Искажая Вселенную

Никогда еще Марс не сходил с орбиты так сильно, как в это время. — Ты уверен, что с тобой все будет в порядке? — спросил Намджун, глядя на парня, сидящего на кровати с одной из своих манг в руках. — Я могу отменить встречу. Нет проблем. Чонгук просто отмахнулся, пытаясь слегка улыбнуться. — Да все нормально, правда. — пожал он плечами. — У тебя есть свои обязательства. Старший пожал плечами, продолжая пристально смотреть на своего друга. — Ты уверен? — Да, хён. Наслаждайся и не волнуйся. Он планировал провести остаток ночи там, в кровати Намджуна, читая свою мангу и слушая меланхоличную музыку. Чон не возражал против одиночества, и хотя ему было грустно, он, по крайней мере, ощущал себя достаточно комфортно, чтобы прочувствовать то, что было глубоко внутри, не боясь, что его осудят или узнают. Он смотрел, как его друг надевает пальто и в последний раз улыбается, прежде чем выйти за дверь спальни. Через некоторое время он услышал звук ключей во входной двери и понял, что действительно остался один. Он собирался читать, пока не заснет, но не мог. Он пытался отвлечься, пытался заниматься другими делами или даже думать о чем-то случайном, но не мог. Эта тень в углу его комнаты всегда была там. Эта тень в углу комнаты всегда мучила его, как будто он должен был пойти туда, как будто он должен был узнать, что там такого сокровенного. Поэтому он, наконец, встал, глубоко вздохнул, подошел к углу комнаты, взял чехол для гитары и положил его на кровать своего лучшего друга. Он не прикасался к нему с тех пор, как Чимин оставил его у него еще в гараже Хосока. Он не знал, что было написано внутри оригами, хотя Чимин и рассказал ему об этом. Он не прикасался к нему, старался не думать об этом, поэтому и не спал. Пак бродил в его мыслях и в космической бездне, которая была его головой. Цуру пролетали мимо, как метеоры. Они вот-вот должны были врезаться в его планету. Он лег на матрас и медленно потянул вниз молнию черного чехла, вздохнув немного тревожно. Его глаза медленно моргали, фиксируя образ всех этих цветов, собранных вместе, этих птиц разных размеров, каждая из которых хранила один-единственный секрет от тогда еще блондина. Секрет, которым Чимин вдруг захотел поделиться с ним. Подумав об этом, татуированный парень почувствовал, как заныла и потяжелела его грудь, затрудняя дыхание. Если бы он действительно прочитал эти оригами и узнал, что именно хотел Чимин, то… Это было бы не правильно, верно? — Если я скажу тебе, то не сбудется. Ты не сглазишь желания Чимина? — Я загадал тебя, Чонгук. Не сглазишь ли ты себя…? Он откинул волосы, зажмурил глаза и в разочаровании лег обратно на матрас. Он не знал, стоит ли ему читать это. Не знал, правильно ли он поступает. Ведь даже если Чимин отдал ему все оригами, имел ли он право читать их, как будто они ничего не значат? Он понимал, что, вручая ему все, Пак молча дает ему пропуск, чтобы он мог прочитать то, что находится внутри. Однако то, как он принял цуру, то, как грустно и обиженно смотрел на него Чимин… Он не знал, правильно ли он поступил. Может быть, у него пока не хватало смелости. Ему казалось, что он вторгается в чужую личную жизнь. Даже если он знал, о чем идет речь. Даже если он понимал, что все, что там написано, имеет отношение к нему самому и тем отношениям, которые они с Паком построили за столь короткое время. Поэтому он позволил метеорам продолжить кружить в его голове, заставляя задуматься о том, действительно ли он принимает правильные решения по этому и нескольким другим вопросам. Потому что, кроме всего прочего, Чонгук понимал, что не готов к тому, что Чимин так искренне говорит о себе. То есть его подсознание понимало, что он