* * *
В три ремня, туго перетягивавшие меня и кровать поперёк, были встроены датчики, реагирующие на учащённый пульс. Я обнаружил это, когда злость мало-помалу испарилась, пожрав меня целиком и не найдя больше подпитки. До мёртвого спокойствия я не дошёл, но основательно устал кипеть и беситься. Безразлично уставился в стену, замер, не вырываясь. И услышал шесть коротких последовательных щелчков: захват ослаб, язычки ремней вылезли из пряжек, мне даже дополнительно расстёгивать их не пришлось — просвет оказался достаточный, чтобы высвободить руки, а затем и ноги вытащить. Уле, комфортабельно развалившийся на кушетке в наушниках, с блаженно закрытыми глазами, представлял уж слишком лёгкую мишень. Пусть у какой-нибудь другой сволочи достанет говна в кишках бить лежачего, беззащитного и фактически спящего. А я, чуть пораскинув мозгами, на цыпочках двинулся к мини-бару, мужественно преодолев дрожь, сунул одну ладонь в ведёрко со льдом и шампанским, продержал так, сколько получилось вытерпеть тающие донельзя колючие кристаллики, и вернулся к Уману. Второй ладонью, оставшейся тёплой и сухой, неторопливо и аккуратно оттянул ему штаны вместе с трусами и... Моя очередь блаженно жмурить глаза. Да, месть сладка. Уле умеет визжать как девчонка, надо же. Ну-ка, ещё немного поори для меня, но никуда не бросайся и не вскакивай, больно себе же сделаешь, болван. — Наушники поправить? — спросил я, чувствуя неровно блуждающую по моим губам не самую добрую улыбку, и покрепче сгрёб в пятерне его съёжившийся и будто пытавшийся выскользнуть из ледяного объятья член. — Совсем сползли... Пообедаем, как вчера? Уле, временно лишённый дара речи, достоинства и вообще всего, кроме инстинкта самосохранения, кивнул с выпученными глазами. Задышал ровно и по-человечески, только когда я вытащил руку из его трусов и посгибал пальцы, разминая после лютого холода. И наушники я всё-таки с Умана снял, чтобы нормально слышать меня не мешали за хрустом работающих челюстей. Опять нам принесли семнадцать видов колбасы, джема и горчицы на хлеб. Аппетит у барабанщика как у быка, но видок был чуть пришибленным. Никак не отошёл от минутного массирования гениталий даже после пятого бутерброда. Обмороженные яйца с шелковистым пушком мне, кстати, понравились. Хотя гладко выбритые прелести Кисо сексуально привлекают больше, они, мм... они голо выпирают, такие нарочито развратные, манящие с умыслом... Так, опять я не о том придурке думаю. Сосредоточимся на Уле. Выпил кофе, окончательно согреваясь, и сел ему на колени. Чёрную шевелюру, касавшуюся плеч, приподнял, чтоб не тянуть за неё и не цеплять ненароком своими граблями, и любовно обвил шею — сильно напрягшуюся, но хоть не вспотевшую от страха. — В тупые игры с малолетками играть не буду, так им и передай, — проговорил я ему с самым серьёзным видом и трагично округлил губы, приблизив и неплотно прижав к его губам. Задел их зубами, будто хотел прикусить... или откусить? Подвигал бровями вверх-вниз, изображая мучительную работу мысли по этому поводу. Надеюсь, что натуралистично. Потому что мне было плохо: внутренне я десять раз подох со смеху. Видел бы Уле свою перепуганную физиономию. Будто сам дурака никогда не клеил. — Ещё поцелуй на прощание? Минет в знак примирения? Может... — и неопределённо поёрзал на его бёдрах. Трудно, уже почти невыполнимо было притворяться с постной рожей, так что я закончил представление и оглушительно заржал, двинув лбом ему в грудь и больно врезавшись в болтающуюся там на шнурке мельхиоровую пентаграмму Сатаны. У неё острые уголки, будут вмятины, синяки, дурацкие расспросы... пофиг, мне слишком весело. Уман от