный и нежный. Фрэнкс ест торопясь, обжигаясь и тяжело глотая. — Не торопись так, никто не отнимет. — ворчит Томас, медленно откусывая хлеба. — Ты настолько голоден? Если не наешься, клади ещё сколько хочешь. Мне не жалко еды, если ты так думаешь. Уолли благодарно кивает. Он голоден, но у него не хватит смелости просить добавки. Джоуи платит ему мало, и часто задерживает зарплату. А почти все свои деньги он тратит на учёбу. И просьбы подростка на низкой должности на которую подойдёт фактически любой, он не обращает внимания. В отличии от замечаний Томаса. — Чем ты обычно питаешься? Всякой гадостью? Если юноша начнёт вспоминать, что он ест обычно, во рту станет мерзко и неприятно. Поэтому он не хочет думать. — Угу… — В столовой вашего колледжа дорогая еда? — Для меня, да. — усмешка. Он не вредный подросток, просто ему горько жить. Хотя, насчёт первого, как посмотреть… — Знаешь ли, носить тебе еду из дома постоянно я не смогу, сам понимаешь. Но… «Мне и не нужно ничего —» Воспоминания в голове тёплые, как бульон. Ароматные. И вкусные. От них кажется, все тело наполняется теплом и заботой. ××× Зимний вечер. В студии прохладно, проблемы с отоплением, как всегда из-за нехватки финансов. Уолли, закончив мыть этаж по третьему кругу, забивается в свой закуток со швабрами и вёдрами в углу. Руки мёрзнут, в кармане с десяток центов. Купить что-то в буфете студии навряд-ли получится, цены задрали до небес, а зарплаты не стало больше. Он вздыхает, когда к горлу приливает голодная тошнота, и плетется в сторону кабинета звукозаписи, где обычно работает милая женщина, от которой пахнет духами. Может, он сможет убраться в её кабинете если она пойдёт на обед. Так работы станет меньше. Он осторожно открывает дверь и вздрагивает. За небольшим столом мило беседует звонкоголосая девушка с большим серьезным мужчиной. Они мирно обедают за столом, как пара влюблённых. В кабинете пахнет кофе и выпечкой. Девушка оборачивается на звук скрипящей двери, пока подросток стремится удрать подальше. От запаха еды тошнит. Он раздражённо вздыхает. «Почему они не могли поесть в другом месте? Какая разница где есть, когда еда вообще есть…» — Подожди, Уилл! — бросает из-за двери девушка. Он оборачивается. «Уилл?» Это она ему? — Я не Уилл. Я Уолли. Уолли Фрэнкс. — он устало смотрит на девушку. — Что вы хотели? — Ах да, прости. Я недавно здесь, так что не все имена ещё запомнила… — она смущённо сладко улыбается. — Слушай, иди сюда. — Зачем? Мне нужно что-то вымыть? Он берет швабру и в ожидании новой работы подходит к двери. Девушка молча оглядывает его с головы до ног. — Мы ведь ещё не знакомы, да? Уилл… Уолли? — Уолли. Да… Я знаю только что вы новый голос Ангела Алисы. Она добродушно кивает. — Верно. Ты ведь уборщик? — Да. — хмуро кивает он. Юноша не был в духе сейчас слушать расспросы. Ноги болели, а запах еды из кабинета затуманивал разум. Ужасно. Девушка задумчиво качает головой. — Ты такой юный… И всего один на всю студию, как так… — она сочувственно причитает что-то ещё, но юноша её не слышит. Ему хочется быстрее сказать: «хорошо, приятного обеда, я иду работать.» — и уйти. Но грозный, как тогда показалось ему, злой голос парня из кабинета заставляет его вздрогнуть. — Оставь парня в покое. Ты ведь сама знаешь… — они о чем-то переговариваются, как внезапно девушка снова переводит взгляд на мальчика. — Ты, наверное, голоден? Глаза мальчика заблестели а в животе появилось теплое волнующие чувство. — Посмотри на себя, кожа да кости… И на обед не идёшь. Давай, поешь с нами. — продолжила девушка, приглашая юношу в кабинет. Но некая упрямость и чувство подвоха в такой слащавой ситуации не дали Уолли расслабиться. — Не стоит… Все нормально. — Да ладно, садись. Она усадила юношу на стул за столом и обратилась к своему собеседнику, который почти без интереса рассматривал нового