усложняет то, что должно быть естественным — ведь влюбиться — значит позволить себе жить. А в этот момент Чон не мог позволить себе даже дышать. Он лег на матрас, потянулся, взял пачку сигарет и пепельницу и положил их на кровать. Он прикурил и поднял руку, нащупывая на стене выключатель, который Намджун установил у изголовья. Выключив свет, татуированный парень позволил себе спокойно сделать никотиновую затяжку, пытаясь прогнать мысли, преследовавшие его в этот момент и многие другие. Дым поднялся вверх и появился в лунном свете перед самым выходом из полуоткрытого окна. Чонгук почувствовал, что его тело расслабляется, но сознание нисколько не замедлилось. То есть, даже если он оттолкнул Чимина, чтобы сосредоточиться на себе и своих желаниях, все вокруг возвращалось к нему, к блондину. И в течение нескольких долгих минут, закуривая одну сигарету за другой, Марс размышлял, действительно ли он поступает правильно. Он размышлял, стоит ли рассказать Паку о своем новом открытии, о том, что он похож на своего отца, или, может быть, лучше просто убежать от всего, что он чувствовал внутри. Пока он смотрел в потолок, окурок почти обжигал кончики пальцев. В углу комнаты его хёна включился телевизор, установленный над небольшим столиком, на котором они также оставили старую видеоигру. Он медленно повернул голову в его сторону и чуть не фыркнул от смеха, увидев, что телевизор включился на том канале, где он смотрел свой любимый мультфильм. Старые телевизоры иногда могли включаться сами по себе, но ирония Вселенной была слишком сильна даже для вокалиста. Он затушил сигарету в пепельнице и уже собирался сунуть в рот другую, как услышал насмешливый голос Рика Санчеса: — Послушай меня, Морти. Я знаю, что новые ситуации могут быть пугающими. Вы смотрите вокруг, и это страшно и по-другому. Но вы знаете, когда вы сталкиваетесь с ними с высоко поднятыми головами, протаранивая их, как бык, мы растем, как люди. Чон глубоко вздохнул, чувствуя, какой груз наложили эти слова на его жизнь. Ему не хотелось признаваться себе в этом, но постепенно он понимал, что не должен просто убегать от Чимина, как он всегда делал, когда кто-то оказывался ближе, чем следовало. Ведь он считал, что имеет на это право. В конце концов, он пытался спасти его от страданий заранее. Однако татуированный парень знал, что он в долгу перед ним, и все же, даже после того, как Пак пришел к нему и умолял хоть как-то оправдаться, Чон сбежал. Как и всегда. Он еще некоторое время смотрел на экран телевизора, смеясь, потому что это была первая серия всей саги о Рике и Морти, и все же он никогда не обращал столько внимания на слова старика с синими волосами. Он вынырнул из этого состояния только тогда, когда дверь спальни распахнулась и на пороге появился молчаливый Хосок. Глаза его лучшего друга обшарили темную комнату, пристально разглядывая чехол для гитары с оригами и смятые окурки в пепельнице. На лице Хосока было написано беспокойство, и Чонгук начал переживать. В его планы не входило беспокоить своих хёнов, никогда не входило. Чон также думал о том, как сильно ему нужно разобраться в себе. Несмотря на то, что он любил своих друзей как братьев, он понимал, что его характер вызывает в них что-то неприятное. Татуированный парень понимал, что такая ситуация не устраивает никого из них, и поэтому ему срочно нужно было поселиться одному. Ему нужно было уехать. — Джун сказал мне, что ты один… — сказал Хосок, присаживаясь на край кровати. — Поскольку дом моего ученика находится неподалеку, я решил зайти к тебе. Как дела? Чонгук сел и с глубоким вздохом посмотрел на кровать, заваленную сигаретами и оригами. — Да, кажется, все в порядке, — тихо ответил он. — Тебе не