Золотой век. Сборник драбблов

      Сладко потянувшись, Кёко открыла глаза. Она зевнула, прижала ко рту ладонь и улыбнулась, рассматривая в полутьме силуэт Сугуру.       Склонившись над записной книжкой, он что-то быстро чиркал в ней карандашом. Его профиль приятно подсвечивала настольная лампа, даря образу безмятежность и расслабленность. И не скажешь, что несколько часов назад он сильно злился на то, что Мимико и Нанако изрисовали фломастерами стены в своей комнате.       — Ты чего такой задумчивый? — протянула Хасэгава, обнимая подушку.       — Да вот, считаю, во сколько нам обойдется переклейка обоев, — он рассеянно почесал затылок. — А ты чего проснулась? Все в порядке?       Сугуру обернулся и поднял уголки губ в улыбке. Напускное спокойствие, которое он пытался излучать, шло вразрез с его тяжелым душевным состоянием, но он старался не портить кислой миной настроение хотя бы близким людям — Кёко и девочкам. И если Мимико и Нанако не замечали, что творилось на душе у Гёто, то Кёко точно знала, насколько паршиво он чувствовал себя даже спустя время после переломного момента в его жизни, и старалась это принимать.       — Да мне такой сон приснился просто… — она хихикнула. — Даже рассказывать стыдно.       — Стыдно рассказывать? — хмыкнул Сугуру, возвращаясь к записям. — Что ж такого должно было присниться тебе, чтобы ты стыдилась мне это пересказать? — послышался смешок.       Пересчитав на калькуляторе цифры, он качнулся на стуле, размышляя: если девочки разрисуют еще и новые обои, то выкидывать каждый раз даже по тысяче йен за рулон будет накладно. Не о том он думал, когда брал их на попечение. Стоило бы проявить больше родительской мудрости и доходчиво объяснить детям, что так делать нельзя.       Закрыв руками лицо, Кёко усмехнулась и постаралась собраться с мыслями.       — Прям так тебе и рассказывай все, Сугуру, — отмахнулась она, удобнее устраиваясь на кровати.       — А что? — он развернулся и облокотился на спинку стула. — Я должен знать все, что происходит в твоей прекрасной головушке, моя дорогая.       Кёко подмигнула ему и поправила ворот легкого кимоно, в котором заснула вечером. После ужина она почувствовала сильную усталость, прилегла отдохнуть и не заметила, как задремала. Посмотрев на часы, стоявшие на тумбочке около кровати, Кёко вздохнула: на циферблате было едва за полночь.       — А как же капелька таинственности?       — Мы слишком долго встречаемся, чтобы у нас были тайны друг от друга, — Сугуру поднял указательный палец. — Ну так и что тебе приснилось? Мы трахались?       — Сугуру! — Кёко замахнулась и бросила в его сторону мягкую игрушку, оставленную в его комнате девочками.       Он рассмеялся, но уклониться от игрушки не смог. Какая же Кёко была предсказуемая, когда дело доходило до обсуждения интимной жизни. Все еще смущалась, как старшеклассница, и мило краснела. Сугуру находил это очаровательным. Кёко всегда благоговела перед ним, словно он был одним-единственным мужчиной в ее голове. И его это полностью устраивало. Не хотелось делить любимую девушку с кем-либо еще.       — Да что? — он усмехнулся, поправляя рукава косодэ, и пожал плечами.       — В соседней комнате спят дети! — скрестив руки на груди, прошипела Кёко.       — Ох, какая досада, а я вот уже забыл, когда мы в последний раз нормально занимались сексом, — вздохнул Гёто, возвращаясь к своей записной книжке.       — Да я вот… тоже забыла, — тихо проговорила Хасэгава, соглашаясь. — Ну, знаешь… У нас все время с этим как-то через задницу: то в общежитии живем, то в любовных отелях, то дети. Но не подумай! Я люблю Нанако и Мимико. Просто было бы неплохо научиться уже находить время друг для друга. Согласен?       — Согласен, — только и смог ответить Сугуру.       