гостя за этим столом. Фрэнкс боялся, что он начнёт возражать. Но мужчина молчал, и не выражал признаков недовольства. — У тебя, наверное, нет денег на еду, да? — бросил он сурово. Так, что это даже было похоже на презрение. Подросток потупился, но кратко кивнул. «Вау, как просто сложить дважды два» — злоба в глубине головы все ещё не утихала. Ему все казалось, что вот-вот у доброй девушки которая заботится о нем появится злой умысел и подвох, как и случалось с ним всегда. Он просто ждал. — Ничего такого, у меня достаточно ланча чтобы поделится. — мирно улыбнулась девушка, протягивая мальчику контейнер с домашней едой. Он до сих пор помнит, как теплое чувство разливалось по телу. И он знал что в конце может быть больно, но пока дают стоит брать, так он начал думать пока от сытости грубость в душе слегка успокаивалась. Он ел молча, и выдавливал из себя кучу благодарностей. Боялся, что его прогонят. Но чувство голода было сильнее. Так он узнал их имена. Томаса Коннора и Эллисон Пендл. ××× — Если ты хочешь, я могу…Мы можем помогать тебе немного. — мужчина кашляет, шарясь в кармане джинс. — Возьми. — пара смятых купюр. Юноша дёргается и не осмеливается протянуть руку. Он упрямо мотает головой. — Нет. Не надо. Я не— Но Томас грубо впечатывает бумажки в руку подростка. — Бери пока дают. Уолли недовольно морщится. Томас всегда так говорит. И это всегда работает. — Я не могу взять просто так. Вы же знаете… — все равно мнется он, готовый подсунуть их обратно, куда угодно в этом доме, как только мужчина отвернется. — Тогда вымоешь посуду после завтрака, это и будет твоя зарплата. Или бери просто так, одно из двух. Юноша вздыхает и разглаживает купюры, осторожно кладёт в карман. — Как скажете. *** — Нет. Нет. Дома. — язык ворочается тяжело, ноги ватные и стоять ровно тяжело. Поэтому Генри опирается опухшими пальцами о диван. Трубка телефона кажется невыносимо тяжёлой, так, что ноет рука. Голос Джоуи глухой и низкий. Он обращаемся к нему на «вы», значит он недоволен. — Джоуи, я чувствую себя плохо. Пожалуйста, я должен отдохнуть. — мнимое, дрожащее в голосе раздражение. В трубке тишина. Становится холодно. — Мне нужна помощь… Мне б- Больно. — Ты прекрасно знаешь, что только я смогу помочь тебе. — голос собеседника холоден и надменен. — А не из-за тебя ли все это? Хочешь сказать, это моя вина, что ты не дал мне уйти? — голос Штейна срывается, становясь хриплым. — Генри. Ты сам все прекрасно знаешь. Или ты забыл ради чего мы здесь? Или мне напомнить тебе, кто создал то, что заперто на нижних этажах? Молчание. Тяжёлое дыхание. — Я не могу… Больше. Я потерял пузырёк… — Потерял? Ты уверен, что потерял его? Молчание. «Только не это.» — Я понял. Жди меня и никуда не рыпайся. Мне следует с тобой поговорить, Генри Штейн. — Нет, даже не думай! — трубка повешена. *** — Значит, ты начал курить просто из-за нервов, а сигареты самые обычные? — Сэмми устало облокачивается на стул. — Блять, ну и зачем я тут с тобой беседую… Опять ничего толкового не сказал. Ты что, передумал? — он нервно опирается руками о стол, и достает из кармана сигарету, что дал ему Норман. — Что это по-твоему? Это — чернила. Он размазывает странный табак по пальцам. — И о чем ты говорил со мной до этого, о каком лесе, куда мне надо бежать? Ты слышишь себя, или нет? Норман затуманено смотрит перед собой, затем фокусируясь на Лоуренсе, как будто с трудом понимает о чем он говорит. — Сэмми… — его голос мягче и глубже из-за воздействия алкоголя. — он осторожно отодвигает руку парня, накрывая её своей ладонью и придвигаясь ближе. — А что было в твоём кофе, а? — в груди тяжелеет, а лицо бледнеет. — Да, я говорил тебе, что вчера вечером видел густой лес. — он спокойно отодвигается, замечая как собеседник замолчал и впал в ступор. — А ты где был так долго? И как ты оказался дома у Генри? Тот