«Нам хочется понять: почему люди, с виду столь обычные, похожие на каждого из нас, обладают сердцем и разумом чудовища?»
Хэролд Шехтер и Дэвид Эверит
11/2007
В комнате не остаётся толком никого, если не считать заснувшего прямо в соседнем кресле Лайта. Вот так вот, посреди ночи, в приглушенном свете включенных мониторов и под мерный стук чайной ложки, которой он мешает кофе в своём сахаре, думается лучше всего. Он просматривает списки погибших в последний месяц преступников, одно за другим анализирует имена и места проживания этих людей, но не видит ничего подозрительного. Он не собирается отступать от своих изначальных догадок — он знает, буквально чувствует, что и Миса Амане, и Лайт Ягами виновны. Ему не хватает доказательств, сама суть этого дела ускользает прямо у него из-под носа — так, словно кто-то потусторонний выхватывает у него зацепки, едва он успевает их коснуться. «Шинигами любят яблоки», — фраза всплывает где-то на задворках сознания, заставляя тряхнуть головой. Он не верит ни в богов смерти, ни в каких-либо других богов. Он знает, что всему этому должно быть какое-то рациональное объяснение. И он его найдёт. Грохот по правую руку — это Лайт дёргается в полудреме и роняет блокнот со своих коленей. Он не обращает на него внимания. Что же он упускает? Он даёт больше семидесяти процентов догадке о том, что сейчас личину Киры примеряет на себя другой человек. Он даёт тридцать процентов догадке о том, что этот человек никак не связан ни с Мисой, ни с Лайтом. Как? Орудие убийства — нет, способ, он зовёт это силой, — переходит от одного к другому? Может ли носитель силы потерять память, отказавшись от неё? Вопросов больше, чем ответов. Он задумчиво покусывает большой палец правой руки. Среди предполагаемых жертв Киры нет никого, кроме преступников — его методы не меняются, а то и становятся обширнее. Он подмечает, что в последний месяц география убийств становится куда шире, а послужной список преступников — тяжелее. Кем бы Кира ни был сейчас, он уничтожает тех, кто виновен в особо тяжких преступлениях и почти не трогает мелких преступников. Женский почерк? Более взрослый? Он пьёт кофе. Возможно, но делу не поможет. Список тянется бесконечно долго, словно Кира трудится без выходных. Сколько времени он тратит на выбор жертвы? Какими критериями руководствуется? Кого отправляет на плаху первым? Ему хочется понять мотивы этого существа, угадать его мотивацию — он уверен, что психологический портрет составить будет проще, чем найти зацепку среди тысяч однотипных убийств. Он знает, что вторым Кирой является Миса и присматривается к её мотивации: у девушки явная зависимость от Киры настоящего — от Лайта. Он считает, что свои убийства она совершает лишь для того, чтобы добраться до него. Он считает, что первым — настоящим — Кирой является Лайт и не может сказать, чем мотивирован тот. Ставит на юношеский максимализм, на эгоизм и инфантильное желание добиться «идеального мира». Догадывается, что наверняка близок к истине. Новый Кира напоминает ему скорее Лайта, нежели Мису, даже если это и женщина. Среди бесконечной вереницы погибших от сердечного приступа он вдруг замечает умершего раньше остальных Ларри Роудса. Причина смерти: обширная кровопотеря. Склонившись поближе к монитору, он открывает его дело. Ларри Роудс про прозвищу «Художник» осужден двенадцать лет назад за зверское убийство тринадцати человек, а также нанесение тяжких телесных повреждений тринадцатилетней девочке. Его осуждают на двадцать пять лет. А погибает он... «Скончался в своей камере от потери крови после того, как отгрыз себе два пальца на правой руке», — дочитывает он. Ему кажется странным, что нечто подобное случается с Роудсом лишь спустя двенадцать лет заключения. В его личном деле нет ни слова о психологической нестабильности. Ему кажется странным, что тот умирает от потери крови, лишившись всего двух пальцев — остановить кровотечение в таком случае несложно, его должны спасти. Он чувствует, что эта загадка наконец-то начинает поддаваться. — Ага, — он говорит сам с собой, когда открывает профиль последней жертвы «Художника». Эвелин Гласк, тридцать пять лет. Найдена мертвой в одном из канализационных стоков Лос-Анджелеса вместе с выжившей дочерью. На теле множественные рваные и колотые раны, два пальца на правой руке отсутствуют. Найдена вместе с дочерью — единственной выжившей жертвой убийцы, тринадцатилетней Амандой Гласк. Он почти ликует. Громко щелкая клавишами, он и не вспоминает о Лайте, который бормочет что-то во сне, когда он то и дело дергает его за наручники. Аманда Гласк находится почти сразу, — всего полгода назад она занимает пост генерального директора международной корпорации «Гласк Фарма», головной офис которой находится в Японии, — но она совсем не совпадает с его ожиданиями. Живёт в Японии с шестнадцати лет, получает образование в департаменте права киотского университета, после чего проходит практику в родном Лос-Анджелесе в течение трёх лет. Он не видит ничего подозрительного. Ничего, кроме Ларри Роудса. — Ватари, — как и он сам, тот вовсе не спит. — Мне нужны Уэди и Айбер. У знаменитого детектива по имени Эл нет ни единого доказательства против Аманды Гласк, но он не собирается сидеть сложа руки. Он даёт всего три процента своей догадке о том, что эта женщина — новый Кира. Всего один процент — догадке о том, что Кира может убивать не только с помощью сердечного приступа. Но и этих скромных процентов достаточно, чтобы начать следить за ней.