***
На заправке было мало людей; погода уже начала портиться, словно отражая внутренние переживания парней. Накахара встал в небольшую очередь к сонной женщине, чтобы оплатить бензин, а Коля облокотился о капот машины, в попытке не упасть на землю. Ему было страшно. Впервые настолько страшно, что сердце болезненно сжималось при каждом вдохе. Больше всего раздражало, что они выключили телефоны, и Гоголь не мог узнать, что сейчас происходит. Может, их уже убили? В приступе отчаяния он набирает номер Сакагучи. Тот, как и всегда, отвечает почти сразу. - Что там сейчас происходит? - В смысле? Чужое непонимание породило еще большее удивление. - В смысле «в смысле»? – переспросил русский. – Вы разве сейчас не следите за ними со своим спецназом? Я думал, вы должны арестовать мафию, когда Осаму предоставит для этого шанс. - Он мне ничего не писал и не звонил, - хмыкнул Анго. – Он решил нарушить сделку? - Я… Я не знаю, - в груди что-то упало. – Блять, только не делай ничего. Я скоро буду в Йокогаме, сейчас просто найди их. Они отключили телефоны. - Если что-то пойдет не так, я арестую их до твоего приезда. - Блять, Анго! – но поздно, тот уже отключился. – Сука! – Гоголь со всей силы пинает шину. Ему уже плевать на случайных зрителей. Он осознавал, что сейчас очень сильно подставил свою семью. - Коль, с кем ты говорил? Ох, а вот о Чуе он забыл. Что ж, теперь они оба проебались. - Это не так важно, но теперь у нас еще меньше времени, - странно-хриплым голосом ответил Гоголь. Чуя тяжело вздохнул: понимал, что расспрашивать сейчас не стоит, потому осмотрелся, пытаясь придумать хоть что-то. Вокруг ни души, последние уже уехали, недалеко стоял лишь одинокий байк, оставленный хозяином. Стоп… А это идея. - Ты умеешь угонять мотоциклы? - Я и ездить то на них не умею, - повел плечами Николай. Он взглянул в сторону уборных, откуда через пару мгновений вышел какой-то юноша и пошел к своему транспорту. – Но у меня есть идея похуже. Подыграй мне. Парень, видимо, слушал музыку, поэтому и не услышал приближения со спины. Опомнился, когда почувствовал что-то упирающееся ему в спину, чьи-то руки бросили наушники на землю. - Заведи мотоцикл и останешься жив, - холодно сообщил Коля. Тот явно услышал щелчок предохранителя и задрожал. Хотел закричать, но понимал, что его быстрее убьют, чем он откроет рот. - Х-хорошо… Только не убивайте меня, пожалуйста… У меня дома жена с ребенком… - он медленными шагами пошел в сторону мотоцикла. Гоголь от его слов почувствовал себя еще хуже. В кого он превращается? Ему и сейчас противно от собственного поступка, и это даже не совесть. В какой бы мере он не был связан с нелегалом, различными преступлениями, тяжело было угрожать совершенно безобидному человеку, который и сделать то ничего не может. Но он быстро подавил приступ жалости, у него самого сейчас семья в пятистах километрах отсюда рискует своей жизнью лишь бы спасти их. Коля понимал, что не будь его самого и Накахары, Осаму с Федором бы уже давно сдали правительству мафию и отсидели бы в тюрьме за все свои действия. Он был уверен, что заключение даже не пугало их, особенно в компании друг с другом. Но каждый день он видел в глазах Достоевского упрямую борьбу, те огоньки, что буквально кричали: «какой смысл мне быть там, где не будет тебя?», и он не был уверен, но подозревал, что Чуя видел в карих глазах что-то подобное. Их любовь была превращена в созависимость. И обычно зависимости убивают, но не в этот раз. Они как спасательный круг в бескрайнем океане, помогают держаться на плаву, дают силы, чтобы плыть дальше в поисках любого кусочка суши. Но что будет, стоит им найти остров и оставить их спасение в водной глади? Разве они смогут так просто бросить? - Коль, у нас нет времени на размышления о бытие, - ядовито процедил Чуя. Николай наконец вырвался из плена собственных мыслей, увидел, что подросток уже занял место у управления, надел шлем, а теперь ждал его самого, протягивая второй. Незнакомец, которому они угрожали, лежал без сознания на траве. Русский вздохнул, надел шлем, обхватил Накахару за талию и уверенно кивнул. Тревога в груди начала понемногу сменяться надеждой. Если они будут ехать достаточно быстро, то будут в Йокогаме уже через три часа.***
