****
Музыка гремела из динамиков со всех сторон, гитары, барабаны и синтезаторы рассыпали чувственные, будоражащие ритмы, от которых по телу расходились волны возбуждения… Световые прожекторы вспыхивали разными красками, и цветовые переливы на потолке и стенах напоминали то северное сияние, то поток метеоров, то радужный водопад. Все двигалось: тела танцующих как будто сплелись в единый хоровод, и своими жестами, то плавными и сладострастными, то резкими, порывистыми создавали ритуальные рисунки языческого праздника. Устоять на месте и не поддаться этому карнавальному безумству было невозможно — Дэн и не пытался; он только решил оставаться более-менее трезвым и приглядывать за Роуз, окончательно отпустившей вожжи самоконтроля. У входа на танцпол во втором зале к ним подкатил вертлявый мальчишка-турок, предложил на выбор экстази и еще какие-то пилюли, от которых «хороший будет»… Получив от Стрелка отказ, стал канючить и настаивать, но после дружеского тычка в плечо мигом унялся и посоветовал: — В здешнем баре не бери для девочки ни пинаколаду, ни хайбол — дрянь… а вот в соседнем, на террасе, бармен отлично делает! — Без тебя разберусь. — Дэн отпихнул пушера и пошел догонять Роуз, которая уже втянулась в общую пляску в компании разнокалиберного молодняка. Она звала его к себе, размахивая руками, и без стеснения выкрикивала: — Джерри! Джерри! — он угадывал слова, читал по губам, поскольку музыкальные децибелы заглушали все: — Я хочу тебя! Хочу, чтобы ты меня трахнул! Стрелок усмехнулся — его одновременно и возбуждало, и раздражало, что эта девица, видевшая его первый раз в жизни, на самом деле понятия не имеет, о чем просит… Он врезался в толпу, как ястреб в стаю воробьев, и, наблюдая за Роуз, прикинул, чем заменить свой привычный мастерский арсенал. Обычный секс не доставит такого удовольствия, как то, что он мог и хотел сделать с ней… Приблизившись вплотную, Дэн схватил подружку пониже спины и грубовато прижал к бедрам, дав явственно ощутить его эрекцию, и… в следующую секунду сделал беспроигрышный ход опытного секс-игрока: — Схожу за выпивкой, детка. — Что… ооо, нет, нет! Не надо!.. — Роуз уцепилась за него, как обезьянка за пальму, но Дэн жестко пресек ее возражения: — Я скоро. Развлекайся! Перевозбужденная девица и без коктейлей была пьяна-пьянехонька, она мечтала совсем о другом напитке — «мужском белковом» на жаргоне «Трискелиона» — но такое в обычных барах не подают… и не позволяют употреблять публично. Дэну же внезапно захотелось курить — больше, чем секса. Поход за выпивкой стал предлогом убраться ненадолго из грохочущей духоты, насквозь пропитанной взвесью пота, парфюма, дыма, спиртных паров и сексуальных желаний. На террасе веяло морем и ночным ветром, и звучала совсем другая музыка… для более рафинированной и взрослой публики. Несколько пар в мягком свете цветных ламп танцевали севильяно и танго. Другие сидели за столиками с коктейлями и легкими закусками. Охранник вип-зоны на пару секунд задержал на Дэне внимательный взгляд, но, удовлетворенный его внешним видом (и потенциальной платежеспособностью), улыбнулся как дорогому гостю. Бар находился в противоположном конце террасы, на островке с камерной подсветкой, в окружении пальм, растущих в кадках. Стрелок ощутил сухость в горле и решил все же пропустить стаканчик. У стойки было людно, и бармен с двумя помощницами явно не прохлаждались… Ноздрей Дэна коснулся запах свежеразрезанных апельсинов, одновременно терпкий и сладкий, перемешанный с горьковатым ароматом можжевельника; кто-то из гостей заказал джин с апельсиновым соком. Стрелок знал эту колдовскую смесь — настоящий любовный напиток, возбуждающий до невероятных пределов за считанные секунды. Он глубоко вдохнул, почти ощутил на языке хвойную горечь, соединенную