Свет жизни

Ястреб смотрел на своего сына через стекло инкубатора, всего увешенного проводами, красно-синего, крошечного, и не мог поверить в происходящее. Он не мог не думать о том, какой ценой этот маленький тихий комочек с нежными пёрышками на спине появился на свет. Что на самом деле сделала Даби ради их ребёнка. И уж точно он не мог даже представить себе такой исход событий, когда Комиссия приказала ему внедриться в Лигу. Ястреб думал, что это будет обычное задание по сбору информации. Что всё пройдёт так, как его учили. Как вдолбили в голову криками, приказами и кулаками. Но уже в первую встречу с информатором понял, что будет совсем не легко. Потому что информатором была Даби. По информации, данной ему Комиссией, злодейка Даби была одной из сильнейших единиц Лиги, убийцей более тридцати человек, женщиной с незаурядным умом и железными принципами. Он ожидал, что она будет внушать страх и ужас одним своим видом, ведь она одним движением пальцев могла испепелить человека дотла. Однако, встретив её, он чуть не впал в ступор. Даби была высокой, худощавой, испещрённой шрамами и бесконечно уставшей. Несмотря на ровный стан и явную опасность, она казалась ему хрупкой. Словно тронь её неосторожным движением, и она развалится. Она смотрела на него своими аквамариновыми глазами и в тот же миг ему показалось, что он тонул. В тот же момент Ястреб понял, что Даби знает зачем он пришёл на встречу с ней и что ищет. Но она не стала его останавливать. Она словно насмехалась над ним, мол, смотри, нам нечего скрывать, но я знаю зачем всё это, зачем тебе всё это представление. И Даби использовала его, как он хотел использовать её. Но Ястреб не мог перед этим устоять. Кейго не мог не протянуть руку женщине, даже если она об этом не просила. Даби была сильной, дерзкой, наглой и немного параноидальной. Но также она была до безобразия внимательной и заботливой, чего даже не пыталась скрывать или оправдывать. Сколько раз он ловил её за небрежной заботой о нём или других членах Лиги, она лишь хмыкала и ничего не говорила. А ещё она была больной. Ястреб не думал, что кто-нибудь в Комиссии, хоть краешком мозга задумывался, какой ценой расплачивается сильнейшая обладательница причуды пламени. Вряд ли у Старателя были такие проблемы, как у этой дамы. Кейго был неприятно удивлён, когда нашёл Даби на полу в своей ванной, а вокруг валялись шприцы из-под наркотиков, а сама она была в полнейшем забытьи. Она не первый раз врывалась в его квартиру без спроса, но он впервые тогда увидел другую сторону этой женщины. И уж точно впервые держал кому-то волосы, пока она выворачивала свой желудок на следующее утро. Она смеялась над ним. Издевалась и плакала. Кричала и выла. Его сердце еле выдерживало, когда он сталкивался с последствиями её причуды. Он впервые стал наполнять домашнюю аптечку как следует, потому что Даби не могла в любой момент обратиться к лучшим медикам Комиссии. Она даже обезболивающие достать себе не могла, а он вскоре начал вызывать подозрения. Он закрыл глаза, когда она прямо на его столике в гостиной насыпала белую дорожку и небрежно вдохнула ноздрёй с пирсингом. Она сыпала пеплом из самокрутки на его дорогой ковёр, и он лишь тяжело вздохнул и купил пепельницу. Она тёрла глаза и щурилась, пока листала какой-то томик забытого поэта, случайным образом оказавшийся в его квартире, и он раздобыл целую упаковку дорогих глазных капель. Наверное, даже у Сотриголовы не было таких запасов какие сделал он для неё. Однажды Кейго вернулся домой после особенно тяжёлого патруля и увидел, как она готовила поздний ужин на двоих. В тот момент в его груди поселилось тепло, а когда она повернулась к нему посмотрела аквамариновыми глазами и ухмыльнулась, он понял, что попал. Краснохвостые ястребы создают пару на всю жизнь. Как его отец, ненавидящий и жену, и сына, но не могущий окончательно уйти и вынужденный возвращаться в тот полуразрушенный мусорный дом. Кейго понял, Даби была его, что он не может воспринимать её как часть задания. Что она не приказ. Он ненавидел, когда она вваливалась с чужим запахом и следами на теле. Он царапал себя когтями и испытывал гнев, а Даби смеялась прямо в лицо: — Не ты первый, не ты последний! Он помнит, как схватил её за тонкую талию и со всей неистовой яростью целовал её, практически съедая её. А она плавилась в его руках. Повелительница пламени плавилась, стоило ему провести шершавыми ладонями по бледной коже. Её тонкое тело, всё в шрамах и скобах скрепляющих расползающуюся кожу, её стоны и крики казались ему самым правильным, что может быть в жизни. Она обязана быть в его руках. Только его. Ястреб проследил, что если