Прекрасный принц

      Чуя внимательно слушал каждое слово, произнесенное лучшим другом, и ощущал, что тревога понемногу отходит на второй план. Потому что рассказ Рюноске действительно стоил того, чтобы отвлечься. Мало того, что он влюбился, так еще и в парня. Хотя, Накахару все же сильнее удивлял первый факт. Еще давно он понял позицию друга на счет любви и отношений, и больше не доставал. Честно говоря, он не мог представить его с девушкой, чтобы они ходили за ручку по парку и улыбались солнышку. Но если подумать, то и Достоевского с Гоголем он не мог представить в такой ситуации. Хотя, чего уж там, даже их с Осаму. Все это казалось слишком… блевотным? Неподходящим? Они любили валяться у кого-то из них дома на кровати и просто молча обниматься, курить на пристани, разглядывать звезды и обсуждать что-то философское или давно забытое. Про русских друзей он не мог сказать ничего определенного, но знал, что у тех есть собственный способ приятного времяпровождения с партнером.       Чуя вспомнил тот день, когда им сообщили о смерти Ширасэ. Это же тогда Акутагава разговаривал с кем-то по телефону и странно улыбался. Что ж, теперь подросток точно знал, что это был парень. И он бы хотел, чтобы лучший друг пришел к нему с этим разговором раньше, но и сейчас был крайне доволен, что тот вообще решился. И слегка эгоистичная мысль, что он поможет ему ненадолго отвлечься от всего того пиздеца. Поэтому рыжеволосый сходил на кухню, достал бутылку вина и пару бокалов, а после ответил на вопросительный взгляд Рюноске. — Ты сказал, что у меня на всю ночь, тем более с темой про отношения. Ты, как хочешь, но вот я выпью. Он знал, что после этих слов, друг пододвинет бокал чуть ближе к себе. — Ты не выглядишь удивленным, — заметил брюнет. — Я знал, что тебе кто-то нравится еще с того дня, как нам сообщили о смерти Ширасэ. И я бы больше удивился, будь это девушка, — фыркнул Накахара и поставил бутылку на стол. — Думаешь, я не могу встречаться с девушкой? — Да, — прямо ответил Накахара. — А теперь рассказывай о своем баристе. — Ну, ему двадцать один, хотя он выглядит моложе меня. Учится на ветеринара, подрабатывает в кофейне, любит подкармливать бездомных животных, а еще у него есть очень милый котик по кличке Тигр, которым заполнена вся его галерея, — он по-доброму усмехнулся на это. Чуя едва сдержал визг от этой картины. Он очень долго хотел увидеть влюбленного Рюноске, и наконец мечта сбылась. — И тебе интересно, как понять, что ты влюбился в парня? — уточнил рыжеволосый, тот кивнул. — Не против, если я позову еще одного эксперта? Акутагава нахмурился, но не сказал ничего против, поэтому Накахара подошел к лестнице и громко крикнул: — Коля! Меньше чем через минуту на первый этаж спустился еще один парень, которого Рюноске никогда не видел. — Коль, это один из моих лучших друзей — Рюноске. Рю, это Коля, друг Осаму, а также человек, состоящий в отношениях с другим парнем уже на протяжении… — Трех лет, — закончил за рыжеволосого Гоголь. — Три года? — удивился Чуя. — Ебануться. В общем, Рю нужно узнать, как понять, что ты влюбился в парня. А вообще просто как понять, что ты влюбился, так как это его первая влюбленность. Вот тут уже удивился Николай, но взглянув на нового знакомого, понял, почему так. Тот слегка был похож на Достоевского в день их знакомства, такой же нелюдимый и холодный. Что ж, пришло время сводить еще одну парочку. Акутагава даже смутился от столь пристальных взглядов на себя. — Вы… — он сделал глоток вина, дабы промочить горло. — Можете рассказать, как поняли, что влюбились в своих? Чуя сел на диван и задумался: — Хм… Ну, я хотел убить его больше, чем других. У меня складывалось ощущение, что у него совершенно нет инстинкта самосохранения. А потом я увидел, как он обращается со своим братом, и иногда он высказывал