Твой единственный минус

На следующий день мама, конечно же, делала вид, что ничего не произошло, бегала по дому как заведенная, вся в домашних заботах, плескала шуточками и историями, улыбалась и хохотала, однако так внезапно появившаяся перед моим сонным взором картинка расстроенной мамы, просидевшей на кухне всю ночь, не давала мне покоя, и в мое сердце то и дело вонзались острые когти тревоги. Мама продолжала вести себя как ни в чем не бывало всю неделю. Она потащила меня по магазинам, сказав, что я одета как попало, и что, конечно же, у бедной студентки нет лишних денег на одежду. Мои возражения и уверения в том, что я буквально перед поездкой в Сочи обновила гардероб, были встречены равнодушно, и мама продолжала твердо стоять на своем, поэтому мне ничего не оставалось, кроме как поддаться ей и вытерпеть многочасовые прогулки по торговым центрам. На следующий день папа сгреб нас в охапку и повез в кино. Честно говоря, я давно так не наслаждалась походом в кинотеатр. Кажется, мы вот так втроем не выбирались никуда уже очень давно. Мы закупились попкорном, колой и чуть не надорвали животы, смеясь над комедией, которая и близко не показалась бы мне такой смешной, если бы я смотрела ее в другой компании или одна. В пятницу же мы весь вечер мотались по магазинам, перечеркивая пункт за пунктом из маминого списка того, что нужно для поездки на природу. Неделя действительно пролетела незаметно, ведь родители, как и всегда, с головой затянули меня в водоворот событий. Каждая мамина улыбка, каждая шуточка отца, каждая совместная вылазка все больше окутывали мое сердце пеленой тепла и наслаждения от нахождения рядом с такими родными мне людьми. Однако в каждый момент, когда мое сердце приятно щекотало ощущение счастья, я также чувствовала острую нехватку чего-то. Или кого-то. А если еще точнее, то ее, Юны. Мне не хватало ее, и я так хотела бы, чтобы она разделила со мной каждую секунду, каждое событие, каждую улыбку. Мы непрерывно переписывались, и я в красках докладывала ей обо всем, что со мной происходит. Она же радовалась за меня так, будто это касается ее напрямую. Я рассказала ей о первом вечере и разговоре с мамой, но Юна принялась убеждать меня в том, что ничего такого в этом не видит. Я нехотя согласилась с ней, но все же осталась при своем мнении – мама что-то поняла, и это что-то ее очень расстроило. - Значит, завтра на шашлыки? – уточняет Юна. - Угу, - мычу я, прожевывая, кажется, уже сотую ягоду клубники, - В воскресенье вечером обратно. - Будете ночевать в палатках? - Ага, стану лакомым кусочком для комаров, - говорю я, развалившись на кровати. - Ты мой лакомый кусочек. Так и передай им, - с наигранной обидой отвечает Юна. - Если бы это сработало, то я бы прокричала об этом на весь город. - А ты просто не пробовала, - подначивает она меня. - Ты же меня знаешь, я зануда, я боюсь показаться глупой. - Точно, - я слышу, как она щелкает пальцами, - Вопрос снят. - Ладно, мне пора, - я огромным усилием отрываю расслабившееся тело от кровати, - Надо идти в душ. - Оу, - мурлычет она. - Ну, давай, скажи это, - закатив глаза, бросаю я. - Сказать что? – все таким же соблазнительным тоном спрашивает она. - Ну как там любят говорить омерзительные пикаперы, вроде тебя? В душ? И без меня? – саркастично отвечаю я, изображая самую сальную интонацию, которая только была в моем арсенале. - Боже, фу. Саня, - мурлыканье Юны сменяется крайне серьезным тоном, - Никогда не смей подозревать меня в чем-то настолько низком. И потом. Я? Омерзительный пикапер? К твоему сведению, это сильно ударило по моей гордости. Я бы никогда не опустилась до подобного, - в трубке повисает пауза, в течение которой я пытаюсь понять, правда ли она говорит серьезно сейчас, но я не успеваю найти ответ на свой вопрос, - Так что? В душ и без меня? - Юна! – выкрикиваю я и ударяю ладошкой по белоснежной подушке-меховушке. - Ладно, ладно. Иди