он не первый, то уж точно последний. И, казалось, она не против. У неё были дела посерьёзнее поиска связей на одну ночь и ревности Ястреба. Она не знакомила его с Шигараки, но по оговоркам Джина и Тоги, с коими ему посчастливилось всё же познакомиться, знал, что она следит за своим нерадивым лидером, словно мать. Она всегда возвращалась после встреч с Томурой более уставшей, чем обычно. Один раз она сказала: — Он слишком напоминает мне моего младшего брата. Единственный раз, когда она упомянула о своей жизни до злодейства. Она ни разу не сказала своего настоящего имени, но практически вынудила его выпалить своё. Но она не смеялась, как он думал. Даби прикрыла глаза и расслабилась, а потом: — Значит, ты тоже… Что бы это не значило, Ястреб старался об этом не думать. А потом она снова и снова… Секс, алкоголь, наркотики, ссоры, крики. Всё по кругу. Коктейль из боли и лекарств убивал её. Он и сам еле выдерживал. Комиссия всё больше давила, Даби всё больше хирела и страдала. Боль, казалось, вообще не отпускает Даби. Ей было трудно есть, спать, двигаться и вообще жить. А Комиссия начала подозревать, что Ястреб уже не так лоялен им, как раньше. Он знал, что в какой-то момент этот мыльный пузырь лопнет и его счастливое время со своей избранной парой исчезнет. После очередного, но довольно тяжёлого алко-наркотического трипа Даби его вызвали в Комиссию и отдали последний приказ, связывающий его и Лигу. После этого, его роль как шпиона заканчивается. Убить Твайса. Даби будет зла. Джин был хорошим, просто больным и не понятым. Он был словно дитя, которого надо водить за ручку и учить жить в этом мире. Джин был ребёнком, запертым в теле взрослого. Его обидели и назвали плохим, когда как на самом деле он был безобиднее котёнка. Ястреб по-своему даже любил этого мужчину, ценил как друга и потому не мог сдержать нервной дрожи, услышав бесчеловечный приказ. Но что он мог сделать? Он просто инструмент, а у них нет своего мнения и чувств. Инструмент выполняет работу без всяких вопросов и уточнений. Даже если инструмент — это человек. Он герой, но он не может спасти тех, кого хочет спасти. Да как он вообще может зваться героем, когда даже свою пару спасти не может?! Кейго бесполезен, когда дело касается его самого. Даби бы рассмеялась от его беспомощности. Чёрт, она действительно должна презирать его. Когда он прислал сообщение Даби о встрече, то не был уверен, что она явится. Женщина не любила, когда ей приказывали, но она была дома. Она казалась намного более нервной и взъерошенной, чем раньше. Ястреб обнял её, но она отстранилась, будучи больной и бледной. После непродолжительного перекидывания колкостей, Даби пулей вылетела в туалет и вскоре послышались характерные звуки. Вздохнув, сняв куртку с перчатками, он пошёл держать волосы заболевшей возлюбленной. — Снова? — спросил мужчина, намекая на её прошлые ломки. Он помог подняться ей с пола и подойти к раковине, чтобы умыться и прополоскать рот. — Не, траванулась чем-то, сам знаешь, мой желудок слаб. Зачем звал? Кейго ни капли ей не поверил. Даби что-то скрывала и не хотела об этом говорить. Ему стоило тогда добиться того, что она скрывала. — Хотел предупредить, что в ближайшую неделю буду отсутствовать и в квартиру лучше не соваться. Большего он сказать не мог. Но даже такой намёк заставил Даби немного вздрогнуть, хотя она удержала равнодушное выражение лица и лишь пожаловалась, что о таком можно было написать, а не звать на личную встречу. Весь вечер того дня они оба разыгрывали актёрское представление перед друг другом. Ястреб, что это обычный день и что всё будет как обычно, а Даби, что ничего не понимает и не знает. Обнимая хрупкое тело Даби той ночью, он не мог не чувствовать боль в груди и слёзы, порывавшиеся выплеснуться из него, осознавая, что это последний раз, когда он обнимает её. И потому, когда утром подошло время прощаться, он еле расцепил свои руки. Даби же… снова смотрела на него тем самым взглядом. Она поцеловала его в висок и исчезла в тенях переулка. А он хотел крушить руками стены. Хотел сломать всё к чёртовой матери. Плюнуть на приказ и остальной мир, лишь бы вернуться с черноволосой женщиной в безликую квартиру и запереться там навечно. Чтобы никто и ничто не мог потревожить их. Чтобы никто не смог причинить Даби боль. В итоге боль Даби причинил сам Ястреб, когда через неделю прямо на её глазах убивал Твайса. Он не злился, когда она в ответ попыталась убить его и сожгла его крылья. Он даже чувствовал некое облегчение. Правда, чуть позже он понял, что она даже не пыталась его убить или уничтожить возможность продолжения его карьеры героя. Она не только позволила