Новый Круг

У дома были свои законы, правила, обычаи, нормы морали и чести. Их поддерживали старожилы, своим примером они передавали их молодняку и так за годом год. Их шептали домовские стены, шептали, гудели да надрывались этими правилам. Сейчас даже Слепой не скажет всех правил, но несколько из них были непоколебимы. Об ушедших говорили, как об умерших. Об умерших не говорили. Новичков встречали, принюхиваясь. Вернувшихся - радостно.Эти простые правила усваивались с первыми ложками столовской каши и запахом сигарет, въедливо приставали к коже с первым шагом по скрипящим половицам. Они пропитывали каждого, кроме отделившихся фазанов. Но даже у тех были свои «ритуалы». Возвращение Стервятника, так всполошившего всех, было праздником. В какой-то степени личным для четвёртой и второй групп, поэтому тёплый приём организовали подальше от честолюбивого Гнезда и поближе к очагу всеобщего веселья. Вечер в четвёртой группе был всегда каким-то особенным. Все стаи в той или иной степени отличались захламлённостью. Что поделать? Наследие былого хламовника. Вот только четвёртая была захламлена чисто. Пол всегда был вымыт, всë стояло на своих местах, даже подушки, казалось, имеют определенное место. Оно и понятно, властвовал в четвёртой Слепой, в своё время прославивший Лэри, не туда поставившего ботинки, как коврик для обуви. Отныне Лэри спит с обувью, а жители четвёртой весь свой бедлам упорядочивают. Поэтому стены у них обклеены плакатами, завешаны лампами, изрисованы и исписаны. На потолке словно парит летучий змей, ставший оранжевым в красном свете нескольких китайских фонариков. Общая кровать, запатентованная за четвёртой, обладала способностью быть полом, постелью, столом и рингом. Она повидала на своих простынях кровь, алкоголь, пепел и прочие жидкости или субстанции. Эта кровать - место встречи и место разлуки. И только кровать у окна и подоконник белые. Скорее даже серые, затëртые до дыр и обветренные слухами, смехом и горечью. Местные не пестрят разнообразием цветов и вещей. Штукатурка объедена, пепел покрыл весь подоконник, кое-где валяется шерсть и, кажется, трава. Место вожака. Слепому не нужно безделушек и ярких вещей. Ему нужно место, где его не будут трогать. Подоконник. Именно на сером подоконнике, с гитарой в руках, сидит вожак. Пальцы его живут без его ведома, бегают по струнам, цепляя их без разбора, и снуют по грифу. Шершавые подушечки пальцев пробуют мелодии на вкус: то жадно кусают, то терзают, то мерно покачивают. Волосы по плечи теперь собраны в короткий хвостик на затылке. Выбиваются только несколько седых волосков — видно старательную работу Македонского. Сам Македонский превратился в бармена и бариста. Он стоял возле стола с чайником, настойками, кружками, небольшими припасами провизии и прочего, что можно было запустить в себя и не скопытиться. Его руки умело смешивали хвойную и скорпионовую настойки Табаки, когда в комнате появилось несколько пташек во главе со Стервятником. Редкий случай: в этот вечер Птичий Вожак был без боевого раскраса, с двумя косичками и в свитере, подобном свитеру Слепого. За ним на костылях ковылял Тень, кивая всем в знак приветствия, а следом за ним шёл Красавица, который много чего хотел потрогать, но боялся. Птицам было выделено место на общей кровати — немалая почесть в стиле четвёртой. Расслабленный, несуразный поклон. Табаки довольно верещал, радуясь встрече со Стервятником: — Я ждал тебя, дружище! Я знал, знал, что ты ночью объявишься! Боялся только, что слухи эти противные, липкие и шаткие тебя спугнут, вот только, как я знаю, — Шакал придвинулся к Стервятнику и заговорщически прошептал тому на ухо, — Рыжий за тебя похлопотал, пустил свой язык в нужное дело и про тебя уже мало, кто помнит. Стервятник спокойно слушал, кивал, а потом вспомнил, что и Рыжий ночью что-то подобное рассказывал. Вот только не припомнит никак, поблагодарил ли он тогда его? Пока Птичий Папа размышлял о таких смутных событиях ночи, в комнату ввалился король пьяного угара — Рыжий. Предусмотрительно он принёс пачку сигарет, в уплату его присутствия перекочевавшую в руки Вожака четвёртой, да несколько бутылок из Кофейника, ловко и незаметно для крысы оказавшихся у Македонского. — Всем низкий поклон, — Рыжий сделал наигранный книксен и повернулся лично к Стервятнику, — и тебе, моя певчая птичка. Считай, что особенно низкий. Крысиный вожак сделал низкий поклон, подмигивая из-за окуляров. Стервятника пробрала дрожь, где-то с верхней полки Чёрного послышались ругательства, Шакал взвизжал и расплылся в улыбке. В следующее мгновение трость Птицы набалдашником зацепилась за загривок крысы и дёрнула его вниз. Рыжий рухнул на пол, а между лопаток его встала все та же