Глава 10. Руины
22 февраля 2023 г. в 20:01
Это конец. Следующее утро пришло, как меч палача – быстро и обжигающе холодно на осеннем ветру. Последние остатки солнечных и теплых дней доживали свой век под тяжелой пеленой утреннего мороза. Рассветный туман окутывал Каттегат ложным ощущением покоя, но Гида видела – волнения назревали под первыми одинокими золотыми лучами солнечного света, пронзающие темноту Большого зала. Она уже встала, медленно скакала взад и вперед по коридору и прыгала от одного солнечного зайчика к другому. Прыг-скок вверх – золотая капля света рядом с камином, прыг-скок вниз – кусочки солнечного сияния прямо рядом с пиршественным столом. Гида позволила себе ползать, шнырять туда сюда по комнате. Она плохо спала той ночью, и она уверена, что ее семье тоже было не до сна.
Не выдержав душности Большого зала, напряжения, которое царило в воздухе еще с утра, Гида покинула его. Она пряталась в мрачных тенях пустынного двора и ждала, когда буря из бурь пошатнет основы ее семьи. Она поинтересовалась с ленцой, проснулся ли Бьерн – она заметила прошлой ночью, каким измученным и усталым он выглядел. Сидел на своем месте, весь взвинченный и явно обеспокоенный, пытался храбриться, но все портили его дрожащие губы. Гида раздумывала, стоит ли ей пойти и поискать его, но она решила, что пока не стоит – Бьерн, ее милый брат, ее семья, кровь от крови и ее испытанный, надежный друг, но его мрачное настроение иногда могло быть слишком сильным. Ей не хотелось слышать от грубостей, которые непременно бы вырвались из его рта, сейчас ей нужны тишина и покой, а не семейная компания.
В отличие от Бьерна, Гида не винила отца. Не злилась на него, не чувствовала себя преданной его изменой, и это не потому, что она не сострадала матери, не потому что отвернулась от нее в приступе слабости, нет. Гиде грустно, она оплакивала брак своих родителей, но теперь она поняла, приняла правила. Правила, которые управляли мирами царства, в котором она жила. За все нужно платить – ничто не дается задаром. Локи заплатил цену за свое легкомысленное убийство Бальдра. Мимир заплатил цену за уловку военного времени. Один заплатил высокую цену за свои знания. Все трое отмечены одним и тем же клинком судьбы, который не делал различий между убийцей, пешкой и правдоискателем. Все трое заплатили одинаковую цену.
Гида опустила голову и почувствовала шероховатость колючего дерева на щеке, она ощущала, как остатки сока окрашивали ее кожу, делая ее липкой. Она вдохнула запах умирающего дерева и на мгновение оплакала свою предыдущую жизнь. С закрытыми глазами Гида могла притвориться кем-то другим. Скрытая от посторонних глаз и вопрошающих взглядов, она могла притвориться, что Аслауг здесь нет. Но иллюзия разрушилась, когда она услышала шум во внешнем дворе. Она неохотно встала и собиралась с силами, готовясь встретиться с неизбежным, потому что ее слуха коснулся голос матери.
Гида проскользнула через тенистое крыльцо и растаяла в дверном проеме, ведущем в зимнее хранилище. Сцена, разворачивающаяся перед ее глазами, заставила ее внезапно почувствовать горький вкус гнева на языке – чего не было с тех пор, как Тири преследовала ее. Ее мать собирала вещи. Складывала свои пожитки на тележку беспорядочно, не обращая внимания ни на что и ни на кого. Игнорировала, что ее меч запутался в зимнем шерстяном пальто, на пошив которого ушло так много времени, как она игнорировала просьбы обеспокоенной Сигги, которая всегда была рядом с ней. И Гида осознавала, как в ней нарастала ярость – что-то в этой картине вызывало у нее тошноту от внезапного и сокрушительного чувства предательства. В глазах Гиды мать всегда была сильной, смелой в своих словах и поступках, спокойно шедшей по жизни. Теперь Лагерта просто сбегала, и у Гиды перехватило дыхание от тошнотворного чувства потери. Потери последних воспоминаний о детстве и чувства безопасности, которое всегда давала ей ее волевая мать.
Гида внезапно поняла, что не может расстаться со своей жизнью и их жизнями так легко, как она думала раньше. Она не полностью смирилась со своей судьбой, не приняла перемены, не хотела. Гида почуяла, как сокрушительная тоска поднималась и пела в ее венах, и она отпустила последние остатки сдержанности, которые удерживали ее от раскрытия своего искалеченного "я" в видении печали.
В порыве детской ярости Гида вышла из тени – поджав губы, сжала кулаки по бокам, и в глазах мерцали непролитые слезы. Ей не нужно объявлять о своем присутствии – ее видно в буре ее сердца. Она не могла найти слов, которые буквально несколько мгновений назад сорвались с ее губ – Гида хотела выкрикнуть животрепещущие вопросы, но ей не удалось произнести ни единого слова сквозь окровавленные губы. Лагерта не встречалась с ней взглядом и смотрела куда угодно, только не в лицо дочери. Матери тоже не нужно ничего говорить, с ужасом поняла Гида – она покидала ее. Не просто бросала дочь. Она оставляла бремя, печаль и напоминание о том, как на самом деле начались страдания Лагерты. Гида покачала головой и почувствовала, как слезы свободно стекли по щекам. Показывала слезы матери, которая внезапно обрела самообладание и попыталась обнять ее и утешить, но слишком поздно – Гида увидела свою мать такой, какая она есть; просто обеспокоенная женщина, которой многое пришлось пережить, что доказало слишком многое. Гида сделала шаг назад. Потом еще один. И еще.
Спина ударилась о глухую стену дровяного сарая, а затем Гида развернулась и убежала со всей силой, которая у нее осталась в ногах. Подальше от вероломной матери. Подальше от страданий, которые приходилось терпеть ее семье из-за ее собственного эгоистичного желания жить. Она, наконец, замедлилась и сделала более глубокий вдох, когда лесные тени поприветствовали ее.
Гида вернулась домой вечером. Вошла в ночной мерцающий огнями Каттегат. Она тихо вернулась в Большой зал и спряталась у камина. Ей не пришлось идти и воочию видеть, что комната брата пустовала. Она узнала обо всем, как только первые ручейки деревянного пола скрипнули.
Гида не кричала на отца за то, что он вынудил ее мать и брата уйти. Гида не отмахивалась от беспокойства Ательстана и принесенной им шерстяной накидки. Гида не требовала, чтобы Аслауг покинула их дом и вернулась туда, откуда пришла.
Гида не сдвинулась со своего места перед камином и не пролила ни слезинки.
На все это будет время, а может быть, и не будет времени ни на что из этого.
Гида не уверена, поскольку чувствовала себя опустошенной и потерянной в месте, которое она считала домом.
Наступило следующее утро, но для Гиды время уже остановилось – ей не нужны предстоящие дни, недели и месяцы, она застряла в прошлом, не имея пути в будущее.