его стажёру-первокурснику спасти его, но и сожгла его крылья не повреждая фактор причуды, что позволило ему отрастить их заново. Он помнит, как сидел перед врачом и с благоговейным ужасом выслушивал это. Даби знала не только о нападении на их убежище, она знала, что он будет убивать Джина. Она знала и позволила это, так ещё и помогла скрыть их отношения. Она разыграла представление так, что даже он сам поверил. Она сожгла его, но не уничтожила. Из-за близкого сотрудничества с Юэй он узнал то, о чём бы ни за что не рассказал Комиссии, даже если бы его пытали. Даби заключила сделку с самим директором Незу. С Незу! Главным врагом Комиссии. Он ещё никогда так громко не смеялся. Он ещё никогда так сильно не плакал. Она спасла его. Она спасла Тогу. Она позволила Джину избавиться от несправедливости мира. Но она не пыталась спасти себя. Если бы он только знал, почему она это делала… Ему казалось, что он сходил с ума. Так сильно ему не хватало этой саркастичной женщины. А потом он и вся страна увидели её на экранах своих телевизоров, и он впервые понял, почему она была такой. Тодороки Тая. Какая ирония. Его кумир детства, спасший его от ублюдка-отца, сам оказался тем ещё мусором. Даби, рождённая на руинах жизни Таи, оказалась на зависть крепкой. Теперь он понимал, почему Даби никогда не называла своего настоящего имени. Потому что она была именно Даби, а не Таей. Тая умерла по вине своего жестокого отца-героя, Даби родилась, чтобы отомстить. Поэтому она никогда не пыталась беречь себя, не пыталась спасти себя, не пыталась жить. Она была той, кто существовал ради мести, но жизнь сложилась так, что в итоге она была спасителем и более человечной, чем он сам. Он видел, как она, разваливаясь на части, отдавала себя другим и единственное, чем он мог ей помочь это поддерживать её, стать той опорой, какой у неё никогда не было. Правда, он с этим не справился. Облажался так, что хотелось разорвать себя на части. Он не мог не заметить на том видео, как она исхудала. Кожа обтягивала кости так, что их можно было пересчитать. Казалось, что весь вес женщины — это металлические скобы и тяжёлая копна окрашенных в чёрный волос. А ещё этот странный жест, защищающий живот… Ястреб хотел вернуть себе Даби. Завернуть её в одеяло и лелеять всю жизнь в своих руках. Однако, это не было тем, чего хотела сама Даби. Позже случилась финальная битва. Он даже не подозревал, что она будет прятаться. Разве она не должна стоять в первых рядах? Но нет, он с трудом заметил её, пробирающуюся сквозь гущу людей, отбивающуюся от скользящих атак. Измождённую, больную, почти мёртвую. Она словно стала ещё меньше, ещё хрупче с их последней встречи. Он хотел приблизиться к ней, но не мог, занятый другим злодеем. А затем он и другие услышали надсадный крик Шигараки: — ДАБИ! И видит, как из последних сил женщина вырывается из своего укрытия, отталкивает Мидорию Изуку и вцепляется в своего лидера, её руки лижет синее пламя. Кейго с ужасом понимает, что Шигараки позволил обнять себя Даби, чтобы та убила его. Сожгла своей причудой, сжигая при этом частичку себя. Ястреб видит, как плавящийся в руках женщины мужчина улыбается, словно это, что он действительно желал. А также он видит, какую боль ей принесло это желание. Ястреб расправляется с врагом и со всей скоростью своих новых крыльев летит к Даби. От тела Шигараки ничего не осталось, и она наконец даёт волю своей усталости. Сказав мальчишке, что главный злодей всё ещё на них, Даби падает в обморок прямо в руки успевшего вовремя Ястреба. Она такая бледная, такая больная, такая мёртвая, что ему хочется кричать. Но её сердце билось, она всё ещё была жива и он, сцепив зубы, понёсся к штабу врачей от Юэй, где уже знали о сделке Даби и Незу. Сама Исцеляющая Девочка в свои руки приняла измождённую женщину и передала в бригаду врачей под своим присмотром. Его руки тряслись, он был в полнейшем шоке, когда один из медиков срывающимся голосом произнёс: — Она беременна! Весь мир будто перестал существовать. Он не слышал ничего, не видел и не чувствовал. Кейго сосредоточился на Даби, которую тут же увешали всевозможными проводами и капельницами. Вот, что она скрывала. Вот, о чём она не хотела говорить. Она была беременна. Она носила его ребёнка! И она не сказала этого, потому что знала, что Кейго предаст. Потому что он предал себя ради других. Даби не верила, что он способен спасти её. А он верил в это? Или просто обманывал себя? Почему ему так больно, если он понимает, почему она так поступила? Она рисковала и своей жизнью, и жизнью ребёнка, но ради чего? Боже, почему Даби не может быть чуточку менее загадочной?! Неужели поэтому она