уже, - посмеивается она. - И что? – я встаю с кровати и подхожу к лестнице, - Даже не попросишь мои обнаженки? - Что? – я чувствую, что загоняю ее в ступор. - Ну… фотки из душа, - поясняю я. - Эм… Нет, - отвечает она с легкой вопросительной интонацией, словно пытаясь показать, что ее ответ очевиден. - Интересно, почему? – не отступаю я. - Потому что я увижу твое умопомрачительное тело уже через три недели своими собственными глазами и даже прикоснусь к нему. Это как дать голодному человеку крошку хлеба. Он ее, конечно, съест, но не наестся. - Ты такая скучная, - тоном капризной девочки заявляю я. - Спрашиваю в последний раз. Кто ты? И где настоящая Александра Уварова? - Мне пора идти, - я захожу в ванную и запираю за собой дверь, - Но знай. На месте мочалки я буду представлять твой язык. - Тогда аккуратнее. Не затри кое-что до дыр. Я кладу трубку и убираю телефон на полочку над раковиной. Душ оказал на меня еще более расслабляющий эффект. Я еле доплелась до кровати и уже через пару мгновений отключилась. Блаженные сновидения, наполненные чем-то таким сладким, но таким далеким, были беспощадно прерваны папиным бодрым голосом, который возвестил меня о том, что мы выезжаем через час. Я промычала что-то невнятное в ответ и с головой накрылась одеялом, но и это не спасло меня от боевого настроя отца – одеяло было жестоким образом откинуто в сторону. - Давай, Сашка, поднимайся, - не успокаивается папа, - Нужно еще позавтракать. - Ты серьезно думаешь, что я способна хоть что-то впихнуть в себя в такую рань, - ною я, увидев, что экран телефона показывает ужасающую цифру – пять утра. - Вставай, вставай, соня, - папа похлопывает меня по спине, встает и удаляется из моей комнаты. Я недовольно хныкаю, но все же сажусь в кровати, спускаю ноги и наощупь отыскиваю тапочки. - Доброе утро, малыш, - нараспев произносит мама, когда я захожу в ванную, чтобы умыться. - Угу, - мычу я и захлопываю за собой дверь. Ну что за черт. Я с самого начала не была в восторге от идеи о поездке на шашлыки, но сейчас, когда меня самым безжалостным образом подняли в пять утра, я и вовсе заведомо ненавижу и дядю Володю, и его Иринку, которую я, кстати, так и не смогла вспомнить. Я прокрутила в мыслях всех карапузов, с которыми я играла в детстве, но ни один из них, кажется, и близко не подходил под мамино описание. Да и какая разница. Если верить маминым рассказам, я была совсем мелкая, а с тех пор мы не общались – папа и дядя Володя как-то оборвали связь по непонятным причинам, так что мы с этой самой Иринкой будем совершенно незнакомыми друг другу людьми. Мама убеждена, что мы обязательно найдем общий язык, я же, зная, как сложно мне сходиться с людьми, уверена в обратном. Я умываюсь, завязываю волосы в высокий конский хвост и натягиваю на себя приготовленные с вечера леггинсы и просторную футболку, затем хватаю также собранный с вечера рюкзак и спускаюсь вниз. - Сашуль, ну выпей хотя бы кофейку, - мама сокрушенно глядит на мое заспанное лицо. - Ладно, - я роняю свое тело на стул и делаю пару мелких глотков горячего кофе со сливками. Уже через полчаса мы сидим в машине и медленно тащимся по пустынным улицам города. Я, медленно моргая, гляжу в окно и всеми силами пытаюсь не заснуть. Мама, явно окрыленная предстоящим отдыхом, не перестает что-то щебетать внимательно глядящему на дорогу отцу, который отвечает на каждое ее восклицание коротким кивком. Через несколько минут я абсолютно бездарно проигрываю битву со сном, отмахиваясь от моего плана морально подготовиться к встрече с новыми знакомыми. Просыпаюсь я от легкого толчка в плечо и, когда разлепляю глаза, вижу мамино лицо, озаренное искренней улыбкой. - Просыпайся, зайка, - нежно говорит мама, - Мы приехали. Ты всю дорогу проспала. Я гляжу за мамину спину и вижу залитую яркими лучами солнца зелень деревьев, а чуть поодаль берег озера со сверкающей синевой воды. Я выхожу из машины