«Я твоя кость, ухо и глаз Слёзы счастья, рычание злости, отчаяние, экстаз Эйфорический ад, голос небес Три секунды назад я проснулась в тебе»
10/2007
Пятница. В главном офисе корпорации «Гласк Фарма» сегодня многолюдно — в холле снуют туда-сюда посетители, работники и клиенты; то и дело шумит факс и доносятся щелчки прибывающих лифтов; слышатся обрывки чьих-то разговоров. Сотрудники стойки регистрации на первом этаже не задают вопросов — они пропускают практически всех, делая отметки в электронном журнале регистрации. На выданном пропуске нет ни имени, ни цели визита, лишь простое «гость». Именно так Теру Миками себя и чувствует, поднимаясь на двадцать седьмой этаж. Он — просто гость, не получивший даже должного приглашения. Догадываться о предполагаемом месте встречи приходится по туманным фразам, по тем обрывкам воспоминаний, что ещё сохраняются у него об этой корпорации. Впрочем, самой корпорацией он не интересуется и сейчас. — Простите, — заявляет ему девушка за стойкой на двадцать седьмом этаже, едва бросив на него беглый взгляд. — Мисс Гласк принимает только по записи. У неё очень плотное расписание. Его удивляет тот факт, что секретарь — явно японка — использует такое обращение. Не «госпожа», как негласно принято в обществе, а «мисс». Он знает, что Аманда живёт в Японии как минимум восемь лет, и тем смешнее думать о том, что она так и не может привыкнуть к нюансам языка. — У меня есть запись, — по его тону и не скажешь, что он с трудом сдерживает усмешку. Секретарь наконец-то отрывает взгляд от экрана монитора и присматривается к нему. Он видит как она вглядывается в черты его лица, как высматривает, нет ли каких-то подсказок на торчащем из нагрудного кармана пиджака пропуске. Судя по всему, она чем-то разочарована. — На какое время? — На любое. Девушка хмурится, а потом вдруг распахивает глаза то ли в удивлении, то ли в страхе. Теру чувствует себя так, словно не знает о чём-то важном. — Господин Миками? — к нему она обращается как положено. — Простите, меня предупреждали о том, что вы придёте. Она торопится, спешно что-то печатает и провожает его к двери. — Проходите. Отчего-то он чувствует себя так, словно идёт на эшафот. Отчего-то он уверен, что они — ни он сам, ни Аманда — не смогут просто побеседовать. Отступать уже некуда. В конце концов, у него тоже плотное расписание и ему дорогого стоит найти время для этого визита. Он ждёт, что её кабинет будет в чём-то особенным. Ему кажется, что он должен хоть как-то отражать сущность своей хозяйки. Но ему только кажется, потому что на деле помещение оказывается вполне обычным — оформленная в серых тонах комната, ничего лишнего. Единственное яркое пятно здесь — сама Аманда в тех же светлом брючном костюме и кричаще-розовой блузке, в каких он видит её на студии Сакура-ТВ. Она сидит в кресле за столом и сосредоточенно рассматривает какие-то бумаги. — Рада, что ты всё-таки пришёл, Теру, — она не церемонится и приветствует его раньше, чем он успевает заявить о своём появлении. — Проходи. Аманда не отрывает взгляда от документов и машет рукой в сторону стоящего напротив её рабочего места дивана. Здесь удивительно тихо — кажется, что в этот кабинет не проникает ни единого звука. Он слышит, как шуршит бумага, как стучат по дорогому паркету каблуки и как мнётся ткань, когда Аманда, отбросив в сторону бумажную волокиту, садится на диван рядом с ним. Её белый пиджак остаётся висеть на спинке кресла. — Почему именно здесь? — он забывает о своих манерах и начинает не с приветствия — точно так же, как каждый раз делает она. — Понятия не имею, когда у меня появится возможность вырваться, — она улыбается. Оказавшись так близко, он чувствует странный аромат её парфюма — точно такой же, как и раньше. Теру всегда казалось, что это — странная смесь кальмии и чего-то, смутно напоминающего чернила. — Как давно ты вернулась? — Полгода назад. Он просто кивает — вежливо, как и всегда. Он не представляет, что творится в голове у этой женщины и по какой причине она так спокойна. Его разрывает между двумя противоречивыми желаниями — взять и встряхнуть её за плечи, потребовав объяснений, и покрепче прижать её к этому дивану. Теру не делает ни того, ни другого. Он давно уже не ходит на поводу собственных желаний — он умеет держать себя в руках. Так он думает. — Ты могла позвонить, — он умышленно не уточняет, о каком именно моменте идёт речь. Он помнит свои смешанные чувства три года назад — тогда, когда