Имя

День 131. Час 20. Микаса внимательно наблюдает за действиями пожилой женщины. Именно она предложила солдатам остаться у нее, когда увидела их увечья. Сейчас старушка обрабатывает раны командира. Она отцепляет окровавленную ткань от его груди, затем протирает спиртом кожу, кладет мазь, а в конце повязывает новый бинт. Каждое ее действие сопровождается стонами и кряхтениями мужчины. -Ну, вот так. Теперь сама. — Старушка передает все указания девушке, затем шаркающими шагами идет к двери, спешно покидая комнату. Неизвестно по какой причине, но женщина сторонится их и даже не смотрит в глаза при разговоре. Но это даже к лучшему, ведь если бы старая донимала ее разговорами, то девушке пришлось бы отсюда сбежать. Микаса присаживается на край кровати, рассматривая тело мужчины. Запекшаяся кровь выглядит почти черной в тусклом свете догорающей свечи. Шея и лоб покрыты испариной. Температура так и не спала со вчерашней ночи. Она тянется рукой к его торсу, намереваясь снять бинт, но Жан перехватывает ее запястье. От неожиданности девушка вздрагивает. -В чем дело? — Ее голос тихий и уставший. Мужчина передвигает пальцы, и вот уже слегка сжимает ее ладонь. Нельзя было прочесть выражение его лица, но стало заметно, что командир находится как будто не здесь. Он словно спит и явно не осознает где находится. Его глаза были абсолютно стеклянными, будто он смотрит, но не видит. Переплетая их пальцы, он подносит ее ладонь к своему лицу. Микаса спокойно сдается его действиям, немного подается вперед, чтобы дотянуться до его лица. Мужчина закрывает глаза и прислоняется губами к сплетению их рук. Его губы сухие и теплые, не совсем мягкие, скорее слегка шершавые. Он не целует, просто его губы покоятся на ее костяшках. Дыхание мужчины немного согревает замерзшие пальцы, поэтому она не спешит отнимать руки. Микаса может подождать, поэтому сжимает его руку в ответ и наблюдает за уже посапывающим Жаном. День 132. Час 17. -Я отдаю отчет своим действиям. — Она не повышает голос, а произносит это твердо и решительно, обращаясь к недавно прибывшим солдатам. -Аккерман, сказано выполнять, значит выполняй! — Тучный бородатый мужик напирает на девушку, тыча ей в лицо приказом капитана Леви. -Я уеду со своим командиром. — Строго отвечает она, бросая очередной грозный взгляд в сторону троих солдат, что были присланы увезти ее. Около часа назад четверо мужчин прибыли в деревню, пока Микаса помогала старухе с починкой оконной рамы. Лекарь сразу же последовал к раненому, пока другие заставляли Аккерман поехать в Шиганшину, размахивая «особым распоряжением» перед ее носом. И девушка не стала бы спорить, если бы поехали все. Жан был не в том состоянии, чтобы провести несколько часов в дороге, а девушка не желала оставлять его. Когда-то именно он спас ее жизнь, поэтому нужно отплатить ему тем же. Так она считала. -Командир Кирштейн будет под надзором врача! Мы не можем его везти, пока он еле дышит! — Брызгая слюной во все стороны кричит на нее солдат. – Или ты хочешь чтоб он дух испустил в пути?! — Их получасовой разговор не привел совершенно ни к какому результату. Микаса неотрывно смотрит на красное лицо бородатого офицера, ожидая продолжения, но тот отворачивается от нее и бубнит пару ругательств себе под нос. На крыльцо к ним вышел лекарь, понуро оглядев девушку и остальных. По его лицу становилось понятно, что работа была довольно тяжелой и муторной. Его точно не стоит втягивать в их перепалку. День 132. Час 18. Душный воздух заполнил собой всю комнату, наполняя легкие тяжестью. Концентрированный запах мази и трав просто душил, отчего кружилась голова. Гнетущая атмосфера в помещении лишь усложняла беседу этих двоих. Она стояла, сжимая кулаки, а он неподвижно лежал на койке весь в бинтах и повязках. -Уезжай. -Нет. -Это приказ. -Нет. -Я все еще твой командир, Микаса. К их словесной перепалке присоединилась еще и битва