изумленно открывает рот, но не находит, что ответить. Вернее, что спросить первым: «Какого хуя» или «Чего, блять». Он нервно одергивает руку и прижимается к стулу, словно оскалившийся шипящий кот он сжимает зубы и широко распахивает глаза, напрягая каждую мышцу тела. — Норман… Ты… — Хочешь спросить, откуда я знаю? — он опускает взгляд, что-то рассматривая за старой скатертью стола. — Это не все, поверь. Как думаешь, как много может знать «странный» человек, вроде меня? Который наблюдает. Слушает. Сэмми, неужели ты не понял, что даже у тёмных углов есть уши и глаза? — его тон пугающе спокойный. Он прикрывает глаза и делает глоток. — Ты следил за мной? — почти шипит Лоуренс. Полк недоуменно поднимает глаза. Словно это выражение ему не понравилось. — Следил? — он задумывается, но затем загадочно улыбается. — Наблюдал. Так будет правильнее. Сэм, ты сам говоришь мне, что я тебе ничего не рассказываю, а ты? Как насчёт того, что ты видел, или слышал на нижнем этаже тогда, как насчёт чернил изо рта и в кофе? Ты даже не рассказал, почему тогда ты не пришёл на работу, раз мы зашли так далеко в этих откровениях. — он поднимается со стула. — Чего же ты тогда хотел от меня? Лоуренс замечает, как подергиваются кончики пальцев Нормана, когда он медленно кладёт их на спинку его стула, нависая над ним. — Секретами делятся вместе, а не по одному. Если иначе, значит ты собирался меня использовать, верно? — Не неси херню. — Язвительно отрезает Сэмми, выйдя из ступора. — Как я мог рассказать нечто подобное, если меня буквально сочли бы сумасшедшим. И вообще, какого хера для тебя это главное, когда ты буквально следил за мной, и молчал. Это ты считаешь нормальным? И вообще, как ты… — Но ты сам согласился с тем, что я странный. — он наклоняется ниже. Так низко, что его дыхание приходится по щеке Лоуренса. Оно холодное. — Не пытайся сказать мне, что не знал этого. — Что ты делаешь… — Сэмми пытается одернуть руку, ощущая как на неё тяжело ложится чужая. Он отворачивается, закрывая глаза, чтобы не чувствовать запаха алкоголя. Холодные пальцы Нормана тихо поглаживают его ладонь из стороны в сторону. Становится жарко. Тяжело дышать. — Ты сам это начал, не надо было давать мне свои странные намёки — почти шепотом, с отвращением произносит Сэмми. — А кто просил тебя потом бегать за мной, а? Кто просил тебя ко мне привязываться? Или то, что было в баре для тебя тоже не имеет значения? — Это был пьяный бред… — Бред? Ах да, может, все что мы перечислили до этого, тоже бред? Массовый, знаешь? Норман осторожно тянется пальцами к его шее, проводя по ней мерзко медленно, поднимаясь к подбородку. Тот несмело выдыхает, ядовито щуря глаза. — Ты ужасен. — Если хочешь уйти сейчас, просто сделай это. — низко шепчет чужой голос. Лоуренс хочет убежать. Вырваться из этого дома, из объятий Нормана. Из этой студии. Но что-то тёплое внутри. Теплое и противное топит его совесть в грязи и боли. Усталости и запахе чернил с алкоголем. Кружится голова. Ему хочется просто расслабить тело и лечь. Никуда не ходить, ни о чем не думать. Голова гудит, когда к ней приливает кровь. Он тихо вздыхает, резко хватая парня напротив за горлышко одежды. Он отталкивает его, заставляя посмотреть в глаза. Взгляд Полка абсолютно живой и трепетный. Ему нравится, как он горит желанием и грустью. — Только расскажи мне все. Ясно? *** — Вы постоянно здесь работаете? Уолли любопытно оглядывается, рассматривая стены старого гаража украшенные чертежами и железками. Внутри пахнет маслом и мазутом, а вещи вокруг лежат строгими стопками, несмотря на их количество. — Раньше — да. Мужчина продолжил искать нужные инструменты в ящике не оборачиваясь кинув ответ через плечо. — Хочешь провести выходные за работой? Может пойдёшь и займешься чем-то своим? — это вышло слегка сварливо. Но Уолли знал, что заботливо. — У меня нет