с холодящей, чуть кисловатой сладостью… и чем ближе подходил к бару, тем отчетливее видел длинноволосую женщину в черном платье, сидящую на высоком стуле. Луна освещала ее тонкий профиль. Серьги в ушах напоминали бриллиантовые капли росы. Перед ней стоял высокий стакан, полный искрящегося льда, и прозрачная тарелка с двумя половинками разрезанного апельсина. Красного сицилийского апельсина. Дэн не поверил собственным глазам и направился прямиком к ней; когда же его чуткий нос уловил шлейф особенных духов, соединенный с неповторимым запахом ее тела, он вдруг испугался, что сердце, бешено колотящееся в груди, попросту лопнет. Прежде чем она успела обернуться на его зов, он уже знал, что не ошибся: — Куколка!.. — Стрелок!.. — она тихо ахнула и протянула к нему руки, и в следующую секунду Дэн уже обнимал и целовал ее, со всей страстью, на какую был способен…****
Стрелок с Куколкой добрались до ее «кукольного домика» за пятнадцать минут. Добрались бы и за пять, если бы разомкнули объятия и прекратили целоваться — но они были не в состоянии сделать ни того, ни другого, и потому застревали через каждые несколько шагов пути. Дэн считал себя крепким мужиком, которого не так-то просто сбить с ног даже увесистому кулаку или литру виски; но сейчас у него натурально плыло в глазах и тряслись руки. Жадно впиваясь губами в губы любимой женщины, скользя по ее языку своим языком, смешивая дыхание, он опасался хлопнуться в обморок, как перевозбужденный мальчишка… Куколку явно переполняли похожие чувства. Она судорожно цеплялась за него и, когда ему все-таки приходилось на секунду оторваться от ее желанного рта, чтобы сделать вдох — шептала с неистовой страстью: — Не уходи! Не уходи! Стрелок не мог ответить ей ничего членораздельного, просто бросался целовать снова, сжимал в объятиях с еще большей силой, и всем собой, каждым движением, каждым касанием давал понять, что не уйдет… больше — не уйдет! И вообще никогда ее не оставит и никому не отдаст. Пяти лет разлуки оказалось достаточно, чтобы понять: жизнь без Даниэлиты не имеет ни ценности, ни смысла. Дэн не особенно верил в Бога, относясь к нему не лучше, чем к холодному, безразличному и крайне жестокому отцу — но сейчас его душу затопила горячая благодарность Создателю за сотворенное чудо… Пять лет провести без нее (два года — в бесплодных поисках!), считать пропавшей, погибшей — и вдруг встретить в крохотном приморском городке, куда его завела игра случая! Столкнуться случайно, и мгновенно узнать, и прочесть на ее прекрасном лице, что она помнит и по-прежнему любит его… Да, это было настоящее Чудо! Наконец, Даниэлита прошептала: — Это здесь! — выскользнула из его объятий и стала набирать код, чтобы открыть калитку, ведущую во двор дома, прячущегося в тени деревьев и гущи садовой зелени. Окна в доме еще светились, но у калитки и во дворе не было никого, и темнота под деревьями казалась особенно теплой и густой. Стрелок прижал Куколку к ближайшему стволу, задрал подол ее платья, нещадно смяв черный холодноватый шелк, и расстегнул молнию на джинсах. До предела возбужденный член уперся в теплый женский живот… — Дэнни!.. — ахнула Куколка, даже не подумав начать лицемерные игры в приличия, и как же он был благодарен ей за чистую страсть! Они по-прежнему понимали друг друга слов и совпадали в желаниях. Стрелок легко приподнял свою ненаглядную Куколку, она открылась ему и обхватила еще теснее. Он ощутил твердые горошины сосков на ее роскошной груди, нежную упругость бёдер, и влажные створки между ними. Ооо, это ощущение оказалось таким сладким, таким знакомым, родным, а удовольствие от него таким острым — что Дэн едва не дошел до пика, еще не успев начать… Вот это был бы облом! «Черт подери, нет!»