***
На этот раз они поменялись ролями. Осаму, презрительно сощурив глаза и обозленный на весь мир, потирал скулу, где скоро расцветет неплохих размеров синяк. Чуя же сидел рядом с ним, виновато смотря своими большими голубыми глазками, но даже это не позволяло простить его. — Ну прости-и-и, — жалобно протянул он. — Я не рассчитал силы. — Зачем ты вообще мне в лицо целился? — фыркнул Дазай. — Всегда хотел ударить тебя по твоему смазливому личику, — Накахара пожал плечами и встретил еще более озлобленный взгляд. — Прости пожалуйста, я правда не хотел, — сделав милые детские глазки, произнес он. Что ж, будем честны, это было его секретное оружие, и оно безупречно работало на однокласснике. Он просто не мог продолжать злиться, потому тяжело вздохнул и лег поперек кровати, утягивая рыжеволосого за собой. Тот лишь довольно улыбнулся и положил голову на его грудь, чувствуя, как нежно начинают перебирать его распущенные волосы. — Я могу за тобой заехать перед олимпиадой, вместе поедем, — предложил Накахара. — У тебя есть машина? — удивился шатен. — У родителей две в гараже. Они иногда разрешают брать их, а на права я сдал почти сразу, как исполнилось восемнадцать. В общем, я напишу маме и спрошу, но думаю, она не будет против. Просто до той школы ехать на автобусах с кучей пересадок. Нахуй надо? — Знаешь, мне определённо нравится, когда твои предки съебывают в командировки. — Мне теперь тоже, — усмехнулся рыжеволосый. — Раньше меня злило, что они уезжают, так как у них потом много впечатлений, которых и мне хотелось, но они не брали меня с собой. Отец все повторял: «сначала учеба». Да и одному в доме не так уютно. Но сейчас я пиздец как рад, что они уехали. Осаму улыбнулся: он любил наблюдать за столь ярким проявлением чувств и эмоций Чуи. Это было слишком прекрасно, чтобы не любоваться. — Ты чего так смотришь на меня? — заметив на себе пристальный взгляд, он немного смутился. — je t'admire, — мягко улыбнувшись, ответил Осаму. — Харе пиздеть на французском, — прошипел подросток. — Ты же знаешь, что я нихуя не понимаю. — Потому я и продолжаю говорить на нем, — посмеялся Дазай. — Ты такой милашка, когда злишься. Чуя сначала насупился, планируя, как минимум, повыебываться, но внезапно кое-что вспомнил: — Бля, надо же Ширасэ написать об олимпиаде. Он привстал на локтях, дотянулся до телефона и открыл абсолютно пустой чат, набирая сообщение. Шатен успел заметить контакты своих друзей в мессенджере и чуть удивился. Ладно еще Гоголь, но зачем Чуя переписывался с Федором? — Думаю, нам стоит поспать, — со всей серьезностью предложил Накахара. — Мне уходить через несколько часов, а так я буду чувствовать себя разбитым и не буду соображать. Может, лучше посмотрим что-нибудь? — О, я недавно нашел такой ахуенный лакорн! Там короче…***
Второй этап олимпиады по идее должен был пройти также легко, как и первый, но не тут-то было, так как соперники на этот раз были поумнее, а вопросы более сложными. Видимо, на третьем этапе будет еще сложнее, а обстановка будет более накалена. Правила оставались теми же, что немного злило Чую, так как предметы повторялись по несколько раз, и, например, если Буичиро мог ответить на первый вопрос по праву, то второй доставался команде соперников, ведь ни сам рыжеволосый, ни Дазай не знали законы по их номерам. Накахара сам не единожды отвечал неправильно, пускай и зарабатывал баллы. Если в первом раунде вопросы были по программе, то сейчас некоторые были с незаметным подвохом, что, если достаточно долго не вдумываться, можно было ответить неверно. Осаму — единственный, кому здесь было скучно. Он, как и всегда, взял на себя вопросы по литературе, и знал, кажется, все. Иногда даже подсказывал Чуе правильные ответы, когда не мог ответить сам. Русские произведения, японские, французские, немецкие… Иногда рыжеволосому казалось, что если того попросят рассказать краткое содержание, то он сделает это без особого труда, цитируя авторов. И как бы зачастую это не злило, сейчас даже восхищало. Накахара понимал, что он делает это только ради него. Ему не требовалась