Искажая Вселенную

Он и не подозревал, что у дверей его квартиры будут стоять Хосок и Намджун с тюками пива, пакетами жареной курицы и улыбками на лицах. Как только он открыл дверь пошире и дал им войти, их любопытные и изумленные глаза обшарили все вокруг, отмечая мельчайшие детали в отделке, цветах, пространстве в целом. Чонгук чувствовал себя гордым и счастливым, ведь по их лицам было видно, как сильно им понравилась его квартира. Да, именно его. А раз они счастливы, значит, и он будет счастлив. — Ого, здесь гораздо просторнее, чем я ожидал! — сказал Намджун, укладывая пакеты с едой на кухонный стол. Хосок поспешил убрать пиво в холодильник, и вскоре младший из троих уже проводил их в спальню. Как будто они были подростками, спешащими начать свою пижамную вечеринку. Он никогда не любил показывать, что для него что-то является важным или особенным, но с тех пор, как он стал жить в одной квартире с Сокджином, все постепенно изменилось. И он наконец-то понял, что не должен бояться показывать друзьям, когда увидел их удивленные взгляды и комментарии, что не променяет их ни на что на свете. — Черт, только посмотрите на эти светодиодные ленты! — отметил Хосок, усаживаясь на кровать и разглядывая плакаты на стенах, а также декорации галактики. — Как здорово! Выглядит очень похоже на тебя, Гук. Не могу поверить, что у тебя до сих пор есть плакат Bring Me The Horizon, который я подарил тебе, когда ты окончил среднюю школу… Ким кивнул, рассмеялся и сел рядом с другом. — Думаю, наши следующие встречи будут проходить здесь. Ты облажался, дружище, твой дом теперь наш! — пошутил он и услышал смех Чонгука. Татуированный все-таки сдержался и не закатил глаза: — Мой дом уже ваш, хён. И двое старших засмеялись, проговаривая в перерывах между смехом, какой милый Чонгук и как сильно они его любят. Несмотря на то, что он был замкнутым, они всегда знали, что у Чона огромное сердце. Обняв застенчивого Чонгука, басист лег на кровать и уставился в потолок, пока Намджун возился с компьютером младшего, с улыбкой ставя одну из новых песен Рича Брайана. Он любил этого исполнителя и знал, что его лучшие друзья тоже его любят. Чонгук не остался в постели с Хосоком только потому, что вспомнил, как ему не терпелось познакомить их с Плутоном. С тех пор, как у него появился питомец, он хотел, чтобы его друзья познакомились с ним. Он открыл клетку, где находился его новый друг, и увидел, как тот спускается с маленького колеса, где ему нравилось бегать, и забирается в теплые руки своего хозяина, устраиваясь между ладонями, чтобы Чонгук мог отнести его к друзьям. — Это Плутон, — он не мог перестать улыбаться, поглаживая темную шерстку крыски, которую держал в своих пальцах. — Сокджин-хён подарил мне его, и теперь он член нашей семьи. У хёна тоже есть несколько животных, и они дружат… Он милый, правда? Было странно видеть Чона настолько взволнованным и довольным чем-то, но они никогда не жаловались на это, а наоборот радовались. Они сели на кровати и взяли Плутона между пальцами, наблюдая, как он все рассматривает и хватается за кончики человеческих пальцев, с любопытством их обнюхивая. — Его глаза… Они похожи на твои, — Намджун засмеялся, найдя маленького зверька совершенно милым. Хосок с некоторой опаской погладил Плутона по голове, но при этом улыбаясь. — Я приеду к тебе в гости, чтобы провести с ним время. Ты же не будешь против моей компании, Плутон? По итогу они провели там некоторое время, гладя животное и рассуждая о том, как легко за ним ухаживать. Чонгук и не подозревал, что ему так необходим домашний питомец, пока тот не появился у него, ведь теперь он больше не чувствовал одиночества, которое овладевало им, когда он был один. Уход за Плутоном отнимал определенное время, но он не возражал, потому что было очень приятно, когда он клал его между одеялами и