— он резко подался назад и коротко, сильно сжал член под головкой. Безотказный прием, позволявший избегать конфузов в секс-играх, сработал и сейчас. Боль чуть ослабила возбуждение, теперь он знал, что продержится столько, сколько надо… но Куколка все же хотела попасть домой, спрятаться вместе с ним за надежной дверью, закрыться от чужих людей и от всего мира. Стрелок понял это, когда она умоляюще прошептала ему на ухо: — Дэнни… нам на третий этаж… Ни с одной другой любовницей он не стал бы цацкаться, идти на поводу у капризов; в таком возбуждении, как сейчас, любую другую он просто развернул бы спиной, нагнул и рывком всадил член до самого корня… но Стрелок любил Куколку. Вот уже пять лет, с самой первой встречи, любил только ее одну на целом свете. Он хотел делать ее счастливой — и теперь больше, чем когда-либо. Даниэлита имела право на все, в том числе на занятия сексом в мягкой постели, а не под деревом, посреди проходного двора… **** Пятью годами ранее. Осень 2002 года. Лондон, Сохо, клуб «Трискелион» Удивительно, как мало мыслей остается в голове человека, когда к ней приставлен пистолет со взведенным курком… Дэн лежал на животе, жестко зафиксированный и придавленный к полу, чувствовал затылком холод оружейного дула и сквозь звон в ушах считал секунды до выстрела. Он не боялся смерти — успел привыкнуть ходить с ней бок о бок, но по вискам и по спине все же потек холодный пот… Жизнь заканчивалась как-то глупо. Ровно в тот момент, когда он неожиданно почувствовал ее вкус на губах Куколки. Пожалуй, он даже попросил бы пощады, не будь это унижение совершенно бесполезным. И вместо того, чтобы умолять — чего явно ждал его палач — Стрелок сердито прохрипел: — Ну?.. Заканчивай! — и зажмурил глаза. — Стой, Тигр, стой! Не надо! — голос Куколки взвился высокими нотами и сорвался почти на визг. — Выйди за дверь! — рыкнул посланник мафиози, но Куколка не сдавалась: — Он тут ни при чем!.. Ни при чем! Это Якупи! — Якупи? — Да, да, Якупи! Это он привел меня сюда! И ударил тоже он… А Тюремщик меня и пальцем не тронул! Дэн, хоть и лежал по-прежнему мордой в пол, в позе смертника, ухмыльнулся разбитыми губами… Куколка врала. Конечно, он ее тронул, и не один раз, и отнюдь не пальцем… и поначалу особо не спрашивал согласия… правда, она и не возражала… Заступничество ее скорее всего ничего не даст, только потянет время до казни еще минуты на две-три; но то, что Куколка врет ради него, врет ради спасения его никчемной жизни, наполнило Стрелка (или Тюремщика, для вип-клиентов клуба), какой-то глупой гордостью. Внезапно железная хватка ослабла, пистолет куда-то делся, и грубый голос Тигра скомандовал: — Встать! Стрелок был хорошим солдатом и знал, когда нужно подчиниться. Он беспрекословно выполнил команду и сумел утвердиться на обеих ногах без посторонней помощи. Штормить его штормило, и преизрядно, из носа по-прежнему шла кровь, а в голове бил колокол Сен-Мартина, но он держался. (1) Умение стойко переносить сильную боль было одним из его персональных талантов, а нынешняя боль, по десятибалльной шкале, тянула едва ли на пятерочку. — Дэнни!.. — Куколка рванулась к нему, и сердце Стрелка, которое он считал мертвым, жарко и глухо забилось… но Тигр рукой остановил женщину — точно опустил перед ней шлагбаум: — Подожди! Я еще не закончил с ним. Она послушно замерла на месте, молча, не сводя с Дэна встревоженного взгляда, полного слёз… и как же он был ей благодарен за это смирение, дающее ему шанс! Обычные бабы своими истериками и попытками лезть, куда не надо, всегда только все усложняли и усиливали мужской риск. Куколка же была женщиной особой породы… может, и не женщиной, а небесным ангелом, явившемся спасти его душу. — Она правду говорит про Якупи или тебя выгораживает? — отрывисто, по-военному спросил Тигр. — Правду, сэр. — Стрелок