других увлечений. На самом деле, мне нравится то, чему вы меня учите. — он не был хорош в красноречии, а потому, смущённо порозовел и опустил взгляд на свою обувь. Коннор замер, оторвавшись от работы, и обернулся к юноше, не без нотки строгости и удивления во взгляде. — Такие слова не бросают на ветер. — выдал он, спустя мгновение молчания. — Если тебе в действительности это интересно, я могу помочь тебе освоиться. — он кашлянул и прочистил горло. — Но учти, ты должен будешь подойти к этому серьёзно. Если ты всего лишь подросток, который все ещё ищет себя, я не стану тратить времени, чтобы ты потом все бросил. — Не брошу. — почти сразу ответил юноша. Ему показалось, или мужчина слегка улыбнулся. — Тогда иди сюда. — он протягивает ему пару пыльных книг с одной из сколоченных им полок. — Начни с этого. Фрэнкс слегка потупился, но все-таки взял их, бережно протерев от слоя пыли, но печально вздохнув. — Если ты думал, что можно сразу начать с практики, то, увы нет. По крайней мере сейчас. — Томас треплет его по голове своей большой тяжёлой рукой, парнишка сжимает губы и часто моргает глазами. Они мокрые. Только бы слезы не вытекли наружу. Он не любит свою чувствительность. Спустя несколько часов работы Коннор позвал его к себе, объясняя часть материала из книги на практике. Время пролетело незаметно. Мальчик был слегка неуклюж, забывчив и рассеян, но очень любопытен и упрям. Томас знал, что он не пропадёт, несмотря на то, в каком положении находится. И это радовало его. Не могло не радовать. — Скоро заглянет миссис Пендл. Можешь подняться в дом. — сообщил мужчина, заметив как вымотался парень, все еще перебирая гайки в большой коробке. — Я тоже скоро приду. Можешь поставить чайник. Уолли кивает, и поспешно убирая за собой инструменты по местам, покидает гараж. Ему кажется, что подходя к двери он медлит, словно хочет что-то сказать, но в итоге просто уходит. Томас провожает его взглядом, а затем склоняется к ящику в дальнем углу помещения. Пыльному и ржавому, давно нетронутому. Он открывает его, разворачивая газеты, достает пару томиков книг с разноцветными картинками. Он смотрит на них с трепетом, словно они его дорогая часть. Но старая и захламленная, как и его молодые годы. А потому он стирает с них слой пыли и берет подмышку, выходя из гаража на улицу, где уже зияет алый закат. В лицо дует влажный ветер. Наверное, ночью снова будет дождь. Стол был накрыт на ужин. Ужин на троих. Пока Уолли помогал расставлять тарелки, его не покидало странное чувство. Оно было таким мимолетным и чужим. Оно было похоже на старые воспоминания, от которых веяло теплом. Как тогда, когда его отец ещё был жив. В раннем-раннем детстве. Когда мать не лежала сутками напролёт на заплеванном сыром полу в бреду и плесени, с запахом табака и паленой водки. Когда дома было светло и уютно. Когда цвета казались ярче. — мисс Пендл скоро придёт? — спрашивает он, отгоняя надоедливые мысли. — Скоро. Наверное, немного задерживается. Голос мужчины сейчас звучит по-необычному мягко. Может, из-за обстановки, а может из-за разговоров о мисс Пендл. — Слушай, тебе интересны комиксы? — Комиксы? — Да. Он разворачивается и протягивает пару книг, что вытащил из старого ящика в гараже. — Не знаю, интересно ли это подросткам сейчас… — это прозвучало грустно и даже неуверенно. Юноша смущенно улыбнулся. — Спасибо вам…Мне интересно. «Мне не нужен отец, пока у меня есть мистер Томас.» — пронеслось в его голове так внезапно, что к кончикам ушей прилила горячая кровь. Его отвлек резкий звонок в дверь. Эллисон наконец-то пришла. *** Ручка двери дернулась раз. Два. Звук скрипящего металла порезал уши и эхом отлетел вглубь комнаты. Генри знает, он все равно доберётся до него. Генри знает, теперь ему не сбежать. Единственный и последний раз когда у него был шанс на спасение он давным давно