Тонкс

Если она считала Грюма гостеприимным хозяином, то явно ошиблась. Во-первых, прежде, чем пустить ее, он наложил не меньше пяти диагностирующих заклинаний, сунул в руки странного вида кристалл и, когда ее уже подмывало уйти, кивнул и пропустил внутрь, тревожно оглядывая улицу за ее спиной. Это было слишком даже для его паранойи. Она не удержалась сообщить это. Грюм только отмахнулся и похромал куда-то внутрь дома, бросив через плечо: − Будешь чай? Тонкс сделала шаг и споткнулась о гору писем у него на пороге. − Кофе, если можно, − попросила она и пошла следом. Кабинет Грюма в Академии был стерилен, мертвенно чист и пуст. Дом его был завален обломками, пылью и хламом. Тонкс споткнулась о старый комод, о торшер, о кошачью миску (кошка, серьезно?), и, когда уже спотыкаться было не обо что, вписалась плечом в дверной косяк, пробитый посередине так, что щепки торчали. − Мерлиновы штаны, − выругалась она, − вы маскируетесь этим хаосом или просто не считаете нужным жить нормально? Она не сразу заметила, как странно он выглядит и двигается: рваные, неловкие движения, нервное подрагивание пальцев. Его глаз, искусственный артефакт в пустой глазнице, вращался во всех направлениях, а когда она случайно смахнула со стола пустой стакан, задев его рукавом, мелькнула красная вспышка и стакан, не долетев до пола, лопнул осколками. Разлетелся во все стороны сверкающими кусками, в стены, в мебель, покрытую пылью. От неожиданности она чертыхнулась и отшатнулась, больно ударилась бедром о край стола. Грюм опустил палочку. Кажется, он сам не ожидал такой реакции. Шагнул ближе, сжал ее плечо железной хваткой, прохрипел: − Невовремя ты. Это и так было ясно. Потом они сидели на захламленной кухне и молча пили чай (кофе у него не было). Говорить было не о чем, а о том, о чем было, он наотрез отказался. Тонкс обводила взглядом кухню и составляла сцену событий сама, без его помощи: − Ни разу не возвращались домой за год. Вряд ли так привязались к школе, зная вашу любовь к курсантам. В Хогвартсе наверняка хотелось сбежать подальше от детей, но… не сбегали. − Уезжали далеко, но в доме беспорядок. На полу такой слой пыли, что ясно, беспорядок лежал год и никто здесь не был. Вряд ли это ваш стиль проживания, скорей, что-то перед отъездом спровоцировало все здесь разгромить. Искусственный хаос? Она подняла палочку, плавным жестом по дуге, справа налево: будь хаос искусственным, все бы сейчас начало медленно возвращаться на свои места. Но ничего не происходило. − Брось, − тяжело произнес Муди, − срач настоящий. На меня напали перед началом года. − На вас что? − обернулась, не понимая. − Не заставляй меня повторять. И только посмей, − он встал, грузно шагнул к ней, сидящей на стуле, навис массивной горой опасности и силы, − кому-то проболтаться, Тонкс. Поняла? Она мысленно повторила весь арсенал защитных заклинаний и демонстративно отодвинулась от него на дюйм. − Я не дура, Аластор. Он кивнул, отодвинулся и похромал по коридору из кухни. У нее сердце колотилось: девчонка, курсант еще вчера, она назвала его Аластор и он ничего не сказал на это. Не мог не заметить, но может, стареет, или последствия нападения, или… она же ничего не знает о нападении! − Можешь звать меня Аластор, − крикнул он из гостиной, − только если я буду звать тебя по имени. − Ч-черт, − выругалась она тихо, − черт, черт, черт. И улыбалась, когда шла из кухни со своей кружкой. Ее выдавали неустойчиво меняющиеся волосы: когда она зашла, корни были золотистыми, а кончики уже малиновые. − Я не люблю свое имя, поэтому нет, никакой Нимфадоры, даже если мне придется до конца моих дней называть вас мистер Грюм. Игра слов с его фамилией (прозвищем?) делала происходящее еще сюрреалистичнее. Куда еще? − Дора, тогда, − сказал он, − и садись, чего стоишь. Дора. Дора было коротким и немного горьковатым на вкус. Она еще не знала, нравится ли ей, но точно была не против. Так и не села. Он рассказывал о нападении, а она ходила по комнате, поднимала упавшие книги на полки невербальными заклинаниями, одним движением рук, очищала поверхности от пыли и крови, периодически задавала ему вопросы. Открыла окна, впустив свежий воздух в затхлость комнаты, − Грюм дернулся, но рассказывать не перестал. Только благодаря тому, что она могла повернуться к нему спиной в процессе уборки, он не видел выражения ее лица, но один раз она вытерла щеку рукавом и он замолчал. − Тонкс? − Все хорошо, − быстро ответила она, − все хорошо, продолжайте. К тому моменту, когда его история подходила к концу (к концу учебного года, концу Турнира Трех Волшебников и концу его унизительного заключения), за подоконником плавился закат. Тонкс не включала свет, но зажгла торшер у книжных полок. Там же, ранее ею незамеченный, под брошенной мантией, стоял кованый железом сундук. − Это в нем, − у нее сел голос на этой фразе, пришлось кашлянуть, − он, вы… во время турнира? − Скажи что-то умное, − перебил он ее. − Рада, что вы живы. Он отмахнулся и хлебнул свой остывший чай. По интонациям его дальнейшего ворчания она поняла, что ему приятно.

* * *

Ни о каких чувствах и речи не шло. Тонкс аппарировала ему на порог, открывала дверь своим ключом, закрывала за собой. Снимала обувь, не боясь что-то смахнуть: в том хаосе, который царил у Грюма, она не могла бы навредить. Небольшая кухня всегда пустовала. Тонкс заваривала две кружки чая, кидала в каждую кубик льда и по коридорам, похожим на лабиринт, проходила в гостиную. Как-то к нему пролезли двое: лиц не было видно, они пересекли двор и взломали замок одновременно магией и ломом. Тонкс дернулась встать, помешать, выгнать, но Грюм своей лапищей на ее плече удержал: не надо, мол, пускай. В узком коридоре между кухней и гостиной непрошеных гостей размазало по стенке. Тонкс потом еще двое суток стирала с пола бурые пятна. Она не нанималась Грюму уборщицей, но ходить мимо этих пятен — Мерлин, нет. А Грюм каркал смехом, глядя на выражение ее лица. Так вот, она проходила в гостиную, садилась в свободное кресло у камина, протягивала вторую кружку — Грюм неизменно брал, отхлебывал сразу половину и ставил кружку на пол. Так она и остывала. Тонкс потягивала чай маленькими глотками и отвечала на его короткие вопросы: что в Аврорате, как дома, слышно ли что-то о Поттере и будет ли она оставаться в Министерстве, если оно действительно поддалось Волдеморту (этому, на ее взгляд, не было ни единого подтверждения, но Грюм, кажется, был уверен). Тонкс отвечала, отвечала, отвечала, и было чувство, что каждый новый вопрос звучит в тишине уютной темной комнаты с камином только для того, чтобы она продолжала говорить.