и потягиваюсь, чтобы размять затекшее за время поездки тело. - Жека, давай сюда клади, - слышу я низкий, звучный мужской голос, а когда поворачиваюсь, чтобы посмотреть кому он принадлежит, вижу широкоплечего темноволосого мужчину с круглым животом и густыми усами. - О, какие люди! – улыбается он и направляется ко мне, - Сашка, - он подходит и, абсолютно не церемонясь, стискивает меня в объятьях, - Выросла то как. Невеста какая стала. - Ой, скажешь тоже, - встревает мама, - Рано ей еще в невесты то. - Здравствуйте, - мямлю я. - Привет, Сашенька, - рядом с нами возникает миниатюрная светловолосая женщина с миловидными, почти кукольными чертами лица. - Саш, помнишь тетю Надю? – мама указывает на женщину, которая, несмотря на годы, кажется мне невероятно красивой, будто у нее за спиной не один конкурс красоты, - Это дяди Володи супруга. - Ага, - отвечаю я лишь для приличия, ведь если дядю Володю я хоть сколько-нибудь помнила, то никакая тетя Надя в моих чертогах воспоминаний и близко не примелькалась, - Здравствуйте. - Красавица какая, а я тебя еще вот такой помню, - тетя Надя показывает рукой куда-то на уровень своих колен, - Ну надо же, Ин, как время то быстро летит. - И не говори, Надь, - мама всплескивает руками, - Так и оглянуться не успею, уже бабушкой стану, - мама подмигивает мне, а я пытаюсь скрыть дрожь негодования, которая овладевает мной от каждого упоминания внуков. - Физкульт-привет, народ, - рядом с нами возникает высокая худощавая женщина с забранными в хвост короткими волосами, в дорогом спортивном костюме и кроссовках и с явными следами хорошей и кропотливой работы косметолога на лице, - Как настроение? Сашка, с приездом. - Здравствуйте. Спасибо, - я отчаянно пытаюсь понять, что это за персонаж и должна ли я ее помнить. - Саша, знакомься, это моя сестра – Наташа, - представляет нам тетя Надя женщину, от каждого взгляда на которую я все больше понимаю, что она явно может похвастаться хорошим заработком. - Здарова, ребятки, - рядом с тетей Наташей возникает подтянутый симпатичный мужчина, в точно таком же костюме и кроссовках, что и она, отчего становится понятно, что они пара, - Олег, - мужчина протягивает руку маме, а потом мне. - Очень приятно, Инна, - отвечает мама, искоса разглядывая пару. - Саша, - коротко отвечаю я и не могу избавиться от ощущения того, что этот самый дядя Олег меня уже раздражает, но пока не нахожу причины этого раздражения. - Вы же не против, что мы так присоединились к Надюхе? – спрашивает дядя Олег, слепя окружающих неестественно белоснежными винирами. - Нет, конечно, - отвечает внезапно возникший рядом со мной папа, - Чем больше народу, тем веселее. Женя, - он протягиваю руку новому знакомому. - Даниэль, Марсель, - зовет кого-то тетя Наташа, поворачиваясь в сторону большой, блестящей и жутко дорогой тачки, - Вылезайте давайте, хватит в телефонах сидеть. Я не успеваю переварить новую информацию, как из машины выпрыгивают двое мальчишек лет пятнадцати, но все же не отрываются от экранов телефонов. - Это наши пацаны, - гордо говорит дядя Олег. - Славные какие, - восторгается мама, когда мальчики подходят к нам и глухо здороваются со всеми, - А кто старший? - Дак близнецы. Разнояйцевые, - отвечает дядя Олег, потрепав по голове одного из мальчиков, жутко похожего на него. - Здорово, - отвечает мама, - Сколько вам лет, мальчики? - Шестнадцать, - хором отвечают мальчики. - А кто из вас кто? – спрашивает папа. - Я Даниель, - отвечает миловидный светловолосый парнишка, который на полголовы выше брата. - Я Марсель, - говорит второй, шатен, как две капли воды похожий на отца. Теперь видя маленькую копию этого дяди Олега, я, наконец, понимаю, что меня в нем, как и в его сыне, так раздражает. Выражение лица, лишенное всякого интереса ко всему, кроме собственной персоны, зато изобилующее отражением собственных мыслей, в которых царит мнение о том, что им здесь никто в