Получилась довольно забавная картина. Более сотни хорошо вооруженных людей просто стояла и следила за ходом обычной шахматной партии, даже не осознавая, насколько та важна. Без приказа они бы и не осмелились напасть, уж слишком боялись босса, а если быть точнее, то его правой руки, что уже скоро должна была прийти. Шибусава умел запугивать. Армия поменьше, что пошла против босса мафии, вела себя более вальяжно, понимая, что их помощь почти не потребуется. Они явно ощущали себя декорациями. Ищейки почти сразу осели на землю и завели непринужденный диалог. Шеф полиции подключился к ним спустя минут пятнадцать. Эдгар и Рампо встали за спиной Дазая, дабы видеть шахматную доску и наблюдать за ходом событий. Это не было так интересно, как на разных профессиональных турнирах или в фильмах, где победа достигается буквально за пару секунд, а оппонент сидит в шоке. Нет, здесь каждый ход был продуман настолько, что становилось страшно, насколько умны эти двое. Казалось, что они могут рассказать все действия друг друга, даже не пододвинув ни одну фигуру. Настоящие Шерлок и Мориарти, нахуй. - У меня вопрос. Не как для врага, - уточнил Дазай. - Я никогда не против наших бесед, - пожал плечами Верлен. - Рембо. Почему ты его отпустил? У тебя много связей, ты мог обратиться к тому же Эдогаве. При упоминании о бывшем друге в глазах Поля появилась безграничная печаль и нежность, граничащая с безумием. - Не стану спрашивать, общался ли ты с ним, так как все очевидно, - смешок. – Понимаешь, Осаму, если ты знаешь, что человек никогда не будет твоим, то любить его можно бесконечно долго. - Портрет Дориана Грея? – уточнил шатен, на что получил кивок. – Нужно будет перечитать. - Великолепное произведение, - улыбнулся Поль. – Так вот, я не из тех людей, кто боится боли, тебе ли не знать моей истории. Наша любовь с Артуром была слишком крепкой, братской, я понимал, что не могу жить без нее. Пока он где-то там, где я не знаю, и он жив… Моя любовь живет. - А если я скажу тебе, что он мертв? – взгляд настолько резкий, что буквально пронизывает тело напротив. – Нет, он жив, но лишь благодаря самому себе. Ты знаешь, что на него охотятся? По телу Верлена проходит едва заметная дрожь: - Кто? - Шибусава, - пожимает плечами. – Это лишь наше предположение. Но к Рембо частенько приходят люди из мафии с весьма дурными намерениями. Их же не ты посылаешь? Голубая радужка потемнела, было заметно, что тот злится, пускай и не хочет верить. - Давненько я не видел в твоих глазах столько эмоций, - насмешливо усмехнулся Дазай. – Я сказал всего два слова, а ты уже выглядишь так, будто хочешь моей смерти. Ты так волнуешься из-за пустяков, - он раскатисто смеется, не замечая, как начинают дрожать пальцы Верлена. – Ты изменился. Ты стал слабым. Поль прикрыл глаза в попытке не дать словам ворваться в его сознание. Раньше это было привычкой, а сейчас давление стало сильнее. Достоевский смотрел на него даже с какой-то жалостью, прекрасно понимая, что чувствует бывший босс. Он положил руку другу на плечо, намекая, что пора остановиться. Все же им нужен был не он, а Коллекционер. - Прошу прощения за опоздание, - внезапно раздался голос. – На дорогах пробки. Осаму, едва завидев знакомый силуэт, скинул чужую ладонь со своего плеча. Шибусава встал рядом с Полем, выглядел он чересчур уверенным в себе. Это злило. Он недооценивал своего врага. - Призрак, - смотрит на оппонента. – Чуя передавал тебе привет. Достоевский едва сдержал фырканье: на Дазае это бы сработало, будь это он сейчас. Он пристально следил за этими двумя, буквально ощущая напряжение между ними. - Вряд ли ты уже услышишь его милый голосок, - со смешком продолжила правая рука. Он не понимал, почему не видит злости в карих глазах, вообще ничего, кроме маниакального желания