видел, как тот с азартом бегает по тканям, словно играет в прятки со своим хозяином. Чон был счастлив. И это время, проведенное с друзьями, со временем становилось только приятнее. В конце концов, исчерпав терпение маленького зверька, они решили выпить немного пива на балконе квартиры. Сокджина не было дома, поэтому Чонгук не переживал о том, что побеспокоит его, шастая туда сюда. Солист B612 облокотился на балконную раму, наблюдая за двумя своими друзьями, сидящими на расставленных там шезлонгах. Намджун открыл бутылки и передал их им, в то время как Хосок включил музыку на портативной колонке. Чонгук почувствовал, как его волосы, которые становились все длиннее и длиннее, развеваются на ветру, а по позвоночнику пробегает дрожь. Он улыбнулся, ощутив, как его грудь наполняется воздухом. Горячим воздухом. А может, это была просто любовь? Если бы его спросили, он бы не смог сказать, но Чонгук чувствовал себя полностью заполненным, и это было так невероятно. Они были на балконе — самом любимом месте Чонгука в мире. И хотя он любил свою комнату, вид, открывающийся оттуда, и прохладный ветерок заставляли Чона ощущать себя отрешенным от всего. Неоспоримо, что именно это место заставляло его чувствовать себя хорошо. — Я горжусь тобой, — сказал Хосок, заставляя друга оторвать взгляд от неба и посмотреть на него. — Спасибо, хён, это важно, — ответил он с застенчивой улыбкой, прежде чем сделать еще один глоток пока что холодного пива. Он глубоко вздохнул и тихо проговорил: — Но я не знаю, достаточно ли этого. Намджун вопросительно посмотрел на него: — Что ты имеешь в виду, Чонгук? Тогда Чон вздохнул глубже, чем в прошлый раз. Он почесал подбородок и отвел взгляд, потому что ему было трудно открыться друзьям, но он понимал, что это необходимо. И пришло время, наконец, открыться. — Я… Трудно ставить цели, когда ты никогда не планировал расти, — сказал он, слегка ерзая от волнения, которое путало его мысли. — Типа, я никогда не планировал будущее. Я просто хотел уехать куда-нибудь подальше от дома моей семьи, — он бросил взгляд в сторону тех двоих, которые пристально смотрели на него, прежде чем посмотреть на улицу внизу. — Я просто хотел знать, что у меня еще есть сердце, что я не бесполезный, не раздолбай и не причина вселенских проблем. Я хотел убедиться, что я один в этом мире, и…так и есть. Однако это больше не проблема. Но теперь мне приходится планировать свое будущее, одновременно пытаясь обустроиться в новом доме. Его друзья молчали, как будто им нужно было время, чтобы осознать все его слова и не такой уж простой смысл, стоящий за ними. Жизнь Чонгука никогда не была легкой, а его замкнутый и сдержанный характер был результатом того, что его годами обходили стороной брат с сестрой и отец. Несмотря на то, что с татуированным парнем было трудно общаться, те, кто его знал, понимали, что ему нужно время и пространство, которые не все готовы были предоставить. — Все будет хорошо. Все будет хорошо! — сказал Намджун. Хосок быстро согласился: — Если будет нужно, ты можешь поговорить с нами, хорошо? И Чонгук улыбнулся, но еще не почувствовал удовлетворения. Поэтому он еще раз объяснил: — Простите, что не могу нормально выговориться, — он пожал плечами, вздохнув. — Я знаю, что вы всегда относились к этому с пониманием, несмотря ни на что, но я пытаюсь больше раскрываться. Я даже… Ну… Я подумываю о том, чтобы обратиться к специалисту. — Какого рода? Он оглянулся на своих друзей и ответил: — Психолог. Он ожидал какой-то реакции, но не знал, чего именно хочет от них. Они оба просто смотрели друг на друга, и Намджун, казалось, был настолько сбит с толку, чтобы начать говорить. — Я думал, к психологам ходят только те, кто… Ну, не совсем здоровые люди. — Ничего подобного, хён! — быстро ответил Хосок. — Если тебе плохо от чего-то, этого достаточно, чтобы