победа в этой олимпиаде, чтобы поступить куда-либо, так как он бы сделал этого только благодаря своим знаниям, набирая высшие баллы. Он замечал их переглядки с Мори, видел, как тяжело Осаму вести команду к победе, когда хотелось проиграть. Но был безмерно благодарен и планировал как-нибудь отплатить ему за это. Также присутствовали вопросы не по программе, а, так сказать, со звездочкой, за которые можно было получить больше, чем десять баллов. Они были рассчитаны на более эрудированных учеников или их увлечения. Чуя, например, ответил на парочку по аналитической химии, так как действительно интересовался ей, и знал, что это один из самых сложных предметов в университетах. Ширасэ мог иногда ответить на подобные вопросы по биологии, потому что читал достаточно много, чтобы разбираться в теме лучше, нежели среднестатистический школьник. Дазаю же доставались задания с переводами и биографией неизвестных Чуе авторов. Так он узнал, что Осаму, оказывается, немного знает латынь, немецкий и испанский. Ему иногда приходилось щипать себя за руку, чтобы отвлечься, ведь слушать идеальное произношение с нужным акцентом было подобно любимой музыке. Был и забавный момент, когда шатена попросили перевести фразу на французский, а тот после забыл переключиться и продолжил что-то говорить на языке, не замечая, что это не японский. К слову, судьи не поняли сказанного и попросили перевести. Из зала послышались смешки, да и сам Накахара едва удержался от смеха. Осаму же закатил глаза, борясь с желанием продолжить говорить на французском. Также, второй этап был более долгим, нежели первый, потому им даже сделали перерыв. — Это было забавно, — все же усмехнулся рыжеволосый. — Они не могли найти более нормальных судей, что ли? — раздраженно вздохнул Дазай. — Уверен, они даже в вопросах не разбираются. Просто смотрят в свои листочки и сравнивают ответы, — он заметил направленный на него взгляд и чуть смутился. — Ты чего? Чуя улыбнулся: — Борюсь с желанием тебя поцеловать, Скумбрия. И их ничуть не волновало присутствие Ширасэ менее чем в метре от них. Шатен улыбнулся уголками губ: — Оставим это на празднование победы. К нам придут твои друзья? — Не смогут сегодня. Что насчет позвать Федора и Колю? — предложил подросток. — Я думал, ты не хочешь спиваться. — Нам же необязательно пить. — Если ты зовешь Колю, то будь готов, что он притащит с собой ящик водки и одну бутылку шампанского. А если ты откажешься, то он обидится, а Достоевский попробует убить тебя одним своим взглядом. — Мне уже начинает казаться, что эта неделя не каникул, а запоя, — закатил глаза рыжеволосый. — Но да похуй, зови их. А, и кстати, останешься сегодня у меня? — Не получится. Мать завтра выходит раньше, чем обычно, поэтому мне нужно будет собрать Кью к школе и проводить его. А потом я весь твой, — его губы растянула легкая ухмылка. — Звучит прекрасно, — Накахара вторил, переплетая их пальцы под столом. — Как думаешь, мы выиграем? — Мы обгоняем ту команду больше чем на половину. Единственный возможный вариант победы для них — это если они будут отвечать на все дополнительные вопросы, а они этого не могут. — Почему? — Потому что они тупые, — как само собой разумеющееся ответил Осаму. — Если они не разбираются в вопросах не по программе, это еще не делает их тупыми. — Ты их оправдываешь? — хмыкнул шатен. — Они обычные зубрилы, которые хотят получить баллы для универа. Но они нихера не понимают, тупые, как пробки. Вообще не понимаю, что они тут забыли. Могли кого-то и поумнее взять. Чуя поджал губы: не то чтобы он не был не согласен, но даже для него это было грубо. И ведь Дазай говорил это не со злости, а скорее с отвращением к этим людям. Такое пренебрежение Накахара видел не раз от того, но вспомнив вчерашний диалог с Федором, немного напрягся. Такое отношение действительно походило на социопатию. — Я их не оправдываю, просто мало ли, какая у них жизнь. Мы же ничего о них не знаем и не вправе судить, — пожал плечами рыжеволосый. Старшеклассник тяжело вздохнул: — Чиби, тебя должно волновать это в последнюю очередь. — Но