Абсолютная власть

Энакин проснулся и не сразу понял, где он. В комнате царил полумрак. Скайуокер спросонья, вначале подумал, что до сих пор находится на фронте, где-то на окраине занимаемых позиций, в охраняемом полевом лагере. Вокруг ещё темно, в углу ворочается кто-то — может быть это его ординарец? Парни не спали третьи сутки, что превратилось в привычный для них ритм жизни, и только пару часов назад им удалось прикорнуть где кому придется. Сейчас пройдет немного времени, в воздух взлетят осветительные ракеты, и станет светло, как днем. Вслед за этим начнется артиллерийская пристрелка — разведка сепаратистов наверняка засекла дневные перемещения республиканцев, и сделает все от нее зависящее, чтобы превратить жизнь противника в кошмар и ужас. Боевое охранение передает по-цепи сообщение о тревоге. Значит, скоро начнется… Нет, он ещё спал, и это сон. Ведь рыцарь-джедай и генерал Энакин Скайуокер находится в своем доме, в столице, где повсюду царила мирная жизнь с ее суетой и обыденностью.       — Мастер Энакин, вставайте. Хозяйка велела вас разбудить. — ТриПио склонился над спящим джедаем.       — Мм… — очнулся тот. — Охх,. Да,. да-да — сейчас… сейчас встаю. — закряхтел он, как старый дед. Энакин сел, нехотя протер ладонями заспанные глаза, мотнул головой, отгоняя остатки сна, и на автомате принялся одеваться.       — Падме ещё спит? — спросил юноша, надевая сапоги. Дроид уже уже умчался суетиться на кухню, готовя завтрак для своего хозяина.       — Нет, мастер. Хозяйка уже отправилась на какую-то важную встречу. Джедай вошёл на кухню, и с удивлением посмотрел на ТриПио.       — Но ведь сейчас только раннее утро. Даже солнце пока ещё не встало. Какие могут быть встречи в такое время? И с кем?       — Мне это неизвестно, мастер Энакин, — ответил дроид, продолжая колдовать над миксером. — Хозяйка даже не ложилась. Она покинула апартаменты незадолго до вашего пробуждения. Велела мне разбудить вас и приготовить вам завтрак. Тостер на кухне щёлкнул, выкидывая поджаренные хлебцы. ТриПио налил в пластиковый стакан витаминного коктейля, положил в тарелку хлебцы и поставил баночку джема.       — Приятного аппетита, хозяин. А сейчас, с вашего позволения, я должен отправиться в цветочный сад, полить растения. — поклонился ТриПио. Энакин рассеянно кивнул, и дроид не мешкая покинул кухню. Быстро умывшись, джедай сел завтракать. Сладкое он любил, и с удовольствием намазал пропеченные хлебцы слоем джема по-гуще. Мульти-витаминный коктейль тоже пришелся ему по-вкусу. Вообще, этот простой завтрак был для него роскошью — на фронте приходилось порой голодать, и питаться разной дрянью. Прием пищи не занял много времени, после чего Скайуокер, заморив червячка, отправился писать рапорт на имя магистра Мейса Винду. Он особо остановился на встрече с Армандом Айсардом, упомянув об интересе директора разведки к некоторым известным фигурам в республиканском истеблишменте. Нельзя сказать, что составление рапорта не вызвало в нем никаких раздумий. Энакин чувствовал себя наушником, и находился не в своей тарелке. Интерес совета к событиям вокруг канцлера, к его персоне, был каким-то. всеобъемлющим, что-ли. Да и откровенное предупреждение Палпатина о том, что здесь, в мирной обстановке, может быть тяжелее, чем на фронте, показался джедаю странным. Что является хуже, чем война?.. «Вчерашний прием Падме, вот что!» — вспомнил он. Да уж, не на это он рассчитывал, когда целовал ее милые губы. Как же она изменилась?! Почему это произошло?! Юноша даже досадно застонал, вспоминая эту нелепую сцену, переросшую в скандал. И ещё эта какая-то важная встреча в такую рань. Но он решил не распалять себя бессодержательными подозрениями, — это не по-мужски, напомнил себе Энакин. Наверняка-же есть какое-то внятное объяснение, нормальное, естественное, без придумок и без фиглярства. Но Падме все же придется рассказать интересующие его детали: особенно его интересуют участившиеся в последнее время внутрисемейные конфликты. Они не видятся месяцами, а жена то ли не может отвыкнуть, то ли охладела к нему. «Надеюсь, ее ответы меня удовлетворят» — подумал джедай. Скоро ему придется отправиться заступать на пост телохранителя канцлера Палпатина. Добрый старик обрадовался, узнав что совет назначил Энакина ему в защитники. Какой же он хороший человек! Палпатин ему как отец, не