утратил, приняв неверное решение, и за это же поплатился. И это только его вина. Стуки в дверь редкие, но настойчивые. Стучат лёгкой рукой, отчего чувства ещё более напуганно клубятся внутри, сжимаясь в комок. У него нет выбора, он медленно доползает до двери, но застывает в сантиметре от защёлки. «Звони мне в любое время» «Проси у меня любой помощи» «Доверяй мне» Горло болезненно сжалось. Налитые кровью глаза поднялись к телефонной трубке. Он уже делал это однажды. Тогда, когда Лоуренс не приходил на работу. Тогда, когда он впервые подумал о том, что неплохо было бы попросить помощи. Но тогда никто не ответил. Но… — Генри. Ты же знаешь, что никто кроме меня не сможет помочь тебе. Давай же, открой мне дверь. — его голос такой же ненормально — истерический, больной собственной идеей. Не знающий ничего иного. — Генри. Мы ведь не чужие люди… Горько становится во рту. Красная жидкость с тошнотворными позывами капает на пол, а запястья и пальцы начинает резать словно бритвой. По новой. Они кровоточат. Опять. Не чужие, ну да. Я же всегда был твоим инструментом. Всегда, сколько знал тебя. Дрожащая рука тянется к трубке телефона. Мышцы болят а тело не слушается, телефон падает на пол. — Хочешь позвать на помощь? — усмехается голос за дверью. Штейн болезненно стискивает зубы, и судорожно набирает номер, что выучил, пока прокручивал в голове предстоящий разговор снова и снова. В воспаленных мыслях представляя как наконец-то скажет твёрдо и уверенно, не скрывая собственной слабости. — Спаси меня… Холодные слезы щиплят глаза и катятся по окровавленной щеке. Трубка падает на пол вместе с обессилевшим телом. Гудки раздаются томно и противно, вместе со сбившимся дыханием растворяясь в комнате. «Спасите.» «Помогите мне.» Он не просил помощи. Это не было его привычкой. Единственное, о чем он просил, это быть рядом. Это быть вместе. Но и этого слова Джоуи не сдержал. Тогда Генри был молод, и его чувствительность выставлялась им почти напоказ, для тех, кого он считал близкими людьми. Таким был и Джоуи, к его большому сожалению. ××× — Генри, мне нравится работать с тобой — задорно бросает молодой парень, пихая друга в бок. — Правда? А я и не замечал. — улыбается тот. Спокойно и размеренно посмеивается, нанося ещё пару эскизов в блокнот. Тот обиженно морщится, но быстро успокаивается и заглядывает через плечо, выхватывая блокнот из рук Генри. — Не делай так, из-за тебя я лишнюю линию провел. — вздыхает тот, поправляя волосы. — Ты просто сам никогда со мной не делишься. — подразнивает его Дрю, разглядывая блокнот, нагло листая его страницы. Тот закатывает глаза и требовательно тянет руку. — Ещё не готово, отдай, Джоуи. Но парень не спешит выполнять просьбу. — Даже когда ты злишься, у тебя такой спокойный голос. — произносит он, отчего лицо юноши напротив становится слегка розоватым. — Ты всегда будешь это мне говорить? Блокнот отдай уже, иначе отберу. Но тот его не слышит, и резко пихает его в плечо, показывая одну из страниц, тыкает в неё пальцем. — Во-от, это классно выглядит. — глаза его зажигаются. — Ты прекрасно рисуешь в мультяшном стиле, прямо как мне и нужно. — горделиво улыбается он. — Сделай ещё набросков, а? Тот, слегка посмеиваясь, мягко вырывает блокнот из рук друга. — Сделаю. Джоуи восторженно улыбается, и гладит приятеля по голове. — Ты такой послушный, просто душка. Штейн наигранно возмущается. — Послушный? Следи за словами — и больно щипает его руку. — Ай! Ну я же не серьёзно! В ответ слышит лишь глухой смех. — Думаешь, дам тебе из себя верёвки вить? ××× За дверью слышится томный вздох. — Ты как всегда чертовски упрям, Штейн. Звук поворота ключа в замочной скважине. Дверь распахивается, впуская холодный воздух подъезда. Мужчина отряхивает пальто, стягивая его с острых плеч, и вешает на вешалку, словно не обращая внимания на объект, лежащий