обратиться за помощью. Чонгук неосознанно кивнул. — И, ребята, не поймите меня неправильно, разговоры с вами — это здорово, просто я хотел получить профессиональную помощь, чтобы понять, как со всем справиться, и, главное, выяснить, что не так, — он увидел, как они оба согласились, и почувствовал облегчение. Он бы не простил себе, если бы сказал что-то, что могло быть воспринято неправильно. — Мне не нравится быть таким замкнутым, таким неуверенным… Таким тревожным. Так что, если что-то не так, я позабочусь о себе, и все будет хорошо. — Конечно, мы понимаем, — Хосок улыбнулся, подняв руку в сжатом кулаке, чтобы Чон дружески ударил по нему. — И мы тебя поддерживаем, — добавил Намджун. — Я рад, что ты принял такое решение, приятель. Все будет хорошо, понятно? Чонгук прошептал «понятно» чувствуя, как его глаза, как обычно, наполняются слезами. Ему стало казаться, что с каждым днем ​​он становится все более сентиментальным. И пока они наслаждались этим моментом в кругу друг друга, знакомясь с новыми уголками Чонгука, чувствуя облегчение в сердце от того, что с их татуированным другом, наконец, все в порядке, ничто не могло их сломить. Они были чем-то средним между бесконечным и вечным. — Такое ощущение, что мы в этом фильме, — прокомментировал Хосок сразу после очередного глотка пива, посмеиваясь себе под нос, — «Хорошо быть тихоней». Чон приподнял бровь и спросил: — Так… Мы бесконечны? — Да, — ответил Намджун. — И все наши проблемы бесконечно малы. — Что? — По словам человека по имени Иоганн Кеплер, бесконечно малая величина — это та, которая бесконечно меньше любой мыслимой величины, — он пожал плечами, как будто это самая очевидная вещь, которую должен знать каждый. — Это как капля воды по сравнению со всей водой на земном шаре или мгновение времени по сравнению с миллионом световых лет. Младшие кивнули, словно это было очевидно: да, когда они были вместе, их проблемы были меньше всего на свете. Потому что они были старшими братьями, о которых всегда мечтал Чонгук, они были семьей, которая понимала Хосока, и парнями, которые не только понимали Намджуна, но и помогали ему понять самого себя. Они были всем тем, чем могут быть друзья и семья. И, возможно, именно поэтому Чонгук не боялся выражать свои мысли в расплывчатых фразах, которые могли не иметь ни малейшего смысла ни для кого, кроме него самого или… Пак Чимина. — Если мы подобны бесконечности, то я как тот астронавт, который говорит: «Я просто хочу домой», — он поднял взгляд к небу, и необъятная вселенная отражалась в его глазах. — «Тогда возвращайся домой», — отвечает наземный диспетчер, — он улыбнулся как человек, который слышит свои мысли вслух, как будто его мысли были звездами, и они точно знали, что сказать. — «Тогда возвращайся домой», — отвечает голос звезд. Намджун молча смотрел на него. Как и Хосок. — Я просто не знаю, где мой дом, — заключил он. — По крайней мере, пока не знаю. И он был просто удивлён, когда услышал голос Хосока: — Дом там, где ты, дружище. Дом здесь, — ответил Хосок, оглядываясь по сторонам. Затем он встал и подошел к Чонгуку, прикоснувшись кончиком указательного пальца к левой стороне груди своего друга. — Дом здесь. Он улыбнулся, затаив дыхание, пытаясь побороть сильное желание заплакать. — Если ты хороший человек, значит, ты чей-то дом, — Ким тоже поднялся, поглаживая его чуть длинные темные волосы. — И ты — наш. Возможно, он был недостаточно силен, чтобы сдержать слезы, но в тот момент ему было все равно. Поэтому он просто спросил: — Так ты считаешь, что в глубине души я хороший человек? — В том-то и дело, — ответил Намджун. — Я больше не верю в «глубину души». Я думаю, что ты — это просто то, что ты делаешь и почему ты это делаешь. Значит, я плохой человек. Задумался Чонгук. — Так что да, я думаю, ты хороший человек, — подытожил Намджун, удивив