резкого толчка подавился полупрожёванным кусочком сыра и роняет его изо рта мне на трясущуюся от сдавленного хихиканья голову. Как остановиться и не ржать? Никак. Но мой отпуск мне снова в ка-а-айф. — А суп остался? Отсыпь мне горячую ложечку грибов? Уле обиженно засопел, собирая сырные крошки с моей макушки. Ртом собирал, заодно развозя молочный жир по моим волосам. Согласен, мы не из брезгливых. Его член свернулся в штанах как раз под моим, я полувозбуждённо прикладывался к нему, держась за шею Умана, всем торсом вперёд, потом назад, монотонно раскачиваясь, как на качелях. Естественно, он задет моими измывательствами, но чем он отпарирует? Стандартный в таких случаях скандал я отменил, драку тоже не захотел устраивать. И вместо криков и мордобоя скольжу языком по его щеке. Откровенно прусь от того, как же ему дерьмово и хочется сбежать за тридевять земель от моих ласк. Терпи, Бон, нечего было на кладбище меня бросать. — А где ты прятался, Уле? — промурлыкал я, засовывая пальцы под его рубашку спереди, между металлическими пуговицами. — Ведь негде было, никаких укрытий... — С собой принёс. Я за спину тебе отошёл, лёг на землю между могилами и балахон вывернул наизнанку. Ты не обратил внимания на рисунок подкладки, когда сам надевал его, да? Пришлось перестать эротично обдавать его запахом пережаренного кофе, слезть с колен и изучить одежду, она под кушеткой валялась, оба балахона. Черные с белыми контурами скелетов снаружи, а внутри — зелёный принт, отлично воспроизводящий вид... газонной травы! Охренеть! При свете ночных фонарей понятно, что от настоящей травы не отличить. Но, черт, у меня в башке не укладывается. Кто мог продумать детали моего «похищения» из отеля настолько скрупулёзно? Разработать план моего наказания в кратчайший срок, привлечь рассеянного Умана, не вызывающего у меня своей невинной упоротостью никаких подозрений, заполучить его преданность, посулив золотые (или грибные?) горы, и снабдить... Интересно, а чем ещё снабдить, помимо маскировочной одежды и внушительной суммы налом на подкуп честных немецких граждан? Шинни?! Серьёзно? Разве вчерашние молокососы на такое способны? В апартамент постучались. Уле открыл, это за ним, машина в аэропорт. Таинственный игрок забирает его обратно в Стокгольм. Я остаюсь один. Я этого хотел, разве нет? С первого отпускного дня. Могу сколько угодно игнорировать настырных малолеток, бесцельно пропивать и проедать своё свободное время, пока оно не закончится, пропущенное сквозь пальцы. Польская горничная наверняка согласится переспать со мной, раз уже переспала с Уле. А охрану с периметра обещали пока не снимать, вдруг я опять нечаянно встречу какую-нибудь раскрашенную куклу, идущую домой если не с аниместэйджа, то из клуба или с модного показа. В груди затрепыхался мой мышечный насос, сильными спазмами сокращая себе гарантийный срок службы, обещанный “God Enterprise Group²”. Побочка от ядрёного морфинистого укола? Да если бы... Сопротивлялся боли я весь световой день. Голос Эмиля попеременно с голосом совести уговаривали меня вернуться в личину осла и потопать дальше за морковкой. То есть — сдаться на потеху малолеткам. Но я же Виплешер Бернадотт, я предпочту щелкать каналы спутникового ТВ, пялиться в широкое окно на бесконечную вереницу продуктов мирового автопрома и сосать пиво из чуть подмороженных мини-баром алюминиевых банок. Дёргать себя за член, сравнивая в расслабленном состоянии с членом Уле. Совать в штаны всё ту же банку. Смеяться над собой. Грустить, но делать вид, что в груди болит от изжоги. А сдаться? Сдаться лишь тогда, когда солнце сядет. И сесть захочется вместе с ним. Укрыться