нужно было приходить. Старший понимал, что спор будет бессмысленным и необоснованным, если он ответит, что ему действительно нужно быть рядом. Чонгук считал, что он не заслуживает внимания, а Хосок, в свою очередь, считал, что его друг заслуживает многого. Вместо ответа он просто уставился на цуру, которую передал тому Чимин, вспомнив, что они долгое время избегали этой темы. Ведь ни у него, ни у Намджуна не хватало смелости спросить у друга, что это такое и зачем они нужны. — Ты так и не объяснил мне, что это… Чонгук, вздохнув, посмотрел в сторону футляра для гитары. Он почесал затылок, а затем оперся ладонями о матрас. — Это оригами Чимина, — он сделал паузу. — Цуру, — он облизал губы и снова замолчал, раздумывая, стоит ли объяснять или нет. — Есть легенда, что если сделать тысячу таких птичек и загадать желание, то оно обязательно сбудется. Хосок вроде бы проанализировал информацию, но все равно был в замешательстве. — И… Почему он отдал их тебе? Вокалист непроизвольно разорвал зрительный контакт, уставившись на свои пальцы, и тихо ответил: — Он сказал мне, что его желание — найти свою вторую половинку, — вздохнув, он слегка прикусил губу. — Чимин хотел, чтобы я был его второй половинкой. Последняя фраза прозвучала так тихо, что Хосок почти засомневался, что услышал ее правильно. Но это было так. Впрочем, он знал своего друга, поэтому не стал слишком нагнетать обстановку. Но ему все равно было любопытно. — Ты… прочел их? — спросил Хосок, глядя в телевизор. — Нет, — быстро ответил Чон. — Пока нет. — Почему нет? — Не знаю, стоит ли, — пожал он плечами. — Это его секреты. Хосок вздохнул. — Но он дал их тебе, Гук. Разве он не пытался заставить тебя прочитать их? Младший пристально посмотрел на него, но ничего не сказал. Возможно, его друг был прав, но что-то внутри подсказывало ему, что он не готов к такой ситуации. Конечно, ему было любопытно, но его также беспокоило что-то, чего он не знал точно. От осознания того, что человек, который ему нравится, пишет о нем, по спине пробегал холодок, как у школьника, получившего письмо от тайного поклонника. Но в то же время он боялся сделать реальностью все то, чего сам же опасался, и знал, что этого не может быть: его и Чимина. Он был ренегатом. И даже если предполагал, что испытывает чувства к другому, знал, что где-то его ждет родственная душа. — Слушай, я не могу заставить тебя прочесть или сказать, где мы будем завтра, или что будет трудным или легким в этой жизни. Но я могу сказать тебе, Гук, что тебя любят, — он посмотрел на своего друга, свет в комнате был по-прежнему выключен, и они оба смотрели друг на друга в темноте, освещаемой только телевизором и луной. — И даже если Вселенная покажется тебе несправедливой, даже если ты станешь ренегатом, у тебя все равно будет все, что нужно для счастья, — добавил он. — Я не знаю, что сейчас происходит у тебя внутри. Не знаю, как сделать так, чтобы всем нам стало лучше. Но я могу сказать, что нет ничего плохого в том, чтобы отпустить себя. Позволить себе понравиться кому-то другому, — Хосок вздохнул, выдержал паузу, прежде чем продолжить. — Не потому, что Вселенная хотела бы, чтобы все было именно так, ты должен принять это. Только ты, приятель. И я надеюсь, что это напомнит тебе о том, что твое предназначение здесь далеко не закончено, и не в последнюю очередь потому, что все зависит от тебя. Ты можешь найти здесь любовь, даже если не знаешь, что будет дальше. Ты можешь быть любим, Гук. И ты уже любим. Он не мог сказать, в какой момент слезы залили его темные глаза. — Так ли это? Это был риторический вопрос, почти неслышный и неправдоподобный. — Ответ кроется в оригами, — только и ответил его друг. И пока он тоже