заключила сделку с Незу? Чтобы у ребёнка был шанс? Стоп. Незу знал. Крыса знала о состоянии Даби! Иначе зачем он настоятельно проинструктировал всех причастных, что если женщина выживет, её надо вести к медикам Юэй? Покончив с Лигой и Фронтом, пока все зализывали свои раны, Кейго ворвался в кабинет Незу и с порога заявил: — Вы знали! Вы знали о беременности Даби! Его глаза горели, руки дрожали, он нервно ходил по кабинету директора Юэй, когда Незу, казалось бы, слегка печальным взором смотрел на Ястреба. — Знал, — ответил Незу. — Тогда почему? Почему вы не забрали её вместе с Тогой, вы же могли?! — срывающимся голосом спросил Кейго. — Потому что она этого не хотела, — сцепил лапы над столом. — Но…! — Ястреб-сан, я прекрасно понимаю, что вы чувствуете, — осадил мужчину директор. — Но сделка была на условиях Даби-сан, а она не просила её спасать. — Она… Она больна! Вы должны были её спасти! — Тогда почему вы сами не спасли её? Кейго застыл. Сердце кольнуло болью. Он опустил голову и смотрел на свои ботинки. — Даби-сан сказала, что должна выполнить обещание данное Шигараки Томуре. Судя по всему, этим обещанием было его убийство, — после недолгого молчания продолжил Незу. — Она выполнила его, — с горькой, злой усмешкой. — Но какой ценой? — А какой ценой она решилась выносить вашего ребёнка? Кейго вскинул голову. Он не говорил… — Не надо делать удивлённый вид. Я чуял ваш запах на ней при встрече, и вы бы не врывались в мой кабинет, если бы она была просто знакомой. — Я… — он беззвучно хватал ртом воздух. — Ястреб-сан, она не верит, что выживет. Это заявление пошатнуло Кейго. Он не мог поверить в слова, которые слышал. Не верил, но краем сознания знал, что это правда. Даби не собиралась жить, после конца противостояния. — Её состояние нестабильно, даже Исцеляющая Девочка не уверена в своих прогнозах. Вам не кажется, что сейчас не в моём кабинете вещи рушить надо, а рядом с ней быть? Рядом с вашей парой? Животное чует животное. Знает тайны и порядки. Почему сейчас он чувствует невольную радость, что ему ничего не надо объяснять? — Я позабочусь о сделке, но с Комиссией и своим положением будете разбираться сами, — дал напутствие уже уходящему герою директор. Кейго знал, что Даби приходила в сознание, когда рядом была Тога. И всё равно не мог не представлять, что она лежит на этой койке не мёртвая. Она почти сливалась цветом с простынёй. Только лиловые ожоги, металлические скобы и чёрные волосы с отросшей сединой ярко выделялись в этой белизне. Он просидел рядом с ней около часа, когда она проснулась и закашлялась. Он тут же рванул помочь принять ей сидячее положение и выпить воды. Мужчина еле подавил дрожь, когда, обхватив её за плечи, чувствовал лишь кости. Как она в своём хрупком теле могла нести жизнь? Свою, чужую... — Ну и? Что ты здесь делаешь? Что она имеет в виду? Он не должен быть здесь? Почему? — То, что должен был сделать с самого начала. Даби, я… Тут дверь в палату открылась и вошли доктор, а за ней Старатель. Он чувствовал, как вмиг дыхание Даби сбилось и её стал обуревать гнев: — Какого чёрта! УБИРАЙСЯ ОТСЮДА! И следующее, что он увидел это то, как слабая женщина схватила вазу с прикроватной тумбочки кинула в героя. — Тая, успокойся, — сказал Старатель, увернувшись от снаряда. — КАКАЯ Я ТЕБЕ ТАЯ?! УБИРАЙСЯ, ПОШЁЛ ВОН! НЕ СМЕЙ ПОЯВЛЯТЬСЯ ПЕРЕДО МНОЙ! Её трясло так, что она не могла дышать и доктор была вынуждена снова использовать на ней кислородную маску. Он был рад, когда врач выгнала Старателя, вогнавшего в неистовство и так больную женщину. Как он вообще мог после всего просто заявиться в её больничную палату? Женщина в халате представилась доктором Ямасита и начала привычный опрос. — Пью, курю, принимаю наркотики, веду беспорядочную половую жизнь, — услышал хриплый голос Даби. — Но в последний год у вас был один и тот же партнёр, правильно? — доктор мельком взглянула на Кейго. — Чуть меньше, но да, — ответила Даби. Как бы он хотел, чтобы это было дольше. Чтобы он раньше нашёл её. Она узнала о беременности на девятнадцатой неделе? Неужели это произошло тогда, в тот день? Доктор подтвердила его подозрения. Даби именно поэтому тогда была такой странной. Она просто не сказала ему, не хотела, не видела в этом смысла. Он заслужил это. Из-за наследственной физиологии никто не заметил её деликатного положения. Даже он со всей своей хвалёной внимательностью. Даже он не заметил, что её состояние было вызвано не только продолжительной болезнью. — Это ваша первая беременность? — Нет. Ястреб застыл как громом поражённый. Что она только что сказала? — Что случилось с другими? — Выкидыши до двенадцатой недели, — беспечно