его. Хосок заключил их в объятия, слегка стукнув бутылкой пива о балконную раму. И они засмеялись одновременно, вздохнув от застрявших в горле слез. — Все по-другому, — сказал Чонгук, спрятав лицо между телами своих лучших друзей. — Мне кажется, что я мешаю, понимаете? Ни вы, ни моя семья, ни кто-либо другой не обязаны заботиться обо мне и терпеть меня. Я знаю, что слишком долго сдерживал себя, но так трудно вытащить наружу то, что так сильно застряло внутри меня, понимаете? — Хосок отстранился, и они медленно разжали объятия, глядя на покрасневшее лицо младшего. — Кажется, что проще задохнуться от всего этого внутри, чем поговорить об этом. И я знаю, что из-за этого между нами было много проблем, но я просто не могу и… — Эй, расслабься! — Намджун обхватил его руками за плечи. — Тебе нужно сделать глубокий вдох, чувак. — Я просто не хочу больше ссор, ребята, — прошептал он, снова вздыхая. — Я не смогу этого вынести. Я не вынесу, если причиню вам боль. — Ты этого не сделаешь, понятно? — сказал Ким. — Никогда. Татуированный парень мог даже звучать, как заезженная пластинка, повторяя одни и те же фразы, проблемы и неуверенность в себе снова и снова. Но его друзьям было все равно. Они знали, что если Чонгуку нужно повторять свои мысли вслух, то это потому, что они постоянно крутятся у него в голове. Ведь для него, страдающего тревожностью и другими расстройствами, которые до сих пор оставались неизвестными, было очевидно, что никто не захочет быть рядом с ренегатом, закрывшимся от мира. Однако любой, кто его знал, понимал, что ему нужна забота, внимание и кто-то, кто говорил бы ему, какой он интересный, хороший и невероятный. И все опасения в его истории пришли из прошлого, из тех времен, когда он жил со своей семьей, и его всегда принижали, оставляли в стороне и считали неважным. Было очевидно, что в конце концов он спроецирует это на себя. А что еще могло произойти? Чонгук вырос с мыслью о том, что он — большой камень на пути каждого, кто появляется в его жизни. И из-за этого даже ему самому было трудно понять, кем он был во вселенной и что он значил для мира. Итак, он снова оказался тем астронавтом, затерянным во Вселенной. И в то время как наземные службы устали слушать его жалобы на жизнь, звезды твердили: Чонгук был кем угодно, только не жертвой Вселенной.

⭒⭒⭒

Из всего, что пугало и тревожило Чимина, видеть расстроенного Тэхёна было одним из самых серьезных. Большие руки его лучшего друга придерживали его спокойное лицо, а такие красивые глаза падали на вид, открывавшийся им в тот поздний вечер на оживленный замерзающий город. Ким избегал смотреть на своего друга, потому что знал, что Пак прочитает его так же легко, как ребенок не только читает, но и влюбляется в «Маленького принца». И в этот момент Чимин был тем самым лисом, который наблюдал за ним, расшифровывал и читал его со всей легкостью. На следующее утро после возвращения Чимина из квартиры Чонгука он и его лучший друг отправились на встречу по продаже картин. Один бизнесмен увидел работы Тэхёна в интернете и заинтересовался. Поэтому Пак помог младшему отнести несколько полотен, чтобы, возможно, они смогли совершить первую продажу в этом месяце. С тех пор, как Ким начал работать в этом бизнесе, блондин заметил, что рынок искусства не такой уж невероятный, как кажется в фильмах, музеях и в самом интернете. Продать холст по справедливой цене было сложно, потому что даже те, кто ценил искусство, казалось, презирали его. Как они могли плыть против течения, если даже те, кто должен был помочь, только усложняли ситуацию? Итак, Чимин помог своему другу отнести все, а сам пошел ждать его в машине. Это был интимный момент между ним и его клиентом, самой работой и тем, что значил для него каждый мазок кисти. Это было почти как ритуал, и Пак знал, что это требует определенного