*
Шатен сидел, отмечая на бланке необходимые ответы. Игнорировал все испуганные взгляды одноклассников, направленные на него. Это уже понемногу начинало раздражать, так как мешало думать. Он поднял голову, посмотрел на одного из них с явной злостью, и все тут же уткнулись в свои работы. Негромко хмыкнув, Осаму продолжил отвечать, но он не ожидал, что через пять минут дверь класса откроется и войдет его знакомый. Достоевский взглянул прямо на него: — Работа. Этого хватило, чтобы подросток кивнул, быстро до отмечал верные варианты ответов и встал из-за стола. — Молодые люди, вы далеко собрались? — с возмущением спросил учитель. Дазай медленно обернулся, с удивлением смотря на говорящего. А, так он новенький. — У нас нет на это времени, — Федор хватает его под руку и тащит на выход. — Ты портишь мою репутацию, — фыркнул Дазай. Старший на это лишь тихо усмехнулся, продолжая сжимать чужой локоть: — Потом разберешься с ним. Хотя ты никогда не задумывался, что твои «развлечения» слегка ненормальны? — И это говоришь мне ты? — подросток скептично поднял одну бровь. — Туше. — Так что от нас нужно Верлену? — Не ебу, но он сказал, что дело чрезвычайной важности. — Когда он говорил что-то другое? — закатил глаза Дазай.*
Рюноске приходилось тратить большую часть свободного времени на пустой взгляд в стену и размышления о своей ориентации. За все восемнадцать лет он ни разу не задумывался об этом, его вообще мало кто привлекал независимо от пола. Он не знал, откуда у него пошло такое презрение и отвращение к людям. Возможно, все началось еще с детского дома. И он считал огромной удачей, что смог подружиться с такими людьми как Мичизу и Накахара. Но несмотря на это, его все равно слегка воротило от всех этих проявлений любви, от милых парочек, да и что греха таить, девушек он не любил. Он считал, что большинство весьма легкомысленные и на уме у них только отношения, как в сказке, да красивые платьица. Но после появились исключения в виде его сестры и Элис, которые, бесспорно, были привлекательными, но также и блистали умственными способностями. Только вот он все равно был далек от всего этого. Отношения, любовь, поцелуи… Практичный мозг не видел в этом смысла, а Акутагава и не парился, смирившись с тем, что это не для него. В этом был и свой плюс: никто сильно не ебет мозги, не просит денег на косметику и украшения, не настаивает на ста процентах его времени. И, конечно же, когда у всех подростков начинали играть гормоны, зачастую именно весной, он смеривал их взглядом, полным презрения и высокомерия, так как сам был спокоен. Он не был согласен с тем, кто говорил мол не полюбишь — не познаешь жизни. Его вполне устраивала его жизнь. Хорошая любящая семья, друзья, учеба. С самого детства он привык не требовать больше, чем дают. Привык довольствоваться тем, что есть. А было у него куда больше, чем у многих, потому он не просил у высших сил человека, который заменит ему всех и вся. Он не хотел банальных романтических фильмов, где главная героиня роняет книги, а другой главный герой помогает ей собрать все, и вот их пальцы соприкасаются, взгляды встречаются… Фу, нет. Определенно нет. Одна мысль о таком вызывала отвращение и желание пойти проблеваться. Но тогда почему, если это все ему нахуй не сдалось, его сердце каждый раз пропускало пару ударов, стоило знакомому баристе взять его за руку и потащить куда-то за собой. Почему от его лукавой улыбки хотелось прикусить губу и отвести взгляд? Почему, когда ему приходили сообщения, он надеялся увидеть имя именно этого контакта? И Рюноске хотел бы сказать, что это лишь дружеские чувства, просто чуть более сильные, чем обычно. Но он не мог отрицать, что в последнюю их прогулку ему так и хотелось стереть глумливую ухмылку с чужих губ своими. И Накаджима