за горизонт, завернуться в одеяло облаков с головой. Почувствовать, как романтическая чушь заполоняет всего меня изнутри. И только после этого — найти на обеденном столе бумажку с последней подсказкой. “Style is war”? По-прежнему ни о чём мне не говорит. Придётся поискать в интернете. Ни единой здравой мыслишки, что может означать эта дурацкая надпись. Или слоган. Или лого. Или... Всё-таки слоган. Wi-Fi чуть тормозит, да и телефонный браузер не слишком рьяно загружает страницу с запросом. А что если таинственный игрок через Умана оставил мне нормальный ноутбук и доступ в сеть? Не оставил. Но долго сёрфить не пришлось: слоган привёл меня с многочисленных фан-форумов на официальный сайт группы “Cinema Bizarre”. Но вместо обычного в таких случаях web-контента с галереей фото и свежими новостями (я истово готовился перенести удар от вида чрезмерно заштукатуренного криворукими стилистами Шинни в окружении Страйфи и других неполовозрелых нимфеток) там красовалась... громадная буква “С”. Да, одна-единственная буква на весь грязный экран моего мобильника! Самому не верится, но у меня запас матерных слов вышел. Так, ещё банку пива. Об глаз, всмятку. Уже легче. Телефон хотя бы не хочется бросить об пол и потоптать. Грёбаные малолетки! Выпил ещё. Обшарил всю пустую страницу. Выпил. Менял масштаб, исследовал каждый миллиметр медленной прокруткой. Выпил. И в левом нижнему углу нащупал скрытый текст, белым на белом. Выделил.«Поищи у себя в номере».
Минутка безмятежности. Затишье перед бурей. Спокойствие перед погромом. Я люблю детей. Я люблю людей. Я совсем не зол. Я само терпение и самообладание. Экран мобильника с этим не согласился. Погас и отразил моё лицо. Налитые кровью глаза разбуженного психопата. Шевелящиеся ноздри серийного маньяка. Запёкшиеся в корочке крови и соли губы убийцы. Я люблю людей, я люблю детей... непослушных детей. Предпочтительно печёными... в яблоках... с хрустящей золотистой кожей. С длинной мягкой морковкой в заднице. Да, засуньте морковный приз себе в задницу. Так, спокойно, споко-о-ойно. Минус одна спинка стула и покоцанная дверца гардероба. И хорош. Спишут на... бля, плевать, Уле за ущерб же заплатил. Спущусь, желательно не кубарем, в отельный бар и ещё выпью. Бессвязные маты в голове становятся связными, всё громче и отчётливей. Воображаемый голос Эмиля поёт что-то из старого репертуара Dissection, намекая на скорые и неминуемые человеческие жертвоприношения. Даже не пытаюсь заглушить его, бесполезно. Но попробую залить. Водки нельзя, виски нельзя... Сделаем вид, что виски можно.* * *
В апартаменты спустя... да какая разница, сколько прошло?.. меня внесли двое охранников, из тех, кто по периметру... на периметре... Голова какая-то не родная. Непослушная. Не пролезающая под подушку. Спать... Воображаемый Эмиль закончил с сожжением людей живьём и поёт “Little angel”. Тычет мне под нос мутные слайды с фотосессии на военной авиабазе. Кот в шлеме и в форме цвета хаки противоестественно возбуждает. Господи, Эмиль ты же не умеешь петь, заткнись! Давай я. И Скинни бэк-вокалом. Watch the sky so bright, see all its light³… Почему мне ни разу не приснился Скинни? Знаю, он слишком тощий и редко моет дреды. А я люблю жрать волосы Кисо, когда целуюсь... чистые, надушенные и напомаженные. Мне кажется, я траванулся его лаком для волос. Хотя когда? Нет, всё-таки Джимом Бимом траванулся. Бармен странно поглядывал на мой стакан с отбитым краем. Часы на тумбочке показывают ад⁴. А, это половина двенадцатого. Еще один дурацкий день drog åt fitta⁵. Таинственный игрок в буквенные шарады пусть отправляется туда же. А я вздрочну на его труп. Спать.