ответил тоже по-военному: сейчас это было правильно. — Сколько тебе заплатили за работу с ней? — Еще не заплатили, сэр. Обещали пятьсот. Тигр грязно выругался сквозь зубы — явно не по адресу Стрелка или Куколки — кивнул, показывая, что удовлетворен ответами, и распорядился на правах хозяина положения: — Твой контракт с Якупи аннулирован. Теперь ты временно работаешь на мистера Декса. — Ясно, сэр. Тигр убрал пистолет в кобуру и подбородком указал на Куколку: — Оставайся с ней до восьми утра. Сидите здесь, никуда не выходите, максимум — до конца коридора. В восемь посадишь ее в свою машину и отвезешь в Челси, к сестре. За работу получишь тысячу. Гонорар тебе передадут в клубе, обычным способом. Все понял? — Да, сэр. — Тогда спокойной ночи вам обоим. — и Тигр, человек мистера Декса, исчез за дверью бесшумно, как призрак — словно его здесь и не было… Оставшись наедине, Стрелок и Куколка молча обнялись и, поддерживая друг друга, пошли в ванную. Здесь она помогла ему смыть кровь с лица — и он, обычно не терпевший лишних бабских прикосновений, не отстранял ее, а с младенческим наслаждением принимал заботу, отдавал себя в распоряжение нежных рук с тоненькими пальчиками… Ванна тем временем наполнилась теплой водой и ароматной можжевеловой пеной. Стрелок первым забрался в нее и, снова приняв Куколку в объятия, уложил на себя. Она с детской доверчивостью прижалась к нему и положила голову на плечо. Сейчас ей точно не было важно, кто он такой, чем занимается в клубе и за его пределами. Дэн, повидавший на своем веку множество женщин и не питавший никаких иллюзий насчет Евиных дочерей (большинство из них были корыстными лживыми сучками), в очередной раз изумился, насколько Куколка отличается от них… Чернокудрая красотка не просто возбуждала до боли одним своим присутствием. За короткое время знакомства она так разбередила ему душу, что Дэн был готов умереть за нее. Умереть в прямом смысле слова. Со сладким ужасом он нехотя признался самому себе, что не на шутку влюбился. Влюбился впервые в жизни… Белоснежная пена окутывала их, как пуховое одеяло, удобный широкий подголовник мягко поддерживал шею, и Стрелок, обнимая и нежа Куколку, начал соскальзывать в дремоту, под затихающий звон колоколов. Она вдруг заплакала. Обхватила обеими руками — и плакала, плакала, уткнувшись ему в грудь, покрывала поцелуями его плечи, и не могла остановиться, как будто потоки слез вымывали из ее тела отраву и пережитый страх… Дэн поначалу просто опешил, не зная, что ему делать, чтобы остановить этот водопад. Давно, очень давно ни одна девчонка не льнула к нему так доверчиво в поисках защиты. Последней на подобное решалась младшая сестра, когда ему было четырнадцать, а ей — десять. Молли пряталась за его спиной от гнева отца, свято веря, что брат — костлявый подросток — сумеет защитить от взрослого, нетрезвого и вечно злого на весь свет мужчины с ремнем. И Дэн защищал, давал отцу отпор, за что, конечно же, после огребал вдвойне. Сестрица, правда, не отплатила ему благодарностью: когда его первый раз посадили за кражу мотоцикла, даже не приходила навещать. А потом и вовсе сбежала из дома, прихватив все сбережения из тайника брата. Так он впервые узнал женское предательство, но ему уже было плевать. После выхода из тюрьмы Дэн и сам вскоре оказался далеко от родного Дублина, на верфях Ливерпуля. Работал грузчиком, сварщиком, а вечерами выступал на подпольных кулачных боях в портовом кабаке. Там его и встретил ушлый янки, вербовщик в частную военную компанию… И понеслось: война на Балканах, война в Чечне, война в Конго, потом снова Балканы, контузия, комиссование, возвращение в Дублин и долгие унизительные хлопоты о ветеранской пенсии, которую пыталось зажать руководство компании… хорошо, старина Хью