больше, и не меньше. Или, скорее, как внимательный старший родственник. Ведь отец… отцом ему мог стать Квай-Гон Джинн. При воспоминании о благородном мастере, сердце Энакина сжалось. Как жаль, что вмешательство неведомых сил лишило его возможности стать учеником этого замечательного джедая. Если бы не Квай-Гон, Скайуокер все ещё находился бы в рабстве у Уотто, а может, уже достался бы кому-то другому. Мастер Джинн, будь он жив, что нибудь придумал бы, как вызволить маму Шми. Ведь Энакину ничего больше не надо было, только бы знать то, что мама свободна и находиться в безопасности. Только это. Весь его бунт против замшелых устоев основывался на простом, свойственном каждому нормальному человеку чувстве — любви к матери, желании ее уберечь от опасности и тягот. Она ведь и так осталась в одиночестве на далёкой пустынной планете. Но их обоих уже нет в живых — первым погиб Квай-Гон Джинн в бою с ситхом-убийцей — Энакин печально вздохнул. А через десять лет не стало и матери… В жизни Скайуокера было столько потерь, что они уравновешивали ровно на половину весов все его счастливые приобретения — ученичество в ордене, знакомство с Палпатином, женитьба на Падме. За это Энакин, желанием судьбы, заплатил страшную цену. Мог ли он избежать подобного развития событий? Вероятно нет. Он не был волен выбирать свой путь, даже когда согласился улететь с джедаями с Татуина. Квай-Гон наставлял его азам познания себя как джедая — мастер был одним из немногих людей, кто безоговорочно верил в потенциал Скайуокера. В то, что он является Избранником, способным привнести равновесие в великую, или, как тогда сказал Джинн — живую силу. И малыш Эни проникся к нему сыновней любовью, невинной и робкой, какая бывает только у маленького ребячьего исстрадавшегося сердца. Как в последствии узнал Энакин, совет строил козни против Квай-Гона, считая его вольнодумцем, чуть ли не смутьяном. Эта неприязнь досталась Скайуокеру словно бы в наследство. Одним из самых главных противников Энакина являлся Мейс Винду. Темнокожий магистр с пренебрежением относился к мальчику, третировал его, отпускал в его адрес колкости. Когда Энакин был подростком, такое отношение являлось для него невыносимым. Никто из магистров не говорил в его защиту ни одного слова, в то время, как Винду порой жёстко отчитывал Скайуокера перед глазами всего совета. И учитель Оби-Ване Кеноби, хороший, в сущности, человек, очень часто занимал сторону совета, а значит сторону и его главы. Его учитель считал, что так будет лучше для подопечного. Какая ошибка! За окном начало светать. Огромные зеркальные панели, парящие в невесомости на орбите, ловили первые лучи восходящего солнца, перенаправляя их на и без того никогда не спящий город, побуждая его к большей активности. Конечно, из апартаментов Падме эти панели не увидеть, но механическое присутствие на повседневную жизнь горожан ощущалось ежесекундно. Настала пора отправляться к канцлеру Палпатину. Энакину повезло, что канцлер и сенатор Наберрие живут в одном доме — не надо будет мотаться вдаль через полгорода. Да и спокойней так. Конечно, у Палпатина есть своя охрана, и она отлично организованна, в чем молодой джедай успел убедиться, но все же… Он набрал на комлинке номер главы службы безопасности канцлера.       — Доброе утро, — сказал Энакин собеседнику, вышедшему на связь. — Я рыцарь-джедай Скайуокер. Вам должно быть известно, что я являюсь помощником канцлера. Могу ли я в настоящий момент подняться к его превосходительству?       — У его превосходительства сейчас посетитель, — ответили ему. Посетитель! Юноша сразу подумал о Падме.       — Скажите, этот посетитель — женщина? — спросил джедай.       — Совершенно верно, сэр. Это молодая женщина, — подтвердил глава СБ. Зачем Падме подниматься в апартаменты Палпатина, для чего? Энакин не мог найти ответ на этот вопрос.       — Я направляюсь к вам. Сообщите вашим людям о моем прибытии. — произнес он.       — Принято, сэр. Ожидаем вас на лестничной площадке перед лифтом. Энакин не стал пользоваться подъемником, и буквально во мгновение вбежал на несколько этажей вверх. Его встретил наряд из нескольких человек личной охраны канцлера во главе с низкорослым типом с суровой физиономией в форменной одежде.       — Сэр, мы сообщили его превосходительству, и он велел пропустить вас в апартаменты. Энакин благодарно кивнул, и нажал на панели кнопку доступа. Дверь послушно скрылась в боковом проёме. Скайуокеру уже приходилось здесь пару раз побывать. Его всегда удивляла скромность жилища канцлера, которая разительно отличалось от утопавших в роскоши апартаментов и резиденций других республиканских бонз. Он невольно сравнил эту обстановку с обстановкой квартиры Падме, которая жила на широкую ногу. Между тем, Энакин через коридор вошёл в главный зал. Сейчас, вероятно, встретит и канцлера и жену. Что же такое они могут обсуждать на этой странной встрече. Он первый увидел Палпатина, который недвижно сидел в большом резном кресле и смотрел в одну точку перед собой. Почувствовав присутствие Энакина, канцлер, не вставая с места, несколько подался вперед, повернулся ко входу и дружелюбно произнес.       — О, мальчик мой, входи-входи — чувствуй себя как дома. Вслед за этим раздался недовольный женский возглас.       — Дядюшка, прошу вас — не вертитесь! Трудно описать удивление Энакина. Женский голос, обратившийся к Палпатину, не принадлежал его жене. Эта была мягкая и красивая речь, которой мог обладать только очень добрый и невинный человек. И, судя по-всему, это была молодая девушка. Очевидно она находилась где-то в глубине зала. Скайуокер определил через силу золотое свечение, исходившее от нее. В комнате была расписная ширма, которая частично загораживала обзор. Но что ещё более удивительней прозвучало, так это — дядюшка! Палпатин между тем поднялся с кресла, подошёл к Энакину и дружески взял его за руки.       — Моя дорогая, у нас гость — произнес он, обращаясь к девушке. — Подойди, пожалуйста, поприветствуй и познакомься с ним. На время оставь свой холст и палитру — мы продолжим после. В ответ послышалась некоторая возня. Кто-то готовился к встрече. Наконец, раздвинув ширму, девушка вышла к ним. От взгляда на нее Энакин обмер. Это была высокая, стройная красавица, голубоглазая с роскошными волосами черного цвета, ниспадающими ниже плеч. Девушка явно смущалась в присутствии парня. Палпатин счастливо улыбаясь подозвал ее подойти ближе.       — Ну же, не стесняйся. Знакомься, — это рыцарь-джедай Энакин Скайуокер. Я много рассказывал тебе о нем. Да ты и сама должна была слышать о нем раньше — личность-то он выдающаяся. Герой республики, одна из самых главных ее надежд. И, пожалуй, даже самая главная. Девушка слабо кивнула, продолжая смотреть во все глаза на Энакина. Юноша в свою очередь неловко попытался изобразить какой-то приветственный кульбит, как принято утонченным мужчинам, и тоже смутился. Ни он, ни она, так не принесли ни одного слова, продолжая неловко мяться.       — Что же, — придется мне ответить за тебя. — вздохнул Палпатин, и обернулся к юноше — Энакин, перед тобой моя родственница, моя племянница, — Кьяра Палпатин*. Она дочь моего троюродного брата Вольпау.       — Очень приятно. — промямлил Энакин. Девушка улыбнулась и кивнула       — Да, мне тоже. Палпатин обнял за талию обоих.       — Вот и отлично, вот и познакомились. — весело проговорил он. — Но, скажу откровенно, Энакин, — это большая тайна. Очень немногие люди здесь, на Корусанте, знают реальное обстоятельство моей семейной жизни. Бедной девочке приходится жить и учиться под вымышленным именем. А ведь столь юная особа нуждается в прекрасном открытом мире, где она может не прятать свою истинную натуру. Где она, наконец, найдет себе прекрасного молодого человека, влюбиться в него, а он в нее. И все будет просто замечательно.       — Дядюшка! — воскликнула Кьяра, и заметно покраснела.       — Что дядюшка?! Что дядюшка?! — с притворным возмущением возразил Палпатин. — Разве я не прав? А что ты скажешь, мой мальчик? — обратился он к Скайуокеру. Сказать, что Энакин был смущён, значит не сказать вообще ничего.       — Угу,. это… хм. да!.. — невнятно и невпопад пробормотал юноша, отводя глаза. Палпатин улыбнулся.       — Вот это и будет вашим заветным словом, мои дорогие. Ну а теперь, полагаю, мы разделим общий стол и трапезу, за которой преломим один хлеб. Сейчас неплохо бы как следует подкрепиться — денёк обещает быть напряжённым. Громкое утро Корусанта уже вступало в полные права наследования, стирая остатки прежней ночной жизни. Столица республики была неизменной и жизнерадостной. А где-то на ее окраинах по-прежнему бушевало кроваво-огненное зарево гражданской войны.