это как-то эгоистично. — Зачастую быть эгоистом весьма полезно. Меньше переживаний о вещах, не касающихся тебя, — Осаму наконец заметил напряженный взгляд голубых глаз и чуть смягчился. — Ты вправе думать, что захочешь. Тебя я никогда не стану осуждать. Просто я другой. — Я понимаю, — от этих слов Чуя немного расслабился. Он осознавал, что будь кто другой на его месте, Дазай лишь продолжил развивать тему, не заботясь о чужой реакции, но только не с ним. Это знание грело сердце. Через пару минут к ним подошел их директор: — Дазай-кун, можно тебя на пару слов? Шатен взглянул на того с толикой раздражения, но вышел из-за стола, уходя в помещение рядом вместе с Мори. Чуя почувствовал небольшую неловкость, так как остался наедине с бывшим парнем, а они не общались с того самого дня. Но, видимо, Буичиро хотел изменить этот факт: — Так вот почему ты все прекратил? Из-за него? — Это тебя не касается, — огрызнулся подросток. — Я хочу поговорить с тобой. — Меня не волнует, что ты хочешь, уебок. — Станет волновать, когда твой драгоценный узнает о произошедшем в прошлом году с тем парнем. Накахара неверяще посмотрел на бывшего: — Ты меня сейчас шантажируешь? — Думай, что хочешь. Но по-другому ты не согласишься. Чуя заскрежетал зубами: нельзя было, чтобы Осаму узнал о произошедшем. — Когда? — Сегодня, в полночь. Адрес скину. Диалог закончился как раз вовремя, так как Дазай вернулся. — Все в порядке? — он по очереди посмотрел на парней, замечая повисшее между ними напряжение. — Да, — рыжеволосый кивнул. — О чем говорили с Мори-саном? — Да просто об олимпиаде, — отмахнулся старшеклассник.*
Осаму вошел в пустую аудиторию, Огай зашел следом и закрыл дверь. Шатен уже представлял, каким примерно будет разговор, ведь взгляды того на них с Чуей могли означать только одно. — Что ты делаешь, Осаму? Пожалуй, он любил произношение собственного имени не от всех людей. В исполнении Накахары было самое прекрасное, особенно вперемешку со стоном. — Уточни, Мори, — он уперся бедрами о край парты, смотря на собеседника с таким же холодом, как и на него. — Я про Чую. Зачем он тебе? Было ожидаемо, что он заметит. — Тебя это не касается, — злой смешок. — Касается, если он твоя новая жертва, — мужчина сделал шаг по направлению к ученику, но более не сдвинулся с места. — Это не так. — Ты столь уверен? Настолько контролируешь себя? Честно, этот вопрос что-то задел внутри, заставляя поморщиться. Дазай был помешан на собственном контроле и ненавидел, когда тот отключался. И он уж точно не хотел, чтобы это видел Накахара или Огай. — Даже если и так, то тебе какая разница? — Он хороший мальчик, очень преданный, — уголок его губ дрогнул, но мужчина сдержал насмешливую улыбку. — Я бы не хотел стоять на его похоронах вместе с его же убийцей. — Я не собираюсь никого убивать. — Уверен, в тот раз ты тоже так думал, — усмешка. Намек на прошлое заставил дыхание сбиться. Мори был старше, опытнее, все равно контролировал себя лучше. Осаму ненавидел чувствовать себя слабым. Что ж, можно немножечко ослабить контроль. — А тебя совесть случаем не мучает? — с легкой ухмылкой спросил шатен, встречая недоуменный взгляд. — Взять ребенка из приюта, чтобы вырастить его своим информатором. Помнится мне, рабство давно отменили, Мори, — ледяной взгляд лишь подливал масло в огонь. — Как думаешь, как отреагирует Элис, когда узнает правду? Тебя ведь даже не будет волновать ее разочарование в тебе. Ты лишишься такой сильной поддержки, перестанешь контролировать все и вся. Будет не очень приятно, верно? — Ты забываешься, Осаму. Одно мое слово и тебя посадят. — Ты столь уверен в этом? — смешок. — Прошло столько лет… Ты не столь наивен, чтобы продолжать так думать. У меня было столько времени, чтобы найти подстраховку. Меня оправдают, я останусь на свободе, а ты лишишься всего, — блеф, чистый блеф, но сыгранный настолько хорошо, что мужчина верит. — Мои взаимоотношения с Чуей тебя не касаются, — подходит почти вплотную. — И, как видишь, я отменно себя контролирую. А вот твои руки трясутся. Хреновый из тебя бы вышел хирург. Он уходит, молча объявляя конец разговора. На сегодня хватит. Нужно вернуться к Накахаре и взять себя в руки, пока плотина не сломалась: тогда затопит все.*