Шумно вздохнув, Кёко поерзала на кровати, не находя себе места. Собственное состояние показалось ей какой-то подставой: привыкшая быть покорной и кроткой, она часто молчала о неудобствах, которые осложняли жизнь. Сон, от которого она проснулась несколько минут назад, казалось, сильно раззадорил и взбудоражил её.       — Так что тебе приснилось-то? — Сугуру встал из-за письменного стола, потирая затекшую шею.       — М… — протянула Кёко. — Помнишь все те разы, как ты связывал меня?       Замерев на мгновение, он усмехнулся. Нечасто она говорила об этом так откровенно… Стоило ли воспользоваться этим?       — Шутишь что ли? Конечно. Мне этот опыт всегда приносил невообразимое удовольствие.       Он присел на край кровати и упёрся в неё ладонью. Рассматривая Кёко в приглушенном свете настольной лампы, Сугуру не мог сдержать довольной ухмылки. Ему нравилось, когда она возбуждалась на ровном месте, а затем начинала потихоньку сбрасывать с себя оковы нравственности и озвучивала желаемое с невинным румянцем на щеках. В такие моменты он и правда считал себя исключительным мужчиной, для которого Кёко была готова на многое.       — Так и что… Ты хотела бы повторить этот удивительный опыт?       — Угу.       — Вот уж и правда — тихий омут, — усмехнулся он. — Надо вспомнить, куда я поставил ту коробку, — пробормотал Сугуру, потирая лоб.       — Верхняя полка шкафа, — как ни в чем не бывало ответила Кёко. — Я… Ну… Убиралась тут на днях и нашла ее.       — Кто бы сомневался.       Поднявшись с кровати, Сугуру снова поправил рукава одежды, отряхнул хакама и не спеша подошел к платяному шкафу. Открыв дверцу, он выглянул из-за нее, чтобы посмотреть на Кёко. Она уже поднялась на кровати и села, скрестив ноги.       — Дай-ка угадаю… Ты была плохой девочкой и воспользовалась тем, что внутри этой коробочки? — Гёто посмотрел на приоткрытую крышку, вскидывая бровь.       — А что еще мне было делать? Я была дома одна… И мне ужасно хотелось… Я же не буду отвлекать тебя от важных дел! — Хасэгава пристыжено покраснела.       — Как это мило, — покачал головой Сугуру. — Был бы я более авторитарен по отношению к тебе — с радостью бы наказал за такое непослушание, — он положил на кровать пластиковую коробку и улыбнулся. — Но, к счастью для тебя, у меня не поднимется рука на близкого человека.       — Прозвучало так, словно ты собрался меня ударить… — недовольно протянула Кёко.       — Ну, если только по заднице, — кашлянул в кулак Сугуру. — Ты же знаешь, что я не причиню вреда тебе и своей семье.       Кёко бодро кивнула, соглашаясь с ним. По заднице её более чем устраивало.       — Сегодня можешь делать со мной что хочешь! — она протянула ладони.       — Как обычно — никакого терпения, Кёко, — шумно выдохнул Сугуру, наклоняясь к ней.       Виновато поджав губы, Кёко отвела взгляд. Когда он стыдил ее за нетерпеливость, ей всегда становилось не по себе, однако она не могла ничего поделать с тем, что ей просто до ужаса хотелось предаться плотским утехам с ним как можно скорее.       — Развернись спиной, дорогая.       Покорно обернувшись, она сложила руки за спиной, готовая принять «наказание» за свое поведение.       — Знаешь, я никогда не устану повторять, что терпение — залог успеха. Сама посуди, — он мягко коснулся её запястий, начиная обматывать их веревкой. — Когда чай настоится, он ведь вкуснее того, что только-только залили кипятком?       — Ну… Наверное? Я никогда об этом не задумывалась.       — Ладно, — выдохнул Сугуру. — Если вариант с чаем тебе не подходит, то как насчет торта? Если коржи как следует пропитаются кремом, то он будет не таким сухим и, соответственно, станет гораздо вкуснее. Согласна?       — Согласна, — ответила Кёко, чувствуя, как заботливо он обвязывал ее руки джутовой веревкой.       — Вот и с сексом так же, — спокойно проговорил Сугуру, будто не говорил ни о чем интимном. — Не больно?       — Нет, я скажу, если что-то будет не так.       — Славно. Ох, совсем забыл: ты не хочешь пить? — он наклонился и потянул за узлы, проверяя насколько плотно обвязаны руки Кёко. — Это ведь надолго, пятью минутами мы не отделаемся.       Отрицательно покачав головой, Кёко прикрыла глаза. Ей нравилось ощущение подчинения. Это было меньшее, чем она могла отплатить Сугуру за то, что он спас ее от участи бытия главой маленького клана на кошачьем острове. Пускай ей пришлось сжечь все мосты, Кёко получила желанную свободу и была ему за это благодарна.       Касаясь крупными ладонями её тела, Сугуру старался действовать мягко и непринужденно, словно практика, о которой она его попросила, была чем-то обыденным. Конечно, ему куда больше нравилось заниматься любовью, но, если Кёко просила его о чем-либо изощренном, отказать ей в этом он не имел ни малейшего желания, однако Гёто откровенно лукавил, говоря, что ему это не приносило удовольствия. Еще как приносило.       Обвязав грудь и плечи, Сугуру чуть отстранился, чтобы посмотреть на свою работу. Нужно было чуть больше практиковаться, чтобы получалось лучше. Но он старался, и выходило очень даже неплохо, несмотря на то, что занимались они такими развлечениями крайне редко. Все же «семейная жизнь» и его цель накладывали свои отпечатки, и времени друг на друга оставалось совсем немного. Чаще всего они предавались утехам перед сном, быстро и без изысков. Реже удавалось опереть Кёко о письменный стол, пока никто не видел, еще реже — впечатать в стену… И такое положение вещей безмерно расстраивало обоих.       На мгновение Сугуру остановился, погладив грудь Кёко сквозь ткань кимоно, затем поспешил его раскрыть, чтобы прикоснуться к горячей коже молочного цвета. Довольно усмехнувшись, он отметил, что Кёко шумно выдохнула и вздрогнула от его прикосновения.       — Так, с руками я закончил, — прошептал он, наклонившись к её уху. — Теперь нужно зафиксировать твои прекрасные ножки. Позволишь?       — Конечно.       Толкнув Кёко на кровать, Сугуру подтянул ее к краю, чтобы было удобнее. Пошарив руками в складках кимоно Кёко, он задрал его и провел ладонями по её бедрам. Чувствуя, как она дрожит под натиском его рук, он не смог сдержать довольной улыбки. Ей определенно нравилось происходящее и она получала удовольствие, хотя они ещё толком ничего и не начали.       Подцепив пальцами кружевные трусы, Сугуру поспешил стянуть их и отбросить куда-то. Он ахнул, находя открывшийся вид красивым, но даже не постарался притронуться к нежно-розовым складочкам влагалища. Еще не время.       — Я все думаю о том, как мне повезло тебя встретить, — проговорил Гёто, обвязывая веревку вокруг лодыжки.       — Правда? — Кёко прикрыла глаза, расслабляясь от действий его заботливых рук.       — Да, — он согнул ее ногу в колене и продолжил вязать узлы. — Если бы ты досталась какому-то придурку… Я не смог бы пережить такого удара, — пошутил Гёто.       — Сугуру…       Усмехнувшись, он проверил, насколько плотным вышел узел, и выдохнул. Связывать ноги у него получалось немного лучше.       — Все-таки, какое это эстетически приятное зрелище, — проговорил Сугуру, рассматривая свою работу.       Закончив с одной ногой, он переместился на вторую и продолжил бережно плести узор из веревки. Его шероховатые пальцы аккуратно касались распаленной кожи Кёко, вынуждая её шумно выдыхать от прикосновений. Когда он останавливался, она хмурилась, пытаясь сдержать свои растущие аппетиты.       Кёко тихо простонала и подалась бедрами назад, чувствуя себя чрезмерно возбужденной. Сугуру шлепнул ее по пятой точке, чтобы сбить спесь, но в ответ она лишь жалобно заскулила, словно умоляя его поторопиться и прикоснуться руками к вожделевшим частям тела.       — Терпи.       — Ладно… — Кёко уткнулась лицом в смятые простыни.       — Ты же сама попросила меня об этом. Прочувствуй момент, дорогая. Насладись. Ты сейчас будто быстро ешь изысканное блюдо, совсем забывая о его вкусе. Так нельзя.       Проскулив еще разок, она оттопырила ягодицы. Сугуру снова шлепнул по ним, осаждая возбужденную Кёко, и недовольно цыкнул. Снова она не слушалась его и торопила события, но как бы он ни ругался, ему нравилась её нетерпеливость.       — Будешь так продолжать, и мне придется тебя наказать, Кёко.       Он крепко завязал последний узел и отстранился. Заглянув в коробку с приблудами, Сугуру нахмурился, раздумывая, что следует взять для начала.       — Тогда я буду продолжать, — хихикнула Кёко, но больше не смогла пошевелить бедрами. — Да блин…       — Слушай, может, мне теперь всегда тебя так связывать? Научу терпению, все дела, — опустившись на кровать, проговорил он, драматично вздыхая. — Так, давай…       Гёто перевернул ее на спину и постарался удобно устроиться рядом.       — Что давать? — прохрипела Кёко.       Повертев в ладони обычную каллиграфическую кисть, Сугуру шумно выдохнул. Он облизал губы в предвкушении, а затем коснулся кончиком ворсинок внутренней стороны её бедра. Исследуя изгибы тела Кёко, Сугуру наблюдал за тем, как она реагировала на эту шалость.       Кёко отозвалась на прикосновение дрожью. Зажмурившись, она закусила нижнюю губу, сосредотачиваясь на движении кисти по бедрам. Подобное применение обычного каллиграфического инструмента ее удивило. Несмотря на то, что Сугуру обычно лишь соглашался с ее идеями касательно совместного досуга, иногда он мог придумать что-то интересное и самостоятельно. В этот раз его необычная идея заставила Кёко изумиться полету фантазии.       — Нравится?       — Да…       Не сдержав смешка, Сугуру проследовал кистью к промежности. Он вел медленно, легко, посматривая на лицо Кёко, покрытое румянцем. Наслаждение, которое он получал от того, что лицезрел ее неподдельные эмоции, было непередаваемым.       Она вздрагивала каждый раз, когда ворсинки касались чувствительных мест. Легкий холодок от влажной дорожки, оставляемой кистью, испачканной в её естественной смазке, вызывал мурашки по коже. Кёко задержала дыхание и зажмурилась, предвкушая удовольствие, которое последует за этой игрой.       — Знаешь, я где-то слышал, что ощущения от обычной кисточки очень похожи на оральный секс, — он наклонил голову и подмигнул.       — Где ты такого нахватался? — нахмурилась Кёко, посмотрев ему в глаза.       Отмахнувшись от вопроса, Сугуру коснулся пальцами её лона, отмечая, насколько влажной она оказалась. Улыбнувшись, он поднес к губам мокрые пальцы и бесстыдно слизал смазку. В ответ провокацию, Кёко зажмурилась, её щёки покрылись лёгким румянцем.       Про кисть Гёто также не забыл. Медленно обведя гладкий лобок, он проследовал ей ниже.       — Придумал: буду издеваться над тобой, пока ты не станешь умолять, чтобы я тебя хорошенько оттрахал, — довольно проговорил Сугуру, касаясь пальцами свободной руки подбородка Кёко. — Как тебе такая идея? По-моему, здорово.       — Тебе только волю дай, — ахнула она, не отводя взгляда от хитрой ухмылки Сугуру.       — Кто же виноват, что ты попросила меня поиграть с собой.       Касаясь кистью промежности, Сугуру не торопился: он легонько обводил половые губы, изредка, словно нарочно чуть проникая ворсинками внутрь и смотря на реакцию.       Кёко тихо простонала, когда он медленно обвел кисточкой клитор, вздрогнула, как от удара током и сжала губы в тонкую полоску.       — Ох…       — Как тебе?       — И правда… Немного похоже, — тихо отозвалась Кёко.       Сугуру продолжил водить кистью по клитору, всё еще наблюдая за реакцией. Шумно выдыхая, Кёко подрагивала. Скованность добавляла особой перчинки: она практически не чувствовала ног и рук, легкое онемение помогало сосредоточиться на приятных ощущениях внизу живота. К тому же, доверие к партнеру заставляло расслабиться и отдаться ему полностью.       — Что лучше: язык или это? — он поднял кисточку и помахал ей перед Хасэгавой.       — Язык… Он горячий, — честно ответила она.       — Ну, это у нас для хороших девочек. А ты сегодня плохая.       Сугуру шлепнул Кёко ладонью по промежности. Она шикнула, находя это нескромным и провокационным, но в глубине души осталась довольна. Когда он не церемонился и не возился с ней, как с хрупким существом, ей даже проще было как-то сконцентрироваться на получении удовольствия.       — Сугуру…       — Да?       — Пожалуйста… — румянец на её лице загорелся с новой силой.       Он отрицательно покачал головой, не сдержав смешка. Его ладонь снова накрыла промежность, а крупные пальцы погладили возбужденный комок нервов. Сугуру довольно ухмыльнулся, отложил кисть в сторону и удобнее устроился рядом.       — Нужно не забыть её помыть потом… — пробубнил он себе под нос.       Кёко закусила нижнюю губу, когда почувствовала, как пальцы Сугуру легко вошли в её лоно. Каждый раз, когда он приступал к фингерингу, ей казалось, что она на седьмом небе от счастья. В чем в чем, а в этом виде ласк Сугуру преуспел как никто другой.       Приятное чувство рождалось в Кёко от того, как уверенно он двигал пальцами, слегка согнув их. Совершая манящие движения, Сугуру словно затрагивал самые чувствительные места. В этот момент Кёко чувствовала себя как натянутая струна. Уязвимое положение, в котором она находилась, давало ей возможность почувствовать всё особенно остро, но одновременно с этим…       — Сугуру, пожалуйста… — тихо простонала она.       Он цыкнул, беззвучно говоря, что хотел услышать что-то другое. Менее абстрактное и куда более похабное, чем Кёко говорила.       — Пожалуйста, что? — со смешком спросил Сугуру, наклоняясь к её груди.       Лизнув твёрдый сосок, он самодовольно ухмыльнулся. Его забавляло, когда она хныкала, вместо того, чтобы говорить о своих желаниях открыто. Обычно это занимало немного времени, и Кёко быстро сдавалась, едва его губы накрывали чувствительную грудь, но в этот раз что-то пошло не так. Вместо того, чтобы начать умолять его, она тихо проскулила и зажмурилась.       Чтобы добиться желаемого результата, Сугуру принялся двигать пальцами чуть быстрее, подбивая Кёко к грани, когда её разум помутится настолько, что она потеряет самообладание и будет бесстыдно постанывать от его умелых действий.       — Пож… — она ахнула, когда Сугуру слегка куснул сосок. — Ах!       — Давай… попроси меня, — проведя кончиком языка дорожку от груди до шеи, он отстранился. Прильнув губами к её уху, Гёто тихо и мучительно сладко прошептал, обдавая кожу горячим дыханием: — Ты ведь хочешь чего-то большего, не так ли?       Жалобно пискнув, Кёко съежилась всем нутром от его тихого голоса. Когда он шептал, подбивая её сдаться, она обычно выходила из себя. Каждый раз, когда он шептал это ей на ухо, сердце в груди начинало колотиться как сумасшедшее, но в этот раз Кёко стойко держалась, она словно пресекала собственные аппетиты, запрещая себе терять голову.       Сугуру усмехнулся, его пальцы покинули её горячее лоно. Кёко тихо захныкала, однако он оказался непреклонен. Гёто был намерен добиться своего. Поднявшись с места, он перевернул её на живот, снова задрал кимоно и шлёпнул по ягодицам влажной ладонью.       — Ну же, я жду, — Сугуру принялся развязывать на себе хакама.       Тихо простонав, Кёко уткнулась лицом в смятое одеяло. Она почувствовала, как её уши загорелись от стыда, и сдержала стон, воображая, что он делал. Звук шелестящей ткани раззадоривал её, но она не торопилась просить его о большем. Сам ведь сказал, что нужно уметь наслаждаться, вот пусть и получает по полной.       — Ах, я забыл, что с тобой нужно общаться по-другому, — со смешком проговорил он, припоминая, что в последнее время Кёко была без ума от грязных разговорчиков. — Не могу поверить в то, что ты молчишь, несмотря на то, что течёшь как сучка, — Сугуру снова шлёпнул её по ягодицам и следом смял одну из них. — Ты ведь хочешь мой член?       Он шумно выдохнул. С каждой секундой промедления ему становилось тяжелее держаться самому. Легкая болезненность из-за тесного нижнего белья изматывала, из-за чего Сугуру был вынужден приспустить трусы, чтобы достать набухший член наружу.       Кёко громко простонала, когда почувствовала, как он провел им по промежности.       — Хочу… Очень хочу, — с толикой стыда проговорила она.       — Тише-тише, — снова шлепок по ягодице. — В соседней комнате спят дети. Неужели ты хочешь, чтобы они проснулись от твоих громких стонов, м? — Сугуру усмехнулся. — Бесстыдница Кёко.       В ответ она захныкала и снова уткнулась лицом в смятое одеяло.       — Я хочу, чтобы ты меня трахнул… — сдалась Кёко.       — Что-то я не расслышал, повтори, — самодовольно усмехнулся он. — Что ты хочешь, моя девочка?       Кёко сжала занемевшие ладони в кулаки и судорожно набрала в лёгкие воздуха. Тон, которым он с ней разговаривал, доводил её до самого настоящего сумасшествия. Ей хотелось прокричать своё похотливое желание, чтобы удовлетворить его аппетиты, но вместе с тем она прекрасно осознавала, в каком положении они находятся: если она будет слишком громкой, то это будет как минимум нехорошо. Стоило проявить благоразумие, но как же это было тяжко…       — Трахни меня, пожалуйста, — жалобно проскулила Кёко, ощущая полнейшую беспомощность. — Сугуру…       Он распрямился, чтобы скинуть с себя косодэ вместе с нижним кимоно, и размял затекшие плечи.       Глядя на то, как изнывавшая Кёко покорно лежала без возможности пошевелиться, Сугуру закусил нижнюю губу в предвкушении. Он намеренно не торопился, хотя кровь гудела в ушах, говоря о перевозбуждении. Ему не терпелось, но он тянул из последних сил, чтобы получить максимум удовольствия.       — Какая же ты плохая девочка…       Без промедления он вошел внутрь её лона. От столь желанного ощущения Кёко блаженно закатила глаза и тихо простонала, наслаждаясь чувством наполненности. Его крепкие руки сжали её бёдра для удобства, и в скором времени Сугуру начал плавные движения. Благодаря позиции, в которой она находилась, он проникал гораздо глубже обычного. Это дурманило разум настолько сильно, что Кёко с огромным трудом могла сдерживать скулеж.       — М-м… — она снова уткнулась лицом в одеяло, чтобы быть потише.       Тихо постанывая, Кёко с головой ныряла в ощущения. То, что она едва ли могла пошевелить руками и ногами, ощущалось в их положении как пикантное дополнение. Медленные, но глубокие толчки Сугуру отдавались в её теле волнами удовольствия, Кёко тяжело выдыхала в попытках скрыть возгласы наслаждения.       — Хочешь быстрее? — шумно произнес он, наклоняясь вперед.       Несмотря на происходящее, говорил он ласково. На мгновение Кёко даже подумала, что Сугуру сбавил обороты и решил отступить, отдаваясь захватывающему наслаждению, однако очередной шлепок по ягодицам быстро привел её в чувства, напоминая, что сегодня он был к ней безжалостен.       В момент, когда Кёко почувствовала сладостную боль от ударов его ладони, она шумно выдохнула. Сугуру посмотрел на её покрасневшие ягодицы, подумав, что она едва ли сможет сидеть ровно следующие пару дней, и хихикнул. Как прекрасна она была, когда оказывалась в его подчинении и позволяла делать с собой всё, что ему захочется.       — Хочу, — она с трудом сообразила, что не ответила на его вопрос, и довольно зашипела от очередного шлепка.       