уединения. Однако, когда художник покинул большой офис, неся под мышкой все свои картины, завернутые в пузырчатую пленку, Чимин подумал, что, возможно, ему стоило остаться. Потому что ему просто невыносимо было видеть своего лучшего друга в таком состоянии, с таким лицом. Злым и таким несчастным. Чимин чувствовал себя плохо, ведь он знал, что именно об этом был телефонный звонок в тот день, когда он был в доме Чонгука. Он чувствовал, что лучший друг расскажет ему о своей неуверенности на счет встречи и попросит его сходить с ним. Потому что Тэхён ненавидел иметь дело с клиентами с разрушительным потенциалом в одиночку. Он ненавидел быть настолько незащищенным перед кем-то, кому, вероятно, не было дела ни до него, ни до истории, стоящей за каждой его картиной. Он ненавидел продавать свое искусство, но ему приходилось это делать. Это был вопрос выживания и подтверждения того, что он делает. И тогда блондин понял, что накосячил. Ему следовало взять трубку накануне, попытаться выяснить, чего хочет или в чем нуждается его лучший друг. Но так или иначе, младший был расстроен. И все, что он сейчас мог сделать, это попытаться утешить его. Подогрев воду, он налил два чая и вышел на балкон, чтобы сесть рядом с Кимом, а затем ласково коснулся его бедра, как бы спрашивая, комфортно ли ему в его присутствии. — Прости, что так долго. Я разговаривал по телефону с Чонгуком… — объяснил он, потому что чувствовал, что ему это нужно, а не потому, что Тэхён просил его об этом. — Не хочешь рассказать мне, что произошло? В этот момент взгляд его красивых глаз упал на фигуру Чимина, а затем устремился к горизонту. Тэхён вздохнул, сжимая кружку между длинными пальцами, чтобы, наконец, сказать: — Я… я не знаю, — напряженные плечи расслабились на несколько секунд. — Когда я решил бросить модельное дело и вернуться в нашу страну, я был уверен, что стать художником — моя судьба. Но… Что если это не так? — он посмотрел на Чимина. В его лице читалось внутреннее отчаяние. Его красивые глаза были такими печальными. — Что, если я правда плох в этом? Пак понимал этот страх и неуверенность в себе, но не понимал, почему именно Тэхён чувствовал себя так. Он был, безусловно, самым уверенным в себе и талантливым человеком из всех, кого он знал! Он не заслуживал того, чтобы испытывать что-то столь заурядное. — Тэ, послушай, что ты говоришь, — попросил он, поворачиваясь к лучшему другу. — С каких это пор чужое мнение стало решать, что тебе думать о своих работах? Ты же любишь рисовать! — Это… Это сложно, — все, что ответил Тэхён за несколько долгих секунд. Было понятно, что это очень сложно. — Мои картины — это продолжение того, кем я являюсь, того, кем я хочу быть. Слушать то, что он говорит об этом, было… сложно. Я чувствую себя уязвимым, понимаешь? Я знаю, что критика — это часть моего бизнеса, но я никогда к этому не привыкну. Чимин вспомнил один из случаев, когда сопровождал Тэхёна на встречу с парой клиентов. Дискомфорт и нерешительность, отразившиеся на лице его лучшего друга, были почти осязаемы. Он избегал анализа лиц, которые смотрели и оценивали его работы с таким отсутствием сочувствия или реального интереса. Другими словами, он знал, что тем, кто покупал, нравилось то, что они видели. Но действительно ли они видели то, что хотел показать Ким? Картина из-за красоты понравиться могла легко, но понравиться за то, что работа передает. Понравиться за историю, стоящую за каждым мазком. Понравиться за частичку художника, которая была там, на этом уже не чистом холсте. Это было важно для них. Это было по-другому. Это было то, что действительно имело значение, и никакие деньги в мире не могли заменить такого рода чувства. Может быть, если рассказывать историю каждой картины, покупатели будут видеть не только мазки, цвета и формы? Вот что преследовало Тэхёна каждую ночь. Вот