Чуя не смог расслабиться, даже несмотря на их победу уже во втором этапе олимпиады. Все это заметили, но не стали уделять этому особое внимание. Не в их духе было расспрашивать и добиваться ответа. Николай действительно припер с собой довольно много алкоголя, но Накахара весь вечер наслаждался своим вином и руками Осаму на своем теле, хотя к концу вечера все же выпил пару рюмок водки, после чего поклялся, что больше никогда не будет пить этот напиток, чем вызывал всеобщий смех. Даже Достоевский не сдержал смешка. Рыжеволосый заметил, что Федор под алкоголем становился немного другим. Может, конечно, все дело в обстановке и людях, но тому явно было комфортно. Он почти не язвил, лишь иногда вставлял свои саркастичные фразочки, а в основном был расслабленным. Спокойно позволял возлюбленному обнимать его, облокачиваться на него и даже подъебывать, отвечая тем же, но ни капли не злясь. Чуя даже заметил тень улыбки на его лице, что не могло не радовать. Осаму показал им рисунок Кью, чем вызвал умилительную улыбку Коли и толику удивления у Федора, который и не думал, что мальчик, с которым он иногда делал домашнее задание, считает его своей семьей. Гоголь назвал подобное позволение от ребенка высокой степенью доверия и подбадривающе улыбнулся Накахаре. В общем, вечер проходил хорошо, но Чуя никак не мог отвлечься от мыслей о том, что последует потом. А именно, об их разговоре с Ширасэ. О чем тот вообще хотел поговорить? Почему-то ни время встречи, ни адрес, все же скинутый Буичиро, не вызывал доверия. Рыжеволосый не думал, что ему грозит сильная опасность, так как даже если бы его хотели избить, то вряд ли бы пригласили на это. Да и тот знал о физической силе Накахары, хотя та мало бы помогла при большом количестве людей. Чуя не переживал, а скорее тревожился. Он не знал, что может произойти, ведь «разговор» звучит довольно объемно, и хуй знает, что там Ширасэ может выкинуть. Говорить об этом точно никому нельзя было. Буичиро прекрасно знал, чем шантажировать бывшего, ведь о том, что произошло в прошлом году, знало всего три человека. Тачихара, Рюноске и сам Ширасэ. Дазай уходил с заметной тревогой, он сразу заметил, что с одноклассником что-то не так, и перед уходом еще раз спросил все ли в порядке, но рыжеволосый упрямо повторял, что просто устал. До их встречи с бывшим парнем оставалось лишь полчаса, а напряжение теперь отдавалось во всем теле, словно ломая конечности. Но Чуя понимал, что это нужно сделать. Просто встретиться, поговорить, а потом прийти домой и просто забыть обо всем, как о страшном сне.***
Место определенно не внушало доверия. На город уже опустилась тьма, и одинокая лавочка в тусклом свете фонаря напрягала еще сильнее. Было похоже на какой-то заброшенный сквер. Здесь ни красивой рассады, многие деревья спилены, баки полны мусора, который, кажется, не собирался уже очень давно, из-за чего по площади шел неприятный запах. Но растения и запахи мало волновали Накахару. На той лавочке, которую он увидел первой, сидел как раз-таки тот, кто пригласил его сюда. Он был абсолютно не напряжен, даже расслаблен. Смотрел куда-то вперед, изредка затягиваясь сигаретой. Сжав кулаки в карманах толстовки, Чуя быстрыми шагами приблизился к нему, останавливаясь в метре. — Я здесь. Говори, что хотел. Буичиро поднимает на него невозмутимый взгляд: — Присядь. — Нет, спасибо. Нет желания оставаться здесь надолго. — Не ты здесь ставишь условия, Накахара. Подросток раздраженно закатил глаза и все же сел, смотря на бывшего парня более чем нетерпеливо: — О чем ты так отчаянно хотел поговорить? Не сказать, что Ширасэ был удивлен такому поведению. Чуя всегда оставался самим собой. — Что у вас с Дазаем? Вы встречаетесь? — Моя личная жизнь не должна тебя ебать, — хмыкнул рыжеволосый, облокачиваясь на спинку лавки. — Значит, да, — кивнул сам себе парень. — Что ж, вы определенно стоите друг друга. Две твари. — Ты ахуел? — уже зло