пожала плечами. — Если интересно, то первый был в шестнадцать, второй где-то в двадцать один. Два. Два раза она была беременна чьими-то детьми, и они не выжили. Её тело не приняло, отторгнуло инородные части. Она уже страдала от этого. Она знает, каково это — терять часть себя. Но она говорит обо всём этом таким равнодушным тоном, словно это уже ничего не значит. Словно её боль не имеет смысла. — Интересно было слушать? — спросила она его, когда доктор ушла. Весь их разговор вылился в жёсткую отповедь Даби и бесполезные надежды Кейго. Он слаб перед ней, а она пронзает его колкими словами насквозь. Она прямо сказала, что из-за того, что Ястреб связан с Комиссией, то ребёнка она ему бы не доверила. И тогда он спросил: — А если я уйду из Комиссии? И был удивлён ответу. Даби думала, что его карьера важнее. Важнее её и ребёнка. Быть героем — это его мечта, но это не значит, что весь его мир заключается лишь в этом! Если бы она только сказала, если бы она пожелала, то он бы бросил в тот же миг. Это же был их ребёнок. Это же была Даби. Его пара. Его семья. Самое дорогое, что у него есть! На следующий день он вернулся уже с Тогой, подозрительно прищуривающейся и цокающей на него. Он был немного рад возвращению привычного ворчания Даби по поводу седых волос и УЗИ, но расстроенно хмурился и поджимал губы, когда поднял женщину, чтобы пересадить на инвалидную коляску. Она такая лёгкая, слишком лёгкая. Она беременная, но весит как пятилетний ребёнок. Это так… печально. Так больно. Он навсегда запомнит, как на анорексичном теле Даби выделялась шишка внизу живота. Доказательство жизни, которую они создали. Которую с такими трудностями удалось удержать в этом больном теле. Маленький комочек, который изо всех сил боролся за своё существование, несмотря на все обстоятельства. Его сын. Его сын был жив и здоров, несмотря на все трудности, несмотря на болезненность матери. Даби уберегла их ребёнка, даже если не берегла себя. Он уже оплатил все медицинские расходы, связанные с Даби, особенно операции и материалы на них. Он знал, что кожные трансплантаты женщины давно пришли в негодность и из-за этого её здоровье пострадало ещё больше. Её внутренние органы еле выдерживают нагрузки и нужны сопутствующие операции. Но она явно считала это бесполезным. Она не верила, что может всё это пережить. Не верила, что может вырастить своего сына. Она не хотела даже пытаться. У неё больше не было сил. Она так устала, что даже имя выбирать не хотела. Конечно, они завели этот разговор с Тогой только ради шутки, но… Даби была апатичной. Она была живой, но мёртвой. Она хоронила себя, не попытавшись жить. Он понимал, почему она так чувствует себя, но не хотел принимать. Кейго не хотел принимать реальность, где Даби не будет жива. Он не хотел верить, что она может умереть. Эта стерва выживала в нечеловеческих условиях, была живучее таракана. Он не мог представить, что она вдруг исчезнет. Просто возьмёт и исчезнет. Даже если она того желала, он не мог её отпустить. Живот Даби рос, словно навёрстывал упущенное, опасно натягивая кожу, заставляя женщину шипеть и постанывать. Но иногда, мельком, мужчина видел, как на самом деле нежна со своим ребёнком мать. Даби касалась своего живота, легонько поглаживала, а взгляд её становился невидящим, печальным, скорбным. Словно она жалела, что ребёнок родится у неё. Нет, не так. Словно она жалела ребёнка, потому что его матерью является она. И что она не может быть рядом. Он разобрался со своими отношениями с Комиссией, точнее это провернул директор Незу, которого мужчина всё же попросил о помощи. Крысе было особенно приятно разобраться с ними, после того как они выразили своё недовольство крышеванием бывших злодеев, то бишь Тоги и Даби. Тем более что в свете открывшихся обстоятельств оказалось, что не такая Даби и злодейка, ведь она убивала лишь тех, кто действительно этого заслуживал и на кого уже были наводки в полиции. А Тога вообще проходит свидетелем по делу о жестоком обращении с детьми и случайном убийстве из-за причудливой аварии. Ястреб ещё никогда не чувствовал себя таким свободным, чем когда он официально перешёл под опеку Юэй. Благодаря этому он мог быть с Даби почти каждый миг её, утекающей как песок сквозь пальцы, жизни. Но даже так он не смог быть рядом, когда Даби начала рожать. В середине двадцать девятой недели его сын больше не мог находиться в теле матери, не разрушая своё пристанище. Он и Тога прибыли в больницу сразу же как им позвонили врачи, но не были готовы к тому что случится. Даби родила сына, назвала его Хикари и умерла. Она умерла прямо там, на операционном столе, дав жизнь их ребёнку. Её вернули, но