Бесил. Сильно.
Почему же сейчас у Саймона внутри всё завязывается в тугой узел, стоит только противнику нацелиться на его уже капитана? Почему сердце сжимается так сильно, когда его Соуп оступается? Почему от улыбки его капитана так приятно покалывает кончики пальцев?И почему это "его капитан"?
Нежные чувства были совершенно чужды Гоусту. Он вряд-ли любил кого-то по-настоящему, ведь его жена - родная страна, любовница - винтовка, а верная спутница - смерть. Так откуда это странное ощущение волнения за чужую жизнь? И за чужую ли? Саймона впервые в жизни терзали сомнения. Поговорить с кем-то о чувствах? Сказать МакТавишу напрямую? От этих мыслей мужчина жмурился, недовольно фыркал и встряхивал головой, желая выбросить всю эту чепуху. Действительно, а что Гоуст может сказать? "Джонни, ты мне нравишься, уходи из армии, я за тебя боюсь"? Боже, ну и бред. Даже думать противно. Он прекрасно понимает, что Соуп далеко не ребёнок, с ним не нужно возиться как с маленьким. Джон МакТавиш - лучший напарник, какого можно только пожелать. К Джону не страшно повернуться спиной, ведь нож в неё не воткнётся. Надёжный как скала, умелый и безупречный. И даже когда Гоуст сидел на груди Джона, сдавливая его ногами так, что не пошевелиться, и вытаскивал пулю Грейвза из уже опухшего плеча мужчины, он знал, что тут нет вины капитана. Он безупречно делает то, что от него требуется.***
Не сказать, что Саймон превращался во влюблённую школьницу, как только видел Джона, вовсе нет. Но определённо что-то менялось: карие глаза переставали источать лютый мороз, плечи опускались, руки расслаблялись, и в целом мужчина переставал быть похож на сжатую пружину, из тела уходило напряжение. МакТавиш действовал как мощное успокоительное - ненавязчиво маячил где-то на краю зрения, даря ощущение безопасности и спокойствия.***
— Джонни, мать твою... Да что с тобой не так? Саймон хмурится, трёт глаза и вглядывается в напряжённое лицо спящего капитана. Соуп подёргивается во сне, мычит и ворочается. Мнёт забинтованное плечо, хмурится, и на некоторое время спокойно засыпает вновь. После того, как мужчины вырвались из лап "теней", безусловно, им обоим не помешал бы отдых. Желательно в тёплом и чистом месте. Увы, сейчас в их распоряжении был лишь небольшой заброшенный домик. Было достаточно безопасно, но расслабиться невозможно. У Гоуста вот сна ни в одном глазу. Все его мысли занял проклятый шотландец, его больное плечо и хмурое, тревожное лицо. Саймон глянул на него, подставил стул к дивану, сел рядом и взял мужчину за руку. — Тш-ш... — Саймон сжал тяжёлую ладонь, огладил выпуклые вены большим пальцем. На удивление, это сработало. Не совсем так, как ожидал этого британец, но сработало: Джонни сжал его руку в ответ, промычал что-то неразборчиво и, о чудо, перестал вертеться. Лишь в тревожные минуты сна сильнее сжимает руку Гоуста, будто удостоверяется, что он ещё рядом. В одной руке Гоуст сжимал руку сослуживца, во второй - G18. Не то что бы Саймон был параноиком, но так всё же спокойнее. От бедра, конечно, ещё и левой рукой стрелять совсем не сподручно, но быстро отстреляться в случае чего было можно. Успеет прикрыть спящего друга.