такие мысли, что походил на какого-то философа лет восьмидесяти. Не знаю, влюбленность появилась почти сразу, а вот любовь… Я еще ни с кем не чувствовал себя так свободно и комфортно. Но убить эту тварь хочется до сих пор, — прошипел подросток, не замечая, как рука сжимает стекло с все большей силой. Гоголь легко коснулся его плеча, вырывая из плохих мыслей, и затем ободряюще улыбнулся гостю: — Знаешь, любовь — довольно странная хуйня. Она может причинить такую боль, что ты не захочешь более жить. Но в этом и ее прелесть. Какие бы эмоции она не вызвала, они навсегда останутся самыми сильными. И стоит один раз попробовать этот наркотик — ты не сможешь больше без него. Тебе будет невыносимо скучно. — Поэтому люди так хотят любить? — поинтересовался Акутагава. Почему-то этот человек вызывал какое-то доверие, в его глазах было то, что притягивало. С ним не возникало никакой неловкости. — Именно, — он улыбается. — Одновременно прекрасная и ужасающая вещь. Так, почему ты думаешь, что влюбился в того баристу? Как его зовут хоть? — Накаджима Ацуши, — ответил подросток и почувствовал, как уголок его губ дергается в улыбке. — Не знаю. Я часто раньше ходил к нему в кофейню, мы сидели там, а потом начали гулять вместе. Он всегда рассказывает что-то интересное о своей жизни, о коте, о работе. И о чем бы он не говорил, его глаза всегда горят таким интересом, жаждой жизни… Он очень красивый, а его улыбка просто… — Рюноске замолчал, увидев снисходительные улыбки напротив. — Что не так? — Просто непривычно видеть тебя таким… одухотворенным, — усмехнулся Чуя. — Твоя убийственная аура изменилась, это довольно забавно. Брюнет покраснел, а Коля, заметив это, несильно пихнул друга локтем под ребра, не убирая улыбку с лица: — Это абсолютно нормально при влюбленности, не переживай. Поначалу эмоции будут зашкаливать, — Николай небрежно махнул рукой. — Я вот, например, когда влюбился в Федю, ходил в вуз даже с температурой под сорок только чтобы увидеть его. Моя тупость чуть не довела меня до пневмонии, зато, когда я очнулся в больнице, он сидел рядом, — ностальгирующе улыбнулся блондин. — Конечно, мне потом знатно выебали мозги… — уже тише добавил он. — В общем, потом все поуляжется, и ты станешь более спокойным, просто к этому человеку останется сильная привязанность. Акутагава задумался. Судя по всему, он действительно влюбился, иначе бы Накахара, знающий его лучше всех, так не реагировал. Но что теперь ему делать с этой информацией? Признаться Ацуши? А если он ему не нравится? А если ничего не получится из-за разницы в возрасте? И с каких пор он начал ебать себе мозг столькими вопросами? — И что мне теперь делать? Просто рассказать ему о своих чувствах? — неуверенно спросил брюнет. — Не, это слишком скучно, — фыркнул Чуя. — Да и с хуя ли ты должен делать первый шаг? Кто у вас главный во взаимоотношениях? — В смысле «главный»? — Ну, ты будешь его ебать или он тебя? Округлившиеся глаза лучшего друга стоили того, чтобы запечатлеть их на камеру, но как назло, телефона рядом не оказалось. — Ты пугаешь его, — цыкнул Николай. — Прям как Осаму, — закатывает глаза. — Рюноске, успокойся, — он переводит успокаивающий взгляд на гостя. — Как думаешь, твои чувства взаимны? Смена темы возвела свой эффект, и подросток более-менее расслабился: — Думаю, да. Конечно, если он правильно понял все объятия, хождения за ручку, флирт, глаза, останавливающиеся на его губах. Должен же он что-то смыслить в людях? — Тогда признайся ему, — пожал плечами Гоголь. — Как сказал Чуя, это скучно. Но тебя это не должно волновать. Ни у каждого должна быть столь эмоциональная история любви, — он чуть насмешливо посмотрел на друга, на что тот закатил глаза и пригубил вина. — Пригласи его на прогулку куда-нибудь, где будет мало людей, чтобы вам было комфортно. Там и скажи все.