она впала в кому. И никто не знал сможет ли она вообще очнуться. Казалось, что весь мир разрушился в один момент, стоило врачу произнести роковые слова. Он пошатнулся, упал на скамью, зарылся пальцами в волосы и закричал. Отчаянный крик пронёсся по хирургическому отделению, но никто не стал его осуждать. Тога рыдала там же. Лишь по прошествии долгого времени он смог прийти в себя и на негнущихся ногах пройти в детское отделение к инкубатору, куда поместили его сына. И долго не мог оторваться от стекла. Вскоре, его дни стали похожи на День Сурка. Он приходил в больницу, направлялся в палату к бессознательной Даби всю обёрнутую в бинты и обвешанную аппаратами, сидел там часами, а потом стоял у инкубатора Хикари. Он почти не спал и не ел. Он не видел в этом смысла. Тога, решившая взять над ним шефство, после того как увидела его с огромными тёмными кругами под глазами и похудевшего почти на десяток килограмм всего за несколько дней, практически с ложечки кормила его и уводила из больницы домой, чтобы забыться хотя бы на пару часов тревожным сном. Кейго не мог жить, пока его пара и сын были не рядом с ним. Он не мог не надеяться, что одним прекрасным утром Даби очнётся, Хикари наберётся сил и они отправятся домой. Но пока только Хикари стабильно рос, набирался сил и не вызывал беспокойства врачей. А Даби… Пока она находилась в коме, ей пришлось сделать операцию по замене кожных трансплантатов. Из-за лежачего состояния, разложение тканей происходило слишком быстро и врачам пришлось пойти на риск, чтобы окончательно не потерять бессознательную женщину. В тот день когда происходила операция, ему впервые дали коснуться сына. Маленькие пальчики Хикари невесомо обхватили палец отца, пока врачи боролись за жизнь матери. Словно говоря, что всё будет хорошо, что Даби справится. Когда мальчика стали доставать из инкубатора, чтобы отец смог поддержать его, одним из самых сложных и долгих уговоров, которыми он донимал врачей, было позволить Кейго показать их сына Даби. Насколько это возможно показать женщине в коме. Волосы Даби обрезали, чтобы не мешать уходу за ней. Вскоре чёрный заменила практически полностью отросшая седина. Белого стало намного больше. Фиолетовые ожоги превратились в розоватые рубцы новой кожи. Женщина словно выздоравливала, становилась краше. Но она так и не очнулась. Ей пришлось провести ещё пару операций на сердце и лёгких. Часть желудка пришлось удалить, так как там были просто расплавленные части. Пострадали также печень и почки. Врачи говорили, что благодаря проведённым операциям, если бы она была в сознании, то больше не чувствовала бы той боли, которая у неё была. Но Даби была в коме. Она не собиралась просыпаться. Кейго был в отчаянье. Хотя женщина была в стабильности, подвижек не было никаких. Ни плохих ни хороших. Она застыла. Словно мёртвая, но при этом живая. В один из дней полным составом в больницу заявилась семья Тодороки. Но врачи не хотели и не имели права подпускать их к Даби и Хикари. Им пришлось вызвать Ястреба, на которого была оформлена доверенность. Даби всё же позволила быть Кейго рядом с собой и сыном, но только после того, как он окончательно порвал с Комиссией и стал сотрудничать с Юэй. Она… продумала всё до мелочей. — Это моя дочь и внук! — кричал Старатель на врачей. — Это моя невеста и сын, — железно ответил появившийся Ястреб. Казалось, что врачи вздохнули с облегчением, когда крылатый герой появился в поле зрения. — Ястреб! — Старатель-сан, — не стал лебезить мужчина. Он видел, как от его обращения вздрогнули жена и младший сын героя номер один. — Мы пришли увидеться с Таей и внуком, — не стал обращать внимание на явное пренебрежение Старатель. — Старатель-сан, вам запрещено видеться с Даби и моим сыном, — ответил острым взглядом и непоколебимой позой. — По всем вопросам обращайтесь в Юэй. — Что?! Но вспыхнувшего огнём мужчину остановила его дочь. Она отодвинула отца за себя и выступила перед Ястребом. — А остальные, кроме отца, могут видеться с ними? Ястреб прищурился, на висках задвигались желваки. Даби не хотела связываться с Тодороки. Она порвала с этой семьёй в тот миг, когда умерла на пике Секото. Она не хотела вспоминать всю боль и отчаяние, что испытала в этой семье. Но также он видел с какой надеждой и страданием смотрели на него Тодороки Рэй и Фуюми, пока он молча принимал решение. Нацуо и Шото стояли неподвижно, первый хмурился и отводил взгляд, а второй был равнодушен. Но эти двое, казалось, были единственными из всех Тодороки готовыми к отрицательному ответу. — Нацуо и Шото… Эти двое никогда не возлагали на меня никаких надежд, как Фуюми или Рэй. — Ты дала бы им