не расплакался, Хосок решил, что пора оставить друга в покое и снова подумать. Как только он встал, его мобильный телефон завибрировал, и он проверил, было ли это сообщение от Намджуна. Чон потерял дар речи, но ему очень хотелось что-то сказать. Он хотел сказать спасибо, хотел объясниться, но так и не смог. По крайней мере, он знал, что Хосок его понимает. — Джун сказал, что скоро вернется домой, так что я поищу номер того ресторана, который находится неподалеку, — он открыл дверь и посмотрел на своего друга со всей нежностью, на какую только был способен. — Может, и тебе заказать что-нибудь поесть? Он кивнул ему, трепетно улыбаясь, потому что желание расплакаться было почти невозможно сдержать. Хосок знал, что он благодарен. Все же он знал своего друга. Он тоже был благодарен за то, что может заботиться о нем. Увидев, что дверь закрылась, Чонгук встал только для того, чтобы выключить телевизор и включить свет. Он вытер глаза о ткань футболки, спрятал пачку сигарет в карман брюк и оставил пепельницу у окна. Затем его взгляд вернулся к цуру Чимина. Он думал о том, что сказал его друг, о том, что Пак отдал их ему, и о том, что это значит. Может быть… Может быть, лучше всего было бы прочитать то, что там было написано. Может быть, тогда Чонгук наконец-то поймет. Он скрестил ноги и сел, пристально глядя на море бумажных птиц в футляре гитары. Он старался не думать о многом, но это было трудно, когда в голове было столько разных вещей, людей и ситуаций. Однако он не стал долго себя мучать, а взял одну из цуру кончиками пальцев. Темно-синий, напоминающий цвет ночного неба. Он был наполовину смят и полностью исписан белыми буквами. Он не знал, правильно ли поступает, но ему хотелось прочитать то, что хотел сказать Пак. Дыхание, казалось, снова стало сбиваться. Сердце билось так сильно, что в любой момент могло вырваться из груди. Затем Чонгук медленно расправил складки, первым делом прочитав дату, написанную Чимином. Много лет назад. Неужели Чимин так давно мечтал о том, чтобы кто-то был рядом с ним? Он закончил разворачивать лист и вздохнул, поняв, что на нем нет ничего, кроме даты, одной фразы и его имени. «Однажды я хочу, чтобы кто-нибудь смотрел на меня так, как я смотрю на звезды. — Пак Чимин.» Он вздохнул так тяжело, что его торс ощутимо напрягся, поднимаясь и опускаясь. Чонгук осторожно взял бумагу в руки и, глядя на красивый почерк Чимина, подумал о том, как он писал эту просьбу. Он представил себе, как Пак, должно быть, часами наблюдал за звездами, прежде чем сесть за стол и так изящно сложить цуру. И мысль о том, что его учитель танцев делал это так долго и с таким усилием воли, наводила вокалиста на грустные мысли. Ему казалось, что он сам все усложняет. Но что же тогда делать? Он поглаживал бумагу большим пальцем, размышляя, что же делать ему дальше. Однако, словно подслушав его размышления, стук в дверь прервал ход его мыслей, и он спросил слегка дрожащим голосом: — Что? — он был благодарен тому, кто это был, за то, что он уважал его личное пространство, даже если это не его комната. — Мы пришли. — Он услышал голос Намджуна. Тот слегка приоткрыл дверь, по тону его голоса Чонгук уже понял, что Хосок ему все рассказал. — Джин-хён пришел со мной, и еду уже доставили. Проголодался? Он снова вздохнул и кивнул, хотя его друг не мог этого видеть. — Да, я… Я сейчас приду. Дверь снова закрылась, и он принялся складывать оригами в руках, как мог, и укладывать его в чехол вместе с остальными. Возможно, сейчас было не самое подходящее время для того, чтобы посмотреть правде в глаза, заглянуть в желания Чимина. Он решил дать себе время осознать, что уже прочитал, а потом столкнуться с новыми желаниями Пака.