подметки не годится. - О, Ирка, иди сюда, - кричит дядя Володя, прогоняя из моей головы всяческие остатки сонливости. К нам присоединяется гвоздь программы – та самая Иринка, о которой мама прожужжала нам с папой все уши. Должна заметить, папино описание оказывается гораздо точнее, чем мамино. Высокая, стройная девушка со платиновыми, окрашенными волосами, собранными в тугой хвост, из-за чего я действительно вижу, что оба ее виска сбриты, а на шее красуется татуировка в виде змеи, хвостик которой заканчивается за ухом. Некоторые прядки заплетены в маленькие косички, украшенные разными побрякушками, в носу, посередине, как и говорил папа, висит черное колечко, пальцы увешаны замысловатыми кольцами, сама же она одета в объемную футболку, обтягивающие велосипедки и кроссовки. Я гляжу на ее лицо и, кажется, понимаю, о чем говорила мама – идеальная, бархатистая кожа, точеные черты лица, небольшие, но выразительные светло-карие глаза, чуть вздернутый нос и ярко выраженные скулы – мечта любой девушки. - Это Саша. Помнишь, я рассказывала, - тетя Надя кладет руку на плечо дочери. Ира обращает на меня внимательный взгляд, в котором я тут же действительно отмечаю отчетливое присутствие немалого интеллекта. Она внимательно разглядывает меня, и путешествие ее пытливого взора по моей персоне вдруг начинает обретать в моем представлении те же самые оттенки, которые я когда-то видела во взгляде Дианы и Юны. Она смотрит на меня не так, как девушки обычно смотрят друг на друга. Ее интерес имеет явный подтекст. Она оценивает, но оценивает не как представительницу того же пола и возраста, а как потенциальную пассию. Я чувствую это. Мои догадки лишь подкрепляются, когда она протягивает мне руку, и я нащупываю колечко на ее большом пальце. - Ира, - говорит она, слегка сжав мою руку, и добрых несколько секунд не отводит взгляд от моих растерянных глаз. - Александра, - отвечаю я, спохватившись, пытаясь обдать ее максимальной волной холода, на какую я только способна. - Приятно, - с тенью загадочной улыбки произносит она. - Угу, - глухо отзываюсь я и отдергиваю руку, а затем, все же не выдержав, смущенно отвожу взгляд. - Ну вот и встретились, - мамин довольный взгляд словно маленькая птичка, скачущая с веточки на веточку, мечется с меня на Иру и обратно, - Я уверена, вы подружитесь. Прямо как в детстве. Помнишь, Надь? - Ой, помню, - миролюбиво отвечает тетя Надя, - Как же давно это было. Я еле слышно горестно вздыхаю и ищу любую возможность поскорее вырваться из этого кружка улыбок, воспоминаний и наигранной доброжелательности. - Мам, пойду водичку потрогаю, - говорю я, слегка дернув маму за рукав легкой спортивной курточки яркого салатового оттенка. - Иди, иди, - бегло бросает мама, увлеченная новой темой, подкинутой тетей Наташей. Я незаметно проскальзываю за спину папы и спешу к той части берега, где раскинулись густые кусты. Я быстро пробираюсь к берегу, юркаю в кусты и сажусь на большое бревно, наполовину погруженное в песочек. Сквозь трепещущие на ветру листики я пытаюсь оценить обстановку – видно ли меня, но тут же понимаю, что я, кажется, надежно скрылась от пытливых взоров друзей моих родителей, и что самое главное, от прожигающего насквозь, назойливого взгляда Иры. Я отчетливо осознаю, что веду себя сейчас как ребенок, который не в состоянии выдержать разговоров взрослых и, тем более, навязанными взрослыми знакомств со своими сверстниками, что я позорно поджала хвостик и спряталась в кусты, хотя ничего такого не произошло. Вектор моих размышлений изменился. Мысли о встрече с моей некогда подругой детства не вызывали в моей душе ни единого намека на волнение, теперь же ее образ мне ненавистен, воспоминания о ее взгляде заставляют меня поморщиться от отвращения, а от мыслей о том, как она сжала мою руку, я покрываюсь мерзким слоем отвратительных мурашек. Я гляжу на небольшие гребешки волн, нежащиеся во все распаляющихся