увидеться с собой? — Не знаю. Я не хочу видеть ни одного Тодороки. Не хочу их знать и слушать что-то связанное с ними. — Но? Вздох. — Один раз. Один раз я бы позволила им, но больше никогда. Ни я, ни мой ребёнок не нуждаемся в них. Это был первый и единственный разговор, когда они затронули тему семьи Тодороки. — Я позволю вам увидеться, — сказал он, но тут же оборвал благодарности. — Однако это первый и последний раз. — Но… — тут же вскинулась Фуюми. — Сестра, хватит, — остановил её Нацуо. — Так хотела она? — задал неожиданный вопрос Шото. Кейго посмотрел в глаза подростка и видел там дерзость. Мужчина ухмыльнулся и кивнул. — Она не хочет больше быть связанной с Тодороки. Он видел какой болью в Рэй отдались его слова. Но женщина глубоко вздохнула и поклонилась перед ним: — Спасибо. Старатель было двинулся за своей семьёй, но его остановил один лишь холодный взгляд Ястреба: — Я больше не буду повторять. Вам категорически запрещено видеться с моей невестой и сыном. — Они и мои… — Даби больше не ваша дочь, а я бы никогда не позволил видеться с нашим сыном без её разрешения. Очнитесь уже, перестаньте верить в сказки, — припечатал Ястреб. И развернулся, оставляя расстроенного мужчину стоять на месте. Сначала он позволил увидеть ребёнка, набравшего за последнее время вес и которого наконец-то отключили от трубки кормления и других аппаратов жизнеобеспечения. Какое же тепло он испытал, когда ему позволили накормить своего сына смесью из бутылочки, пока мальчик находился в его руках. Скоро они смогут отправиться домой… — Такой маленький, прямо как Тая, когда была в инкубаторе, — тихо произнесла старшая женщина. — Тая тоже была недоношенной? — с удивлением спросил Нацуо. — Да, она немного поторопилась. Этот мальчик видимо тоже, — грустно улыбнулась Рэй. — Нет, он появился как никогда вовремя, — обратил на себя внимание Кейго. — Он уже был слишком большим, чтобы Даби могла… И тут же захлопнул себе рот. Не стоит ему выбалтывать о состоянии своей пары. — Насколько всё плохо? — спросил нахмуренный Нацуо. — Она так и не пришла в себя? — последовал вопрос Шото. Кейго покачал головой. — А что говорят врачи? — таким же тоном продолжил Нацуо. — Ничего. — Как ничего? — недоумевала Фуюми. — Ничего — это значит ничего. Ни улучшений, ни ухудшений. И этим он словно ответил на все вопросы. Мать семейства остановила своих детей от дальнейших расспросов. Наверное, видела, как руки мужчины начали трястись. В последнее время его руки трясутся всё чаще. А на лбу стали появляться морщины. Если так дальше пойдёт, то и седеть начнёт. Даби бы пошутила про раннюю седину, а им ещё и тридцати нет. — Мы можем увидеть Т-Даби? — осторожно спросила Рэй. Кейго глубоко вздохнул, пришёл в себя и кивнул, тут же направляясь к палате возлюбленной. Он тихо открыл дверь и увидел, как на белоснежных простынях лежит такая же бледная женщина, а рядом пищит кардиомонитор. Тишина. — Она такая… бледная… — услышал шёпот Ястреб. — Она точно жива? — также тихо. — Ты не слышишь кардиомонитор? — Она жива, — твёрдо в голос сказал Кейго. — Конечно, — ответила Рэй. — Даби жива. Остаток дня он уже плохо запомнил. Он не чувствовал облегчения или вины за то, что он позволил Тодороки увидеться с его семьёй. Но что-то всё же грызло его. Сожаление? Почему он так живо себе представил, как Даби бы отчитала мать, сестру и братьев? Как она бы разрушила их надежды на счастливое воссоединение? Он так хотел увидеть это в живую. Так хотел увидеть её саркастичную ухмылку и насмешливый взгляд. Через какое-то время Хикари выписали, а Даби так и осталась лежать в той одинокой белой палате. Он приходил к ней снова и снова. Один, с сыном, с Тогой. Больница давно стала его вторым домом. Хикари научился улыбаться. И улыбался, когда его приносили в палату матери. Даже если она не чувствовала, не знала, не видела и не слышала, её сын улыбался ей. Он узнавал её и не был обеспокоен или недоволен её состоянием. Хикари было плевать, что Даби была в коме. Он просто не знал её бодрствующую. Кейго видел её почти мёртвую, Хикари видел в ней живую. Такой ласковый мальчик, такой тактильный, такой жизнерадостный. И его родила Даби. Женщина, которая не хотела жить. Прошло очень много времени. Хикари учился говорить первые слова и стоял с помощью отца. Они снова пришли к Даби и сын попросился на кровать к женщине. Мужчина аккуратно опустил Хикари, придерживая его подальше от проводов. Мальчик подполз ближе к женскому телу и прилёг прямо на грудь. У Кейго перехватило дыхание. Их мальчик чувствовал. Их мальчик так любил свою мать. А потом робкое: — Ма… ма-а-а-ама. Он заплакал. Первые слова их ребёнка. «Мама». Как бы он хотел, чтобы и Даби это услышала. Чтобы она знала, что есть человек, который любит и ждёт её, даже если не знает её! И вдруг кардиомонитор запищал. Он схватил недоумевающего сына, нажал кнопку вызова персонала и в палату вбежали врачи. Даби… Что с тобой происходит?