еще взял в привычку обнимать его при встрече… Стоило почувствовать сильные руки на своей спине, вдохнуть запах кофе и мяты, как все силы моментально покидали тело, а самого его заметно вело. А ведь бариста не был глупым, замечал, что делал с подростком, но пока не предпринимал ничего более серьезного. И зачастую это сильно раздражало, ведь сам Акутагава не думал, что решится на такой отчаянный шаг. Его не пугала сама возможность чувств к парню, он просто был в растерянности, так как прежде никогда такого не испытывал. Можно было поговорить с Дазаем, ведь у того в плане эмоций была похожая ситуация, но по словам Чуи, тот уехал по делам, а сам Накахара был уж больно взвинченным в последние дни, потому трогать его не особо хотелось. А кто еще был другом Акутагавы, а также известным на всю школу бисексуалом? Правильно, Тачихара. — Стой, стой, подожди, — едва сдерживая смех, попросил рыжеволосый. Судя по всему, он прикрыл динамик рукой, но это все равно не помешало Рюноске услышать заливистый хохот. — Так, да, я тебя внимательно слушаю. — Я не пошлю тебя нахуй только потому что мне нужен совет, — хмуро оповестил подросток. — А я думал, потому что не хочешь конкуренции, — усмехнулся Мичизу. — Так, что там тебе было интересно? Как поебаться с парнем? — Фу, блять, нет, — он поморщился. — Как ты понял, что тебе нравится Чуя? До этого же тебе нравились только девушки. — Хм… Ну, слушай, я тогда был еще совсем малым. Сначала мне понравилась его внешность, потом характер, а потом мы как-то поцеловались и мне понравилось. Как парень, Чуя привлекал меня больше физически, да и дело было, думаю, в гормонах. Любовь же зависит не от пола, а от чувств. Если тебя тянет к этому человеку, тебе с ним комфортно, и ты хочешь проводить с ним как можно больше времени, но также он привлекает тебя, как любовник, то ты влюблен. Самое сложное не спутать с обычной дружеской привязанностью. — И как это сделать? — с интересом спросил Акутагава. — Ну смотри, если я предложу тебе переспать, ты согласишься? — Конечно нет, — он скривился. — А если твой бариста предложит? Тут Рюноске задумался. Сильного отвращения он не почувствовал, но и ярого возбуждения тоже. — Твое задумчивое молчание и есть ответ, — тихо усмехнулся Мичизу. — А вообще, поговори об этом с Чуей. У него все же больше опыта. — Я бы хотел, но он сильно напряженный в последние дни. — Так ты как раз поможешь ему отвлечься. Подумав еще пару секунд, брюнет мысленно согласился с этим. — Только не вздумай рассказывать Гин о нашем разговоре, — предупредил он. — Эм… ну… как бы… — Она сейчас рядом с тобой, а ты поставил на громкую? — с толикой злости уточнил Акутагава. — Совет вам, да любовь, братишка! — послышался голос его сестры из динамика, а после лучший друг отключился. Подросток уставши прикрыл глаза и вздохнул: — Долбаеб…***
Накахара не мог в полной мере описать то, что чувствовал сейчас. Целый спектр эмоций: злость, раздражение, страх, волнение, отчаяние, панику, скорбь. Последнее так вообще было не в тему, но слишком явно ощущалось в этом странном коктейле. Последние дни он терпел, не срывался, держал все в себе, но звонок Осаму буквально выбил его из колеи. На этот раз была даже не злость, а скорее оцепенение, самый настоящий ужас. Он еще ни разу не слышал возлюбленного в таком состоянии, но прекрасно понимал, что творится полный пиздец, раз тот чуть ли не бился в истерике. Только вот сейчас именно Чуя бился в истерике. Благодаря — хотя кого тут благодарить — своей эмпатии, он ощутил на себе все, что чувствовал Дазай. И это было, мягко говоря, хреново. — Рассказывай, что у них там, блять, происходит. — почти прорычал подросток, не останавливая слезы, бегущие по щекам. У самого Гоголя было ровно такое же состояние, он чувствовал тревогу, что