что преследовало его в тот момент. — Что он сказал? — спросил Чимин так тихо, что если бы Ким находился чуть дальше, он бы не расслышал. Их взгляды встретились, прежде чем художник ответил: — Что мои линии детские и грубые. — Чимину было больно это слышать. Он знал, что именно такие слова могут причинить боль его лучшему другу. — Как будто мне нужно довести их до совершенства, понимаешь? Да, я знаю, что мне нужно совершенствоваться. Совершенствоваться всегда хорошо. Но он сказал, что на фотографиях они не выглядят такими незрелыми и непонятными… Что он был разочарован качеством в целом. Казалось, что этими словами клиент просто хотел убить художественную сторону Тэхёна. Чимин понял, почему он так расстроился. — Он не понимает, что говорит, — автоматически сказал Чимин. Но он знал, что младший не успокоится после таких слов. Поэтому повернулся к нему, привлекая его внимание. — Тэхён, посмотри на меня, — попросил он, снова касаясь бедра друга, чтобы тот мог посмотреть на него. — Из всех картин, которые я когда-либо видел, из всего искусства, существующего в мире, я могу сказать, что твои работы уникальны и необыкновенны. — Ким улыбнулся, но не выглядел убежденным словами Чимина. — Это… Это как ночное небо. Одни видят самые яркие звезды, другие — звезды за ними, и лишь немногие, но самые заинтересованные видят все. Весь свет, который существует там. И я вижу, мой друг, каждую ниточку света и страсти, которую ты вкладываешь в свои картины. Поэтому я могу сказать тебе: они не плохи. Наоборот. Они прекрасны. Его глаза наполнились слезами. И младший вздохнул тоже со слезами на глазах. — Ты правда так думаешь? — сдавленный голос заставил обоих улыбнуться. Чимин тут же кивнул. — Я уверен. Тэхён протянул свою длинную руку, заставив Пака положить на нее меньшую ладонь, переплетая их пальцы, поглаживая кожу друг друга. Ему было невыносимо видеть своего лучшего друга таким грустным из-за того, что было так важно для него. Ему хотелось вытереть безмолвные слезы, катящиеся по его лицу. Ему хотелось иметь возможность приходить к этим клиентам домой и заставлять их часами слушать о том, почему искусство Тэхёна настолько уникально и необычно. Он хотел сделать для него так много. Чимин хотел подарить ему весь мир. Если бы он мог, Чимин подарил бы Венеру Юпитеру. Вот так легко. — Не нужно бояться рисовать, если тебе это нравится. А тебе нравится, — Пак улыбнулся и увидел, что он тоже улыбается. Он сжал сцепленные руки и снова заговорил: — Если ты рисуешь не в том стиле, который нравится ему, очень жаль. Но это отнюдь не означает, что у тебя плохо получается, ясно? Тэхён кивнул, от души смеясь. — Хорошо… Но я надеюсь, что ты тоже прислушаешься к своим словам. Блондин нахмурил брови и улыбнулся, сделав смущенное выражение лица. — Что ты имеешь в виду? — Ну, знаешь, твоя профессия, — Тэхён пожал плечами, застенчиво почесывая подбородок. — Я знаю, что твои родители не поддерживают тебя так, как следовало бы, но я поддерживаю. Ты также уникален в том, что делаешь, хён. Никогда не забывай об этом. Затем Чимин почувствовал, как его глаза наполнились слезами. Он почти рассмеялся, сжимая пальцы, прежде чем приблизиться настолько, чтобы положить голову на его широкое плечо. После он поднял глаза на Тэхёна, слеза скатилась по его щеке, пока не упала на толстовку, которую он носил. Он подождал, пока они встретятся взглядами, и прошептал, словно секрет, который даже Вселенной не разрешалось услышать. — Никто не умеет делать это так, как ты. Никто не умеет делать это так, как я. Тэхён кивнул и ответил: — Никто не умеет делать это так, как я, никто не умеет делать это так, как ты. И они продолжили молча любовались звездной ночью, наблюдая за тем, как их слегка взволнованное дыхание постепенно успокаивается. Им было так хорошо вместе. В воздухе витало ощущение