спросил Чуя. — Я еще молчу о том, что ты не вправе никак о нем отзываться, потому что не знаешь его. Но я тварь? Тебе напомнить, что мы расстались из-за того, что ты мне изменял и подсел на наркоту? А когда мы были наедине в последний раз, ты меня вообще изнасиловать пытался! И это я еще, блять, тварь?! — дыхание сбилось, сердце ускорило свой ритм, а кровь горела под тонкой кожей. — Во-первых, я не собирался тебя насиловать. Я просто хотел поговорить, а ты начал вырываться. Во-вторых, тебя никогда не интересовало, почему я начал ходить налево и употреблять? Накахара замер, понимая, что действительно ни разу не спрашивал об этом. Но и отступать не хотелось. — Потому что ты мудак, которому было плевать на меня и мои чувства. — Ты сейчас серьезно? — Ширасэ поднял одну бровь. — Может, в конце отношений так и было, но начал все ты, Чуя.*
Семнадцатилетний подросток сидел в парке и наблюдал за цветущей сакурой с легкой улыбкой. Ему нравилась природа в Японии, но каким бы это не было увлекательным занятием, сейчас он скорее выискивал того, кто должен был вскоре подойти. И вот, на каменной дорожке наконец появляется знакомый силуэт, а улыбка становится еще ярче. — Привет, солнышко, — Ширасэ здоровается первым, обнимая парня и нежно целуя его в щеку. — Привет, — Накахара невольно млеет от такой ласки. — Как все прошло? — Ахуенно. Отец согласился взять меня в следующую командировку и познакомить с зарубежными юристами. У него же там своя контора, после окончания универа смогу работать там. — Я знал, что все будет хорошо, — усмехнулся рыжеволосый. — Но ты все равно какой-то расстроенный. Буичиро улыбнулся уже более печально, понимая, что не смог этого скрыть: — Не представляю, как я буду там без тебя. Чуя вздыхает и кладет тому голову на плечо, прижимаясь ближе: — Мы что-нибудь придумаем. Это же не навсегда. Может, на пару месяцев. Мы сможем созваниваться, переписываться, все будет нормально. — Я очень хочу в это верить. Но я не могу и дня прожить, чтобы не обнять свое личное солнышко. — Когда ты так меня называешь, я хочу либо поцеловать тебя, либо врезать, — признался Накахара. — Мне по душе первый вариант, — с легкой ухмылкой он подцепляет чужой подбородок пальцами, чтобы в следующую секунду накрыть его губы в нежном поцелуе.*
— Хэй, солнц, это тебе, — пепельноволосый протягивает своему парню цветок. Чуя с недоумением смотрит на подсолнух в руках возлюбленного: — Ты где тут его нашел? — В клумбе. — Огороженной? — Ага. — Ты же в курсе, что его нельзя было срывать? — Так вот почему за мной бежал тот полицейский… — Блять, Ширасэ, гребаный ты романтик, — Чуя засмеялся, а потом посмотрел за его спину и увидел бегущего в их сторону человека в форме. — Он все еще бежит за тобой. Съебываем! Накахара хватает одноклассника за руку, и они срываются с места, заливисто смеясь.*
— Блять, я вообще-то волновался! Ты не отвечал ни на звонки, ни на сообщения! Я не спал всю ночь, думая, что тебя там где-то изнасиловали, похитили или убили! А в итоге что? Ты приходишь в пять утра пьяный в хламину! — Буичиро эмоционально жестикулировал, гневно смотря на парня, что едва держался на ногах. — Ками-сама, да не ори ты так, — Чуя поморщился. — Ведешь себя, как баба. — А ты ведешь себя, как мудак! Ты снова был в том клубе? Я же просил тебя больше не ходить туда! — С хуя ли я должен тебя слушаться? — Накахара насмешливо усмехнулся, покачиваясь. — Бля, все, иди нахуй, дай отдохнуть. Мне надо немного поспать. А, и в школу я сегодня не пойду. Придумай что-нибудь.*
«Солнц, слушай, я могу у тебя сегодня переночевать? Мы с отцом сильно поссорились, и он сказал, чтобы я не возвращался. Не знаю, что делать…» «Эм… Вряд ли получится, сорян. Я сейчас не то чтобы дома, да и предки орать будут. Переночуй у кого-нибудь из своих друзей» «Их сейчас нет в городе. И где ты?» Чуя закатил глаза и отключил телефон, вновь с улыбкой поворачиваясь к незнакомому парню, который заказывал ему выпивку. — Кто это был? — Да так, по учебе писали, — отмахнулся Накахара.*