трость. — Благоверный мой, не путай меня со своими шлюхами, договорились? — вот и отблагодарил. Рыжий задëргал ногами и руками, выкрикивая извинения. Очередное цирковое представление. Всë так, как любят крысы. Стервятник убрал трость со спины парня и отложил её в сторону. — Стервятник, дружище, — хихикал Табаки, — да ты настоящий зверь! Прямо таки, как герой мифологии. Вот только никак не решу, греческой или японской. Скорее ближе к японской! Так отстаивать свою честь, оставаясь самым элегантным в комнате. Не в обиду нашему достопочтенному вожаку! Более дикий нрав всë же привычнее! Шакала заткнул Македонский, кинув в его сторону несколько кусочков рафинированного сахара. Тот взвизгнул и, бормоча что-то под нос, принялся собирать сахар, стряхивая отдельные кристаллики на пол. Все благодарно посмотрели на Македонского. В это время активизировался Рыжий, начиная подливать всем в стаканы и кружки настойки, которые стащил со стола. Уже скоро все обитатели четвёртой и третьей вместе с Рыжим разместились на общей кровати. Шакал завывал какую-то невразумительную песню о дожде, Сфинкс со Слепым раскуривали на двоих уже третью сигарету из пачки, принесëнной крысом, в общих гуляньях не принимали особого участия только Горбач, Красавица, Чёрный, Толстый и Македонский: их компания расположилась где-то у входа, слушая игру Горбача на флейте и играя с Толстым, периодически Македонский убегал в комнату, чтобы с чем-то помочь, и прибегал обратно. Вечер был в самом разгаре. Рыжий потянул танцевать Слепого, но тот вывернулся из цепких рук и направил крысу к Стервятнику. Птица хотел отказать, но его подталкивал Тень, который пытался надурить Лорда в карты, а брат постоянно его на этом ловил, не то выуживая картонного короля из рукава, не то из общей стопки тонкими своими пальцами безошибочно доставая ещё не вышедшую из игры красочную шестëрку. И вот птица с крысой закружились по комнате, борясь за право быть ведущим. Со своей кровати за этим наблюдал снова отделившийся ото всех Чёрный, самозабвенно отсчитывая ритм, видимо, предприняв попытку слиться с музыкой. Вдруг в комнату ворвался Лэри. По его лицу было понятно, что ничего хорошего он не скажет. — Сюда идут псы! Псы! Бойня! Лэри верещал, убегая поглубже в комнату. За ним следом, и правда, пришли Псы. Они грозно шли за одним из близких щенков Помпея к Стервятнику. Все присутствующие заметно напряглись, предвкушая разборки, что тяжёлым облаком витали в воздухе, гудя и ликуя. В четвëртой повисло напряжение, от которого мурашки пробежали по спине Слепого. Стервятник отпустил Рыжего, отталкивая его к Тени, тот ухватился за Крыса, понимая брата без слов. Делегация Псов остановилась у Большой Птицы, и прихвостень Помпея зарычал в лицо птичьему вожаку: беде быть. - Мы знаем твою тайну! Знаем, что ты убил фазанëнка! Ты больше всех пугал мальчишку! Где-то послышался скрип колёс. Тишина стала звенящей. Только точные шаги Птицы раздавались по комнате. С каждым шагом Стервятник все сильнее наступал на Псов, вскоре заставив их отходить. Страх дрожью в коленях и комом в горле встал у «делегатов», они собрались было бежать, но спинами наткнулись на холодные руки. Слепой. — Дорогуша, — Стервятник наклонился к лицу щенка, сверкнув желтыми, по-пьтичье цепкими глазами, — если бы это и правда был я, то вы бы на меня даже не подумали. Страх тянул Псов на дно. В поиске спасения они огляделись, но все взгляды были подобны Птичьему. Они здесь жертвы. Отступать, бежать и прятаться было негде и некуда. Псы были зажаты между двумя титанами, и какому из них отдаться на растерзание решить было сложно. Но послышался торопливый стук костыля. В комнату заковылял Валет, задыхаясь от «бега». Он осмотрел комнату и понял, что дело уже пахнет жареным. — Слепой, Стервятник! — скулящим мольбой тоном позвал Пёс, — отпустите их, это был приказ Помпея! Вы же знаете, они не могут ослушаться! Валет повернулся к Стервятнику и склонил голову. - Прости, Стервятник. Их слова лишены смысла. Вдруг на плечо Вольту легла голова Сфинкса. Жители четвёртой в особенности любили появляться из ниоткуда, будто находя во вселенной замеченные лишь ими двери. — Скажи мне, Валет, — в ласковом голосе гремела угроза, — а где сейчас ваш вожак? — В комнате, он в комнате. — Хорошо, — отозвался монохромный голос Слепого, — мы их отпустим. Загнанные в угол Псы посветлели в лицах. Они было уже собрались бежать в Псарню, как Бледный продолжил речь. — Только вы передадите кое-что Помпею: — блеклые глаза словно смотрели в душу Вольту, — «последнее собрание будет через неделю. И ты тоже должен на нем быть». Валет закивал и с ранее пленёнными состайниками поковылял обратно. Вечер продолжался, а в воздухе витал запах предвкушения.