уюта, даже несмотря на то, что они находились вот так, в тишине. На самом деле им было практически невозможно чувствовать себя некомфортно в присутствии друг друга, тем более что большинство дел они делали вместе, не говоря уже о том, что долгое время жили в одной квартире. Даже если у них возникали разногласия по поводу взглядов и ситуаций, они все равно оставались лучшими друзьями и заботились друг о друге. Они были разными, да, очень разными, но именно это и помогало им ладить так хорошо. Они были похожи на картину, написанную маслом и акварелью. Даже если на первый взгляд все было не так, как хотелось бы, они находились на своих местах. Это было произведение искусства, которое они называли дружбой. — Может, стоит избавиться от страхов? — спросил Чимин, замечая в ответ растерянный взгляд своего лучшего друга. — Я тоже попробую избавиться от своих. Младший пожал плечами. — Просто я не знаю как, — заключил Чимин. Тэхен задумчиво огляделся вокруг, прежде чем сказать: — Как насчет… Написать и сжечь? — Тэхён улыбнулся, воодушевленный собственной идеей. — Мне всегда хотелось что-нибудь сжечь, как в кино. У меня достаточно страхов, чтобы участвовать в записи «451 градус по Фаренгейту», — прокомментировал Чимин, после чего Тэхён рассмеялся, а блондин закатил глаза в ответ на его смех. — Что? Я могу писать книги и учебники о страхе. Младший засмеялся, заправляя волосы за уши и вздыхая, потому что считал Чимина невероятно глупым, только потому, что тот не мог понять, насколько он невероятный. Страх не подходил под определение Пак Чимина. — Ты так говоришь, но ты один из самых храбрых людей, которых я знаю, — он ударил старшего своим коленом, желая досадить ему. Но Пак был больше сосредоточен на разговоре, не обращая внимания на прикосновение. Он спросил, немного удивившись: — С чего ты это взял? — Да ладно, хён, — квадратная улыбка дрогнула, и Тэхён начал чесать затылок, глядя на небо, прежде чем опустить взгляд на своего лучшего друга. — Просто ты всегда искал свою вторую половинку. Для меня это требует мужества. Любить немного страшно, хочешь ты этого или нет. Чимин сжал сомкнутые руки на бедрах, слегка смеясь и смущенно пожимая плечами. Нравилось ему это или нет, но ему было неловко получать комплименты, особенно от лучшего друга, которым он так восхищался. — Как говорил Маленький принц, Тэ: «Когда даешь себя приручить, потом случается и плакать». — тихо сказал он, глядя в пол, прежде чем продолжить. — Я сам позволил себе быть прирученным, влюбиться, поэтому всегда думал, что готов. В этот момент появился Уджу, который медленно прошел между ног своего хозяина и стал тереться о ткань красных брюк Тэхёна, который в свою очередь ответил: — Мы никогда ни к чему не готовы, когда дело касается любви. Чимин просто улыбнулся, уверенный в себе. — Да. Это правда. Но я думаю, оно того стоит. Они обменялись новыми многозначительными, ласковыми и внимательными взглядами. Эти взгляды были переполнены любовью, которую они испытывали друг к другу, и им не потребовалось слишком много времени, чтобы разрыдаться. — Спасибо, Чим, — он протянул руку и обнял друга за шею. У Чимина всегда получалось успокоить Тэхёна. — Я принесу бумажки, хорошо? Он кивнул, тоже вставая, чтобы найти что-то, где они могли бы сжечь свои страхи без особого риска. Чимин нашел ведро и, смеясь себе под нос, взял из комнаты забытую зажигалку Чонгука и снова вынес все на балкон. Он сел и стал ждать возвращения друга, чувствуя, что должен извиниться, ведь он должен был позаботиться о нем пораньше. На самом деле он хотел пойти с Тэхёном на встречу с клиентом и накричать на человека, который явно ничего не смыслит в экспрессии и искусстве. — Прости, что не пошел с тобой. Я не знал… — Чимин снова попытался оправдаться. Ему было больно думать, что он не позаботился о лучшем друге. — Ничего