взглядов. Жан смотрел на нее с раздражением, она же — с отчаянием и обидой. Его глаза были тусклыми и не такими ясными, как прежде. Мужчина осунулся, впалые щеки и темные круги совсем не шли ему. Речь была медленной и едва понятной. Одежда взмокла, видимо температура снова не отступала. Жан выглядел плохо, даже хуже, чем вчера. -Почему я не могу остаться еще на пару дней? — Девушка злилась, но ее гнев не был направлен на больного. Сама ситуация была просто отвратной. Два дня назад они потеряли половину отряда, и сейчас, когда ее командир едва живой, она должна оставить его здесь в одиночестве. Она вернется, ей скажут продолжать воевать, словно ничего и не произошло. Вызывают, чтобы вновь дать УПМ и отправить на очередную миссию. И не факт, что через неделю вместо Жана Микаса здесь не окажется. И она может лежать и умирать на одной из больничных коек. Это, конечно, если повезет, ведь все может закончиться на сырой земле в луже крови или грязи. Возможно, это их последний разговор. Всегда так. Она всегда теряет важных ей людей. Именно сейчас она чувствует, что это может быть концом. Это война. Ей нельзя забывать, что это война. Война разрушает жизни, забирая все самое ценное. Она грязная и жестокая. Но сейчас Микаса не позволит. Она не позволит ей забрать еще больше дорогих людей. Внутри чувство, что если сейчас она отступит и оставит его здесь, то это будет их последняя встреча. -Пришло распоряжение, ничего не поделаешь. Отправляйся с солдатами сегодня. — Жан говорит сухо, словно его это не касается, словно ему без разницы куда пошлют Аккерман, словно ему наплевать и на его собственную судьбу. Его лицо ничего не выражает, взгляд пустой, только все тело напряжено. Она подходит ближе и садится на его постель, отчего мужчина немного подпрыгивает на пружинах. В эту секунду маска хладнокровного командира спадает и Микаса видит его тревожный взор. Лишь секунда, но больше ей и не надо. Он боится. Боится, что создаст ей проблем, если разрешит остаться? Боится что не увидит ее еще хотя бы раз, если отпустит? А думает ли он об этом? Девушка не понимает. Она его не понимает, ведь никогда не пыталась понять. Человек — Жан Кирштейн всегда существовал только как товарищ по отряду. Лишь последние месяцы стали показывать ей, что он не просто кто-то, а личность. У нее было много времени с поры кадетского училища дабы узнать его, но ей было все равно. Тогда ей было это без надобности. А сейчас, когда она готова его понять, когда она хочет его узнать, хочет остаться рядом, то и времени не осталось совсем. -Почему ты так спокоен, Жан? -Почему ты так неспокойна, Микаса? Секунда, две. Слезы потекли по бледному лицу, капая с подбородка на простынь. Мужчина протянул к ней руку. Она поняла, что значит этот жест. Поняла его желание уже в ту секунду, как только он дернулся. Наконец, девушка начала немного понимать его. Микаса придвинулась ближе, позволив положить ладонь на свою щеку. Плачь девушки был тихим, практически беззвучным. Лишь редкие всхлипы раздавались, нарушая тишину комнаты. -Я не хочу, чтобы ты умер. — Произнесла она на выдохе. Ее рука легла на его руку, прижимая ладонь мужчины плотнее к своему лицу. Слезы скатывались по их пальцам, стекая вниз на запястья. — Я боюсь, Жан. — Слабая улыбка появилась на его лице. Она зажмурилась и тут же пожалела о последних словах. В этот вечер Микаса открыла свои чувства, но девушке не стало легче, а даже наоборот — она ощутила себя просто эгоисткой. Ведь не столько переживает за него, сколько боится вновь остаться в одиночестве. Мужчина потянул Микасу на себя и та ни секунды не сопротивлялась. Через мгновение его дыхание коснулось ее щеки, на которой он оставил невесомый поцелуй. Так целуют на прощание. И хоть она точно этого не знает, ведь ее никто никогда не целовал, но Микаса это почувствовала. Почувствовала, будто Жан ее отпустил. День 132. Час 19. Она уехала.