буквально у его ног. Только закончив с этим, он запирает дверь изнутри и медленно опускается на колени, прислушиваясь к неровному дыханию человека на полу. — Что я говорил тебе? — укоризненно произносит он, грубо хватая того за шкирку, словно котёнка. — Вставай. У нас много работы. Тот не реагирует. Его тело обмякшее и слабое. И чертовски горячее. — Не говори мне, что простудился. Я знаю, что это не простуда. — фыркает мужчина. — Все из-за твоей беспечности. Отвечай, кому ты отдал пузырёк? Молчание. Напряженное и тяжёлое. Дрожащая рука Генри тянется к жестокой, касающийся его. Он пытается освободится. — Не… Не трогай меня. Джоуи язвительно ухмыляется, и бросает жертву о пол так сильно, как у него только получается. — Как скажешь. Вот только без меня ты подохнешь здесь, буквально через несколько часов. Хочешь? Тот пытается опереться о собственные локти, но ничего не выходит. — Что ты сделал со мной… Что ты… — Я спас тебя, Генри. Как ты не поймёшь? — он тихо смеётся, но затем его лицо снова становится серьезным. — Вижу, так диалог у нас с тобой не получится. Давай-ка поторопимся. — он шарится рукой в небольшой сумке, которую принёс с собой. Его пальцы, полностью чёрные как и руки по локоть вылезают из неё с небольшим сосудом, заполненным чем-то вязким и чёрным. Генри изо всех сил старается открыть глаза и понять что там находится, а когда понимает, впадает в немую панику. — Нет… Джоуи, даже не думай… — Ты слышал, чтобы я спрашивал твоего разрешения? *** Свет в квартире больше не горит. Только холодный синий свет фонарей просвечивает сквозь задернутую штору. Старая кровать поскрипывает от несмазанных ржавый пружин и прогибается под весом двух тел. — Холодно у тебя… И руки тоже холодные… — сдавленно шепчет Сэмми, неуверенно разглядывая нависающий над ним силуэт сквозь серую дымку. — У тебя горячая кожа. — отвечает ему Норман, медленно водя рукой по его груди под рубашкой. — Не разденешься? — Откажусь. — Какой же ты вредный — усмешка. Тепло чужих губ, смазанное, но отчего-то по странному желанное, на собственной шее. — В губы не целуй. Не люблю такое. — Табу? — Это неважно. — Я понял. Лоуренс смыкает губы, жадно стягивая ткань чужой одежды, притягивая тело ближе к себе. Норман прикрывает его рот ледяной ладонью, мягко целуя в щеку, подбородок, висок. Он приподнимает его бедра, прижимая их к себе, разводя собственным коленом. Сэмми обнимает его за шею, упираясь подбородком в его плечо. — Норман, почему ты не можешь нормально ответить на мои вопросы? — Но тебе же так не нравится. — Полк заводит руку в его светлые длинные волосы, снимая резинку и отбрасывая её. — Я снова не понимаю о чем ты говоришь. — Сэм, если бы я говорил тебе прямо, мы бы до этого не дошли. Лоуренс язвительно морщится, и растягивает мерзкую улыбку по лицу. — Ты просто хотел потрахаться? — Если бы ты тоже не хотел, сейчас не жался бы ко мне, как замерзший котёнок. — Ну и сравнение. — Какое есть. Норман слегка расстегивает смятую и мокрую от волнения рубашку, проходясь губами по чужим ключицам и ниже. — Удивительно, какой ты нежный — усмехается парень снизу. — Я не собираюсь трахать тебя так, чтобы ты возмущался утром, когда будешь в здравом уме. — В здравом, это навряд-ли. Делай как хочешь. — Ты прав. — он сильно вжимает его в кровать, так, что Сэмми лишь успевает выдохнуть, ощущая спиной металлические старые пружины, и как чужие пальцы больно сжимают его волосы. — Если ты просишь, я не могу отказать. — Ты и правда странный. — сипло выдавливает Лоуренс. — Если бы я таким не был, ты бы ко мне не лип. — Это ты ко мне— Резко чужая рука грубо впихивает в его рот кусок одеяла, впиваясь губами поверх него. — Много болтаешь. Сэмми лишь раздражённо покашливает, от налетевшего в горла мусора и пыли. Он выгибает спину, стараясь избавится от боли впивающегося в неё металла. Резко