страшного, — но Тэхён его не винил. У Чимина была своя жизнь и свои заботы. — Забудьте об этом. Они вырывали страницы из старого блокнота и усердно стали выводить надписи цветными ручками. Черная зажигалка с рисунками белой перманентной ручкой лежала на правом бедре Чимина, а Уджу с любопытством покачивал ведро. Они писали в тишине, время от времени поглядывая на небо в поисках страхов, которые оказались более неосознанными, чем они ожидали. Если они хотели сжечь свои страхи, то пусть сожгут их все. Все до единого. — Все будет хорошо, — сказал Чимин, раскладывая листы на коленях, а Тэхён расположился возле ведра с зажигалкой в руке. — Не только с клиентами, но и вообще со всем. Я имею ввиду, я чувствую, что нахожусь в правильном направлении, в поиске себя. Так что… Все будет хорошо. У нас обоих. Тэхён помотал головой, улыбаясь. Чимин, смотревший на лист, который постепенно загорался и терял свой желтоватый оттенок, превращаясь в выжженный черный, вопросительно посмотрел на него: — Что это было? Он бросил почти полностью сгоревший лист в ведро, видя, как маленькое пламя угасает, пока не остается ничего, кроме пепла и незначительных страхов. — Знаешь, я считаю выражение «найти себя» очень неправильным, — он посмотрел на своего лучшего друга, протягивая ему зажигалку. — Я как-то читал, что так не бывает, что ты не купюра в тысячу вон, забытая в кармане джинсов. Ну, типа, ты не потерян. Твое истинное «я» здесь, напуганное и спрятанное под культурными ценностями, несгоревшими страхами, чужими мнениями и историями, которые ты придумал, рисуя в детстве, и которые в итоге стали твоими убеждениями о том, кто ты есть и что ты представляешь в мире, — он пожал плечами, наблюдая, как бумага в маленькой руке Чимина начала загораться. — Рупи Каур, автор замечательного текста, который я читал, говорит, что «найти себя» — это фактически вернуться к себе. Это как провести отпуск в другом городе. Это путешествие, воспоминание и напоминание о том, кем ты был до того, как вселенная взяла тебя в свои руки. Пак бросил листок в ведро, чувствуя, как его лицо слегка нагревается от исходящего от него жара. Тэхён поспешил сжечь следующий лист. — Так… Я возвращаюсь? — спросил он младшего. — Да, хён. Возвращаешься домой, — улыбнулся он, глядя на Чимина. Тот не мог сдержать улыбку, не зная, слезятся ли его глаза от горящей бумаги или от волнения. — Я думаю, ты мой дом. И они засмеялись. Как будто их страхи были не настолько важны, чтобы мешать моменту, который они считали таким нежным и искренним. Потому что когда они были вместе, все было по-прежнему пугающим, но и одновременно смешным. Затем Тэхён похлопал себя по груди, раскрывая руки, прежде чем сказать: — Если ты ищешь свой дом, Чим, то это я. И Чимин засмеялся. Потому что да, это был он. И всегда будет он. Той ночью небо, казалось, было согласно с друзьями, которые обменивались неуверенностью, страхами и секретами. Казалось, так все и должно было быть: Вселенная следовала направлению, которое задавали вещам маленькие гуманоидные планеты. Даже если это сбивало с толку, даже если казалось, что это не имеет смысла, все равно это было правильно. Вот почему Венера и Юпитер сияли вместе на небосводе. Они выглядели как две яркие точки, расположенные слишком близко друг к другу. Более яркие, чем звезды, более красочные, чем самолеты, более связанные, чем спутники. Чимин ничего не понимал, переводя взгляд с бесконечности на горящие листы бумаги. Тэхён не обращал ни на что внимания, стоя рядом с лучшим другом, своей надежной гаванью, Венерой, и сжигая в себе неуверенность. Ни один из них, казалось, не понимал, что пыталась сказать Вселенная, потому что, несмотря на то, что они были так близко, они не могли увидеть смысл всего этого. Ибо планеты сияли в небе, и они сияли там. Вместе. Венера и Юпитер, навсегда, навеки.