***

      Они уложили захмелевшего от вина Акутагаву в гостевой комнате, а сами вернулись на кухню, дабы допить оставшееся. Спать не хотелось. Конечно, тревога за возлюбленных не ушла, но слегка стихла благодаря беседе и алкоголю. Сейчас по крайней мере не хотелось рвать на себе волосы от неизвестности. — Кстати, ты не рассказывал мне, как признался Федору в чувствах, — заметил рыжеволосый. — Я и не признавался, — усмехнулся Гоголь. Встретив недоуменный взгляд, решил продолжить. — Ну, как сказать. Я понял о своих чувствах уже спустя пару месяцев нашего знакомства. На самом деле, я довольно влюбчивый человек, поэтому даже не предпринимал ничего, думая, что это лишь мимолетное увлечение. Но мои чувства лишь крепли, а я становился все более назойливым. Я не говорил ему о своих чувствах, потому что он и так видел их в моих глазах, а я это знал. Но он не отталкивал, не отвечал взаимностью, вообще не обращал на это внимания. А вот его признание… — он чуть засмеялся. — Это было куда веселее.

*

      Достоевский не любил солнечные дни в Питере. Мало того, что это было непривычно, так и яркие лучи, желающие сделать его слепым, раздражали. Но главной проблемой был его навязчивый друг, который с появлением солнышка, запасался огромным количеством энергии и разговаривал просто не переставая. И не только. Тактильность, шуточки, подъебы, легкий флирт — все это было в меню на сегодняшний день, потому уходя из квартиры, Федор предусмотрительно кинул в рюкзак таблетки от головы, надеясь, что этого хватит, дабы не убить Николая хотя бы в первый час.       Пытаться прятаться от него в университете являлось бессмысленным как минимум потому что тот выучил расписание своего нового друга, и ждал у каждой аудитории. За опоздание на собственные пары ему ничего не было, так как он оправдывался делами старосты, да и с преподавателями общался лучше всех, помогая проверять работы студентов, даря презенты на каждые праздники и в общем составляя компанию за чашечкой чая.       Федор уже был готов к тому, что через секунду его стиснут в объятиях, стоило открыть двери, но нет. Мимо него сновали знакомые лица, но на Колю и намека не было. Казалось, он должен был почувствовать облегчение, но тревога сжала сердце в своих тисках. Еще ни разу за эти несколько месяцев тот не прогуливал, а потому и всегда следовал за первокурсником, болтая о том, о сем.       Достоевский нахмурился, внимательно осмотрелся, но не заприметив светлую макушку, пошел к своей аудитории, стараясь игнорировать навязчивые мысли в голове. Увидев свою группу, он едва сдержал вздох, полный облегчения, так как Гоголь стоял там, разговаривая с кем-то из его однокурсников. Но все же что-то было с ним не так. Обычно он эмоционально жестикулировал, едва заставлял себя стоять на одном месте, потому что энергия переполняла тело. Сейчас же казалось, что он еле держится на ногах. Федор подошел ближе и был удивлен тому, что услышал. — Нет, ты меня не понял, — хрипло, от того и более жестко проговорил Николай, после чего сильно закашлялся. — Мне абсолютно поебать, что у тебя за отношения с преподом, но сейчас ты должен пойти к декану и забрать работы. — Но почему я?! — возмущенно воскликнул парень. Николай зло рыкнул и схватил того за воротник рубашки, резко притягивая к себе: — Потому что мне, блядь, так захотелось. Что ж, этого хватило, чтобы первокурсник испуганно закивал, вырвался из чужой хватки и побежал по коридорам. Коля же согнулся в новом приступе кашля, сильнее предыдущего. Потом выпрямился, сделал глубокий вдох-выдох, повернулся и быстрыми шагами пошел по другим делам. И он прошел прямо мимо Достоевского. Даже задержал на нем секундный взгляд, но просто прошел мимо. Федор остался стоять на месте, удивленно смотря вслед своему навязчивому другу, не понимая, что происходит. — Он сегодня с самого утра такой, — к нему подошел его однокурсник, с которым они сидели рядом и иногда переговаривались. — Сказали, что уже час гоняет по универу и на всех орет. А еще кашляет. Кажется, заболел, но хуй знает, почему пошел на учебу. Брюнет перевел на него взгляд и повел плечами: — А нахуя мне эта инфа? — Чтобы ты поговорил с ними. Вы же друзья, — как само собой разумеющееся ответил Иван. — Мы не друзья, — скривился Федор. — Пизди, сколько хочешь, Федь, но обычный знакомый так бы не реагировал, если бы мимо него прошли и не поздоровались, — усмехнулся парень. — Ладно, потом разберешься, идем на пару. Слышал, у препода сегодня настроение хуйня, так что лучше нам не опаздывать.