каждую секунду выбивала из его легких воздух. Паническая атака не началась только потому что он был не один, и сейчас на нем была ответственность за этого мальчишку, что смотрел на него своими до невозможности яркими глазами, в которых эмоции читались на раз. Николай понимал, что сейчас скрывать правду уже не может. Ну не повернется у него язык солгать. Придется рассказать, как обстоят дела на самом деле. — Он рассказывал тебе о своей бывшей работе? — Да, — Накахара кивает, уже понимая, к чему тот клонит. — Говорил, что работал на мафию. — Верно, — Коля все же приземлился на край кровати. — Они работали на мафию вместе с Федей. И ушли они вместе. Из-за их репутации к ним никто не приближался, их боялись. Но что-то произошло… Когда они ушли, якудза разорвали контракт с мафией, лишив их огромной власти. А не так давно согласились вновь принять их к себе, если они вернут Осаму и Федю. Босс мафии начал слежку за ними, они заметили это довольно поздно, но поняли, что это проблема, которую стоит решить. Связались с нужными людьми, узнали необходимую информацию, и решили убрать правую руку Верлена — это их бывший босс. — Убрать в смысле убить? — уточнил рыжеволосый. — Да. Но это могло повлечь за собой крайне неприятные последствия. Потому Осаму отослал Кью и мать из страны, чтобы до них не добрались. Он попросил меня сидеть с тобой, а сам поехал к Феде. Ну и вот, правая рука оказалась мертва, Осаму набрал Верлена, тот был зол. Он дал им выбор: встретиться с ним в Йокогаме или лишиться нас. Я тогда как раз заметил людей в черном у твоего дома. Ну они и поехали. Дальше вновь собирали информацию, а потом, Осаму, как и всегда, решил всех спасти и действовать строго по собственному плану, то бишь пойти к Верлену один. Как оказалось, тот, кого они убили, был лишь похож на правую руку их босса, но не им самим. Во время их разговора Федю подстрелили, но Осаму успел вовремя. Чуя, широко открыв глаза, смотрел на Гоголя и пытался осмыслить все сказанное. Ему было интересно, как он вообще докатился до жизни такой. — Почему ты говоришь об этом так, словно все это норма? Коля пожал плечами и стер последние дорожки слез с щек: — Не сказал бы, что это норма, но я большую часть жизни жил там, где криминал является обычным делом, так что сейчас для меня это не является чем-то удивительным. Мне все это не нравится, я хочу жить обычной спокойной жизнью, но мечты не всегда сбываются. Сейчас они пытаются разобраться со своим прошлым, и все, что мы можем, это оставаться в живых и поддерживать на расстоянии. — Но как вообще можно сидеть тут, пока с ними происходит такое? — Чуя эмоционально всплеснул руками. Блондин печально улыбнулся: — У нас особо нет выбора. Стоит нам вмешаться, нас либо сразу убьют, либо возьмут в качестве заложников. Я ни разу не связывался с мафией, но… — Но? — Федя не знает, что я в курсе его дел. Мы никогда не нуждались в деньгах. Однажды я и задумался о причине. Порылся в его ноутбуке, телефоне и узнал, что он взламывал чужие счета. Хакер он от Бога, его невозможно отследить, но, видимо, кто-то смог. До него они достучаться не смогли, но узнали обо мне. Мы в тот день сильно поссорились, и я ушел из нашей квартиры, планируя успокоиться и немного прогуляться. Я не знал, что за мной ведут охоту. Он даже не думал об этом, — парень ненадолго замолчал, пытаясь восстановить дыхание. В голубых глазах уже виднелось неясное понимание произошедшего. — Их было четверо. Меня избили, пустили по кругу, оставили несколько ножевых и смылись. Я успел только набрать номер скорой, прежде чем отключиться. На удивление, приехали быстро, и я выжил. Очнулся уже в палате. Федя был со мной все те дни, пока я не очнулся. Он все еще винит себя за ту ссору, за произошедшее. Я же виню себя за то, что не подумал