⭒⭒⭒

Он попытался воспользоваться присутствием трех своих хёнов, чтобы отвлечься и немного развлечься, но это все равно было трудно. Он много думал и не знал, что делать. Какой шаг предпринять. Вокруг него крутилось слишком много проблем, и, тревожно размышляя о них, он ничего не мог понять. Он не мог разобраться в себе. — Ладно, мы с Хосоком сегодня помоем посуду! — сказал Намджун, потянув друга на кухню, где они собирали посуду. — Мы сейчас вернемся. Хосок скривился, как бы говоря, что ненавидит мыть посуду, но это было необходимо. Друзья всегда мыли посуду по очереди, и Чонгук заслужил, чтобы его немного побаловали. В конце концов, было видно, каким любимым он себя чувствовал в этот день. — Вы трое похожи на братьев, — с легким смешком заметил Сокджин. — К сожалению, я самый младший, — Чон ответил, тоже слегка улыбаясь. Джин удивленно посмотрел на него, и его удивленное и растерянное выражение лица заставило Чонгука продолжать улыбаться. — Что плохого в том, чтобы быть самым младшим?! — он положил руки на талию, слегка повысив голос. — Это даже лучше. Я то знаю. И вокалист даже подумал, не продолжить ли ему в том же веселом тоне, но ответил машинально, не успев опомниться: — Мне не нравится быть обузой. Широкоплечий парень пристально посмотрел на него. — Но кто сказал, что ты такой? — Они не обязаны, — он пожал плечами, глядя себе под ноги. — Я просто… Я хочу быть независимым. Я знаю, что со мной бывает трудно. Я не люблю доставлять людям неприятности. Он сказал это не для того, чтобы показаться жертвой, совсем наоборот. Чонгук сказал это потому, что ему нужно было выговориться. Ему было жаль, что он взвалил столько всего на плечи других людей. Людей, которых он очень любил. — У тебя есть работа, ты учишься в университете, и у тебя есть группа. Это довольно удивительно на самом деле. Ты так не считаешь? — спросил Ким, действительно считая это потрясающим. — Да… — хмуро усмехнулся он, почесывая затылок. — Но я единственный, кто так думает. Старший знал, что это ложь. В конце концов, он тоже так думал. Однако ему нужно было подчеркнуть, что неважно, что думают другие. Только мнение Чонгука должно влиять на его жизненный выбор и на то, кем он является в этом мире. — А разве не это главное? Чонгук пристально посмотрел на него. Его темные глаза так ярко блестели, показывая Сокджину, насколько важен и труден для Чона такой разговор. Ему нужны были такие моменты, но добиться их было почти невозможно. И в общем, Джин понимал такое поведение. Потому что, хоть он был общительным и громким, у него были свои внутренние демоны, и ему нужно было упорядочивать мысли в своей голове. Он был шумным внутри и снаружи, поэтому он знал, что должен как-то научить Чона быть таким же. В конце концов, он хотел, чтобы он был свободен, чтобы он мог выражать свое мнение и перестал замыкаться в себе. Он хотел, чтобы он раскрылся, а не разрушился. — Тогда переезжай и живи со мной. Вокалист уставился на него в замешательстве. — Что? Он не очень хорошо подумал, прежде чем говорить, но определенно не пожалел об этом. Он сделал несколько быстрых мысленных расчетов того, куда может завести их эта идея, и через несколько секунд понял, что плохое положение не является ответом ни в одном из вариантов. — Да! Давай снимем одну квартиру, — он пожал плечами, как будто это было чем-то простым и решило бы все его проблемы. Может быть, так и было. — Я действительно хотел переехать. Эта временная «квартира» меня расстраивает, потому что я не могу изменить обстановку так, как мне хотелось бы. И я посетил несколько… Одна из них довольно просторная, но мне не нравится проводить так много времени в одиночестве. Кроме того, мне нравится твое общество, и ты не будешь чувствовать себя обузой, потому