убить. Что ж, это напрягало. - У меня тоже есть для тебя послание, - невозмутимо ответил Осаму. – От Рембо. Он желает тебе скорой и мучительной смерти, - на лице расползается хищная ухмылка. – Хотя чего это я? Он и сам может тебе это сказать. В чужих глазах появилось не удивление и страх, как ожидалось, а лишь гнев. Дазаю даже не требовалось оборачиваться, он знал, что Рембо выходит из-за угла и встает по левую руку от него. - Артур, - с придыханием произнес Верлен, неотрывно смотря на старого друга. Он не почувствовал, как Шибусава кладет свою ладонь на его плечо, несильно сжимая. Пытался перевести внимание на себя, но не выходило. – Я… - его взгляд выражает все чувства, заменяя слова. Мужчина лишь улыбается уголками губ: - Знаю, я тоже скучал, Поль. - Артур, какое счастье вновь видеть тебя с нами, - с натянутой улыбкой приветствует знакомого Шибусава, но его прерывают злобным взглядом. - Я не с тобой разговариваю, тварь, - было непривычно слышать что-то такое от ранее всегда уважительно бизнесмена. Осаму закатывает глаза и фыркает на всю эту «милую сцену». Он быстро двигает одной из своих фигур, после чего встает и направляет кольт на Тацухико: - Шах и мат. Ему плевать на то, что на него в тоже мгновение наставляются дула пистолетов. За его спиной все также вытащили стволы, готовясь защищать. Рембо тянет лучшего друга на себя, а тот, поддаваясь, становится рядом с ним, удивленным взглядом глядя на доску и пытаясь понять, где он оступился в этой игре. Он только позже поймет, что эта битва была проиграна еще до ее начала. Потому что он играл не с тем, кого знал столько лет, а с совершенно иным монстром из Преисподней. - Не торопись, Осаму, - Шибусава вновь становится змеей, коей был всегда. Его не пугает риск смерти, он знал, что Дазай не убивает. Только вот не ошибался ли он? – Твой возлюбленный умрет без этого, - в его руках появляется небольшой пузырек с неизвестным содержимым. – Как вижу, он бьется в конвульсиях где-то за тысячи километров отсюда. Убьешь меня – убьешь его. Он смотрит на оппонента, прямо в черные глаза, ожидая увидеть страх за жизнь близкого, злость, но тьма остается абсолютно спокойной, в ней даже виднеются смешинки. И да, шатен спустя пару мгновений начинает заливисто смеяться, прекрасно понимая, как напрягаются все, кто слышит этот безумный смех. Он тоже вел себя так, сжимался под одеялом, надеясь, что отец скоро перестанет. Осаму медленно обходит стол, делает пару шагов навстречу Тацухико, даже не глядя, пускает пару пуль в двух людей, что уже готовились нажать на курок. Наслаждается страхом в рубиновых глазах, а после сильно сдавливает чужую шею своей ладонью. Также, как когда-то делали и с ним. Полнейшая тишина прерывается звуком столкновения стекла с асфальтом. Та самая неизвестная жидкость расползается небольшой лужицей на сером камне. - Как жаль, - лицо выражает всю степень горечи и раскаяния, но уже через секунду губы растягивает довольная ухмылка. В груди что-то сильно давит, он буквально слышит звон цепей, сдерживающих последующую за всеми действиями скорбь. – Как думаешь, что может заставить меня не убивать такую ничтожную мошку, как ты? – в доказательство своих слов, он прижимает дуло к чужому виску, продолжая упиваться искренним ужасом в алых радужках. Краем глаза шатен видит, как Верлен пытается вырываться из хватки друга, чтобы спасти любовника, но Рембо лишь крепче сжимает чужое запястье. Также замечает, что вокруг все еще слишком много людей, пускай и не собирающихся убивать его. Такое столпотворение начинало раздражать. - Все, кто хочет остаться в живых, съебали отсюда, - громче командует он. Первые несколько секунд солдаты мнутся, вынуждая Дазая убить еще одного из них. Спустя уже минуту, на поле боя остаются лишь они, Артур с Полем и Достоевский за его спиной. - Чего ты ждешь? – вновь забирает его внимание Шибусава. На этот раз он даже не боится, смирился со своей участью. – Вперед, убей меня! - Не-е-ет, - чересчур сладко тянет старшеклассник. – На