отталкивает от себя парня, упираясь руками в его плечи, обиженно смотрит в туманный потерянный взгляд. Он не знает, что чувствует в этот момент. Он все ещё любил Генри, но почему-то в груди селилось чувство, что Генри не тот, кого он хотел бы прижимать к кровати и трахать. Он не хотел бы заставлять его стонать и возбуждаться. От этой картины в голове становилось мерзко и грязно. Почему он не может? Он его не любит? Но он хочет слышать его голос. Видеть его. Обнимать его за плечи. Заботится о нем. Говорить с ним. Норман? Норман был не хуже его. Ему нравится Норман. Однако, с ним все иначе. Все по странному понятно, и легко. Он понимает его, ощущение, что знает его лучше чем кто-либо. Но бабочки в животе, или как обычно называют то, что считается влюблённостью, он не испытывает. Считается ли, что он просто удобен, для Сэмми? Мерзость. Но Норман и сам это знает, он не сомневается. Он не может не знать. Если бы он не знал, он бы сейчас не кусал до крови его бледную шею. Он злится? Сэмми не может сказать. Он плохо понимает его чувства. Но они явно не в порядке. — Почему ты не хочешь говорить со мной? Сэм не привык говорить такие слова, но сейчас он не может контролировать кашу в своей голове. — Ты слишком всерьёз меня воспринимаешь. Начинаешь воспринимать. — грубо отвечает тот. — Почему ты этого не хочешь? Норман останавливается и поднимает глаза. — Не надо меня жалеть, понял? Жестоко. Сэмми его таким не видел. Наверное, он его задел. Но, это ли то, что ему не стоило делать. Он тяжело дышит, и шипит от боли. Он не ощущает удовольствия. Но ощущает заполненность. И присутствие. Присутствие кого-то, кто не в порядке. — Не жалею. Почему ты вообще захотел со мной переспать? — Нужно. — Кому из нас? И вообще, ты так и не рассказал мне. Ты обещал. Молчание. Все остановилось. Лоуренс закрывает глаза в ожидании, восстанавливает дыхание. Он знает, что сейчас будет больно. — Хочешь слушать? Тогда тебе придётся прекратить говорить. Ты согласен? — раздражённо произносит Полк. — Как же ты заебал тянуть. Делай что угодно. — он знал, что без ответов на волнующие вопросы уйти не может. Даже если ради этого придётся терпеть дольше. Он просто не мог. — Но это не безвозмездно. — Конечно. Конечно да… «Как с тобой сложно» *** Солнечное утро. Студия ещё не открылась, а малочисленные работники нового предприятия только-только получили известия о новом графике. Штейн сидел за небольшим мольбертом, обклеенным разными зарисовками с бенди, и чиркал карандашом маленькие сюжетные зарисовки к сериям. Он не думал, что они ими станут, он просто изливал мысли на бумагу, не более. Звонкий голос теперь уже начальника заставил его вздрогнуть и обернуться. — Да, доброе утро, Джо — ответил он, не отрываясь от бумаги. — Какая старательность — усмехнулся тот. — Дашь взглянуть? — О, наконец-то ты спросил, а не вырвал у меня из-под носа. — он скрестил руки на груди и отодвинулся. Тот оценивающе оглядел скетчи, полистал их грубо и требовательно. Несколько секунд молчал. Он всегда делал так, заставляя художника заволноваться на счёт правильности собственных идей. — Генри, знаешь что…- протянул он. — Что? — Я думаю… — недовольно потер пальцем подбородок. — Думаю все отлично, нарисуй полноценными все эти зарисовки — резко вскакивает он, и художник вздрагивает от резкого шума. — Я понял. — качает он головой. — Как твои договоры? Дела идут? — он заложил руки за спину. — Знаешь, пока такой талантливый друг как ты со мной, все обязательно будет в порядке. — усмехается Джоуи, хлопая художника по плечу. — Не подлизывайся. — Ты слишком низкого о себе мнения, дружище. — он осматривается вокруг, на некоторое время остановив задумчивый взгляд на затылке снова начавшего делать зарисовки Генри. — Что? — он оборачивается. — Я чувствую, когда тебе от меня что-то нужно. — Ты свободен сегодня вечером?