что ты ею не являешься и никогда не будешь, и… — Ты не должен этого делать, хён! — перебил он, удивленный и немного встревоженный. Сокджин видел, как сильно Чонгук верил в то, что он предлагает ему это из жалости. Он считал, что не заслуживает ничего. Чон понемногу покорял вселенную, и это вдохновляло. — Но я хочу, — он пристально смотрел на него, положив руку на его колено, чтобы подчеркнуть серьезность своих намерений. — И ты вернешь мне долг, как только сможешь; так что это будет не услуга, а сделка. По рукам? Младший вздохнул, прикусив нижнюю губу, когда обдумал все это. Это был большой объем информации, который нужно было обработать за такой короткий промежуток времени. И все же он задавался вопросом, не предлагают ли ему эту возможность из жалости. — Не знаю… — он оглядел кухню и увидел Намджуна и Хосока, которые смеялись, толкали друг друга и играли с моющим средством. Он так любил их. Чонгук чувствовал, как теплеет в груди при одном только взгляде на них, и поэтому не мог смириться с тем, что своим молчанием может причинить им такую боль. Он хотел бы быть более открытым, говорить, когда чувствует что-то хорошее или плохое. Выражать все, что происходит внутри него. Но он не мог, и чем больше он себя заставлял, тем хуже себя чувствовал. Все выходило из-под контроля. Так что предложение его хёна было совсем неплохим. На самом деле оно было совсем не плохим, и не в последнюю очередь потому, что это именно то, что ему было нужно в тот момент. Чтобы упорядочить свою жизнь и свое внутреннее «я». — Я понимаю, что ты хочешь стать частью этого мира, Чонгук. Но ты должен делать шаг за шагом. И когда нужно, принимать помощь, — Сокджин снова заговорил мягко и очень терпеливо. — Мы делаем это не из жалости, тебя любят не из жалости. Ты очень нравишься людям, и, если честно, ты нравишься мне. Мне не составит труда жить в одной квартире. И между незнакомым мне человеком и моим помощником по работе, у которого отличная группа, я предпочту именно тебя. Он улыбнулся Чонгуку и увидел, что тот тоже слегка улыбнулся. Джин осознавал, что это просто мальчик, которому нужна помощь, понимание и спокойствие. Все в его жизни происходило так быстро, что казалось, ничто не уважает время Марса. — Ты уверен? — спросил Чон, снова пристально глядя на него. Сокджин быстро ответил: — Конечно! И в груди Чонгука словно что-то взорвалось. В ней было так горячо, что покалывало кончики пальцев и согревало сердце. — Спасибо. И он был искренне благодарен, даже если не собирался на самом деле переезжать, или если Ким пожалел об этой необдуманной идее. — Хотя мы очень малы, и наш вид существует во Вселенной лишь короткое время, ты являешься важной частью чего-то очень большого и прекрасного, Чонгук. — спокойно сказал Джин, несильно сжав его плечо. — Не забывай. Ты и есть важная часть. Чон улыбнулся, чувствуя, как теплеет в груди от мысли, что мало-помалу он все больше и больше становится частью чего-то. Чего-то хорошего, чего-то счастливого. Он понемногу открывался, рассказывая о себе и своих чувствах в частности. И тогда татуированный парень понимал, что он является не только часть чего-то важного, но и хочет быть сам чем-то важным. Поэтому он считал, что должен меняться постепенно. И если он действительно был похож на Марс, то его медленные шаги и минимальные изменения имели смысл. Год на Марсе длится 687 земных дней, поэтому Сокджин знал, что ему нужно больше внимания и заботы, чем ожидали остальные. У Марса долгие годы, у Чонгука — долгие мысли. И если Земля хотела помочь, то, возможно, он согласится. Может быть, все постепенно начнет налаживаться. Все, что нужно было татуированному парню, — это спокойствие. Минута за минутой, час за часом. Один (марсианский) день за другим.