Сугуру не заставил себя ждать, ускорив темп толчков. Его тихий, едва уловимый стон коснулся ушей Кёко и заставил её сердце трепетать с большей силой. От мысли о том, что Гёто получает удовольствие от происходящего, она задрожала всем телом. Знать, что любимый человек воспринимает их близость так же остро, как и она сама, было воистину прекрасно.       Если бы только они могли это делать чаще…       — Черт подери… — негромко выругался он, замедляясь.       Сугуру накрыл пальцами её клитор и начал массировать его быстрыми движениями. Это вызвало у Кёко бурную реакцию: она приоткрыла рот в немом стоне, сжала ладони в кулаки и вздрогнула. Удовольствие захватило каждую клеточку её мозга, отчего она, потеряв над собой контроль, грязно выругалась. Это было редким явлением в их интимной жизни, свидетельствовавшее о том, что она достигла небывалых вершин блаженства.       — Кончи в меня… — захныкала она.       На долю мгновения эта просьба отрезвила разум Сугуру, однако перечить ей у него не было ни малейшего желания. В последнее время, когда им удавалось уединиться, он безумно хотел закончить именно так, но остатки рациональности не давали ему этого сделать.       — Умоляю… — снова попросила Кёко, дрожа всем телом. — Я так хочу…       Сугуру ускорился, чтобы достичь желанной разрядки сразу же после неё. Раз уж она просила его об этом, стоило сделать всё так, как ей хотелось.       Ритмичные грубоватые толчки, сопровождавшиеся звуками шлепков кожи об кожу, приближали его к желанному финалу. В порыве страсти Сугуру схватил Кёко за короткие волосы, приподнимая её голову, и хрипло простонал. Его голос был тихим, таким интимным и дрожащим, что у Кёко снова затрепетало сердце.       — Кёко… Ах!       Она сжала губы, почувствовав, как горячо стало внутри. Его тихий стон стал самой настоящей отрадой для души, отчего Кёко сладко промурчала, расслабляясь. Замедлившись, Сугуру погладил её ягодицы и судорожно выдохнул, пытаясь оправиться от переизбытка эмоций.       — Я люблю тебя, — тихо прошептала она, расслабленно прикрывая глаза.       — И я тебя, — тихо засмеялся он. — Давай освобожу, наверняка руки и ноги затекли уже.       — Угу… Было бы славно.       Собравшись с мыслями, Сугуру потянулся за ножницами, лежавшими в коробке с игрушками как раз на такой случай, и принялся разрезать плотную веревку. Разбираться с узлами и развязывать их ему стало безумно лень, поскольку силы постепенно покидали его тело после мощной разрядки.       Закончив с веревками, Сугуру убрал коробку на пол и с трудом встал с постели, чтобы выкинуть обрезки. Пришлось одеться, чтобы выйти из комнаты и вынести мусор. Обратно он вернулся со стаканом воды и сел на край кровати, решив поухаживать за Кёко, чьи конечности едва ли слушались после долгого нахождения в путах.       Кёко приняла стакан трясущейся рукой и жадно отпила из него. Холодная вода приятно утолила внезапно усилившуюся жажду.       — Знаешь, просьба… кончить в тебя меня обескуражила… — наконец признался Сугуру.       Хихикнув, Кёко покивала головой. Она прекрасно понимала, что такое не останется незамеченным, поэтому решила успокоить его и внести немного ясности:       — Я уже пару месяцев таблетки пью, — она пожала плечами и мило улыбнулась. — Просто так нужно было для здоровья, не вдавайся в подробности.       Вскинув бровь, Сугуру задумчиво потер подбородок. Некоторое время он молча смотрел на то, как Кёко растирала следы от веревок на своих запястьях, и пытался осмыслить услышанное.       — Может, лучше поможешь мне добраться до ванной? — игриво поинтересовалась она, вытаскивая Сугуру из размышлений. — Мне бы не помешала твоя помощь…       Он поднял на неё взгляд тёмных глаз и изогнул губы в улыбке. Конечно, он сделает всё, чтобы она почувствовала себя комфортно, особенно после всего того, что Кёко дозволила сделать с собой этой ночью.       Набрав в лёгкие побольше воздуха, Сугуру тяжело выдохнул:       — Для тебя — всё, что угодно, — с толикой сентиментальности выдал он.