помог решить вопрос, свел в Лондоне с нужными людьми. Пенсия была назначена даже выше, чем ожидалось, но Лондон затянул Стрелка в свои паучьи сети. В «Трискелион» он попал случайно, по рекомендации одной богатенькой сучки, на официальную работу тренера по бодибилдингу и тайскому боксу. Неофициально же — стал секс-инструктором на тематических клубных вечеринках «для своих». Вскоре он прослыл мастером, способным любую пресыщенную дамочку излечить от фригидности, а заодно еще и от зазнайства. Платили ему хорошо, а риска и вреда здоровью было куда меньше, чем на кулачных боях, не говоря уж об армии. Стрелок поначалу думал, что это все ненадолго, но быстро привык к деньгам и возможности тратить их свободно, не считая каждый пенс. У него появилась своя клиентура, вип-заказы, и он сам не заметил, как, начав работать на моральных уродов, сам сделался одним из них. Стрелок стал Тюремщиком. Эта кличка приклеилась к нему крепче армейского позывного, когда он превратился в звезду тайной ночной жизни «Трискелиона». Куколку привели к нему «на воспитание» накануне вечером. Она считалась собственностью этого албанского хряка, Якупи. Хряк желал с помощью знаменитого Тюремщика, искушенного в сложной науке укрощения строптивых самок, «научить будущую жену послушанию»… Он только не учел, что Тюремщик влюбится в Куколку с первого взгляда — и снова превратится в Стрелка, и даже вспомнит свое настоящее, человеческое имя. А Куколка ответит полной взаимностью на его страсть, и откроет, что ее зовут Даниэла… И вот теперь, лежа в теплой ванне в обнимку с плачущей Даниэлой, Дэн О’Лири будто вернулся в свои четырнадцать лет и жестко заявил: — Если этот вонючий жирный боров, Якупи, еще хоть раз подойдет к тебе — я его в землю закопаю! Нет! Сперва прирежу, как свинью, и пущу на колбасу! Обещаю! — Что ты!.. Не надо!.. — она сильно вздрогнула, перестала плакать и в испуге посмотрела на него. — Надо, еще как надо! — свирепо возразил он и сделал резкое движение, словно сворачивал кому-то шею. — Нет, Дэнни, ты даже не думай о таком!.. Меня есть кому защитить, ты же сам видел… а вот ты можешь пострадать из-за Якупи… это ужасный, очень опасный человек, он… — начала было объяснять Куколка, но Стрелок уже не слушал. Ее слова -”меня есть кому защитить» — хлестнули его больнее, чем плеть: — Ну что у вас, баб, за дурная привычка, а? Сперва реветь в голос, а после причитать, ой, мол, я ничего такого… Тьфу! — он с силой шлепнул рукой по воде, чтобы сгоряча не сделать чего похуже! Она поняла, что сказала что-то не то, и, снова расстроившись до слёз, постаралась оправдаться: — Я просто не хочу, чтобы ты из-за меня подвергался опасности! Ну что я для тебя такое?.. Просто приключение… а жизнь ведь у тебя одна! И наверняка ты дорог еще кому-то… своим близким… побереги же себя для них! А я помолюсь за тебя святому Даниэлю… — Не для кого мне себя беречь. А из этого дерьма я уж как-нибудь выберусь и без твоей жалости… и твоего долбанного святого! — осознав, что чересчур размяк, Дэн столкнул с себя Куколку, рывком поднялся из воды и вылез из ванны, как злой кот. Холодный пол подействовал отрезвляюще. Стрелок схватил полотенце и принялся яростно растирать тело, чтобы согреться и убрать остатки пены — а заодно и остатки неуместного сочувствия. «Не заслуживают бабы ничего такого… Я-то, дурак, понадеялся, что действительно нужен ей, а она просто… притворщица. Развела тут сопли с сахаром, а я и повелся, лопух!» Даниэлита, по-прежнему сидя в ванной, испуганно следила за его действиями, но молчала…. дождавшись, пока он снова натянет черные кожаные штаны, робко спросила: — Дэн… ты не можешь найти какую-нибудь еду? Хоть печенье, хоть маленький сэндвич. Пожалуйста… я уже сутки ничего не ела. Он снова оторопел, обманутый в своих