***

Хикари бежит домой. Маленькие красные крылья взволнованно хлопают за спиной. Он бежит, спотыкается, переворачивается в воздухе, но не падает и снова встаёт на ноги. Тётя Химико смеётся, передаёт что-то отцу, но мальчик не обращает на это внимание. Он вбегает в дом, скидывает обувь и спешит в комнату с окнами в пол и большой кроватью, на которой сидела черноволосая женщина. — Мама! Женщина открывает свои тонкие, словно ветви сакуры за окном, руки для объятий и мальчик осторожно плюхается прямо в них. Он вдыхает родной запах, прижимает к груди и несдержанно воркует. Руки матери холодные, но это не страшно. Руки мамы всегда так приятно охлаждают его разгорячённую кожу после дня активных игр. Плохо, когда руки женщины тёплые или даже горячие. Тогда отец начинает ругаться и волноваться, а мама чувствует себя слишком больной. Мама редко встаёт с постели. Хикари знал, что мама тяжело пережила его рождение, потому что была больна ещё до. Но она никогда не винила сына, что из-за него усугубилось её состояние. Отец носил мать на руках. Он любил её так беззаветно и сильно, что построил ради неё дом в отдалении от города и людей. Он любил так, что готов был горы свернуть, но она никогда не просила. Он любил её так, что спрятал слабую женщину от чужих глаз. Мать никогда не говорила слов любви. Она вообще редко говорила. Но голос её был мягким, чуть хрипловатым и очень тихим. Она обнимала Хикари тёмными ночами, прижимая к своему хрупкому телу и тихим голосом читала сказки. Отец оборачивал их в кокон из своих крыльев, и мальчик как никогда чувствовал себя в безопасности. Хикари любит расчёсывать длинные волосы матери. Он помнит моменты, когда тётя Химико приходит красить в чёрный отросшие белые корни женщины. Эти дни заполнены тихим смехом и воспоминаниями о старом. Мальчик не устаёт слушать о ворчании Шигараки Томуры, которым пугают других детей. Он знает из рассказов мамы и тёти, что этот человек был до абсурдного забывчив и по-детски обидчив. Он смеётся, когда тётя вспоминает очередную шутку, которую однажды произнёс Твайс. Отец на это всегда грустно улыбается. Он хотел бы знать, почему папа так печален, когда тётя вспоминает Джина, но мама всегда мягко останавливает его от расспросов. — Даби! Хикари, а ну мыть руки сначала! — в комнату входит деланно недовольный отец, но в глазах у него смешинки. — Ну, па-а-а-п! — Без «ну»! Микробов тут разводишь, мать заразить хочешь? Хикари тут же затряс головой и побежал в уборную. — Кей… — услышал тихий вздох матери мальчик. — Даби, представляешь, что он только что вытворил? Только вылез из машины и кубарем… Остальные звуки заглушила льющаяся вода. Хикари любит свою семью. Пусть даже его маму и тётю называют злодейками, пусть даже его язвительно называют «выродком убийцы», пусть даже он не может увидеться с бабушкой и дедушкой со стороны матери, плохо знает родных тётю и дядей. Ему хватает той любви и объятий какие дают ему родители и тётя Химико. Семья Хикари хорошая. Папа — герой Ястреб, быстро и точно спасающий людей, а дома простой любящий человек, трясущийся над каждым неосторожным движением жены. Мама — бывшая злодейка Даби, самая сильная женщина, по словам отца, но очень хрупкая телом и несмотря на это, всё же решившаяся подарить Хикари жизнь. Хикари не знает, какие трудности и боль пришлось пережить его родителям до его рождения. Он может только догадываться по обрывкам разговоров и неловким оговорам. Но он знает, что без него не было бы и их. — Ты был моим светом во тьме. Я тебя услышала и решила вернуться. Сказала однажды мама. Он не понимал, что она имела в виду. Уже гораздо позже, когда он вырастет в долговязого подростка отец усадит его после первой драки за стол, предложит чай и расскажет историю. Некрасивую, грязную, полную крови, слёз и криков, но до боли правдивую. Мужчина с поседевшими висками расскажет сыну, что пришлось пережить матери, мирно спящей в родительской спальне; что пришлось пережить самому отцу; и почему Хикари стал для Даби «светом во тьме». И тогда мальчик, ставший подростком, впервые поймёт почему его мать была такой тихой. Почему не позволяла видеться со старшими родственниками. Почему любила, несмотря на всю ту боль, что он принёс ей. А утром посмотрит на тонкий стан матери, поможет приготовить завтрак и будет вместе с ней выслушивать причитания отца, недовольного активностью женщины.