о том, что за мной тоже могут охотиться. В общем вот, — его губы растянула чуть истеричная улыбка. — Это было давно, я уже отпустил все это, так что давай без излишней жалости, иначе мне придется напомнить и тебе о произошедшем, — небольшое предупреждение. Коля не терпел, когда его жалели. Накахара молча кивнул, понимая. Он и не думал, что новый друг пережил такое. В его глазах он стал куда сильнее, чем был до этого. Сколько же еще он пережил? — Знаешь, хотел бы я быть таким же взрослым, как и ты, — признался рыжеволосый. Гоголь лишь снисходительно улыбнулся и взял подростка за руку, заставляя обратить на него взгляд: — Я стал таким не по своей воле. Я бы никому не пожелал пройти через то, через что прошел я, Осаму или Федя. У нас у всех своя трагичная история. Думаю, поэтому ты нас так притягиваешь. У тебя не самая лучшая жизнь, Чуя, но ты еще такой ребенок… И это прекрасно. Твои эмоции искренни, твои слезы, переживания… Ты еще не понимаешь, какое это счастье быть таким, как ты. Слишком многие лишены того же. И я понимаю, почему Осаму не хотел рассказывать тебе все это. Он не хочет видеть, как ты ломаешься, меняешься на глазах. Жизнь может сломать сильного по щелчку пальцев, и лишь единицы остаются прежними. Ты как раз такой. Так что, когда Осаму называет тебя прекрасным, потрясающим, это не просто комплимент или факт, он восхищается тобой. Мы все восхищаемся тобой. Мы бы хотели быть такими же сильными. Подросток неуверенно усмехается: — Ага. Только вот я сейчас сижу здесь, а они разбираются с мафией. Уверен, что это я сильный? — Ты не глушишь боль в людях, алкоголе или других личностях. Ты позволяешь ей растерзать тебя на куски, чтобы возродиться, как феникс, — с улыбкой ответил Николай. — Держись за детство всеми силами. Не теряй себя. Чуя бы хотел остаться с собой наедине, подумать над всем услышанным, но внезапно раздался дверной замок. Он нахмурился: вроде не ждал гостей. Накахара быстро спустился на первый этаж и открыл дверь, даже не думая, что за ней может оказаться человек с весьма недружелюбным настроем. И он был прав, так как увидел своего лучшего друга. — Я остаюсь у тебя на ночь. И мне нужна помощь.***
Осаму был даже благодарен своей второй личности за то, что она вправила ему мозги и заставила начать думать. Он возвращался к другу каждые десять минут, наблюдая, как его кожа вновь начинает приобретать привычный молочный оттенок, а губы перестают казаться синими. Это радовало. Но еще больше радовало, что они смогли найти слабость Верлена. Оставалось лишь закончить этот пункт плана, потому Дазай набрал старого коллегу. — Я думал, что услышу тебя, как минимум, никогда, — фыркнул парень. — Мне нужна услуга, — было весьма неприятно говорить такое, но Федор, без сознания лежащий на полу, заставлял это сделать. — Мы квиты. Я тебе ничего более не должен, — напомнил По. — Это не приказ, а просьба. По старой дружбе. Что ж, эти слова достаточно заинтересовали Эдгара, чтобы он не отключился. — Просьба? Мне казалось, что ты никогда ни о чем не просишь, Призрак. — Все изменилось, — сухо ответил шатен. — Мне нужно найти одного человека. Поможешь? — Сначала скажи, кто это. Потом я дам свой ответ. — Один бизнесмен из Европы. Тесно связан с Верленом. — Ну уж нет, Призрак. Если просишь о помощи, то будь так добр, введи меня в курс дела. Этой информации мне недостаточно. — Уверен? — Прекращай пиздеть и отвечай на вопросы. Я не меньше твоего хочу покончить со всем этим.*
Благо, у ворот школы уже ждала машина. Признаться, идти было далековато, тем более по лужам, ведь погода сегодня оставляла желать лучшего. Дазай занимает переднее сидение и сразу устремляет свой взгляд в окно. Шофер уже знакомый, проверенный, значит, сейчас волноваться не было необходимости. — Как думаешь, что за срочность? — он только начал учить русский, но уже делал успехи. Достоевский неопределенно повел плечами: — Не ебу, но он позвонил мне сам, хотя обычно это делает Эйс. — Странно. — Согласен.*