колени. - Никогда в жизни, - неуверенно усмехается Тацухико. - Такие как ты, вы все, только и могут, что прислуживать, - он улыбается лучшей ухмылкой своего отца. Властной, кровожадной, совершенно безумной. – И вас всех нужно перестреливать еще при рождении, - уже тише. – Ты слишком долго ходил на этой земле, не заслуживая того. Он с силой давит на чужие плечи, все же заставляя опуститься на колени и зло цокнуть языком. Но на этот раз ярость не могла скрыть ужаса в глазах. Дазай действительно отменно вводил в такое состояние своими словами, своим видом и действиями. Пожалуй, только сейчас Шибусава начал понимать, почему его любовник испытывал страх перед бывшей правой рукой. - Моли меня о пощаде, ничтожество. Федор почти не верил в то, что видел. Насколько он помнил, именно так описывал своего отца его лучший друг. А теперь он делал тоже самое, говорил его же фразами. Он бы соврал, сказав, что сам не боится. Но вот испытывал ужас по-другому поводу: сможет ли их обычная традиция вернуть прежнего Осаму? Сможет ли вообще хоть что-то вывести его из подобного транса? Что ему делать, если монстр навсегда обосновался в его теле и разуме? - Моли, иначе я его убью, - как кстати, во второй руке также появляется ствол, на этот раз направленный на бывшего босса. - Дазай, мы так не договаривались, - возмущенно напоминает Артур, но чужой взгляд осаждает его. - Моли, - повторяет шатен. Шибусава фыркает: - Да плевать мне на него, - он даже не смотрит в глаза любовника при этих словах, не видит всю боль предательства. – Я использовал его, чтобы встать во главе мафии. И молить о пощаде тебя я не собираюсь, ублюдок. Хочешь убить – стреляй! Осаму тихо смеется, запрокидывая голову навстречу несуществующим лучам солнца: - Что и требовалось доказать, - он бросает один из пистолетов на землю, показывая, что даже не собирался убивать Верлена. Второй же снимает с предохранителя, уже со скукой смотря в глаза оппонента. Остается секунда прежде чем он нажмет на курок. И Шибусава это видит, борется с самим собой, чтобы действительно не начать молить: умирать ему не хочется. Остается секунда. Всего лишь секунда до полного выигрыша и поражения. Только вот Федор не уверен, что победа будет на их стороне. Они проиграли еще до того, как пришли сюда. И он понял это в тот момент, когда увидел лучшего друга в кабинете его же отца, с совершенно другими глазами и целями. Что значит выигрыш, если он потерял себя? - Осаму! - Федя! Два громких оклика и сердце заходится в чечетке, кислород вновь начинает поступать в легкие, тишина перестает так давить. Достоевский оборачивается и видит бегущих к ним Гоголя и Накахару, что словно и не понимали всего происходящего. Федор хотел бы остановить их, боялся реакции Дазая, но все слова, все переживания в миг испарились из его головы, стоило почувствовать такие знакомые объятия, такой родной запах цитруса и крепкого табака. Стало так плевать на то, что будет… Русский только сейчас понял, насколько устал, потому позволил себе хотя бы пару секунд отдыха в объятиях своей любви. Шатен оборачивается и смотрит непонимающе на приближающегося к нему подростка. В его голове столько вопросов: кто это, почему его окликнул, что ему надо. Что-то в голове буквально кричит об опасности, в то время как в груди вновь возникло то тянущее чувство, словно цепи рвутся под натиском столь знакомой голубизны чужих глаз. Чуя останавливается в паре шагов от возлюбленного, понимая, что здесь что-то не так. Это был не его Осаму, это была даже не та личность, закованная внутри него самого. От этого человека так и веяло опасностью, но Накахара никогда не был трусом. - Осаму, - вновь позвал его рыжеволосый, его глаза буквально молили узнать его, вернуться. Но в этот раз от подобного взгляда шатен не испытывал прежнего удовольствия, напротив, хотелось увидеть обратное. Он, словно под влиянием неведомой силы, отпустил рукоять ствола, позволяя выпасть из руки и опуститься на влажный асфальт. Когда успел пойти дождь? Дазай сделал первый