ожиданиях… Куколка и в момент ссоры повела себя не так, как другие женщины. Не стала ни хватать его за руки, ни уговаривать, ни ругаться в ответ… вместо всех этих бабских приемчиков кротко попросила принести поесть. Эта простая житейская просьба сразу остудила негодование Стрелка, а слово «еда» разбудило дремлющий голод. Дэн вспомнил, что у него самого маковой росины во рту не было, если не считать парочки крохотных канапе и бокала мартини в начале вечеринки. — Тебе только еды? А выпить что-нибудь будешь? — грубовато поинтересовался он, прежде чем выйти из ванной и отправиться за добычей. — Пожалуй… было бы неплохо… чтобы согреться! — она смущенно улыбнулась, выбралась из воды обнаженной ундиной… и необычайно грациозным движением подняла оброненное им полотенце. — Пожалуйста, Дэн, возвращайся скорее… Мне страшно оставаться одной. — Трусиха… — хмыкнул он и не удержался: все-таки притянул ее к себе, стиснул пониже спины и поцеловал в роскошные губы. Подхватил на руки, вынес из ванной, уложил на кровать, согретую недавней страстью, и закутал в одеяло: — Не бойся, я скоро… а чтобы никакой волк сюда не пробрался, закрою тебя на ключ. Оставив ее согреваться, он в одних штанах и босиком (сапоги где-то спрятались, а искать их было лень) выскользнул в темный коридор и спустился на первый этаж, где все еще продолжалась клубная вечеринка, правили бал духи порока и бесновалась опьяненная страстью толпа.****
Стрелок давно привык к атмосфере трискелионовских «балов», но сейчас это сборище уродов напомнило ему сатанинский шабаш. Ожившие картины того самого Ада, о котором когда-то талдычили в католической школе. «Грешницы», распяленные на всех поверхностях в самых причудливых позах, стонали, извивались и визжали, а похотливые «демоны» и «ведьмы» обрабатывали этих блудниц то членами и руками, то разнообразными штучками из клубного арсенала, предназначенными для экзотических удовольствий. Он постарался незамеченным миновать этот вертеп, чтобы попасть в рекреацию для персонала, расположенную за баром; но ему не повезло — в вип-зоне шла большая игра в карты. Двое дюжих охранников-албанцев тормознули его у барьера и молча указали дозволенный маршрут. Пришлось идти через зал. На танцполе к нему сразу же прилипли тощая блондинка, в кошачьей маске и в черном кожаном боди, выставлявшем напоказ сиськи с позолоченными сосками, и толстый кудрявый педик в серебряных стрингах: хотели зазвать «строгого дрессировщика» на тройничок… Он отмотался от них, показав условным жестом, что занят на всю ночь, и последнюю часть пути до бара проделал чуть ли не бегом, борясь с желанием как следует надавать по рылам всем прочим претендентам. В рекреационной зоне, к счастью, отдыхали всего двое ребят, настолько усталых и пьяных, что даже не посмотрели на Дэна, а в буфете было полным-полно еды. Он раздобыл бутылку джина Гордонс — напиток был крепким, но почему-то ему казалось, что Куколке понравится вкус ягод дикого можжевельника, потом сложил в ланч-бокс несколько сэндвичей с ростбифом, индейкой, ветчиной и сыром, туда же запихнул три красных апельсина, а оставшееся свободное пространство заполнил шоколадными конфетами в золотой обертке. Напоследок он прихватил пачку сигарет и пару стаканов для джина и пошел обратно кружным путем, чтобы больше не появляться в зале, не слушать рев и визг дьявольской своры. Стрелок немного нервничал, не случилось ли чего за время его отсутствия, но комната по-прежнему была надежно заперта, а ключ лежал у него в кармане. Внутри все было мирно и тихо. Куколка свернулась клубочком под одеялом и сладко спала. Он испытал странное чувство, похожее на умиление, и с минуту просто молча стоял возле кровати, пялился на девчонку — и улыбался, как последний дурак… Потом все же спохватился, что она