Аманда просто уезжает из страны. Она не говорит ни слова, не удосуживается ни позвонить, ни даже написать — она позволяет ему самому решить, как трактовать её внезапное исчезновение из его жизни. Глядя в её льдисто-серые глаза он никак не может понять, о чём же она думает, что чувствует. Он не может угадать, чего она добивается от этой их встречи. — И я позвонила, — на этот раз она точно издевается. Её губы растягиваются в улыбке — той самой, от которой хочется удавиться — и она наконец-то смотрит на него в ответ. — Тебе стало легче, Теру? — Нет, — отвечает честно и хмурится. — Чего ты хочешь? — А ты? Эта её привычка отвечать вопросом на вопрос до сих пор раздражает его. Теру не понимает, что когда-то нашёл в этой женщине и что находит до сих пор — не понимает, по какой причине он до сих пор не выходит из кабинета и для чего приходит. Понимает — просто не хочет признавать. Она — такая же странная, как её парфюм. — Скажи мне, Теру, — она удобнее располагается на диване и поправляет прядь своих светлых волос. — Ты и правда считаешь, что все эти убийства — именно то, что нужно обществу? Вопрос выбивает его из колеи. Отправляясь сюда, Теру Миками готовится ко многому, — к бурным сценам выяснения отношений, к ссорам, к перемирию, к тому, что Аманда деловито ответит на пару его вопросов и выставит за дверь — только не к тому, что та решит поговорить с ним о Кире. — Да, — коротко отвечает он, не желая развивать эту тему. Не сейчас — сейчас ему хочется узнать совсем о другом. Он и так прекрасно знает, что они оба думают одинаково — ему становилось дурно от этой мысли несколько лет назад, становится и сейчас. В отличие от когда-то предавшей его идеи матери, Аманда до сих пор остаётся на его стороне. Теру не замечает как непроизвольно сводит брови. Аманда — замечает. — Мне было интересно, изменился ли ты, Теру, — она всегда зовёт его по имени и делает это так вкрадчиво, её голос звучит так густо и глубоко, что думать о чём-то ещё попросту не выходит. Он и не пытается. — А ты? — он адресует ей её же вопрос. Аманда не отвечает. Она смотрит на него — внимательно, словно хочет заглянуть куда-то внутрь. Они молчат, и в этой тишине есть часть ответов на вопросы обоих — они оба меняются. Теру не знает, хорошо это или плохо — он до сих пор видит в этой женщине ту же Аманду, что уезжает из страны три года назад. Она всего лишь становится старше, всего лишь обрастает ещё большим количеством шипов, какими всегда защищается от общества. — Да, — наконец произносит Аманда. — Но мы сработаемся, Теру. Снова. Она снова делает акцент на его имени и в одно мгновение придвигается ближе. Своими длинными пальцами — он может разглядеть своё отражение в её глянцевом лаке — она легко касается его галстука и тянет его на себя. Она ведёт себя как хозяйка положения и даже не спрашивает, меняется ли характер их отношений за эти три года. Теру уверен, что у него на лице написано — нет. Ей стоит один раз улыбнуться ему, один раз позвонить ему — и он оказывается рядом, словно послушный мальчишка. Ему — нужно. Он целует её первым. У него не хватает терпения, не хватает выдержки — неважно, насколько сдержанным, временами даже холодным считают его окружающие, иногда он не умеет держать себя в руках. А у неё — обжигающе горячие губы. Теру чувствует привкус ментола сквозь этот рваный, тяжелый поцелуй. Чувствует, как она сильнее стискивает пальцы на его галстуке — и уверен, что задушит, если ей того захочется. — Прости, Аманда, — в его голосе не слышно раскаяния, это — всего лишь дань вышколенным годами манерам. — Мне тоже понравилось, — а она всё так же издевается. Собственное отяжелевшее дыхание кажется излишне громким, сердцебиение — неуместным. Теру не понимает, чего добивается эта женщина. Он не понимает, какую роль она готовит для него в этом спектакле, но понимает, что с радостью побудет её актером. — Ты хочешь остаться, Теру? — она улыбается ему — по-человечески — и все его предположения рассыпаются в прах. — Да, — в отличие от неё, он отвечает прямо. Аманда улыбается вновь. Он чувствует себя идиотом. Ему всё равно.***
— Господин Миками, — обращается к нему девушка-секретарь, когда он выходит из кабинета её начальницы. — Да? — У вас помада на губах, — она протягивает ему салфетку и едва сдерживается, чтобы не прыснуть от смеха. Выражение его лица не меняется ни на мгновение, когда он стирает с лица красную помаду. Он умеет держать себя в руках. Не всегда.