лучах солнца, и пытаюсь сложить два и два. Почему Ира вызывает во мне такие чувства? Я ведь всегда стараюсь быть объективна, особенно относительно людей, с которыми только что познакомилась. Наша детская дружба, о которой никто из нас обеих не помнит, не в счет. Я не знаю ее, не знаю, кто она, что она за человек, что любит, а что нет, я не могу судить ее лишь по паре мгновений нашего личного контакта. Все же я не могу отделаться от мыслей о том, что она играет за команду Юны. Дианы. За мою команду. Я почти уверена в этом. Ее взгляд, который она буквально ни на секунду не отрывала от моей персоны, ее поведение со мной, ее сладкая улыбка – все это дает мне почти полные основания полагать, что она, как и Юна когда-то, заинтересована мной. Я ведь не слепая и не глупая. Я вновь возвращаюсь к дню нашего с Юной знакомства и прихожу в ужас. А ведь тогда я почувствовала почти то же самое. Раздражение, смущение, отвращение даже. И во что все это вылилось в итоге? Нет уж. Я не собираюсь принимать в свою жизнь еще одну лесбиянку. Да и какая разница? Я поглощена лишь одним человеком. И этот человек скоро покинет меня на полгода. Я мрачнею. Ну вот опять. Я зареклась не думать об этом, а в итоге снова тону в луже собственных мысленных, еще не пролитых слез. Я вытаскиваю из рюкзака захваченную мной с полки в последний момент книгу и открываю ее. Сопливый любовный роман из серии «Она богата, а он ее садовник», которые так любит мама. Следовало бы все же обратить внимание на то, что хватаю. Я была уверена, что беру что-то из классики. Что ж, выбора нет. Я неохотно погружаюсь в чтение, но после прочтения первой же страницы, мое внимание рассеивается, и я начинаю витать в собственных мыслях, абсолютно никак не связанных с сюжетом книги. Я машинально переворачиваю страницы, содержание которых никак не отпечатывается в моем мозгу. - Саша, - я вздрагиваю и поднимаю взгляд на одного из братьев, судорожно пытаясь вспомнить его имя, - Там это…, - он неловко переминается с ноги на ногу, - Ну… хочешь с нами в волейбол поиграть? – слегка наивный и абсолютно безобидный взгляд больших голубых глаз устремляется на меня в ожидании ответа, и я вспоминаю, что это Даниель, который абсолютно не похож на отца. - Эм… да я как-то… не очень люблю спорт. Да и не умею особо, - скомкано отвечаю я. - А, ясно, - робко улыбнувшись, говорит он и продолжает мяться на месте, кажется, совершенно не понимая, что ему теперь делать, - Что читаешь? - А, да так, ерунда, - отвечаю я, мельком взглянув на пошлую обложку книги, на которой изображен мускулистый мужчина без рубашки, к торсу которого прильнула женщина в полупрозрачном платье, - Взяла первое попавшееся. Я такое не читаю обычно, - почему-то оправдываюсь я с пониманием кивающему пареньку. - Ладно, не буду мешать, - Даниель кривовато улыбается и неуклюже выбирается из моего убежища. Я остаюсь в одиночестве и, наслаждаясь легкими порывами теплого ветерка и тихим шепотом волн, зарекаюсь все же вникнуть в незамысловатое повествование. Однако, прочитав с полной вовлеченностью первую главу, я сдаюсь, ибо это оказывается настоящей пыткой. Я складываю книгу обратно в рюкзак, вытаскиваю предусмотрительно взятый мной плед, аккуратно раскладываю его, ложусь и закрываю глаза. Пару минут я наслаждаюсь причудливым танцем озорных лучиков солнца по моему лицу, а затем погружаюсь в сладкую дрему. - Вот ты где, - из оков сна меня выдергивает бодрый голос папы, - Я уж думал, поймала попутку и в город свалила, - посмеивается он. Я нехотя открываю глаза и сначала дарю папе сонную улыбку, а потом гляжу на экран своего телефона, который сообщает мне, что я проспала два часа. Папа уже переоделся в плавки и, кажется, даже искупался. Он присаживается на край моего пледа. - Чего прячешься? – обыденным тоном интересуется он. - Мама не дала бы побездельничать, - после затяжного зевка отвечаю я, - Да и народу оказалось