сама его просила принести еды, сгрузил добычу на стол и потряс Куколку за плечо: — Эй, просыпайся, спящая красавица, пора подкрепиться… — Что, что такое?.. — она вскинулась испуганной кошкой и села. Убрала с лица растрепанные волосы и ошалело огляделась, как будто не сразу сообразила, пытаясь вспомнить, где находится… и что за полуголый мужик стоит рядом с ней, и откуда исходит соблазнительный запах свежего хлеба, сыра и фруктов. Чувство голода победило сонливость, и Даниэла окончательно выбралась из кровати: — Дэн… прости… одеяло было такое теплое, что я вырубилась под ним, как мертвая… Ему не понравилось это сравнение, он строго погрозил ей пальцем: — Хорош поминать покойников! А то нашлёпаю! Она, пряча улыбку, сложила ладони, как наложница перед султаном, и слегка поклонилась: — Прошу прощения, мой господин… — только прозвучало это не очень-то покорно, скорее игриво… и Дэн принял игру. Он испытующе заглянул ей в глаза, понизил голос и спросил: — Тебе правда нравится, когда мужчина рядом — твой господин? Нравится подчиняться мужчине? — Нравится… но только если он настоящий мужчина…- не сводя с него взгляда, тихо ответила она. То ли смысл сказанного Куколкой, то ли звук мягкого грудного голоса так подействовали на Стрелка, что он снова почувствовал сильное возбуждение и страсть. Только на сей раз Дэн не дал воли своим демонам. Нежно, без всякой грубости, взял Даниэлу за подбородок и столь же нежно поцеловал в губы. — Давай выпьем за то, чтобы настоящие женщины всегда находили своих настоящих мужчин… — прошептал он, когда поцелуй прервался, и поймал губами ответный шепот: — Давай… Между ними снова заискрило, и вот-вот могла ударить молния… и Дэн, пожалуй, готов был отказаться от ужина ради нового раунда любовного поединка, но Даниэла опомнилась первая и мягко удержала руки мужчины, готовые обвиться вокруг нее: — Я… я налью нам джина! — Нет, я сам налью… ты лучше достань сэндвичи! — распорядился он, и, пока она «хлопотала по хозяйству», разлил по стаканам «огненную воду» с ароматом можжевельника: — Тоник не нашел, будем пить чистый и заедать апельсиновыми дольками. Прежде, чем она успела выпить, Дэн разломал руками крупный красный апельсин, и, облизав сок с пальцев, вручил ей половину: — Кусай прямо с корочкой, она чистая. Так вкуснее… Она рассмеялась: — Думаешь, я не узнала красный сицилийский апельсин? Конечно, их надо обязательно есть с корочкой. Вот так… — Даниэла в свою очередь откусила от сочного пахучего плода, и на лице ее выразился простодушный детский восторг: — Ммммм… вкусно! — А ты думаешь, я не узнал в тебе дочь Италии, синьора? — Дэн смотрел на ее губы, в капельках оранжевого сока, и чувствовал, что вот-вот взорвется… никогда в жизни его так не влекло ни к одной женщине. Не желая выдать, какую власть она над ним обрела, он с деланной небрежностью отправил в рот апельсинную дольку, запил джином и усмехнулся. Сочетание можжевеловой горечи джина и солнечной сладости спелого цитруса было так похоже на них с Куколкой… Соединившиеся по воле случая в стенах богатого и чужого дома, они погрузились в опьяняющую сладкую страсть, с горьким привкусом скорого расставания. Безумная ночь еще не закончилась, Даниэлита была рядом, но Дэн вдруг остро ощутил, что уже тоскует по ней. Утро все расставит по местам, она уедет туда, где ее ждет родня, и, наверное, кое-кто побогаче и поблагороднее, чем старина О’Лири. А он… он вернется к своей грязной работе. Дэн глотнул джин, смывая сладость апельсина. Горько. Ну и пусть.****