***

      Достоевский решил, что поговорит с Колей, если тот первым подойдет к нему, потому что сам он начинать разговор не собирался. Ему это не нужно было. Абсолютно. Ему было куда комфортнее без собственной мухи над ухом. Но тогда почему он продолжал тяжелым взглядом провожать ходящего по коридорам третьекурсника? Почему каждый раз, когда тот начинал кашлять, хотелось подойти, встряхнуть его и послать домой лечиться? Что за хуйня?       У него сейчас было окно перед последней парой, поэтому Федор решил, как и обычно отправиться в мужскую раздевалку, соединенную с душевыми, ведь знал, что сейчас там никого не будет, а значит, можно посидеть в тишине и отдохнуть от постоянного гула. Но стоило ему зайти, как он услышал шум воды, а после сильно знакомый кашель.       Тяжело вздохнув, он все же прошел в душевые и замер на пороге, не ожидая увидеть такую картину. Блондин сидел на кафеле прямо в одежде под струями воды и трясся так, словно оказался в одних только шортах на северном полюсе. Даже отсюда был слышен стук его зубов, губы заметно дрожали, глаза полузакрыты, а сам парень обнимал свои колени, стараясь согреться.       Достоевский недовольно цокнул языком и подошел ближе. Не боясь промочить свою одежду, он опустился на колени рядом со своим «другом» и коснулся ладонью его лба. — Блять, да ты весь горишь! — М-мне хол-л-лод-дно… — еле проговорил Николай, не открывая глаз. Федор тут же снял с себя пальто, укутал в него блондина, а после, неизвестно, чем руководствуясь, натянул на него свою ушанку. Он выключил воду, понимая, что горячая уже закончилась, и сейчас ледяные струи сделают лишь хуже. — Какого хуя ты приперся сюда больной, идиот? Гоголь наконец поднял веки и даже попытался слабо улыбнуться: — Х-хотел ув-вид-деть теб-бя… Первокурсник на это закатил глаза и прижал к себе трясущееся тело в попытке согреть: — Чудо в перьях, — слишком мягкое оскорбление в их привычных диалогах, но на этот раз оно было пропитано такой заботой, что сам брюнет удивился. — Тебе лечиться надо. Желательно в психушке. Коля смеется, но быстро заходится в новом приступе кашля: — Мы бы лежали в одной палате. Ты же у нас Демон. Федор закатил глаза, заметил, что у того больше не стучат друг о друга зубы, но все равно не выпустил из объятий, преследуя уже более эгоистичные цели. — Ты такой теплый… — блаженно прошептал Николай, прижимаясь ближе. — Ты первый человек, кто говорит мне это, — с удивлением отметил первокурсник. Собеседник молчал. Он уже полностью облокотился о друга и, казалось, спал. — Хэй, — Федор несильно потряс его, но тот не очнулся. — Коль, ну не придуривайся, — еще одна попытка — безуспешно. — Блять.

***

      Гоголь очнулся в палате под равномерный писк приборов, но стоило ему открыть глаза и увидеть сидящего рядом, а если быть точнее, спящего сидя на стуле, писк стал более частым. Достоевский подскочил, уловив изменения в сердечном ритме и с толикой страха взглянул на очнувшегося. Все встало на свои места. — Какой же ты идиот, — прошипел брюнет, мигом прогоняя оставшийся сон. — Ты мог слечь с пневмонией. — Это стоило того, — чуть виновато улыбнулся Николай. — Ты меня обнимал. — Я грел тебя, идиота такого. — Я быстро согрелся, а ты продолжал меня обнимать, — хитро продолжал он. — Просто заткнись, — взмолился Федор. — Да ладно тебе, признай уже, что мы друзья… Достоевский не выдерживает, вскакивает с места и удивительно мягко касается чужих уст своими, заставляя замолкнуть. Коля замирает на пару секунд, но после обнимает парня за шею, не обращая внимания на натянувшиеся провода и целует уже с большим напором, чувствуя, как его сердце делает кульбит. И судя по звуку приборов, брюнет это слышал. Он отстраняется на пару миллиметров, чтобы тихо прошептать, глядя в гетерохромные глаза: — Не собираюсь соглашаться с этой ложью.

*

      Коля с печальной улыбкой смотрел на алую жидкость в бокале, вспоминая тот день. Это было так давно, они столькое пережили, но именно это воспоминание является одним из самых ярких и важных. — Ты еще наше признание называл самым эмоциональным, — фыркнул Накахара, чувствуя непреодолимую тоску в груди. — Я так скучаю по Осаму… — вино неплохо развязывало язык. — Я тоже по ним скучаю, — слабо улыбнулся Гоголь. — Вот в чем один из главных минусов любви — ты вечно скучаешь, даже если вы не виделись всего лишь час. Ужасное чувство, а в нашем положении так вообще полный пиздец. Я стараюсь сильно не навязываться со своими звонками, но пока не услышу его голос, думаю, что он лежит там где-то мертвый, — блондин сглотнул ком в горле, но после сделал глоток вина, желая заменить привкус горечи чем-то более сладким. — Хочешь, позвоним им? В голубых глазах загорелись искры, и он согласно закивал.