— Слушай, я не понимаю, что с тобой происходит, — начал Буичиро. Он долго оттягивал этот разговор, но больше не мог терпеть. Каждую секунду его сердце словно рвали на куски. — Ты меня разлюбил или что? — С чего ты взял? — нахмурился Чуя. — Ты постоянно где-то пропадаешь, отключаешь телефон, отвечаешь на отъебись. Ты стал каким-то другим. — Бля, Ширасэ, не начинай. Чего ты ноешь? Все у нас нормально, как у всех, не жалуйся.*
Подросток сидел, невидящим взглядом смотря куда-то сквозь пространство. Почему-то все это вспомнилось лишь сейчас. И правда, он был настоящей тварью. Это он все это начал, именно его поведение спровоцировало все остальное. Чуя помнил, как друзья успокаивали его после их разрыва, помнил, что они лишь помогали поддерживать эту ложь, ведь с их точки зрения Ширасэ был главным злом в этой истории. Но ведь все было совсем не так. Пускай он и не изменял своему бывшему, но более не мог винить его за это. — Вспомнил, да? — усмехнулся подросток. — Я любил тебя, Чуя. До последнего момента ждал, когда ты извинишься за все это и вернется тот, кого я однажды полюбил, кто стал для меня всем. Каждый раз, стоило мне увидеть тебя, все проблемы забывались, я становился совсем другим. Но твое пренебрежительное отношение, твое поведение, все это каждый раз приносило мне столько боли, что я больше не мог терпеть. Начал забываться в других людях, в веществах. Это ты сделал со мной, солнце. Я стал таким из-за тебя. Накахара чувствовал, как в уголках глаз начинают скапливаться слезы от этой жестокой правды. Но ведь Ширасэ прав. Это из-за него он стал таким. Это его вина. Ненависть к себе начала расти в геометрической прогрессии. — Блять, Ширасэ, я… Я не знаю, что сказать. Я не думал, что веду себя так… не помнил. У меня просто нет слов… Прости меня. Рыжеволосый взглянул в серые глаза и вздрогнул, увидев там что-то страшное. Что-то, чего действительно стоило бояться. — Я давно простил тебя, солнышко, — усмехнулся Буичиро. — Надеюсь, и ты меня сможешь. Не успел Чуя спросить, как его заткнули грубым поцелуем. Первоначальный шок сменился отвращением, он попытался оттолкнуть от себя парня, но тот был сильнее. — Не сопротивляйся, — прошептал подросток. — Ты же хочешь загладить свою вину? Что ж, он определённо знал, на что стоит давить. Чувство вины начало пожирать еще больше, отбирая последние силы, потому Накахара не сопротивлялся, когда его подняли на ноги, схватив за ткань толстовки, а после толкнули на спинку лавочки, нагибая. Можно сказать, что Чуя просто отключился, так как уже не пытался сделать что-либо, даже остановить горячие слезы, что обжигали щеки. — Ну, солнышко мое, не плачь, — приторно проговорил Ширасэ, стирая соленые дорожки, но те появлялись вновь. — Я постараюсь показать тебе, насколько мне было больно. Но рыжеволосый уже ни на что не реагировал. Он не почувствовал, как его джинсы вместе с бельем упали к щиколоткам, не почувствовал что-то горячее и пульсирующее у прохода. Но ему пришлось подавить болезненный вскрик, когда в него вошли одним сильным рывком. Слезы покатились с еще большей скоростью, а по ногам потекло что-то теплое. Кровь. — Ты можешь кричать, если хочешь. Здесь тебя никто не услышит, — с ухмылкой продолжил Ширасэ. С каждым новым движением боль становилась все более невыносимой, но все равно была какой-то далекой, словно Чуя до конца не осознавал, что происходит. Он точно не помнит, кричал ли он, но саднящее горло явно дало о себе знать, когда все наконец закончилось. Он потерял чувство времени и пространства, поэтому не помнил, как оказался дома. Вызвал такси? Сам пришел? Сейчас его это волновало в последнюю очередь. Стоило входной двери закрыться, в сознании раздался звук битого стекла. Осознание всего произошедшего пришло неожиданно, глаза открылись, ноги подкосились, а из горла вырвался душераздирающий крик, больше напоминающий вопль. Благо, стены были со звукоизоляцией, но если бы даже соседи сейчас вызвали полицию, Чуя бы вряд ли смог подняться, чтобы открыть им. Что-то внутри продолжало ломаться, причиняя все больше боли. Но, пожалуй, самым хуевым было осознание того, что он все это заслужил.