Шатен провел довольно много времени, общаясь с самим собой, и сперва даже не уловил чужого присутствия за спиной. Но хватает секунды, чтобы ощутить его, схватить столовый нож и прижать его к чужой шеи, узнавая в человеке своего друга. — Призрак, если ты хочешь убить меня, то дай хотя бы отдохнуть от предыдущей попытки убийства, — язвительно произносит Достоевский, ничуть не страшась лезвия у его кожи. Пару мгновений Осаму смеривает проснувшегося нечитаемым взглядом, а потом на эмоциях притягивает его к себе, не заботясь, что другому может быть больно. Федор же замирает, не понимая, что происходит. Он вроде жив, так чего его обнимают так, словно за его спиной стоит существо с косой? Да и не в их духе были подобные сентиментальные порывы. — Эм… — русский неловко похлопал друга по спине. — Призрак, ты ебнулся? Я же жив, не парься так. — Я едва успел вернуться, — на выдохе прошептал шатен. — Когда я пришел, то ты почти не дышал. Я быстро зашил рану, но ты все равно выглядел как труп. Больше, чем обычно, — хмыкает и все же отстраняется. — У меня началась небольшая истерика, я набрал Колю… — Ты ему позвонил? — широко раскрыв глаза, переспросил Достоевский. — Блять, он же меня теперь убьет… — Только после меня, — сухо усмехнулся подросток и сразу же ударил друга в здоровое плечо, заставляя его поморщиться. — Какого хуя ты попал под пулю?! Федор лишь закатил глаза и сел за стол, чувствуя, как ломит все тело: — Просто не заметил. Я был занят, пытаясь взломать камеры в доме Верлена, чтобы следить за ситуацией. Ты же поперся туда совершенно без охраны, — злое замечание. — Так ты знал, — с толикой вины протянул Осаму. — Конечно, блять, знал. Призрак, я знаю твою натуру лучше всех, включая тебя самого, — фыркает. — Налей мне что-нибудь выпить и рассказывай о том, что было, пока я находился в отключке. — Думаю, тебе сначала стоит позвонить Коле и успокоить его, — предложил Дазай.***
— Какого хуя ты попал под пулю?! Федор кривится и отодвигает телефон от уха, боясь оглохнуть. Что ж, видимо этот вопрос зададут ему еще не раз. — Я был занят, просто не заметил киллера. — Просто не заметил! — фыркнул Николай. — Ты мог, блядь, умереть! — Ну я же жив. Все хорошо, не кричи. — Как мне тут не кричать?! Ты ебаная бездушная сволочь! Я чуть не лишился тебя, а ты говоришь, что все, сука, хорошо?! Тебе показать в словаре значение слова «хорошо»?! Достоевский лишь тихо вздохнул, понимая, что также бы отреагировал на подобное известие о своем возлюбленном. Он не мог его винить за такую реакцию, даже не собирался, но и разбираться сейчас с этим не было времени. — Коль, когда все это закончится, мы отправимся в отпуск, уверяю тебя. — Да не нужен мне этот сраный отпуск! — он внезапно затих и произнес, уже едва сдерживая слезы. — Я просто хочу, чтобы ты вернулся домой. Ко мне. Живой. — Вернусь, — уверенно ответил русский. — Обещаю. Этого хватило, чтобы Гоголь отключился, давая возлюбленному выдохнуть уже более спокойно. Он вернулся на кухню, сразу задавая вопрос: — Так, ты нашел его слабость? — Я удивлен, что ты сам еще этого не понял.*
Дазай с Достоевским проходят внутрь дома, где их встречает прислуга и отводит в кабинет Верлена, где уже за столом расположился сам босс и какой-то незнакомец, сидящий к ним спиной. — О, наконец-то вы пришли, — Поль улыбнулся уголками губ, увидев их. — Весьма дорогой мне друг приехал сюда по делам, и я бы хотел, чтобы вы его сопровождали, как мои самые доверенные лица, — на этих словах незнакомец обернулся, позволяя увидеть его европейскую внешность. — Осаму, Федор, это Артур Рембо.