***

      Дазай отвлекся от дел, оставляя план на шлифовку лучшему другу, а сам погрузился в размышления, а если быть точнее, то в диалог с самим собой. Я не уверен, что мы делаем все правильно. Мы не сможем узнать этого, не попробовав. Каждая осечка в плане может стоить слишком дорого. Но ты прав, выбора у нас особо нет. Когда сможешь включиться? Не думаю, что это то, что нам нужно. Что ты имеешь ввиду? Как бы я не хотел этого признавать, но Накахара был прав. Я слаб. Я могу уничтожать людей, манипулировать ими, трезво мыслить в критических ситуациях, но Верлена один я не переиграю. Особенно, если они с Коллекционером вместе. Думаю, он не такая уж и бесполезная пешка. Что значит «один»? Как бы я не старался, я не могу читать их эмоции и мысли, а ты можешь. Думаю, нам стоит работать вместе. Контроль ты не потеряешь, не парься. Если будет нужно — всегда сможешь вновь запереть меня. Но прислушайся к словам Накахары, в них есть доля истины. Никогда не думал, что нас объединит общий враг. Нас объединил не он, а желание переиграть его и защитить близких. Ты стал уж больно человечным. Заткнись, Призрак. Не еби мне мозг. У нас один мозг на двоих, идиот. Шатен вновь почувствовал покалывание в пальцах, холодок, проходящий по спине. Он прикрыл глаза, сделал глубокий вдох и выдох, после чего окончательно расслабился. То же ощущение свободы, но уже менее дурманящее, контроль все еще был в его руках. — Все в порядке? — Достоевский заметил перемену в выражении лица. — Что происходит? — Мы решили на время объединится, — спокойно ответил Дазай. Русский тяжело вздохнул: — Я бы подумал, что у тебя раздвоение личности, если бы не заключение психотерапевта мафии. О, Коля звонит, — он принял звонок. — Слушаю. — Как вы там? — он слегка тянет гласные, говорит на японском, что сразу подмечают парни. — Судя по твоему голосу, у вас получше, — фыркает Федор. — Какой повод? Брюнет словно видит, как возлюбленный закатывает глаза: — Мудаки парни-бывшие мафиози, — парировал Гоголь. — Как Осаму? — Я в полном порядке, Коль, — ответил шатен. Услышав голос возлюбленного, в разговор включился Чуя: — Точно? Дазай улыбнулся, услышав такое искреннее знакомое беспокойство: — Точно, Принцесса. Рассказывайте, что у вас нового. — Ну, к нам пришел Рю. Помнишь мы думали, что он в кого-то влюбился? Так мы не ошиблись. Это бариста в кофейне около школы. — Ацуши или Танизаки? — уточнил Осаму. — Первый. А ты откуда знаешь? — Это долгая история, — уклончиво ответил старшеклассник. — Так, он пришел за советом? — Угу. Спросил, как понять, что ты влюбился в парня. А потом, как лучше признаться ему в чувствах. В итоге он неплохо напился вином, и мы уложили его спать. Будем надеяться, что на утро он вспомнит хоть что-то из разговора. — А вы, я так понимаю, в лучших русских традициях, решили продолжить пить без него? — спросил Федор. — Ой, да ладно тебе, — фыркнул Гоголь. — Чуе было интересно, как мы вообще начали встречаться, и ты признался мне в своих чувствах. Ну я и рассказал о том дне, когда больной пришел в универ, а ты потом мне выебал мозги в больнице и сказал, что я единственная твоя любовь на всю жизнь. — Последнего не было, — закатил глаза Достоевский. — А ты не рассказал ему, как спустя пару месяцев вновь больной хотел пойти на учебу и мне пришлось пристегнуть тебя наручниками к батарее? — Нет. И я все еще обижен на тебя за это, — пробормотал Коля. — Между прочим, ты мог бы и остаться со мной тогда. — Это было тебе в наказание за твою тупость. — Да как ты смеешь?! В общем, разговаривали они еще долго. Почему-то создавалось ощущение, что они просто далеко друг от друга, но не было никаких проблем с мафией, угроз, истерик и попыток убийства. Губы сами собой растягивались в счастливой улыбке стоило услышать любимый голос, а тревога отступала под напором щемящей сердце нежности. Этот вечер был лучшим из последних.