больше, чем я думала. Я не очень люблю новые знакомства, ты же знаешь. - Знаю, - папа утвердительно кивает головой, - Вы с мамой накануне разругались? - Что? – я приподнимаюсь и опираюсь на локоть. - Ну… она не рассказала мне ничего, что уже странно, - начинает он, - Она тогда всю ночь просидела на кухне. Плакала, кажется. - Мы не ругались, - поясняю я, вспоминая тот самый вечер, - Честно. Просто не так друг друга поняли видимо. - А, - отзывается отец, но не спешит меня расспрашивать. - Я спросила, как она относится к геям. - А она что? – никак не отреагировав на страшное для этого поколения слово на букву «г», спрашивает отец. - Ничего. Никак не относится. Потом спросила, как она относится к лесбиянкам. И она, судя по всему, подумала, что я тоже…, - я осекаюсь. - О. Ладно, - папа хмурится, и я вижу, как мрачнеет его взгляд, - Умеешь хранить секреты? - Умею, - настороженно отвечаю я, придвигаясь ближе к папе так, чтобы видеть его лицо. - Скорее всего мама тебе этого никогда не расскажет, да и я неправильно поступаю, что говорю тебе это. Но раз уж ты завела эту тему, ты должна знать, что ее больше не стоит поднимать. И я скажу, почему. - Хорошо, - я чувствую, как растет уровень внутренней тревоги. - У твоей мамы была подруга. Подруга детства. Они были как сестры, - папа обращает на меня взгляд, в котором восстает стена грусти, - Росли вместе. Играли вместе. В один класс пошли. Сидели за одной партой. Были неразлучны. - Она не говорила никогда, - я прокручиваю мамины рассказы обо всех ее подругах, но не нахожу в своей картотеке никакой информации о подруге детства, с которой они были бы настолько близки. Целый рой догадок атакует мое сознание, но я не позволяю ни одной из них укрепиться, пока папе не закончит историю. Я никогда бы не поверила, что мама могла бы… - У обеих была настоящая истерика, когда им не удалось поступить в один и тот же институт. Но они все равно дали друг другу обещание, что останутся подругами навсегда. Лика, так ее звали, как-то раз призналась Инне кое в чем, - папа замолкает, чтобы подобрать слова, - В общем она сказала, что влюблена в девушку из своей группы, затем призналась, что ей всегда нравились девочки, а не мальчики, поэтому она никогда не обращала на парней внимания, а ведь была первой красавицей школы. Они с твоей мамой жутко поругались. Мама не приняла этого. Она была в ужасе. Лика была отважной девчонкой и, видимо, искренне верила в хороший исход, поэтому она призналась той девчонке в любви, а та посмеялась над ней. На следующий день все в институте знали о том, что Лика не такая. Твоя мама начала постепенно отпускать ситуацию, любовь к подруге пересилила, да и она понимала, что должна поддержать и защитить ее. Она хотела извиниться, помириться и принять Лику такой, какой она была. - Была? – уточняю я, понимая, что сказанное папой расходится с реальностью, ведь сейчас никакой Лики в жизни нашей семьи нет. - Да, она опоздала. Парень той девчонки, которой Лика призналась, и его друзья были местными отморозками. Они подкараулили ее поздно вечером и забили насмерть. Я теряю дар речи, ведь я была совершенно не готова к такому повороту. - Что с ними стало? – я нахожу в себе силы спросить. - Их не поймали. Улик было недостаточно. - То есть их даже никак не наказали? – я вспыхиваю. - Да. Несмотря на то, что многие лично слышали, как ее парень хвастался этим, когда подвыпил, - папа тяжело вздыхает и обращает на меня взгляд, полный мольбы, - Так что прошу тебя. Прошло уже столько лет, а твоей маме до сих пор больно. Прошу, не поднимай эту тему вновь, ладно? - Ладно, - я роняю призрачный ответ и понимаю, что весь мой план, который заключался в том, чтобы подготовить почву и, в конце концов, признаться родителям в том, что я бросила Андрея из-за своей влюбленности в девушку, с которой теперь живу и сплю, только что с оглушительным грохотом рухнул прямо на моих глазах, - Обещаю.