Они ужинали долго, смеялись и болтали обо всем на свете, как старые друзья. Стрелок не мог припомнить, было ли в его жизни когда-нибудь такое — чтобы он всерьез разговаривал с женщиной о чем-то, кроме секса, и при этом чувствовал себя совершенно свободно. Не скучал и не искал повода поскорее заткнуть ей рот и повалить на спину… В армии и в клубе он несколько раз встречал существ, формально принадлежащих к женскому племени и бывших при этом «своими парнями» — но, понятное дело, такие были не в счет. То ли от джина на голодный желудок, то ли от желания, но Дэна непривычно развезло; захмелев, он крепко обнял Даниэлиту и задал идиотский, мальчишеский вопрос: — Я тебе правда нравлюсь, Куколка?.. — Да… — она так мило покраснела, что сердце Стрелка окончательно растаяло. — А… чем же я тебе так нравлюсь, а? — вышло еще глупее, но он уже не мог остановиться со своим «допросом». — Не знаю… но ты… ты… обалденный. Наверное, всем девчонкам от тебя сносит башню на раз-два… да, ты потрясающий и… ты как… как корабельный кот! — Кто-кто?.. Кот корабельный? — Ой, прости… — она вконец смутилась и закрыла лицо руками. — Я просто пьяная уже… не знаю, почему вдруг кот!.. — А мне нравится! — он громко рассмеялся, и у него еще больше потеплело в груди. Сэндвич с ростбифом показался вкуснейшей пищей на земле. Прожевал большой кусок, плеснул себе еще джина и добавил пару капель в стакан Даниэлы: — С котом меня еще не сравнивали, особенно с корабельным. С петухом драчливым — в детстве, потому что лягался больно и орал громче всех… С волком — да, с тем, который ест Красных Шапочек… С бойцовым псом, но это еще давно, когда воевал… — Воевал… ты что, был солдатом? — Ну да, был… штурмовиком, — неохотно подтвердил Стрелок, жалея, что сболтнул про свое армейское прошлое — ни к чему ей знать про все кровавое дерьмо, где ему довелось побарахтаться. Взгляд Куколки затуманился, блеснув болью потерь… Дэн ждал, что она сейчас припечатает его «убийцей», или ляпнет какую-нибудь сентиментальную глупость, но она вдруг мягким кошачьим движением перебралась к нему на колени, обняла за шею и поцеловала под ухом. Он беспомощно замер, как тот самый корабельный кот, злющий и ободранный, ждавший пинка и готовый в ответ вцепиться в обидчика — и внезапно получивший ласковое поглаживание и миску сметаны… В душе мигом расцвело неведомое прежде чувство, яркое, горячее… Дэн не смог бы дать ему название, просто хотел сохранить любой ценой! Возбуждение поутихло, точно смутившись этого нового состояния; но живое и горячее тело Даниэлы, льнущее к нему, губы с апельсинным ароматом, грива черных волос, спадающая на плечи, как шелковый плащ, и податливая упругость груди все-таки заново соблазнили его и вернули более привычные желания. Стрелок подхватил Куколку, распахнул надетый на ней банный халат — и усадил на себя верхом… член его давно был готов к продолжению игры и стоял так, как будто они впервые за вечер собирались заняться любовью. Дэн сжал свою женщину в тесном кольце объятий и властно вошел в нее, но предоставил полную свободу вести в этом танце наслаждения и двигаться в нужном ей ритме. Она все делала изумительно, просто сводя его с ума, и он упоенно целовался с ней, неожиданно открыв, что пресловутый «ванильный» секс может быть крышесносным… На этот раз терпения Дэна хватило всего на пару минут: удовольствие оказалось слишком ярким и острым для длительного раунда; но, мощно кончая, он отчетливо ощутил сильный спазм ее лона и особую дрожь, и понял, что она кончает тоже — одновременно с ним. И пока они смешивали сбитое дыхание и стоны, Стрелок запоздало вспомнил, что стоило бы все-таки надеть резинку; но эта мысль тотчас растворилась в море других переживаний, куда более приятных… Наконец любовники, взаимно утомленные и обессиленные, вместе перебрались в кровать и завернулись в одеяло. Обняв теплую талию Даниэлы и зарывшись носом в ее волосы, Дэн сам не заметил, как позволил себе полностью расслабиться — и отключиться. До утреннего прощания оставалось не больше трех часов…