неуверенный шаг навстречу такому яркому на фоне всего окружающего мира подростку. Он более не мог игнорировать боль в области сердца, что бешено набирало обороты; перед глазами мелькали какие-то картинки, он совсем не узнавал в них себя, но, безусловно, там он был счастлив, а рядом с ним всегда находился этот коротышка, заражающий своей улыбкой. Осаму и не заметил, как сделал последний шаг, оказываясь к, казалось бы, незнакомцу почти вплотную. Чуя смотрел на него с такой искренней мольбой, почти слезами: - Вернись ко мне, глупая рыба. Ему хватило прикоснуться подушечками пальцев к колючей щеке, как тело напротив буквально пронзило чем-то, что тот от сильной боли сложился пополам и часто задышал. Накахара смотрел на него со страхом, с нежностью перебирал чужие пряди. Шибусава в это время, улучив момент, попытался доползти до лежащего на земле ствола, но не ожидал, что его грубо ударят ногой. - Сиди и не двигайся, - холодно проговорил Верлен, направляя на любовника уже свое оружие. В его глазах была заметна боль от предательства и холодная ненависть. Атрур же, продолжавший держать друга за запястье, выглядел довольным. Дазай почувствовал, как все эмоции, до этого испытываемые им самим накатывают волнами, высасывая все силы. Он безвольно упал на колени и уперся головой подростку в живот, выдыхая такое хриплое и нежное: - Чуя… Рыжеволосый выдохнул с облегчением, крепче прижимая к себе возлюбленного, силясь не заплакать. Он так боялся, что больше не услышит родной голос, не почувствует чужие руки на своих… Как хорошо, что страхи ушли под напором такого болезненного счастья. - Сам Дазай Осаму добровольно опустился на колени, - без намека на жалость произнес Поль. – Не думал, что доживу до этого дня. - Порой нам всем нужен человек, с которым мы сможем быть слабыми, - улыбнувшись уголками губ, ответил Рембо. Никто не знает, сколько все это длилось. Секундное спокойствие перед воем сирен. И наконец Николай вспомнил то, зачем они ехали столь быстро. - Блять, нам нужно сматывать, - он все же отстранился от возлюбленного. – Это Сакагучи. Было сказано достаточно громко, чтобы Осаму услышал это. Он устало поднял голову, взглянул на лучшего друга. Зачастую им и слова не были нужны, чтобы понимать друг друга. Достоевский явно видел в карих глазах уже заебавшее его: «уходите, я разберусь». На этот раз он не собирался слушаться. - Не в этот раз, Призрак, - уверенно мотнул головой Федор. - Демон… - уже хотел начать Осаму, но замер, завидев подходящего к ним Анго со своим спецотрядом. - Арестуйте Поля, Шибусаву и Дазая, - холодно приказал он. Шатен поднялся с земли с помощью Чуи, поддерживающего его. Он взглянул на старого знакомого уже без какого-либо превосходства, слишком устал. - Анго, мы так не договаривались. - Я видел, как ты убил тех троих. Об этом мы тоже не договаривались, - отрезал Сакагучи. Казалось, что у Осаму даже нет сил договариваться о чем-то. Он то и вертикальное положение держал с трудом. - Не так быстро, - появления Рампо никто не ожидал. – Сакагучи, давненько не виделись, - было произнесено с явной насмешкой. – Оставь Дазая в покое, и никто не узнает, каким образом ты занял нынешний пост. Все не без интереса наблюдали, как Анго поджимает губы, а после, видно, что через силу, кивает своим подчиненным, намекая послушаться. Они наблюдают как люди в форме забирают Шибусаву и Верлена, последний совсем не выглядел поверженным, знал, что уже через неделю будет с названым братом очень далеко отсюда. - Постарайтесь более не попадаться мне на глаза, - Сакагучи осмотрел всех оставшихся предупреждающим взглядом, после чего уехал. Тишина больше не была напрягающей, но однозначно некомфортной. Присутствие трех трупов так вообще никого не интересовало. Осаму сделал то, о чем мечтал слишком долго. Он прижал к себе Чую в крепких объятиях, будто собирался задушить, поцеловал куда-то в макушку и наконец позволил себе расслабиться, чувствуя, наконец, не тот лед, а самое настоящее пламя, согревающее его изнутри.